Много языков – один мир

Тилегениң берет дейт го кудайым.

Жакшы үмүт жакшынакай ойлорду,

Тилеп жүргүн үйбүлөңө ардайым.

Мен тилеймин жашыңа да карыга,

Мен тилеймин узун өмүр баарына.

Көкөлөгүн асмандагы булуттай,

Тилегенди бере көргүн оо кудай!

Жакшынакай маанайы.

Төрт мезгилдин сулуусу,

Жаркыраган жаз айы.

Майрамдарга бай өзү.

Дайым күтөм май айын,

Келсе экен деп күн сайын.

Взрослые мужчины и женщины продают наркотики неопытным подросткам. Но они же знают, что у наркоманов нет будущего, в своей беде наркоманы одиноки. Человек, ставший на путь наркомании, постепенно уничтожает свои лучшие нравственные качества. Он приносит множество несчастий себе и окружающим людям. Наркоторговцы, вы же калечите судьбы молодёжи! Как вы можете так поступать? Мы же все люди, мы все одной крови!

Каждый день мы включаем телевизор. Что мы видим? Насилие, убийства, предательство – беспредел. Матери бросают своих детей, меняя их жизнь на вино и наркотики. Родители зверски избивают своих детей, продают их на органы… Как такое возможно?! Кто же вы, которые так бездушно лишают будущего своих родных детей?! Неужели вы люди? Я не хочу быть с вами одной крови!

В погоне за богатством и властью люди торгуют оружием, наркотиками, людьми и их органами, своей совестью… Они живут по «закону зверей» - выживает только сильнейший! Но даже среди зверей это правило не работает. Маленький слонёнок упал в глубокую яму. Все слоны стаи своими хоботами пытаются достать его и помочь матери – слонихе спасти малыша. Они будут пытаться снова и снова, они не оставят их в беде, потому что они одной крови!

Нищие и бездомные дети стоят и попрошайничают на улице. Они голодные, грязные и оборванные. Мы равнодушно проходим мимо или останавливаемся на секунду, чтобы бросить монетку. Это всё, что мы можем. А.П. Чехов писал: «Равнодушие – это паралич души, преждевременная смерть». Я желаю, чтобы среди нас, среди людей не было равнодушных ни по отношению к себе, ни по отношению к окружающим. Мы же все одной крови!
«У врат обители святой

Стоял просящий подаянье

Бедняк, иссохший, чуть живой

От глада, жажды и страданья.

Когда лишь хлеба он просил,

А взор являл живую муку,

Но кто-то камень положил

В его протянутую руку!»

М.Ю. Лермонтов «Нищий»
Очень часто мы жалуемся на трудное время, что нас не понимают, не хотят с нами считаться. А может быть, причина кроится в том, что мы часто не замечаем того, кто рядом с нами, не видим, что ему бывает плохо и его боль «больнее» наших переживаний? Но мы торопимся, у нас свои дела и заботы? Мы черствеем душой. Мы забываем о том, что человек, делающий другим добро, умеющий сопереживать, чувствует себя счастливым.

Дымят трубы заводов, сливаются отходы в реки и озёра, над городами образуется фотохимический смог, идут кислотные дожди. Повышается частота раковых заболеваний, рождаются больные дети. Образумьтесь люди! Будущее Земли в опасности! На этой планет жить ещё другим. Они с нами одной крови! Каждый из нас в ответе перед настоящим и будущим.

Толпа подростков жестоко избивает своего сверстника, с языков у них срываются ругательства. Они не хотят прощать чужих промахов, забывать обиды, они не умеют быть милосердными. Что такое милосердие? Это добро, жалость, сопереживание, терпимость, сочувствие, человечность, уважение… Где все эти качества, так необходимые всем нам? Мы же все люди, мы все одной крови, независимо от пола, возраста, нации и цвета кожи!

Яркое солнце, чистый и прозрачный воздух, смех счастливых детей, добрые и радостные лица взрослых. Каждый готов помочь другому, потому что он с ним одной крови…

Интеллигенциянын маанилүү катмары катары мугалимдер толерантуулук жана чыдамкайлык темасындагы семинарларды, аңгемелешүүлөрдү, ата-энелердин чогулуштарын, класстан тышкары иш чараларды өткөрүү вазийпасын биринчилерден болуп өздөрүнө алышса болот эле. Көп кырдуу маданиятка тарбиялоо боюнча семинарлар ушул учурда абдан актуалдуу, анткени чыр чатактуу кырдаалдар болбогон жерден эле чыга калышы мүмкүн. Мындай чатактар өзүнө пайдалуу болгон адамдар мындай учурда улутчулдук жөнүндө айта башташат. Педагогдордун милдети, жок дегенде өзүнүн класстарында жана мектептеринде ошондой көп кырдуу маданият боюнча кабарсыз, тарбиясыз адамдарга жол бербей коюу болуп эсептелет. Ошону менен бирге бир проблема азаят, жаман улут да, жаман адамдар да болбой калат.

Мен класс жетекчи катары “Менин үй-бүлөм”аттуу ата-энелердин чогулушун өткөрдүм. Максатым үй-бүлөлөрдүн бардык мүчөлөрүнүн кызыкчылыктарын жана жөндомдөрүн, алардын үйүндөгү милдеттерин, аларды кандай аткара тургандыктарын билип алуу болгон. Мен күн мурунтан даярдалып коюлган “Менин үй – бүлөм” аттуу балдарга арналган эсселерди ата-энелерге таратып бердим. Алар өздорүнүн балдары үй-бүлөсүн салт-саналарын урматтай тургандыктарын, ата-энелердин балдары жөнүндө кам көрүүсүн биле тургандыктарын, алар үчүн үй-бүлө эң кымбаттуу экендигин, аларга эне менен ата бирдей керектигин, өздөрү ата-энелерине окшош болууну каалаганын, ата-энелери менен сыймыктана тургандыктарын билишкенден кийин күтүлбөгөн бул кубанычка жетине албай жатканын жашырышкан жок. Айрым энелердин коздөрүнө жаш келе түштү. Чын эле ага олуттуу себеп бар эле...

Эми мен дагы эмнени кошуп айтмак элем? Бир гана мектеп да жалпыбыздын үй-бүлөбүз болуп, бардык адамдар бир тууган экенин кошумчалай алдым. Ата-энелер талаш-тартышка катуу киришип кетишип, балдарды тарбиялоо жөнүндөгү суроолорго жооп берип жатышты. Мен болсо айрым жерлерин тактап, планета да чоң, көп улуттуу үй-бүлө экендигин, анын үстүндө сен жана мен сыяктуу эле адамдар жаткандыгын эске салып гана койдум.

Мына ошентип таңууланбаган аңгемелешүү түрүндө ар бир катышуучуга мен көп кырдуу маданиятка тарбиялоо идеясын жеткирүүгө аракеттендим. Мен толук ишенем: эгерде ар бир адам ушул чоң ишке өзүнүн кичинекей болсо да салымын кошсо, адамдар ааламында бир топ жагымдуу жана адамгерчиликтүү болмок.


Венская-Мартынченко Александрия
Мы с Тобой

Разной крови

Группы

Этнической

Под напряжением

Разделены…

Ты поцелуями

Лечишь

Мне Ненависть

С молоком матери

И до седины…

Мы горячий

Свинец

Оставляли

И вшивали

Веками

Слово «Вендетта»…

Столетья

Внутри

Иные

Ты бинтуешь

Глубокие

Раны мои

Твой

Народ…

Сложно двоим

Всему

Вопреки

Меж рёбрами

Запретный плод…

Я устала

Бессрочной войны

Мне так тяжко

Наследие

Нести…

Не выдавить

Словно

Из тюбика

Это тёрпкое

Слово: «Прости»…

Мне так странно

Что с разных

Сторон

Мы взываем Все

К Одному Богу…

И не можем

Простить

То, что Он

Уж забыл

И пожертвовать

Левую

Щёку….

Слишком ярко солнце светит,

Облака, они всё выше,

В небесах картины пишут…

Как красиво, как прекрасно,

И пускай немного красок …

Слишком просто ль?.. Необычно?..

Ах, до чего же симпатично.

Стоит только взгляд направить,

Да чуть фантазии добавить,

И увидеть сможешь ты

В небесах свои мечты,

Все картинки, как живые.

Вот! Смотри! Они поплыли,

Как корабли куда-то вдаль,

Уносит ветер их - мне жаль…

Но нарисует снова небо

Свои шедевры дымкой белой,

И будем мы тогда опять

Свои мечты средь них искать.

Ҳиндустон мамлакатест зебо, бо мақбара, биноҳои азимҷусса, ёдгориҳои таърихиаш боиси ҳавас ва ҳайрати мардуми дунё гардидааст. Дар ин мамлакат ҳама чиз дар ду шакли амиқ ба чашм мехурад. Масалан, сарватманду қашшоқ, зебою зишт, баду хубӣ ва ғайра. Сарватманди қудратманд метавонад ҳар чие, ки дилаш хоҳад барои рифоҳ ва фароғати худ муҳайё созад. Аммо мардуми зиёде, ки теъдоди қашшоққони кишвари Ҳиндустонро ташкил медиҳанд, аз оддитарин неъматҳои зиндагӣ маҳруманд. Онҳо дар хиёбон ба дунё меоянд ва дар он ҷо аз олам чашм мепӯшанд.

Барои ман дидани бачагони гурусна, лоғаре, ки ба як бурда нон зор буданд ва аз субҳ то шом дар кӯчаву хиёбонҳо гадоӣ мекарданд, боиси даҳшат буд. Ман бо назари бачагонаам намефаҳмидам, ки чаро ин қадар одамони бечора, гурусна, ташна, маҳрум аз ҳама чиз. Қисми ками мардум соҳиби ҳама чӣ, рохату фароғат ва идораи кишвар ҳам дар дасти онҳо. Пайваста аз падару модарам савол мекардам, ки чаро ин қадар бачаҳои даҳ- дувоздаҳсола дар назди истгоҳҳои автобус ва роҳравҳои бо ҳар ду дастони ё ду пои бурида нишаста гадоӣ мекунанд. Кӣ дасту пои онҳоро буридааст? Модар бо чашмони пур аз ғам мегуфт, ки гоҳо онҳо дучори фалокат мешаванд, гоҳо мегӯянд, ки худи падару модарон онҳоро ба ин ҳол гирифтор мекунанд. Аз ин хабар вуҷуди ман ба дард омада буд. Чаро! Барои чӣ! Бо исрор аз модар ва падар пурсидам. Волидайн китфонашонро бо тааҷҷуб ҷунбонида гуфтанд, ки шояд ба хотири он, ки раҳму шафқатро дар дили одамон бедор намоянд ва ноне ба назди онҳо гузоранд.

Ман се соле, ки дар шаҳри Деҳлӣ зиндагӣ кардем ба мактаби миёна ба дарс мерафтам. Бо бачагони мактаб зуд унс гирифтам. Зуд забони англисӣ ва ҳиндиро омӯхтам. Лекин тамоми фикру андеша ва вуҷуди маро бачагони гурусна, побараҳна, ки аз субҳ то шом дар хиёбон гурӯҳ-гурӯҳ мегаштанд ва сӯи меҳмонони шаҳр метохтанд, ба худ мекашид. Чаро онҳо ба мактаб намераванд. Бисёр орзу мекардам, ки ҳамаи онҳоро ба мактаб даъват намоям ва бо кҳмаки ман ҳамаи онҳо мисли ман дарс хонанд, либосҳои тамиз пӯшанд.

Баъди чанде бо духтаре бо исми Гито ошно шудам. Ӯ дар ҳамсоягии мо зиндагӣ мекард. Мо зуд-зуд дар аснои бозӣ дар кӯча ба сӯи ҳамдигар наздик мешудем ва каме пас аз бозӣ сайругашт мекардем. Барои ман бо ӯ сайругашт кардан хеле гуворо буд. Чун ӯ духтари хеле ботамкин, ором ва хушгап буд. Чашмонаш чунон нарм ва ситорааш гарм буд, ки аз дидани чеҳраи дилкашаш сер намешудам. Ман мехостам бигӯям, ки ӯ хеле-хеле зебо аст. Аммо, ҳис мекардам, ки ҳоло фурсати муносиб фаро нарасидааст. Бинобар ин мехостам, ки дӯстии мо ҳар чӣ зудтар қавӣ гардад ва ман бо роҳат битавонам ба ӯ изҳори дустӣ намоям.

Дар яке аз рӯзҳо ӯ ба ман гуфт, ки забони тоҷикӣ ба ӯ хело маъқул аст Ман ба ӯ гуфтам:

- Мехоҳи омӯзӣ?

Ӯ бо ҳаяҷону шарм гуфт:

- Бале, хело дилам мехоҳад.

Ман аз ин ҳозирҷавобии Гито хело хушҳол гардидам ва аз падар хоҳиш кардам, ки луғати тоҷикӣ ва англисӣ барои мо таҳия намояд. Падар пас аз ду рӯз ин китобро пайдо карда дасти мо дод. Акнун ҳар рӯз мо як- ду соат бо ҳам забономузӣ мекардем. Пас аз се моҳ Гито равону зебо ба забони тоҷикӣ сӯҳбат мекард. Навиштан ва хонданро ҳам пайваста машқ мекард. Барои зуд ёд гирифтани забони тоҷикӣ оилаи мо ҳама ба ӯ кӯмак мерасониданд. Барои он ки оилаи мо: падару модарам низ бо падару модари Гито ба туфайли мо ошно шуданд. Падар ва модари ӯ ҳам устодони донишгоҳ буданд ва салиқа ва бинишашон бо падару модари ман хеле наздик буд. Волидайни Гито низ инсонҳои хеле муаддаб, орому ботамкин буданд. Нигоҳашон хеле ҳалиму мушфиқ буд. Боре аз падарам пурсидам, ки чаро нигоҳи онҳо ин қадар мушфиқу меҳрубон аст. Падар ҷавоб дод, ки ин аз пешрафти олами маънавии онҳост.

Баъдҳо фаҳмидам, ки аз рӯзи аввали ба дунё омадани тифл дар оилаи хиндустонихо онхоро дарсхои ахлоқу маънавӣ медиҳанд. Онҳоро хеле бо имон ва муаддаб тарбия мекунанд. Бачагон худодӯсттдор, ҳисси дӯстдориву ишқварзиашон бо олами табиат, одамони олам қавӣ мегардад.

Тавассути Гито ман бисёр маълумотҳоро аз таърихи гузаштаи мардуми Ҳиндустон фаҳмидам. Хосса фаҳмидам, ки дар Ҳиндустон мардумони гуногунмаҳаб зиндагӣ мекунанд. Динҳои буддоӣ, масеҳӣ, ислом, кришноӣ, ҷойния, ҳиндуӣ, баҳоӣ ва дигар дилбастагони зиёди худро доранд. Ҳар яке аз ин динҳо маъбад, масҷид ва машриқул-аз кори худро доранд. Бо кӯмаки Гито ба чанде аз маъбадҳои динӣ маро роҳ доданд. Дидани он ҷо хеле барои ман ҷолиб буд. Рангорангии аксу суратҳои худоҳои ба худ хоси ҳар як дин суолоти маро бештару бештар мегардонид. Ба Гито суол мекардам, ки чаро агар худо яктост, инсонҳо ҳоло ҳам ба ашёҳои заминӣ саҷда меоранд. Ӯ мегуфт, ки ин аз бастагихои андешахои заминии инсонҳо шояд бошад.

Ба ғайр аз ин мо ба бинои таърихии Тоҷмахал рафтем. Зебоии қасрҳои боҳашам сайёҳҳони гуногунеро, ки аз мамолики дур омада буданд, тавваҷҷӯҳашонро ба худ кашида буд. Рӯзе Гито маро ба машриқул-аз кори баҳоиён бурд. Ин бино дар шакли гули нилуфар сохта шуда буд. Нӯҳ дар дошт, ки назди ҳар як дар ҳавзи бузурге буд ва аз нӯҳ тараф роҳе баромад ба машриқул-аз кор буд. Ҳар рӯз ба ин ҷо то 35 то 40 ҳазор нафар одам меомадааст ва ҳама маҷҷонӣ буд. Аз аввали вориди машриқул аз кор шудан кафши поямонро баровардем. Гито гуфт, ки ин ҷо ҷои муҷаддас аст. Бояд эҳтиром гузорем. Вақте вориди бино шудем фазои аҷибе дар он ҷо ҳувайдо буд. Дар саҳни бузурги маъбад, сандалиҳои ҷилодор гузошта щуда буд ва шифти бино ба тарафи осмон дар шакли гунбад сохта шуда буд. Дар девори шифти маъбад чароғҳои зиёде буданд, ки бо ранги сохти зебояшон ба атроф шаҳомоти зиёд мебахшиданд. Моро духтаре – роҳбалади намуд ва фаҳмонд, ки мо метавонем намоз ва дуои худро бе овоз бихонем. Ба дигарон халал эҷод накунем. Ӯ хеле меҳрубонона бо садои гарм-нарм ба мо фаҳмонд, ки ин ҷо ҳама намояндагони дину мазҳаб омада метавонанд дуо ва намозгузорӣ намоянд.

Гито дуои хиндуӣ хонд. Муттаассифона ман хеч гуна дуо ва муноҷотеро намедонистам, хомуш боэҳтиромона сарамро хам карда нишастам.

Вакте аз маъбади баҳоиён берун рафтем, дар дили ман эҳсоси наҷиб пайдо шуда буд. Ба ӯ гуфтам, ки чӣ қадар ин ҷо фазои меҳрубон ва ошиқона аст.

Гито фаҳмонд, ки инсонҳо ҳама ниёз доранд, ки онҳоро эҳтиром кунанд, дӯст доранд. Чаро як иддаи хурд бояд боарзиш бошанду қисми дигар на! Аз ин андешаҳои Гито дар дилам меҳру муҳаббат ба одамони дунё зиёдтар гардид. Бо чашмони пур аз ашк ва меҳр дасти Гиторо гирифта гуфтам:

- Агар дар дунё як нафар ҳам мисли ту инсони зебобин, ғамхори инсонҳо бошад, ҷаҳонро мешавад наҷот дод!!

Гито аз таъсири суханҳои ман ба ваҷд омада буд, дилаш пур аз дарди миллати худаш буд, ашкаш шашқатор шуданд. Мо ҳамдигарро ба оғуш гирифтем ва аҳд ба ҳамдигар додем, ки ҳамеша мекӯшем, ки бо рафтору кирдорамон намунаи ибрати бачагони дунё бошем.

Пас аз се соли кори таҷрибавии падарам моро ба шаҳри Бешкек ба кор даъват намуданд. Пас аз Ҳиндустон зиндагӣ дар шаҳри Бешкек оромтару гуворотар буд. Дар шаҳри Бешкек мо забони русӣ ва қирғизиро ба хубӣ омӯхтем. Дӯстони зиёде ин ҷо хам пайдо намудем. Падар ва модари мо – низ аз ин пешомади хуб хушҳоланд.

Танҳо дилу андешаи маро гоҳ-гоҳ фикри тақдири одамони дунё ба худ мекашад. Дар бораи некӣ ва бадӣ, дӯстӣ ва ҷанг, зебоию зиштӣ зиёд андеша меронам. Бо Гито зуд-зуд тавассути телефон ва интернет дар тамос ҳастем. Ҳоло ӯ дар риштаи компьютерӣ мехонад. Ман дар риштаи иқтисод. Аҳд кардем, ки пас аз хатми донишгоҳ мо бо ҳам ба ҷониби Африқои Ҷанубӣ меравем ва барои бачагону мардуми он ҷо кӯмак мерасонем.

Гито мисли ҳамеша орому ботамкин аст. Ҳамеша дуо мехонад Дар сари дуояш барои мардуми на танҳо ҳинд, балки барои пешрафти хар як инсони рӯи замин дуо мекунад. Бо чашми наму дили гарм орзу мекунад, ки дар рӯи замин сулҳу салоҳ танинандоз гардад. Ҳеч гуна ҷангу ҷидол, рақобату ҳамдигарнофаҳмӣ байни инсонҳо набошад.

Гито ин рӯзҳо хонову равон китобҳоеро аз ашъори шоирону нависандагони адабиёти форсу точик мехонад. Шеърхои тоҷикро бо муҳабббати хосса аз бар карда, тавассути телефон ба ман мехонад.

Муҳаббати ӯ ба мо тоҷикон тавассути дӯстии мо ва дӯстии падару модарамон зиёд гардида буд. Гито борҳо ба ман таъкид менамояд, ки вазифаи ҳар як бачагону ҷавонон дар он аст, ки аз фарҳангу таърихи мардуми дигар миллатҳо воқиф гарданд. Ҳар чӣ бештар бидонем, мутолиа намоем, дар тамосу сафарҳои сайёҳӣ ба кишварҳои ҳамдигар дощта бошем, муҳаббат ва эҳтиромамон бештар мегардад.

Дар яке аз сӯҳбатҳои телефонӣ Гито щеъри Хайёмро хонд:

Рочеъ ба ду мисраи аввали рубоиёти Хайём мо бо ҳам баҳс намудем ва ба хулосае омадем, ки дардкаш, дардошно ва эҳсоси ғамшарикӣ дигарон будан, бехтарин фазилати ҳар як инсони бедордил аст. Вақте мо бо дарду алам ва масъалаҳои печида ва гиреҳбастаи инсонҳо ошно мегардем ва майлу кӯшиш мекунем, ки ба онҳо кӯмак расонем, ин худ ба онҳо кӯмаки маънавӣ аст. Хосса, агар ҳадафҳои мо самимӣ ҳастанду мо дар ҳақиқат олами инсонҳоро ба сӯи некиҳо, софиҳо ва адолату самимият мекашем, хоҳ нохоҳ онҳо ба он ҷониб ҳаракат мекунанд.

Ин гуна сӯҳбатҳо бо Гито машъали даруни маро фурӯзон мекунанд. Эҳсоси масъулияти маро нисбати оламу олам бештар меафзоянд. Мо ҳама чун фарзандони як оила, ҳастем. Оламро дар воҳид, яктоӣ мебинем. Набояд байни мо миллатҳои гуногуни олам ҷудоӣ ва бегонагӣ бошад. Ҳамон тур, ки ман бо Гито дӯстони самимӣ ва ҷонӣ гардидем, ҳар кас метавонад чунин нардбони дӯстӣ бисозад. Дустӣ, дарҳақиқат нардбонест, ки моро ба сӯи баландиҳои олами маънавӣ парвоз мебахшад.

Афрӯхтани машъали дарунӣ боиси он мегардад, ки мо ҳудуди ҳадафҳои худро васеъ гардонидв, ҷаҳонӣ фикр мекунем. Дар он ҳолаӣ ғами мо на ғами танҳо миллати худ, балки ғами мардуми олам мегардад.

Ҳамин тавр ошноии ман бо Гито сабаби он гардид, ки дар симои ӯ ман тамоми инсонҳои рӯи заминро дар асл дӯст доштам. Чун ӯ нақши одамият, самиятро дар зиндагии ман бозид. Ин шеъри шоирро дирӯз ба Гито такдим намудам, ки ба тинату сиришти ӯ муностб аст:
Ҳар кӣ дар ӯ сирати неку бувад,

Одами аз одамиён ӯ бувад.


Жекшелаева Айсулуу
ПРОГУЛКА
Летний бульвар. Деревья подсвечены

Эхом заката. В местах намеченных

Встретились пары. Купаются в взглядах,

Брошенных искоса, с завистью, с радостью

Им со скамеек, заполненных лицами

Разнообразными.

Объединенными общею целью-

Чада дождаться, что увлеченно

Ногами работает, вместе со скрипом

Старой качели к кронам взлетая.

Все разговоры, детские споры

В эту вечернюю душную пору

Так усыпляют,

Что можно понять

Милого пьяницу, что на газоне...

Резко открыл глаза

И приподнялся,

Посмотрел туда

Где крик раздался.

Двое детей маленьких

Прячась за мамин зад,

Из-под ресниц мокрых

На парня бросают взгляд.

А парень как парень,

Учится в лётном.

Приехал с Мозамбика,

Будет пилотом.

Только сдал хвосты,

Чтоб прогуляться

Вышел на улицу

Пред тем как собраться

Ехать домой...

Дети напуганы, мать их ругает,

Парень смеется,

Он понимает.


Жунусова Авива
ШАББАТ, БАБУШКА МАРИЯ, ОТЕЦ И Я
Наша бабушка была необыкновенной женщиной. Не по-женски сильная, не по-кыргызски высокая и смуглая, с глубоко посажеными глазами и очень красивая. Была она дочерью очень богатого тысячника. Рассказывала о несметных богатствах своего отца, о территории, которой управлял он, какая большая у него самого была крепость (коргон или каган) все это мне даже не представить, так как все это я слышала краем уха, а было мне тогда 4 или 5 лет.

Рассказывала она о себе не часто, только изредка, если собеседники сами начинали рассказывать вспоминать об ее отце, и какая у них была хорошая жизнь при нем. Смутно и урывками помню ее рассказы. Что-то ухватывалось мной, ребенком, из этих рассказов, когда сидела на коленях у бабушки, когда где-то поблизости играла. Когда я стала более осознано себя воспринимать, бабушка уже старалась не говорить о своем «темном» прошло, так как мы жили в советское время, где богатство и родство с богачами было не в чести. Отец был на высокой должности, партийный работник, и это могло негативно сказаться на судьбе отца и нас, его детей. Да и без того хлебнули они не мало горя за то, что был отец бабушки самым богатым человеком. Советская власть не пощадила никого - всех сгноила в тюрьмах или расстреляла, в том числе и отца и родственников бабушки.

Бабушка рассказывала, что матерью ее была неместная красавица, да и отец ее, видимо, тоже был тех же кровей. Пожалел ее он и женился на красавице. Сестра средняя слышала, как однажды бабушка кому-то говорила, что ее мама иногда скучала по родине и, глядя на запад, плакала, говоря, что там ее родина.

Про нас все время говорили, что мы не кыргызы, кровь в нас течет еще другая. Дети детей отца нашего – и то, если женятся на кыргызах, «может быть, станут кыргызами»... Иногда говорили, что отец, женившись на кыргызке, может и очистит свою кровь. Мы этого всего не понимали, о чем говорят, почему мы не кыргызы, если живем в Кыргызстане, говорим на кыргызском дома. Да, было это все время не понятно. Кто мы – узбеки, казахи или кто другие. Но никто не говорил нам, кто мы. Если бы мы были узбеками или казахами, нам сразу бы это сказали. Но было что-то, что нельзя было говорить. И все, кто знал бабушкиных родителей, старались об этом молчать, тактично вуалировали, но все же нет-нет, да и указывали, что мы не кыргызы.

Бабушка была любимой дочкой своего отца. Она целыми днями играла с девочками-служанками. Отец не хотел ее выдавать замуж, считал ее совсем ребенком. А по тем временам она засиделась в старых девах. В 16 лет, и только тогда, отец ее решился выдать замуж. Рассказывали, что свадьбу сам отец сыграл для своей любимой дочери, и, получив калым за дочь, сам в 10 раз больше дал в приданое любимой дочери: несколько табунов чистокровных породистых лошадей, несколько табунов верблюдов, несколько отар овец. Служанок дал отец дочери, чтоб она ни в чем не нуждалась: семь девушек, которые всегда должны были быть с ней: одевали ее, причесывали, по дому делали работу, и семь слуг мужчин, которые тоже должны были делать всю необходимую работу вне дома. Дал много золота, серебра, множество невиданных женских украшений. Ожерелье из жемчуга каждая жемчужина, которой была величиной с грецкий орех, сохранилось, и потом рассказывали, что моя старшая сестра в детстве играла с ними и растеряла их. Мы в детстве много мягкого серебра, бабушкины украшения, играя, разбрасывали везде. Бабушка делала нам украшения, подгоняя под наши пальцы кольца, а браслеты – под наши запястья, как из проволоки, ненужное, лишнее переламывала. Не ценила она украшения и драгоценности, так как из-за них они много страдали. Да и мы сами уже без проса брали серебро бабушкино, золото, бусы и ожерелья уже остатки ее украшений, которые не страшно было показывать в советские годы, и играли. Все то, что осталось у нее, после того как все родственники, соседи, знакомые позабирали, поворовали. А все самое ценное и дорогое она сама, скрываясь от советской власти, чтоб ее не уничтожили как кулацкую дочь, выбросила, или у нее своровали свекровь и ее дочери.

Бабушка делала нам из своих украшений детские браслеты, ломая на пополам свои взрослый браслеты, кольца подгоняла под наши детские пальцы, коралловые бусы, жемчужные и другие драгоценные ожерелья давала как ненужные бусы, а мы их раскидывали играя. Были и бирюза и большие оранжевые бусы, которые мы любили за их яркий цвет и другие переливные и светящиеся на солнце бусы. Безжалостное, бесхозяйственное, пренебрежительное отношение к богатству, к украшениям из золота и серебра, драгоценных камней, воспитывалось в советские годы. А больше всего этого всего боялись.

Потом она встретила свою любовь, и сбежали они вместе с возлюбленным в другие края и поженились там. Дед наш был, говорят, тоже из богатых, у них были фамильные оружия, кольца и печати, даже огнестрельное оружие, тоже фамильное. А может, все это было бабушкино, точно я не знаю. Еще говорят, что наш прадед был ученым и лекарем, он лечил людей. Родился наш отец. Были и другие дети, но они не смогли уберечь их. В то время свирепствовала какая-то болезнь и все дети умирали. Дед очень сильно любил бабушку и сына.

Когда началась война, его забрали на фронт, но он узнал от родственников, что сын заболел. Долго места себе не находил на полях сражения. Не боялся он своей смерти, боялся за своего сына, подставил руку под поезд и из-за раны смог отпроситься на побывку домой. Вылечил он своего сына, нашего отца, убедился, что здоров любимый сын, и обратно ушел на фронт. Один земляк фронтовик рассказывал, что видел его в боях, в артиллерийском полку он был. Так как не было у него правой руки, возможно по локоть, он подвозил припасы к катюшам. Был весел, шутил. Больше не виделись. Сельчанин пришел с войны, а нашего деда так и нет, пропал без вести. Наш отец иногда говорил, что возможно он жив и где-то в плен попал и ушел за границу. Это возможно была его фантазия, желание иметь отца живого. Дай Бог, чтоб было это так… Теперь не то чтобы деда, да и отца уже нет в живых. Время берет свое.

Бабушка все это время мыкалась сама. Дочь самого богатого человека, избалованная, в жизни не ударявшая палец о палец, чтобы сделать для себя еду, стала не то чтобы только еду уметь готовить, но и вместе со всеми батрачила на колхозных полях. Как и все целыми днями работала на полях колхозных, всегда перевыполняла планы. Никому было и невдомек, что она избалованная дочь богача, что в ее жилах течет голубая кровь. Она постаралась стать незаметной, была такой же, как все, но больше трудностей пережила. Смогла вынести все трудности, все лишения. Одна, с маленьким сынишкой на руках, пошла, куда глаза глядят, и устроилась в селе, где ее мало кто знает, чтоб снова не пришли арестовывать, за то, что дочь богача.

Война закончилась. Муж пропал без вести. Выделили бабушке дом небольшой. Добрые сельчане начали беспокоиться, как это женщина одна осталась, чтоб был соблюден порядок, и чтоб мужчины ненароком не обидели, решили сельчане выдать замуж ее. Муж новый невзлюбил ее сына, отца нашего, и отец, уже подросток лет десяти, решил пожить у родственников.

Отец был у нас грамотный. Стал табельщиком, учетчиком, трактористом, подвязывал к ногам колодки, так как детские ноги не доставали нужных педалей или рычагов. В колхозе был главным человеком, но и был очень озорной. Уважали его как взрослого, но детство брало свое.

У родственников, где он жил, были одни девочки. Он с ними играл, дразнил, подшучивал над ними, иногда доводил их всех до слез. Девочки были старше отца нашего на 5 и более лет, но он не давал им спуску. Выжили они его из своего дома, постоянно жалуясь на него и плача. Попросил он, чтоб в колхозе выделили и ему участок. Посадил он там пшеницу. И ходил он маленький мальчишка 12-14 лет, как и все взрослые, на поле работать, смотрел за своим полем, растил свой урожай, помогал другим.

Переселился он по соседству и соорудил себе летний топчан на улице с навесом. Так и жил. Пришла осень. Урожай поспел. Собрал он весь урожай со своего поля и повез в соседнее село к своей родной матери. Мать не нарадовалась, какой у нее взрослый сын, кормилец.

Решил наш отец закончить школу. Учился хорошо. Опережал в знаниях всех. Но так как они были не местные, и не было у него отца, каждый мог легко обидеть ребенка. В драках со своими сверстниками всех побеждал. Но иногда верх брали родственные чувства, и местные ребята объединялись по родству, а наш отец оставался один, но мог за себя постоять сам.

Отец рассказывал нам, не помню, в какие годы, что была у него собака. Кто-то дал щенка ему или он нашел бездомного щенка по дороге. Но он взял щенка и нес домой за пазухой. Было это поздней осенью. Ребята постарше остановили его и хотели забрать у него то, что он несет за пазухой. Щенок оказался смышленым: руку, которую бесцеремонно залезла за пазуху к отцу, взял и укусил.

Так вот он заступился за отца. Как сейчас помню, как отец по-детски радовался, вспоминая и рассказывая это нам, маленьким своим детям. Вспоминая это, я представляю его беззащитным. Отец чувствовал, что его все корят-журят, что он с матерью, приехавшие невесть откуда, в их село, что они совсем одни. Видимо, это была его первая забота со стороны родной души, – щенка, который заступился, никого не испугался.

Этот щенок вырос, был он смесь с волком. Вырос щенок и стал большой собакой, огромных размеров, был очень умным, ходил вместо отца и бабушки пасти корову один, без никого, и сам вечером приводил корову обратно домой. Бабушка рассказывала, что иногда поздно возвращаясь домой отец, ребенок 9-10 лет, засыпал, и тогда эта собака несла его на себе домой, как верный конь. Отцу она казалась громадной собакой. И он был его защитником. Он говорил, что он спас ему жизнь.

Сейчас мне очень обидно, что не помню уже ничего и не у кого спросить, что время, когда это рассказывали, мне было очень мало лет, поэтому я все помню урывками и смутно.

Кто-то невзлюбил эту умную, мудрую, человекоподобную защитницу отца и подложили ей в пищу яда или иголки. Она умерла, ее убили завистники. Это было настоящим горем. Отец и бабушка очень сокрушались о потере такой собаки, почти члене семьи, защитнице и кормилице. Помню, что отец, рассказывая о потере родной души, самом близком друге, не удержался и даже всхлипнул... Собака заменяла отцу - отца, брата, которого у него никогда не было, который бы заступался за него, когда ему угрожали ребята постарше...

Хоронили мать и сын (наши бабушка и отец) свою любимую собаку, умную, добрую, заботливую, как родной человек, со всеми человеческими почестями. Положили в рот топленого масла и похоронили, как человека.

Отец вырос. Учился он хорошо, но хулиганить тоже любил, и однажды его камчой ударил учитель, проезжая на коне мимо ватаги сорванцов, пристыдил, что не дело ему, хорошему ученику связываться с хулиганами. Школа была у них в селе только до третьего класса. В соседнем селе продолжали учиться в следующих классах. Но отец опережал в знаниях очень многих и поэтому, он решил, что ему нужен документ об окончании школы. Подговорив одного из своих друзей выкрасть аттестат у дяди, он увеличил себе года. Было ему только 13, а он себя сделал взрослее на 3 года, исправил даты в документах о рождении, подделал аттестат и поехал учиться в училище.

Вот так вот.

Бабушка развелась с плохим мужем и поехала навестить сына. Рассказывала она, что поехала она поездом. По дороге ее чуть не убили и не забрали все гостинцы, которые она везла отцу. Ее спасла проводница, которая услышала, как кто-то сильно стучит и кричит в соседнем вагоне и забрала ее к себе в вагон.

Бабушка переехала жить туда, где были родственники по дедушкиной линии. Но также были и люди, которые знали ее, ее родителей. Она продолжала соблюдать традиции и обычаи своих родителей, возможно, матери. Начиная с пятницы до захода солнца, она старалась закончить все работы и хлопоты по хозяйству. А потом садилась где удобно и разговаривала с Богом. А утром в субботу, нарядившись в красивые нарядные одежды, шла на «Шаббат». Никто не знал что это такое. Земляки, сельчане издевались над ней говоря, «…что, идешь опять на свой Шаббат?..» Это слово стало в устах земляков и сельчан означать как пустое, праздное время провождение, бессмысленное празднование чего-то, легкомысленное переодевание в праздничные одежды, праздношатание по близким людям.

Бабушку звали Мария, но все, кто ее знает уже взрослой женщиной, знают ее под другим именем. У нас тоже были другие имена, которые давала нам бабушка.

Отец наш был единственным ребенком бабушки. Он умер от инфаркта, в связи с переживаниями, которые, он, боясь, что сын не выживет после автокатастрофы. Он даже молил Бога, хоть был и атеистом, тогда требовалось быть атеистом, чтоб он забрал его, а не старшего сына…

Так рассказывала мама, когда они были возле старшего брата в больнице в течение трех недель в реанимации.

На поминках по отцу, помню, что бабушка, попросила ножницы или нож, когда на нее надели траурное платье. Она тут же у ворота с двух сторон сделала порезы параллельно воротнику. Мама стала ругаться: «Что вы делаете?!.. Люди могут сказать на Вас, что совсем выжили из ума из-за смерти сына! Зачем режете новое платье?.. Что скажут люди, видя на вас разрезанное платье?..» Но бабушка, уже без сил, убитая горем, тихо ответила, что это были их обычаи, что ее отец делал так, ответила она тогда.

Теперь я вспоминаю, как бабушка в сумерки, когда садилось солнце, в пятницу вечером и до сумерек в субботу не разрешала включать свет. Это было в Шаббат. Говорила она мне тогда, нельзя включать свет, в это время надо общаться с Богом и можно попросить, что хочешь, и Бог услышит тебя и исполнит твои желания.

Помню также, что бабушка давала нам другие имена. А имена были странные, не киргизские. Авива – кто родился весной (авив – с еврейского означает «весна»), Мириям – кто родился в мае…

Что было еще интересного, была еще такая ситуация в моей детской жизни. Мы часто ездили с бабушкой в село, где она купила небольшой дом, а потом методом ашар сельчане помогли нам построить дом. Называли мы его дачей, так как ездили только на лето, мы - дети, и бабушка. В этом селе жила какая-то родственница, которая считалась родственницей, так как вышла замуж за родственников бабушки и была почти ее ровесницей. Однажды она оставила меня у них, а сама пошла по делам. Мне было 10-11 лет. Невестка этой родственницы начала спрашивать, докучать вопросами, почему наш отец не похож на остальных. Тогда она своей невестке ответила, что отец наш других кровей, поэтому он отличается. Почему он такой умный, не унималась невестка. Что если других кровей: значит отец наш или казах, или узбек, не унимаясь, продолжала она. Тут тетя не выдержала и сказала, что отец наш «жоот», и что все мы жооты, поэтому и выглядим и держимся по-иному.

Для нас слово «жоот» было страшным словом. Мама нам рассказывала всякие страшилки про жоотов, что будто они воруют детей и на каких-то праздниках они едят детей. Для меня это было почти оскорблением. Пришла бабушка, и по дороге домой (в селе) я ей рассказала, что она нас назвала, обозвала жоотами. Бабушка сильно разозлилась, схватила меня, и мы снова пошли к ним. Она долго ругала эту тетю. В смятении бабушка говорила, что если есть потаенное зло или обида на нее, зачем она вымещает ее на детях, зачем тайну, которую она так тщательно скрывала, и делала все, чтобы об этом никто не узнал, чтоб больше не страдали дети, та так легко рассказывает своим детям и ее внукам, и нам. Тут она, тетя стала оправдываться, смеяться, целовать меня и говорить, что она пошутила. Мне показалось, что бабушка не хотела, чтоб мы знали об этом. На этом все забылось. Но я помню, что эта же тетя, все время издевалась над бабушкой и говорила: что опять нарядилась на свой Шаббат, опять пойдешь праздновать свой Шаббат («…Иии, дагы Шаббаттаганы кеттинби?!..»).

Недавно я видела фильм, это был бразильский сериал, мыльная опера, где рассказывалось и о жизни еврейской семьи в Америке, куда поехал парень из Бразилии и влюбился в еврейскую девушку. В этом фильме я увидела все эти традиции и обычаи, которые незаметно, скрытно соблюдала наша Бабушка.

И начали всплывать все те упреки, что у нас другая кровь, что мы другие, что бабушка, делает все наоборот, что она не знает многих кыргызских традиций и обычаев. Всплыли в памяти моей все странности, что происходили с бабушкой, почему она резала ворот платья в траурный день – когда хоронили отца, узнала, что за странное такое слово «Шаббат», которое в устах тети звучало как ругательное слово, почему бабушка не давала включать свет перед заходом солнца в пятницу и до захода солнца в субботу, почему, входя в дом, она говорила, чтоб мы притрагивались о косяк входной двери. Может, на самом деле мы и есть жооты – евреи, и вот почему мама нашей бабушки плакала, обращаясь на запад, когда скучала по родине, и вот почему, бабушка не по-кыргызски красива и чуть-чуть смугла, и глаза ее глубоко посажены и нос у нее не кыргызский... А у нас вырез глаз не кыргызский, и не знаем мы хорошо обычаев кыргызских… И нет у нас родственников, кроме маминых двух сестер... И зовут ее не по-кыргызски - Мария, но она сделала так, чтоб никто не знал этого ее имени... И растила она нас, оберегая от всего, чуть ли не на голове своей носила каждого из нас.

И почему мама не помнит ничего, когда я спрашиваю подробности о бабушке и отце? Не хочет рассказывать?..

Мама наша опровергает все, что стало для меня «открытием наших корней», опровергает даже то, что какие-то родственники открыто говорили, что мы других кровей…

Но мы же все же с кыргызами одной крови…

Когда я хотела открыто узаконить факт нашего происхождения, во сне ко мне пришла бабушка, очень озабоченная, очень серьезная, стояла как наяву у изголовья моей постели и окликала меня, чтоб я проснулась. Я как будто проснулась, и бабушка очень встревожено сказала, что нельзя этого делать, что она всю жизнь свою посвятила тому, чтоб никто об этом не узнал, чтоб уберечь нас... И чтоб и я не делала этого, что еще рано делать это, говорить об этом. А я успокаивала бабушку, что теперь настали другие времена…

Утром я ясно помнила сон, но он мне запомнился как явь, потому что все чувства и ощущения запомнились мне как наяву.


Зокиров Муроджон
БИЗНИНГ ҚОНИМИЗ БИР, СЕНИНГ ВА МЕНИНГ
Ер юзидаги барча инсонлар Одам Ато ва Момо Ҳавонинг зурриёдларидир. Барчамиз ака - ука, опа - сингиллармиз, барчамизнинг қонимиз бир. Демак, бир-биримизга бегона эмасмиз.

Бизнинг миллатимиз ҳар ҳил бўлишидан қатъий назар, биз қондошлармиз, бир тану бир жонмиз. Ҳар бир инсон ўзи танимаган, билмаган одамларини ёт деб билади, лекин бундай эмас. Ҳаммамиз қондошлармиз. Мен жуда ҳам бахтлиман. Чунки Аллоҳ назар солган юртда, Ўш шаҳрида туғилганман. Бизнинг ўлкамиз жуда гўзал ва кўп миллатли. Бир махаллада, бир корхонада, бир мактаб ва боғчада бир-бири билан дўст бўлиб ишлаб, яшаб юрган миллатларни кўриб Аллоҳимга шукр келтираман. Юракларим хотиржам, завқу шавққа тўла. Лекин «гуруч курмаксиз бўлмаганидай», қора ниятли, бизнинг бахтимизни кўра олмайдиган инсонлар ҳам борлигини унутмаслигимиз керак. Мен шундай одамларга Аллоҳимдан инсоф, оқ кўнгиллик сўрайман.

Ахир ҳаммамизнинг қонимиз бир-ку!

Одамзот ажойиб бўлар экан, тани соғ, қорни тўқ, тўкин - сочин яшаганда, тинчлигининг қадрини, шу яхши кунларига шукр қилмас экан. Соғлигини йўқотса, яқин суйган, жонидан азиз одамидан айрилиб қолгандагина, яхши кунларининг қадрига етаркан.

Шунинг учун Аллоҳимдан тилайман, бор тинчлигимизнинг, ота-онамизнинг, жигарларимизнинг, байналминал дўстларимизнинг, ён-атрофимиздаги қўшниларимизнинг, хоҳ у қирғиз бўлсин, хоҳ ўзбек, хоҳ рус бўлсин, хоҳ турк, қадрига етайлик, шукрини қилайлик..

Умримиз давомида шундай воқеаларнинг гувоҳи бўлар эканмизки, ақл бовар қилмайди. Бир қориндан тушган ака-сингил, опа-укалар ўртасида меҳр-оқибатнинг йўқлиги, пул, мерос учун бир-бирини жонини олишга ҳам тайёрлиги одамни лол қолдиради. Ахир бир ота-онадан туғилган, қони бир фарзандлар шундай бўлиши керакми, деган савол туғилади. Ахир ота-онамизнинг берган оқ сути, меҳнатлари эвазига шундай оқибат кўсатишимиз тўғримикан?!

Ахир биз интифоқ бўлиб, бир-биримизга яхши-ёмон кунимизда суянчиқ бўлсак, ота-оналаримиз ҳам биздан рози бўлса керак. Ахир айтадилар-ку «Ота-она рози, Худо рози» деб.

Меҳр- оқибат бор ерда барака бор, тинчлик бор. Биз бир оилада униб ўсаётган қондошлар, шуни тушунишимиз керакки, ота-онамизга нима қилсак, бир кун келиб фарзандларимиздан бизга ҳам шу қайтади. Шунинг учун доимо имонимиз бутун, кўнглимиз оқ, назаримиз тўқ, қонимиз тоза бўлишини Аллохдан тилайлик.

Аз замоне, ки нахустин инсонхо дар рӯи Замин арзи вуҷуд намуданд ва ба тадриҷ шуур, заковат, назари ақлӣ ва камолоти маънавиашон сайқал пайдо намуд, ҳазорҳо солҳо сипарӣ гардиданд. Ҳар давру замон барои инсон иттиллоот ва дониши заруриро боқӣ гузоштааст. Инсон мафҳуми конинот, табиат, ҷомеа ва асрори муносибатҳои башарро дарк намуд ва роҳи ихтилофу ҷадалҳоро пешгирӣ намуд. Ҳамеша дар роҳи инсон ду роҳе буд: сулҳ ва ҷанг. Сулҳ бо оштӣ, ақли солим ҳал мегардид ва ҷанг натиҷаи худхоҳӣ ва нотавонии иддаи кӯрдилон будааст. Ҷанг ба сари инсон бисёр бадбахтиҳо ва балоҳоро овардааст. Аммо, натиҷаи ҷанг, ки хунрезист, боиси аз байн рафтани ҷони афроди зиёд гардидааст, инчунин боиси хонахаробии мардум ва аз байн рафтани шаҳру деҳот ва ғайра. Барои афроде, ки дар дил ҳисси бадбинӣ ва эҳсоси ҷангхоҳӣ мепарваронанд, дарси ибрат нагардидааст.

Аммо ба ҷуз ҷангу ҷидол, қитол, ҳамдигарнофаҳмию ихтилофот, зиндагӣ паҳлӯҳои зебое дорад, ки метавон дар бораи онҳо бисёр гуфт, шунид ва донист. Масалан, рангорангии олам, дунёи инсон, тобишҳои мухталифи ҷаҳони коинот! Ҳамаи инҳо асрорангезу дилнишинанд. Танҳо, агар қалбамонро аз бастагиҳои дунёи моддӣ покиза намоем ва бо чашми хирад ва зебобинӣ ба олам бингарем, мебинем, ки чӣ андоза мо дар оғӯши олами афсонаҳо умр ба сар мебарем. Ҳамон тур, ки бунёдгузори адабиёти форсу тоҷик Абу Абдуллои Рӯдакӣ фармудааст:
Ин ҷахонро нигар бо чашми хирад,

Не бад-он чашме, ки андар ӯ нигарӣ.
Табиист, ки дар олам ҳама чиз дар шакли рангоранг, гуногун ва серпаҳлӯ офарида шудааст. Гулҳои рангоранги бӯстон аз рӯи шаклу бӯяшон аз ҳамдигар фарқ мекунанд. Халқу миллатҳои гуногуне, ки дар минтақаҳои гуногуни олам зиндагӣ мекунанд, низ аз рӯи ранги пӯсташон, забонашон, фарҳанг, табъу салиқа, тарбияташон аз ҳамдигар фарқ мекунанд. Набояд ин гуногунӣ дар байни инсонҳо боиси нафрат, ҳисси бадбинӣ ва ҷангу ҷидол гардад. Баръакс ҳамон тур, ки агар дар бӯстоне, ки мо дар боло қайд намудем, агар танҳо гулҳои якранги сафед ё танҳо сурх бикорем, зиёд ҷолиб ба назар намоён намегарданд. Баръакс, агар дар бӯстону гулзорамон гулҳои рангоранги сурху сафед, зарду гулобӣ, қаҳваию сабз ва ғайра бирӯянд, боиси ҳайрати чашми мо мегарданд. Ҳамин тавр дар рӯи замин зистани одамон бо нажодҳои гуногун боиси хушҳолӣ ва зебоии зиндагӣ хоҳанд гашт. Аз рӯи андешаҳои мутафаккирони бузурги ҷаҳон ҳамаи инсонҳоро бояд мисли хоҳару бародар, хешу ақрабо қабул кард. Агар мо он эҳсосе, ки нисбати наздиконамон дорем ва ба ҳамаи одамони дунё таҷриба намоем, метавонем аз ин тангназарӣ берун равем. Дар он ҳолат фарқ байни худӣ ва бегона, хешу дур намегузорем. Чун ҳамаи инсонҳо аз рӯи офариниш аз як мард - Одам ва аз як Зан - Момоҳаво падид омадаанд. Пас мантиқан хулоса менамоем, ки мо ҳама одамони дунё, мисли як оила ҳастем. Бояд бикӯшем, ки ҳамаро дӯст дошта ва эҳтиром намоем.

Равоншиносони бузурги олам моро таъкид менамоянд, ки «Ҳар як инсоне, ки худро эҳтиром мекунад, метавонад дигаронро низ эҳтиром намояд. Оне, ки худро дӯст медорад, метавонад дигаронро низ дӯст дорад». Мо албатта, ба ин андешаҳо розӣ ҳастем. Чун ҳамаи рафтори шоиста ва арзандаи мо, аз тарбияи хуби ахлоқӣ, маънавӣ вобаста аст. Ҳар чӣ бештар моро волидайн, муаллимони мактаб ва устодони донишгоҳ бо донишхои маънавӣ, ахлоқи ва илмӣ сарфароз гардонанд, ҳамон андоза ҷавҳар, истеъдод ва тавоноиҳои мо равнақ пайдо мекунанд. Ифшо гардидани ҳар як истеъдод боиси шукуфоии ҳар чӣ бештари ҷомеа мегардад.

Кӯдакии ман то синни дувоздаҳсолагӣ дар шаҳри Душанбе, ҷумҳурии Тоҷикистон гузаштааст. Айёми туфулияти ман хеле зебо ва рангин оғоз гардида буд. Аммо замоне, ки ман ҳафтсола будам, дар ҷумҳурии Тоҷикистон ҷанги шаҳрвандӣ шурӯъ гардид. Мо, кӯдакон, бо чашми сарамон дидем, ки ҷанг чӣ ваҳшате будааст. Ҳазорон мардум нобуд гардиданд. Хушбахтона бо кӯшишу талоши ҳамаҷонибаи ҳукумати Тоҷикистон, ин ҷанг аз байн бурда шуд. Дар кишвари азизи мо, сулҳу салоҳ, дӯстиву рафоқат дубора барқарор гардид.

Аз он рӯзҳои мудҳиши ҷангӣ мо хотироти зиёде дорем, танҳо воқеае аз он рӯзҳои мудҳиш дар мағзи ман нақши амиқ гузоштааст: мо дар микрорайони 92 зиндагӣ мекардем. Дар он рӯзҳо зане бо шаш фарзандаш аз деҳаи дурдасте кӯчида омад. Мо дар ӯамсоягӣ зиндагӣ мекардем ва бо оилаи мо онҳо хеле зуд унс гирифтанд. Онҳо хонаеро бо роҳе иҷора гирифта, махориҷашро бо азоби зиёд анҷом медоданд. Дар хонаи ду утоқа ба чуз чандто кӯрпаву болишт ва чизу чораи пӯшиданӣ, анвои дигаре набуд. Зан аз субҳ то шом дар бозор хариду фурӯш мекард ва фарзандонаш бо як духтари сездаҳсола дар хона танҳо мемонданд. Духтари бузургӣ ба бародарону хоҳарони хурдӣ нигоҳубин мекард ва хӯроки содае омода карда, бо таъбири зиёд шиками бачагонро сер мекард. Духтар калони Гулнора ном дошт ва ҳамеша метарсид, ки хоҳару бародаронаш мабодо гурусна намонанд ва худо накарда модарашон бемор нагардад. Аъзоёни оилаи мо: модарам, ва ду хоҳаронам мекӯшидем, ки аз рӯи имкон ба онҳо кӯмаки моддӣ ва маънавӣ расонем.

Рӯзе хоҳари хурдии Гулнора, ки ҳамаги яксола буд, бемории сирояткунанда шуд. Табаш хеле баланд гардида, шикамаш исҳол пайдо карда буд. Инчунин хӯрдагиашро қайд мекард. Зуд-зуд баданаш сахт меларзид. Имконе надоштем, ки модарашро аз бозор пайдо намоем. Чун дар хиёбону кӯчаҳои гирду атроф садои баланди тирпарронии дурударози гурӯҳҳои гуногуни мухолифин ба гӯш мерасид. Табиист, ки дар бораи ҳеҷ гуна кӯмаки таъҷилии тиббӣ ҳатто фикр ҳам карда наметавонистем. Пас аз чаҳор панҷ соат садои хоҳараки хурдии Гулнора билкул гирифта буд, рангаш парида, чашмонаш нимпӯш, беҳолу бемадор шуда буд. Ман пайваста модарамро ҷустучӯ мекардам устоди донишгоҳ буд. Пас аз чандин борҳо ба кафедраву деканатҳои гуногуни донишгоҳ занг задан, билохира ба модарам хабар дода буданд, ки мо ӯро ҷустуҷӯ мекунем. Модарам бо садои пур аз ташвишу изтироб ба хона занг зад ва филҳол пурсид:

- Ҳа, духтарони азизам, чӣ шуд, тинҷӣ аст!?

Ба модар зуд фаҳмонидем, ки дар хонаи мо ҳама сиҳату саломат ҳастем ва оромист. Қазияи ҳодисаи духтари ҳамсояро фаҳмонидем. Ва хоҳиш намудем, ки роҳи наҷоти хохари Гулнораро ӯ пайдо намояд. Модар гуфт:

- Хотирҷамъ бошед, зуд духтуреро пайдо карда меоварам.

Аз байн се-чаҳор соат гузашт, аз модари мо ҳам хабаре набуд. Мо медонистем, ки модарамон як зани меҳрубону мушфиқ аст. Ӯ ҳамеша ба бачагони ятиму гадо кӯмак мерасонад, гоҳо онҳоро ба хона оварда баданашонро аз чирку чанг покиза мекард, барояшон либос мехарид ва шикамашонро сер мекард. Дер кардани модар ба дили мо хавотирӣ ва эҳсоси ташвиши зиёдро ҷой кард.

Модари Гулнора ҳам наомад. Акнун ташвиши мо се хоҳарон бештар гашта буд. Модари ӯ ва модари мо ҳам нестанд. Ранги Гулнора аз тарс канда буд. Додари бемораш чашмонашро билкул пӯшида буд ва нафасгириаш хам душвортар гардида буд. Хоҳари бузургии ман - Фариштамоҳ, ки як духтари доно ва зирак буд, ҳамаги сездаҳсола буд. Ӯ пешниход кард, ки ба ҳамсояхо хабар бидиҳем. Ба мо: ду хоҳараш ва Гулнора пешниҳоди Фариштамоҳ маъқул афтод ва пешниҳод кардем, ки ба сӯроғи момо Назокат меравем. Момо Назокат дар шаҳраки 92 ҳамчун зани табиби мардумӣ овоза пайдо карда буд. Вақте дари ӯро кӯфтем, момои Назокат дарро зуд боз кард ва бо табассуми ҳалимона ба сӯи мо нигоҳ карда гуфт:

- Ҳа, духтарони ширини ман, меҳмони омаден, биёен ба хона бидроен!

Ман зуд-зуд, бо садои баланд ба ӯ фаҳмонидам, ки агар имконаш ҳаст хар чӣ зудтар бо мо биёяд,чун хоҳараки Гулнора шояд аз байн биравад. Ман суханамро то охир нарасонида, момои Назокат ҷомаи дарози сабзрангашро пӯшид, ба сараш рӯймоли сафедашро баста гуфт:

- Пеш дароен!

Он рӯз момои Назокат, аввал назди кӯдаки бемор нишаста, дуои шифоро хонд. Сипас ба бадани кӯдак спирту ҳар гуна гиёҳҳоеро дар об ҷӯшонида молид, пӯчоқи анорро ҷӯшонида бо асал омехта карда, ба даҳони кӯдаки нимҷон рехт. Кӯдак намехост оби талхи анорро фурӯ барад. Садои беҷонаш базӯр ба гӯш мерасид. Момои Назокат ӯро маҷбур мекард, Пас аз як соат таби кӯдак паст шуд ва чашмонашро кушод. Дар ин муддат момои Назокат аз мағоза биринҷу ҳар гуна анвои хӯрока харида оварда буд. Шӯрбои биринҷобаро омода карда буд. Момо Назокат ба мастоба чирғот омехта карда, ба кӯдак хӯронд. Иштиҳои додари Гулнора баланд гардида буд, хӯрокро бо майл мехӯрд. Аз сару рӯяш арақ мешориданд. Момои Назокат бо меҳр гуфт:

- Гир хӯр, бачаме, ҳа маро да ту бикуша, писари пахлавонум! Ҳоло ту калон шав, як писари меҳрубон, ғамхор, ёбанда, қаҳрамони миллати тоҷик мегардӣ!

Аз таъсири суханҳои момои Назокат дар дили мо кӯдакон умеди зиндагӣ ғунча баст. Мо эҳсос кардем, ки як рӯзе ин ҳама ҷангу харобӣ ба охир мерасад. Писараки ҳамсоя ҳам сиҳат шуда, қаҳрамони замон мегардад. Аз чашмони ҳамаи мо ашк рехт, ҳама ба сӯи ҳамдигар нигаристем ва бо нимнигоҳи маънидорона ба сӯи хам табассум кардем. Ҳолати аҷибе доштем: ашки шодӣ мерехтем ва ба ҳам табассуми умедбахш мекардем!

Бегоҳ модарам аз кор бо хотири парешон баргашт. Зуд сӯроғи писарчаи ҳамсояро кард. Мо ба ӯ фахмонидем, ки душворӣ паси сар гардид. Модарам бо дард нақл кард, ки яке аз рӯзноманигарони машҳури ҷумҳурӣ бо кадом сабаби номаълум кушта шудааст. Бинобар ин ӯ дер карда буд. Чун бо рӯзноманигор ошноӣ хуб буданд.Ба хонаи ӯ бо гурӯҳи устодони донишгоҳ барои таъзия рафтанд. Модар ашк рехта гуфт:

Бачаи хурдиаш холо ду моҳа дар гаҳвора монд. Мо се духтарон ҳамаги ӯро ба оғуш гирифтем ва ашк рехтем.

Модар хоҳиш кард, ки ба хонаи Гулнора равем ва аз холи бачагон хабар гирем. Оё модарашон аз бозор баргаштааст ё на. Ман бо хоҳари дуввумиам – Мавзуна зуд ба сӯи хонаи онҳо рафтем. Гулнора бо ашки шашқатор хабар дод, ки аз модараш ҳоло ҳам хабаре нест. Ӯ гуфт:

- Яке ба модарам чизе шуда бошад, чӣ мекунем.

Ман гуфтам:

- Хавотир нашав, одамои хуб зиёданд, аввал бубинем, чӣ шудааст?

Модарам пас аз шунидани хабари нопадид шудани модари Гулнора ба хамсояҳо хабар дод. Ҳамаги машварат намуданд, ки якҷо даҳ-понздаҳ занон ба бозор рафта, хабар гиранд. Соат аз даҳи шаб гузашта буд. Гарчанд дер шуда буд, хафву хатар зиёд буд. Чун дар он рӯзҳои мудҳиш дар торикӣ гаштан ба ҷони ҳар як нафар хатаре дошт. Чӣ чора осмон баланду замин сахт буд. Бояд занон хабаре аз модари Гулнора пайдо мекарданд. Ҳама, модарон, барои чустуҷӯи модари Гулнора рафтанд. Мо фарзандон дар хонаҳои худ ором менишастем. Хомӯшии сангин фазои хонаи моро пахш карда буд.

Хоҳари калонӣ - Фариштамоҳ гуфт:

- Худо ҳамеша вақте ба ӯ бо нияти кӯмак муроҷиат мекунӣ, хайр ва кӯмак мерасонад. Қарор шуд, ки ҳама духтарони ҳамсоя ҷамъ шавем ва дуо хонем. Духтарони ҳамсоя ва худи Гулнора бо додару хоҳарчаҳояш ба хонаи мо омаданд. Фариштамоҳ китоби муқаддаси Қуръонро аз шкафи китоби модарам берун овард. Ӯ китобро эҳтиромона боз кард ва шурӯъ кард ба хондани сура. Ӯ ба забони арабӣ хеле равон мехонд. Мо аз хондаҳои ӯ чизе намефаҳмидем. Лекин садои форам ва оҳанги дилнишини гуфтори ӯ моро ба олами маънавиёт ворид карда буд. Оромиш ва эҳсоси умед ва орзу моро ба зиндагии солим бедор мекард. Пас аз хониши Фариштамоҳ мо то дер дар дар зери таъсири дуои хондаи хоҳарам мондем. Мо акнун фикр мекардем, худованд садои мо кӯдаконро шунид. Ва ҳатман ба Гулнора дар пайдо кардани модараш кӯмак мерасонад.

Модари мо аз дар ворид шуд. Ҳама ба сӯи у тохтем. Мо се духтаронаш ӯро сахт ба оғуш гирифтем. Аз чеҳраи хастаи зораш бӯсидем. Модарам ҳам моро бо майл мебӯсид ва сари моро бо меҳр навозиш мекард. Модарам хабар дод, ки имрӯз модари Гулнора бемор шудааст ва дар беморхонаи Қараболо бурданд. Он ҷо хоб аст. Модарам гуфт, ки фардо субҳ ҳама меравем ва аз ҳоли ӯ хабар мегирем. Гулнора бо садои баланд ба гиря даромад. Ӯ мегуфт, ки дар хона хӯроки хӯрдани нест, чӣ тур хоҳару бародаронашро мехӯронаду мепӯшонад. Модарам сари ӯро сила кард ва гуфт:

Ман аз Гулнора рӯзе пурсидам, ки падари онҳо дар куҷо аст. Ӯ фаҳмонд, ки чаҳор фарзанд аз шавҳари аввали модараш аст, ки панҷ сол инҷониб ба Руссия рафтааст, аз ӯ ҳеҷ хабаре нест. Падари ду фарзанди охир дар ҷанги шаҳрвандӣ кушта шудааст. Хуллас, хешу ақрабо, ки дар ноҳияи дурдасти кӯҳистон зиндагӣ мекунанд, маълум нест, ки дар чӣ вазъ қарор дошта бошанд.

Ҳамон сол модари Гулнора дар беморхона чанд муддате хобиду ба хонааш баргашт. Мо ҳама хушҳол будем, ки билохира ӯ ба сари бачагонаш сиҳату саломат баргашт. Аммо аз чеҳраи пажмурдаи сап-сафед кандааш маълум буд, ки холи хуше надорад. Зуд-зуд дарди гурда ӯро азоб медод. Дар ин ҳолатҳо Гулнора ба сӯи модарам тозон меомад. Модарам зуд ба хонаи онҳо мерафт, доруҳои аз дард харида меовард, дугонааш пизишки меҳрубон- профессорро хоҳиш карда, ба назди бемор меовард. Аммо пас аз се моҳи пур аз азобу уқубат модари Гулнора аз олам гузашт.

Ҳама ҳамсоягон, хосса модарам бо дарду алам ӯро ба хок супориданд. Акнун кори модарам душвортар гардида буд. Бояд тақдири шаш фарзандонро ҳал мекардем. Чун модари мушфиқи ман мехост, ки дар ду утоқи хонаи хурди худ тамоми кӯдакони ятими оламро ҷой дода, парасторӣ намояд. Аммо, хости ӯ аз имконаш берун буд. Се сол аз дусар бо кӯмаки бештари мо ва ҳамсоягон Гулнора ва бародару хоҳаронашро ҳам кӯмаки моддӣ ва маънавӣ намудем. Пас аз се сол синни Гулнора ба хаждах расид ва домоде пайдо шуд. Ӯ ба шавҳар баромад. Се фарзандои хурдӣ ба хонаи хешу ақрабо фиристода шуданд. Боқимонда бачагон пахлӯи Гулнора монданд.

Солҳои зиёде аз он рӯзҳои душвору мудҳиш сипарӣ шуданд. Мо бо амри тақдир ва шароити зиндагӣ ба шаҳри Бешкеки Қирғизистон кӯчида омадем. Шаҳри Бешкек назари маро ба олам, одам ва зиндагӣ боз амиқтар боз намуд. Дар ин шаҳр мардуми миллатҳои гуногун зиндагӣ мекунанд. Хосса аз кишварҳои хориҷӣ ба ин шаҳр омада коргоҳҳои гуногуни саноатӣ, тиҷоратӣ, маданӣ ва маънавии худро боз менамоянд. Ҳамин тавр иртибот ва алоқамандии мо мардуми зиёди дунё дар ин ҷо кавитару зичтар гардид.

Ҳамаи хулосаи ман аз дунё, аз одамон маро имрӯз ба ин хулоса овард, ки ҷангҳои байни ҳамдигарии мо аз кам донистан ва аз кам арзиш додан ба мафҳуми дӯстист. Дӯстӣ ва рафоқат беҳтарин неъматест, ки моро шахсият мебахшад. Боиси пешрафти ҷомеа ва худи инсонҳо мегардонад.

Мо ба хубӣ дар мисоли таҷрибаи ҷумҳурии Қирғизистон ва дигар ҷумҳуриҳои Осиёи Марказӣ мебинем,ки майл ва хоҳиши, сиёсат ва фарҳанги худро тобишу ранги ҳампайвастӣ, ба моҳияти ваҳдати олами инсонӣ наздиктар месозанд. Мо, ҳама, инсонҳои рӯи замин метавонем дӯсту рафиқ бимонем, агар бидонем, ки мисли меваҳои як дарахтем ва шохҳои як дарахтем. Набояд аз ҳамдигар дурӣ ҷӯем ва сарҳадҳои фикрӣ ва заминиамонро ба рӯи ҳамдигар бибандем. Иртиботҳои фарҳангӣ, иқтисодӣ, илмӣ ва инсони ҷомеаи башари инсониро гул-гул мешукуфонад.

Дар чунин ҷомеаи умумии башари инсонӣ метавонанд ҳама дар ғами ҳамдигар бошанд, барои пешрафт ва шукуфоии қобилият ва истеъдодҳои ҳамдигар саҳмгузор бошанд.

Бир биридан ўзгача.

Ҳар бирининг таърифи,

Барча тилда бошқача.

Ҳид таратар муаттар.

Боғимнинг энг тўриси,

Гулларимга ярашар.

Гуллар эса элатим.

Ҳиди бўлса эзгулик,

Бирлашсак бўлар «Дўстлик».

Япроғи – гўзал ёшлик,

Кизил эса мангулик,

Сариқ гулим - ёруғлик.

«Дўстлик» деган боғимда.

Меҳр бериб авайлай,

Тинчлик бўлсин юртимда.