раздел, в котором бы раскрывались все идеи и взаимосвязи между ними. Иногда,
хотя и не всегда, это можно сделать в начале книги, но при хорошо продуманной
структуре издания новые идеи обычно излагаются ближе к концу. И вы все время
должны по крайней мере стараться соотносить идеи с каждой темой. Эту
рекомендацию легче высказать, чем осуществить на практике. Это не
механическая операция, как может показаться на первый взгляд. Механический
подход в этом деле можно применить только в том случае, если идеи удается
четко выделить и сформулировать. То, о чем я рассказываю, в литературе
называется лейтмотивом, в науке — идеей.
Кстати, в иной научной книге невозможно обнаружить ни одной идеи. Такая
книга
представляет
собой
пучок
тем,
непременно
снаб
женных
методологическими и теоретическими введениями, которые абсолютно
необходимы тому, кто пишет работу безо всяких идей.
Иногда книги без идей говорят об отсутствии ясной мысли у автора.
5.
Уверен, многие согласятся с тем, что свою научную работу надо представлять
настолько ясно и понятно, насколько это позволяют сложность предмета и
четкость ваших мыслей. Но, как нетрудно заметить, сегодня в общественных
науках преобладает напыщенная и многословная проза. Могу предположить, что
практикующие этот стиль авторы думают, что подражают «физикам», не
подозревая о том, что основная масса такой прозы никому не нужна. Более того,
авторитеты заявляют о «серьезном кризисе грамотности», кризисе, который
затронул и обществоведов1.
1 Эдмунд Уилсон, по общему мнению, лучший критик во всем анг лоязычном
мире, пишет: «Ознакомившись со статьями специалистов по антропологии и
социологии, я пришел к выводу, что в идеальном, по моим представлениям,
университете требование об обязательном утверждении трудов всех факультетов
преподавателем английского языка могло бы революционизировать положение
дел в этих дисциплинах, если, конечно, вторая из них вообще не прекратила бы
свое существование». - Wilson E. A piece of my mind. New York: Farrar, Straus and
Cudahy, 1956. . 164.
Можно ли считать, что появление такой манеры изъясняться вызвано глубиной и
тонкостью обсуждаемых социально-политических проблем, понятий, методов?
Если нет, то какой смысл в том, что М. Коули удачно назвал «социоязом»1.
1Cowlcy M. Sociological habit patterns in linguistic transmogrification // The Reporter,
20 September 1956. . 41 ff.
Действительно ли «социояз» необходим для работы? Если да, то ничего не
поделаешь. Если нет, то как его избежать? Я убежден, что такой жаргон обычно
не связан со сложностью предмета и вовсе не имеет ничего общего с глубиной
мысли. Почти целиком он обусловлен неверным пониманием сочинителями
академических трудов своей роли.
В некоторых научных кругах любого, кто старается писать доступно широкой
аудитории, зачастую клеймят «просто литератором» или «журналистом».
Наверно, вы уже поняли, что, как правило, за этими фразами стоит ложный
постулат: понятный значит поверхностный. Представителям академической науки
в Америке всегда была свойственна активная интеллектуальная жизнь, они не
отрывались от социальной среды, часто довольно неблагоприятной для них.
Высокий престиж должен компенсировать все те доминирующие ценности,
которыми жертвует тот, кто выбрал академическую карьеру. Его претензии на
престиж очень быстро нашли опору в представлении о себе как об «ученом».
Называться «простым журналистом» для него недостойно и мелко. Именно в
этом, я думаю, заключается причина разработки специального языка и
манерности устной и письменной речи, овладение которой не требует большого
труда. Сложился своего рода негласный договор: тот, кто не манерничает,
становится объектом морального неодобрения. Эту ситуацию можно объяснить
заполнением академических рядов посредственностью, которая по вполне
понятным причинам желает исключить тех, кто способен привлечь внимание
образованных людей как внутри академической среды, так и вне ее.
Писать книги — значит стремиться привлечь внимание читателей.
Это свойственно любому ученому. Быть автором— значит, как минимум,
претендовать на определенный статус и рассчитывать, что твои работы
прочитают. Молодому представителю академического мира свойственны обе эти
претензии, и, поскольку он понимает, что его общественное положение невысоко,
то часто начинает претендовать на статус до того, как успеет привлечь внимание
читателей. Фактически в Америке даже самые выдающиеся ученые мужи не
имеют значительного статуса в глазах широкой публики. В этом отношении
социология находится на низшей ступени, так как многие особенности
социологического стиля восходят к тем временам, когда у социологов был
невысокий даже по сравнению с другими учеными статус. Жажда статуса — вот
причина, по которой ученые столь легко сбиваются на невразумительность. И это,
в свою очередь, может быть причиной того, что у них нет статуса, которого они
желают. Поистине порочный круг. Но из него любой ученый может легко выйти.
Чтобы отказаться от академической прозы, надо отказаться от академической
позы. Легче выучить грамматику и англосаксонские корни, чем ответить на
следующие три вопроса: 1) Насколько труден и сложен для изучения предмет
вашего исследования? 2) На какой статус вы претендуете, когда пишете? 3) Зачем
вы публикуетесь?
1) На первый вопрос обычно дается такой ответ: предмет ис следования не столь
сложен, сколь манера изложения. Доказа тельств тому сколько угодно:
нетрудно обнаружить, что 95% книг по общественным наукам прекрасно
переводятся на нормальный, понятный язык1.
Но вы вправе спросить: неужели нам совсем не нужны специальные термины?2
1 Несколько примеров подобного рода переводов вы найдете во вто рой главе
настоящей книги. Кстати, если речь идет о том, как писать, я не знаю работы
лучше, чем книга: Graves R., Hodge A.
The reader over your shoulder. NewYork.: Macmillan, 1944. См.
Также прекрасное обсуждение этой проблемы в книгах: Barzun J.
Graff H. The modern researcher; Montague С. Е. A writer’s notes on his trade. London:
Pelican Books, 1930 – 1949; Dobrue B.
Modern prose style. Oxford: The Clarendon Press, 1934 – 1950.
2 Те, кто разбирается в математическом языке лучше, чем я, ска жут, что он точен,
краток и ясен. Именно поэтому я с большим ondngpemhel отношусь к тем
обществоведам, которые центральное место, на словах, отводят математике и при
этом пишут неточной, растянутой и неясной прозой. Им следует взять урок у П.
Лазарсфельда, который по-настоящему верит в математику и чья проза, даже
черновые наброски, всегда обнаруживают лучшие качества математического
языка. Когда я не понимаю его математику, я знаю, что это происходит из-за
моего невежества.
Когда я не соглашаюсь с тем, что он пишет нематематическим языком, я знаю,
что это потому, что он ошибается, ибо всегда можно понять, что он говорит, а,
следовательно, понять, в чем он неправ.
Конечно, нужны, но «специальные» — не значит «трудные для восприятия», и
здесь вовсе не требуется жаргон. Если необходимые специальные термины ясны и
точны, нетрудно употреблять их в контексте общедоступного языка так, чтобы
для читателя был понятен их смысл.
Можно, конечно, возразить, что общеупотребительные слова часто несут
оценочную, эмоциональную «нагрузку» и что их лучше избегать, вводя в сугубо
научных текстах новые слова или техниче ские термины. Отвечаю на это. Верно,
что общеупотребительные слова часто имеют коннотации. Но многие
общеупотребительные в общественных науках термины также «нагружены».
Писать ясно зна чит контролировать эту нагрузку, точно выражать свою мысль,
что бы другие могли ее понять без искажений. Представьте, что подра
зумеваемые вами значения слов опоясываются двухметровым кругом, в центре
которого стоите вы, а значения, которые воспринимаются читателем,
опоясываются другим кругом, в центре которого стоит он. Будем надеяться, что
эти круги пересекаются. Площадь пересечения и является «площадью»
коммуникации. Та часть круга читателя, которая не пересекается с вашим кругом,
составляет об ласть неконтролируемых значений: он их устранил из текста. Не
пересекающаяся часть вашего круга—другое слагаемое вашего пора жения: вам
не удалось донести свою мысль до читателя. Умение писать заключается в том,
чтобы совместить область значений чита тельского и вашего языка, написать так,
чтобы вы оба находились в одном круге контролируемых значений.
Таким образом, я утверждаю, что, во-первых, большая часть «социояза» не
связана со сложностью предмета или мысли. Повод для его употребления, как я
полагаю, почти полностью сводится к тому, чтобы заявить о своих собственных
претензиях: писать так значит говорить читателю (может быть, не подозревая об
этом): «Я знаю нечто такое, что тебе очень трудно будет понять, если только ты
не овладеешь моим трудным языком. Ведь ты просто журналист или юрист, — в
общем, непосвященный.
2) Отвечая на второй вопрос, мы должны разграничить два способа
представления работ, принятых в общественных науках в зависимости от
мнения пишущего о самом себе и о том, чьи соображения он излагает. В
одном случае предполагается, что пишущий — это конкретный человек,
который может кричать, говорить, шептать или фыркать, но он постоянно
присутствует.
Кроме того, всегда можно судить о том, что это за человек: самоуверенный или
невротичный, прямой или путаник. Независимо от этого он является центром
пересечения опыта и рассуждения.
Допустим, он только что обнаружил что-то и сообщает нам, как это ему удалось,
и за великолепным изложением слышится голос конкретного человека.
В другом случае работа пишется так, что в ней не слышно ни голоса, ни мнения.
Такая манера письма вообще лишена «голоса», и в результате получается
механически изготовленная проза. Дело не b том, что она пестрит жаргоном, а в
том, что она им нафарши рована. Такая статья или книга не просто безлична, она
нарочито безлична. В таком стиле пишутся правительственные бюллетени и
деловые письма, а также большая часть текстов по общественным наукам. Если
написанный текст — здесь мы не касаемся творений поистине великих стилистов
— невозможно воспроизвести в устной форме, это плохой текст.
3) И, наконец, вопрос о тех, кому адресуется голос автора, тоже влияет на
особенности стиля. Очень важно, чтобы пишущий представлял, для кого он
пишет и что о них думает. Это непростые вопросы. Чтобы на них ответить,
нужно сначала принять решение о своей собственной роли и представить,
какими знаниями распо лагает читающая публика. Писать — значит
претендовать на то, что тебя будут читать. Но кто эти люди? Ответ на этот
вопрос дал мой коллега, Лайонел Триллинг. Он разрешил изложить свою
позицию. Представьте себе, что вас по просили прочитать лекцию на хорошо
знакомую вам тему для собранных со всех факультетов преподавателей и
студентов одного из ведущих университетов, а также для интересующейся
публики, проживающей в его окрестностях. Представьте, что они сидят перед
вами и имеют полное право знать то, что знаете вы. Представьте, что вы
хотите поделиться своим знанием. Представили? Теперь пишите.
Из обществоведов могут получаться авторы четырех типов. Если пишущий
считает, что ему есть что сказать, и хорошо знает свою аудиторию, он будет
стараться писать понятно. Если ученому есть что сказать, но он не вполне
представляет своих читателей, он может сбиться на полную ахинею. Такому
лучше быть осторожным.
Если он вообразит, что ему не просто есть что сказать, а возомнит себя
выразителем некой безличной воли, то, найдя себе публику, он положит начало
новому культу. Если у ученого нет ни определенного мнения, ни аудитории, он
будет просто писать в полном одиночестве ни для кого конкретно, ни от чьего
имени, и я подозреваю, что нам придется признать в нем настоящего произ
водителя стандартизированной прозы: источника некоего звука в огромном
пустом зале. Все это производит жутковатое впечатление, напоминающее романы
Кафки; и не зря, поскольку мы обсуждаем границы разума.
Грань между изложением глубокого содержания и многословием часто провести
очень трудно. Никто не станет отрицать странное очарование тех, кто,
принимаясь за исследование, испытывает столь сильное удовлетворение и
благоговейный страх после первого же шага, что им не хочется идти дальше. Сам
по себе язык создает прекрасный мир, но запертые в этом мире, мы не должны
принимать путаницу начинающих за глубину итоговых результатов работы
мастера. Члену академического сообщества следует видеть себя носителем
поистине великого языка и требовать от себя, чтобы устная и письменная речь
были хотя бы похожи на речь цивилизованных людей.
Осталось осветить последний пункт, касающийся взаимодействия письма и
мышления. Если вы будете писать, соотносясь только, как сказал Ханс Рейхенбах,
с «контекстом открытия», вас поймут единицы. Кроме того, ваши утверждения
будут весьма субъективны.
Более объективное мышление требует работы в контексте «презентации».
Сначала вы «презентируете» мысли самому себе, то есть проясняете их, затем,
почувствовав, что достаточно разобрались в них, «презентируете» их другим.
Таким образом вы находитесь в «контексте презентации». Иногда вы будете
замечать, как в процессе формулирования определенных положений ваши мысли
трансформируются, и не только по форме, но и по содержанию, так j`j в контексте
презентации к вам приходят новые идеи. Так возникает новый контекст открытия,
отличный от исходного и, по большому счету, как я думаю, более объективный.
Здесь опять-таки нельзя отделить то, как вы мыслите, оттого, как вы пишете. Вам
приходится постоянно совершать рейды между контекстами, и, перемещаясь от
одного контекста к другому, полезно знать, к какому из них вы двигаетесь в
данный момент.
6.
Из сказанного выше, наверно, ясно, что на практике вы никогда не «начинаете
работать над проектом»; вы уже работаете, делая записи просто так, или
собираете их в файлы, после их бесцельного перелистывания или направленного
поиска материала.
Следуя образу жизни и работы ученого, у вас всегда будет много тем, которые вы
хотели бы изучить более глубоко. Решившись на публикацию, вы будете
стараться максимально использовать свои записи, конспекты прочитанных в
библиотеке книг и статей, личные беседы — все, что относится к теме
исследования или к важной для вас идее. Вы пытаетесь построить маленький
мирок, содержащий все ключевые элементы, вошедшие в вашу работу,
систематически расставить их по своим местам, постоянно переделывать
конструкцию в ходе проработки каждой из ее частей. Чтобы жить в этом
сконструированном мире, надо знать, что нужно для его построения: идеи, факты,
снова идеи, цифры и опять идеи.
Так вы будете узнавать, описывать и строить типологии для упорядочения того
материала, который стал вам доступен, тща тельно анализировать и
организовывать свой опыт, давая название каждому отдельному явлению.
Стремление к упорядоченности за ставит вас искать повторяющиеся образцы и
тенденции, отыскивать среди отношений те, которые могут быть причиняющими
и типическими. Иными словами, вы будете искать смысл того, что обнаружили,
того, что можно интерпретировать как видимую сторону чего-то, что еще
невидимо. Вы сделаете инвентарную опись всего, что, как кажется, имеет
отношение к тому, что вы пытаетесь понять, будете вникать в отдельные
проблемы, а затем тщательно, систематически соотносить их друг с другом,
чтобы сформировать рабочую модель, и станете применять ее ко всему, что вы
постараетесь объяснить. Иногда это получается сразу, иногда так ничего и не
выходит.
Постоянно, среди всевозможных деталей, вы будете искать те индикаторы,
которые могут указать на основное направление изменений, на идеальные формы
всего спектра общественных явлений XX века и тенденции их развития. Ибо, в
конечном счете, вы пишете о многообразии человечества.
Процессе мышления — это борьба за упорядоченность и одновременно за
всесторонность взгляда на мир. Вы не должны прекращать свои размышления
слишком быстро, в противном случае вам не удастся узнать то, что вы могли бы
узнать. Но нельзя затягивать слишком долго формирование текста, поскольку это
может длиться до бесконечности. В этом, я полагаю, и состоит дилемма.
Размышления, особенно в тех редких случаях, когда они увенчиваются большим
или меньшим успехом, являются самым увлекательным занятием, на которое
только способен человек.
Пожалуй, можно подытожить то, что я пытался выразить в форме рекомендаций и
предостережений.
1) Будьте мастером своего дела. Избегайте установления жестких процедур.
Прежде всего, старайтесь развивать и применять социологическое
воображение. Избегайте фетишизации метода и методики. Способствуйте
реабилитации непретенциозного интеллектуального мастерства и старайтесь
сами стать таким мастером.
Пусть каждый будет сам себе методолог и сам себе теоретик. От стаивайте
приоритет индивидуального исследователя, противодействуйте укреплению
влияния исследовательских команд, состоящих из технических исполнителей.
Старайтесь со своей личной позиции рассматривать проблемы человека и
общества.
2) Избегайте витиеватой игры с понятиями и манерности в изложении. Требуйте
от себя и других простых и ясных определе ний. Вводите узкоспециальные
термины только тогда, когда вы твердо убеждены в том, что они расширяют
границы познания, точнее отражают предметную реальность и более
адекватно передают ваши рассуждения. Не прибегайте к невразумительному
изложению как к средству уклониться от определенности суждений об
обществе и избежать оценки вашей работы читателями.
3) Применяйте в своей работе любые трансисторические конструкции, которые
вы считаете необходимыми, но не пренебрегайте конкретно-историческими
деталями. Стройте любые формальные теории и модели. Подробно изучайте
не только статистические факты и взаимосвязи между ними, но и уникальные
исторические события. Избегайте догматизма и не отрывайтесь в своих
исследованиях от исторической реальности. Не думайте, что кто-то другой
сделает это за вас. Поставьте себе задачу: определить ис торическую
реальность, соотнесите с ней проблемы своих ис следований, попытайтесь
прояснить эти проблемы и, тем самым, разрешить актуальные социальные
противоречия и порождаемые ими личностные трудности. И не пишите более
трех страниц подряд, если не имеете четкого представления о том, что
излагаете.
4) Не исследуйте отдельно различные формы повседневной жизнедеятельности,
изучайте социальные структуры, в которые эти формы встроены. Исследуя
более широкие структуры, выбирайте для детального анализа и конкретные
виды деятельности, чтобы понять взаимовлияние структуры и повседневной
жизни друг на друга.
Охватите в исследовании всю историческую эпоху: не будьте лишь журналистом,
пусть даже дотошным. Знайте, что журналистика в лучших своих образцах —
высокое призвание, но ваше призвание еще выше! Поэтому не надо торопиться
публиковать отчеты о моментальных срезах или об очень коротких промежутках
времени. В качестве временных рамок выберите себе ход человеческой истории и
разместите внутри него те недели, годы, эпохи, которые вы исследуете.
5) Помните, что ваша цель заключается в наиболее полном сравнительном
изучении социальных структур как существовавших в мировой истории, так и
имеющих место ныне. Помните, что для выполнения этой задачи нужно
преодолеть любые междисциплинарные перегородки. Специализация должна
осуществляться в зависимости от темы и, прежде всего, от значения
поставленной проблемы.
Формулируя и решая эти проблемы, старайтесь творчески использовать
концепции и другие материалы, идеи и методы всякого исследования о человеке и
обществе. Все ваши персональные исследования принадлежат вам. Они относятся
к общественным наукам, представителем которых являетесь вы сами. Давайте
отпор всякому, кто пытается подменить дело напыщенными фразами и
претенциозностью всезнающего эксперта.
6) Всегда обращайте внимание на то, какой образ человека, какое понимание
человеческой природы явно или неявно следует из вашей работы, а также на
трактовку вами истории и на понимание того, как она делается. Одним
словом, нужно постоянно пересматривать свои взгляды на проблемы истории,
биографии и социальной структуры, в которой биографии и история
взаимодействуют друг с другом.
Не упускайте из виду все многообразие людей и характерные для исторической
эпохи механизмы ее изменения. Все, что вы видите и творчески осмысливаете,
используйте в качестве ключа к изучению человеческого многообразия.
7) Помните, что вы являетесь наследниками классической традиции в
социологии. Поэтому старайтесь понять человека не как изолированный
фрагмент, не как отдельный объект или систему.
Старайтесь понять мужчин и женщин в их социально-исторической конкретности,
объяснить наличие определенных людских типов и механизмы их формирования
в различных человеческих обществах.
Завершая какую-либо часть работы, оцените хотя бы приблизительно ее
результаты с точки зрения основной своей задачи: понять структуру и ее
изменения, формирование и смыслы современной вам эпохи, жуткий и
волшебный мир человеческого общества второй половины двадцатого века.
8) Не принимайте официально сформулированные социально- политические
проблемы и обывательские ощущения личностных трудностей в качестве
проблематики ваших исследований. Прежде всего, не отказывайтесь от своей
моральной и политической независимости и не перенимайте ни
антилиберальную практику бюрократического этоса, ни либеральную
практику моральной бесхребетности. Помните, что многие проблемы, с
которыми сталкивается отдельный человек, нельзя решать в индивидуальном
порядке; их надо рассматривать в социально-политическом кон тексте и с
точки зрения исторического развития. Помните, что значение социальных
проблем определяется только их соотношением с заботами конкретных людей
в их частной жизни.
Адекватно сформулированные задачи общественных наук должны включать
исследования общества, личности, биографий, исторического процесса и
всевозможные взаимоотношения между ними.
Внутри этих взаимоотношений оказываются индивид и общество.
Именно социологическое воображение имеет шанс разобраться в качестве
человеческой жизни, присущем нашему времени.
Достарыңызбен бөлісу: |