Монологи от сердца

Порча

Я не хочу их встреч. Ни в какую. Ни за что. И не знаю, как отвадить.

Настеки насели. Ирина постоянно стремится Игоря рядом держать, бесконечно звонит. Говорю: нет Игоря. Даже если дома. Он злится. Разговариваю с Ириной официальным тоном, что по телефону, что так. Даю понять своё негативное отношение. Ей плевать с высокой горы. Придумала через других вызванивать, с помощью подруг или родственников. Я уловку поняла. Но и они пошли в атаку. Однажды неприятный, высокомерный женский голос в трубке: «Позовите Игоря». Может, такую же колдунью попросили. Нет, говорю. Она меня так резко отхлестала: «Что ты крутишь? Что ты врёшь постоянно! Он дома, я знаю! Что ты его прячешь?» Грубо, бесцеремонно... До того гадко на душе стало, до того мерзко. Словно я не родная мать…

Положила трубку и не знаю, что делать. Должна отчитываться непонятно перед кем. Даже расплакалась от бессилия.

Подобные звонки участились. Осаду устроили.

Пожаловалась Агафье Андреевне, та дала совет: как звонят читать «Отче наш».

Наизусть ещё не знала.

– Напиши на листке, положи под телефон. И чтобы ни говорили в трубку, читай молитву про себя.

Что вы думаете? Они звонят разными голосами, я поднимаю трубку и начинаю: «Отче наш, Иже еси на небесех!..» Их возмущения, крик тише, тише, звук уходит…

Чудеса. Я как новообращённая, всему удивлялась. О, думаю, слава Богу, буду молитвой защищаться.

Мой Игорь на крыльях летает. Брату простил. Письма ему никогда не писал. Бывало, приписочку к моему письму сделает. В последнее время даже не предлагала, злился: «Обойдётся…» И вот сам вызвался: «Дай-ка братану черкну пару ласковых!»

Как ни пытаюсь вызвать его на серьёзный разговор, растолковать, что не чистая любовь, так не поступают порядочные девушки, он отмахивается: «Да брось ты, мамочка, всё хорошо».

Горит в нём любовь…

Категорично воздействовать не решаюсь, как бы хуже не наделать. И теряюсь, что предпринять, как подступиться? Он видит, не разделяю его увлечения, всё равно стоит на своём. Не тот возраст, когда можно приказным порядком решить. Меньше были, старалась без давления воспитывать. Разъяснять. Послушными по большому счёту росли. Вот и тут, уже девятнадцатый год, а в кино собирается, обязательно разрешения спросит.

– Мама, можно с Иринкой сходим?

Запретить не решаюсь, как бы врать не стал.

Как-то говорю:

– После кино сразу домой. Не ходи к ним! Поздно уже. Пусть Ирина к себе поднимается, а ты домой.

– Ладно-ладно, мамочка!

Боялась, что тут скрывать, вдруг решат привязать его окончательно, такие найдут чем, той же беременностью.

Ещё с Сашей однажды был случай. Ушёл к ним. И пропал. Нет и нет. Я извелась. Потом придумала ложь во спасение. Поднялась к Настекам, открыла мать Ирины, говорю: передайте Саше, что звонят из Кемерова, из училища. Он приходит, я объяснила, что нет никакого звонка. Саша: «Как хорошо, что позвала, а то бы остался у них, как сам не свой сижу, так мне почему-то жалко Ирину». Сашу на жалости обрабатывали. Игоря другим привязали…

Это уже потом Марья Васильевна – о ней расскажу обязательно, она помогла избавиться от колдовства – не раз повторяла: старайся не пускать сына к ним, никаким зельем не побрезгуют…

В тот раз Игорь с Ириной в кино ушли, у меня душа не на месте. Сеанс последний, не сплю, в прихожке караулю. Они, паршивцы, что сделали, вошли в подъезд, разулись и в носках крадутся по лестнице. Как же материнское сердце не почувствует. Ух, разозлилась! Распахнула дверь, они так и застыли с туфлями в руках…

Ну и прорвало. Не сдержалась. Нагрешила… Последними словами её обозвала. Пусть знает: не хочу рядом с сыном такую.

Игорю по щекам надавала:

– Мать обманываешь! Негодник! Ты что обещал?

Ни о чём не думаю, соседи не соседи, раскричалась. Всё, что в себе носила, что сотню раз хотелось сказать, выдала.

Игорь растерялся:

– Мама, мама, тише!

Я разошлась, не удержать:

– Не называй меня мамой.

И снова по щекам его, по щекам.

Нашумела на весь подъезд, потом развернулась, дверью хлопнула.

Игорь следом ключом завозился в замке. Не психанул, не пошёл к ней.

В то время в моих руках ещё были.

Как их любила и люблю! Маленькие уснут, бывало, подойду, поглажу каждого, поцелую, только потом иду спать. Ни разу не била, не наказывала ремнём. Свободно росли, свободно учились. Отличниками не были и в троечниках не ходили… Хотя не гнобила с уроками, самостоятельно учились,

Игорь в зале спал, слышу – на диване, ворочается. Я на кухню ушла. Нисколько не жалела, что до крика дошла. Давно подмывало напрямую высказать Ирине своё мнение. Ну и ладно со скандалом получилось, раз по-другому не могла понять.

Игорь зовёт:

– Мама, иди сюда.

Я зло:

Он просит:

– Мам, ну иди сюда.

Они такие с детства оба, дочь упрямая, а Саша и Игорь, если провинятся, а я их отругаю, пока не помирятся со мной – не уснут.

– Мам, ну подойди.

Подошла, села. Думаю, дошло до него наконец-то, сейчас скажет: ладно, мама, больше к ней не пойду.

Он:

– Мама, разреши с Ириной встречаться. Мне никого на свете, кроме неё, не надо. Если не разрешишь – жить не хочу.

Как только язык повернулся такие страшные слова сказать сыну?

Но, наверное, надо было.

Игорь отвернулся к стенке, одеялом укрылся с головой. Всё, дескать, разговор окончен.

В тот раз его не проняло до конца. Недели две жили напряжённо. Он подлизывался, я холодно держалась, никаких разговоров, односложно отвечала на все вопросы. Я же тогда ещё ничего не умела, сейчас бы молилась… В тот период поехала к Саше в училище, он отдал письма, что Ирина писала. Пачку целую: «Выкинь, мама!» Я не выкинула, а пришла к Настекам и бросила. Вот, дескать, не нужна мне ваша дочь.

Игорь на своём стоит. Ещё раз попытался подъехать за разрешением дружить с Ириной.

Я вспылила, он бросил:

– Всё, ухожу к ней навсегда, ноги больше у вас не будет!

И ушёл.

Я на кухне припала к окну: «Господи Милостивый, не пускай его туда!»

Навзрыд плачу...

Вдруг меня за плечи сзади обнимает, целует:

– Мамочка, ладно-ладно, успокойся! Не надо, родная! Куда я от тебя уйду!

Марью Васильевну насоветовала мне Агафья Андреевна. Она лежала в больнице, женщины между собой заговорили о порче. Одна говорит: «Порчу в нашем городе снимает Марья Васильевна, на бензострое живёт». Агафья Андреевна записал адрес. И дала мне. Она очень беспокоилась за Сашу с Игорем. Часто повторяла: «Игорь очень изменился. Смотри, Лида, не потеряй его». Отправляя к Марье Васильевне, предупредила, что надо быть осторожной. В то время такие люди преследовались. Могла милиция дежурить возле дома.

Муж меня на машине повёз. Марью Васильевну я за святую принимала. Как же – спасает самое дорогое, что есть у меня – детей. Тогда не знала, что к этим людям нельзя обращаться, они, как говорится, и вашим и нашим служат. Но Господь мне простил, надеюсь. Я потом исповедовалась, призналась священнику, что ходила к женщине, которая порчу снимает. Священник ничего не сказал, никак не прокомментировал, молча выслушал, разрешительную молитву прочитал и всё. Марью Васильевну я потом изредка видела по большим праздникам в церкви, на Успение, в Вербное воскресенье… Одно время молилась за неё о здравии. Сейчас нет. Как бы там ни было – она мне открыла глаза на новую жизнь. У меня к ней самые хорошие, добрые чувства. А за свои дела ей самой ответ перед Богом держать…

Марье Васильевне рассказала, что на моих сыновьях порча...

Надо сказать, с первого раза к ней не попали. Ездили, ездили с мужем по записанному на бумажке адресу, не можем найти дом, она в частном секторе жила, как провалился, нет такого номера. Вернулись домой безрезультатно, я опять к Агафье Андреевне, думала, ошиблась, записывая адрес. Посмотрели её бумажки – всё правильно. Враг отводил. В чудеса тогда не верила. Материалистка. Вижу глазами – значит, есть, а нельзя «на зуб попробовать», что логике не поддаётся – такого быть не может. Только со второго захода отыскали Марью Васильевну.

Муж, говорит: «Мы ведь около этого дома стояли». Нам показался другой номер.

Рассказала Марье Васильевне про сыновей, Ирину, её семейку.

Она спрашивает:

– Крещёные дети?

Сашу мама тайком крестила. Священник по домам ходил. Потом уже сказала: «Ругай, дочка, не ругай, Сашеньку я покрестила». Игорь и Леночка были некрещёными. Мама частенько, особенно когда болели, вздыхала: «Как они некрещёными-то живут!»

Я потом подумала: Саша оттого и выпутался легко из их сетей...

Марья Васильевна посоветовала обязательно детей покрестить.

В разговоре я обронила, что Игорь по большому счёту подчиняется мне.

– Не зарекайтесь, – перебила, – могут сделать так, что ты хоть упади перед ним, через тебя перешагнёт и к ней пойдёт! И ни за что не удержишь. Покрестить надо срочно. И порчу снять.

Попросила в следующий раз принести соль и воду. И то и другое своё, в исключение моих подозрений.

Так и сделала, соль в коробочку насыпала, воду в бутылку с широким горлышком из-под молока. Марья Васильевна поставила на стол бутылку, попросила открыть. В доме иконы висели. Марья Васильевна поднялась из-за стола и в сторону икон начала читать молитвы. Я сижу. Тогда мало что знала, помню, она часто называла слово «крест». «Я этим крестом открещусь, я этим крестом отмолюсь». Да и говорила, наверное, чтобы я не очень-то и понимала. Считала не нужно мне, тем более у меня тогда, собственно. и веры-то не было.

Спросила: что Игорь подсаливает. Им обоим, Саше и Игорю, яичницу с салом хоть каждый день подавай. Чуть подросли, из школы прибегут – я на работе, отец на работе – сами нажарят, наедятся.

Соль из коробочки наказала поставить на кухне, пусть у Игоря под рукой будет. Водичку из бутылки добавлять в чай, кофе.

В самый первый раз наказала дать Игорю поесть что-то с этой солью, потом налить в стакан воды, пусть выпьет, но не всю. Остатками я должна намочить руку и тыльной стороной ладони – как бы смахивая с Игоря пыль – спереди, сзади, со всех сторон провести.

Всё по наказанному выполнила, принялась «пыль стряхивать». Отец сидит тут же, смотрит. Атеист, как и я сама долгое время, но ничего не говорит. Умный человек был. Физик, математик. Из тех, у кого слово лишнее клещами не вытянешь. Молчун. Детей любил не меньше меня. Маленькие болели, так измается, пока на поправку ребёнок не пойдёт.

Рукой мокрой начала проводить, а Игорь, Бог ты мой, что стало твориться. Чуть-чуть касаюсь, а его как корёжит, будто хлещу изо всей силы.

– Мам, чем ты так? – пощады запросил.

Отец строго из угла:

– Слушай, что мать говорит, делай, как велит!

Поддержал.

Да, забыла. Сразу как выпил воду, его замутило. Побежал в туалет. У меня сердце упало: «Не получилось!»

Марья Васильевна предупредила: если вдруг затошнит и вырвет, значит, их сила верх взяла. Не вырвет – наша побеждает. Только после этого надо отряхивать.

Побежал в туалет, я так и села на диван, а в голове обречённость: «Настеки победили! Что с Игорем будет?» На пороге остановился:

– Мам, меня чуть не вырвало.

Я с энтузиазмом принялась отряхивать, он отстраняется, будто ремнём полосую.

Надо полагать, муж тогда тоже задумался над истинностью постулатов материализма.

В тот вечер Саша в гости заявился. В училище на хорошем счету был, сержант, исхитрился домой в увольнение на пару дней отпроситься. Соскучился по девушке своей, по Лене...

Лёг спать с Игорем в зале. Диван широченный, вдвоём запросто разместились.

Ночью Саша будит: «Мам, мам, с Игорем что-то!»

Подхожу, он огнём горит.

Саша рассказывает, среди ночи громко бормотать начал, потом вдруг схватил брата за горло и ну душить.

Саша ему: «Брат, ты что!» За руки взял. Он в себя пришёл: «Ой, что я!» И уснул.

Марья Васильевна предупреждала: может заболеть. Не всё так просто.

К утру жар прошёл. Игорь, как на брата душить набросился не помнит, заспал. «Да вот так!» – Саша, дурачась, повалил Игоря на диван, в горло вцепился. Возятся, хохочут… Детки малые, как диван не развалили…

С того дня Игорь постепенно-постепенно стал отходить от Ирины, сторониться её.

И я как импульс получила. Даже не знаю почему. Будто до этого ещё сомневалась. С той поры день обязательно начинаю с молитвы, в воскресенье иду в храм. У мамы стала спрашивать о её молитвенном опыте. Она смущалась: «Что я, безграмотная, ты святых отцов читай». Мама каждый день читала Псалтирь, что-нибудь из Евангелия обязательно. Однажды мама призналась:

– Лида, сколько молилась, сколько просила Господа вразумить хотя бы одно моё дитё: «Господи, – просила, – скоро заберёшь, и некому за меня помолиться, свечечку в церкви поставить». Услышал Господь.

В последний год чувствовала себя плохо, холецистит был, понимала – недолго проживёт, нет-нет да проронит: «Как же я умру, а дети некрещёные». Только одна я и была крещёной. Родители, как поженились, на Дальний Восток уехали, церкви там не было. С моим крещением как получилось, приехала мама в Петропавловск в гости со мной, мне два годика, ну и покрестила. Когда на постоянное жительство перебрались в Петропавловск, старший брат в техникум поступил, остальные все в школу ходили. Побоялась мама: узнают – притеснять будут. «Всю жизнь душа болит, что некрещеные они», – говорила мне мама.

Думаю, надо исправить это. Написала братьям в Омск: приезжайте, мама просит, хочет увидеть. Больше всего беспокоилась по поводу Игната – старшего брата. Всю жизнь руководитель, начальник, коммунист, умница. Человек исключительный, спаси его, Господи, и помилуй, но должность… Радетели атеизма из КГБ повсюду шныряли, я к тому времени это хорошо знала. Карьеру можно испоганить, каким бы ни был замечательным специалистом. Игната как раз поставили директором завода металлоконструкций, поднимать захудалое предприятие.

Я уже знала силу молитвы из 1-го псалма «Блажен муж». Наставления про неё дала Феша, что свечи в соборе продаёт. Если кто настроен агрессивно, дерзко, вредничает, упрямится, потакает бесовским козням и надо смягчить его, вразумить – читай «Блажен муж…» Хорошо помогает, когда идёшь с проблемой к какому-нибудь начальнику. Несколько раз прочитай эту молитву, и Господь из него беса изгонит, если дело твоё доброе… Когда нет беса, все люди хорошие. Брат приехал, с мамой разговаривает, я читаю про себя: «Блажен муж Игнат, иже не иде на совет нечестивых. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя. Слава Тебе. Боже наш. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя. Слава Тебе, Боже наш. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя. Слава Тебе, Боже наш». Мама говорит: «Игнатушка, прости меня, грешную и окаянную, некрещёный ты по моей вине, как и Ваня, и Валя… Мне умирать, а вы остаётесь здесь некрещёные. Виновата я перед Богом, перед вами. Так виновата, исправь мою ошибку, Игнатушка, покрестись, родной мой…» Он без тени колебаний: «Мама, если нужно, я покрещусь».

Сразу согласился. Не побоялся последствий.

Повела его под гору, в собор Петра и Павла. Приходим из церкви, маме показывает крестик на себе: «Вот, мама, я твою просьбу исполнил». Тогда у нас в храме появились в продаже толстые красивые Библии, у мамы была такая, подарила Игнату. А сама радёшенька. Тоже больше всего за него волновалась. Он потом звонит. «Мне, – говорит, – как кто дорожку пролагал. Лето, самый разгар отпусков, а я билет в кассе в пять минут взял. Так хорошо уехал». «Потому что с Библией, сынок», – мама ему.

Брат Иван приехал через неделю. Он уже выпивать стал сильно. Всё с пива пошло. Раньше вообще как красна девка. Из армии пришёл, винца пригубит и всё. Без того весёлый. В молодости баян из рук не выпускал. Голос чистый, не курил никогда. Играет и поёт. Сам лёгкий, подвижный. Мало того, что музыкант, танцами занимался в школе. Душа компании, но к вину был не склонен. Получилось – до поры до времени. Началось с бутылочки пива после работы… Мама про крещение сказала, он с женой Надей приехал. Надя маму поддерживает, Ваня резко: «Я не за этим ехал, а мать проведать. Что вы мне мозги забиваете?..» Всегда ласково к матери относился, тут настолько грубо прозвучало. Мама в слёзы: «Ладно, Ванечка, если не хочешь». Он слёзы матери не выдержал, с психом: «Ну, ладно, пойдём покрестимся». Вроде как сделал одолжение.

И как тут не внять истине: если после крещения, когда тебя очистил Господь, ты не заполнил душу верой, то душу вымытую начнут с удвоенной энергией терзать злые духи. Ваня стал раздражительным. Всегда такой приветливый. Приедем к нему с сестрой нашей Валей, не знает, куда посадить, как угодить. Сам уже седой, а, как мальчишка, радость скрыть не может, по голове погладит меня, Валю, обнимет нас: «Ах, вы, мои сестрёнки!» Готов любое желание исполнить. Тут какой-то дёрганый стал. Водочка, конечно. Вскорости попал в драку по пьяному делу, зубы выбили, сотрясение мозга получил. Потом сын Алёша ушёл из дома…

Покрестились братья. Маме говорю, считая, что самое трудное позади: «Валю окрестим, не беспокойся». Уверена была: с сестрой проще всего получится. Несмотря на то что она всю жизнь в школе парторг, коммунист, из тех, для которых справедливость – прежде всего. Замужем, но детей не было, всю себя работе отдавала. Тем не менее я не сомневалась: послушается мать, женщина всё-таки, должна просьбу матери уважить. Но враг тоже не дремлет, если из его лап душу пытаются вырывать. Валентина на мамино «надо покреститься» отвечает «ага-ага», не отказывается, да всё заботы не отпускают – то конференция, то ещё что-то, откладывает раз за разом. Лето, осень прошли, мама переживает.

И вот как-то с сестрой к ней пришли. Мама Вале: «Завтра пойдёте с Лидой и покрестишься». В ответ сестра буркнула: «Ладно».

На следующий день вижу: сестра недовольная, в мою сторону не смотрит. Мама разговор о церкви завела, Валя как поднялась, как раскричалась, меня обвиняет, что это мои выдумки: «Ей-то что? А меня из партии исключат! С таким позором как дальше жить!?» В заключение бросила: «Никуда не пойду». Пальто схватила, демонстративно дверью хлопнула. Убежала.

Мама в слёзы. Я успокаивать: «Ладно, мама, не переживай. Нельзя настаивать! В Петропавловске Валя не может, летом в Омск поедем, так её никто не знает, и покрещу». Сели чай пить, я и при Валентине, и без неё повторяю в уме: «Блажена жена Валентина, иже не иде на совет нечестивых…» Читаю молитву, читаю… Попили мы чаю. Я оделась, выхожу, вот те раз: Валя у подъезда приплясывает. Замёрзла порядком. И к маме не заходит, и домой не идёт. Моя молитва её не пускает…

Я, будто ничего не произошло, зову: «Чё мёрзнешь, пойдём, чаю попьёшь, печенье осталось». Она сердито: «Нет, поехали в церковь». В автобусе стоим, повернулась ко мне спиной. Серчает. Но едет. В церкви я договорилась, за священником послали, он рядом жил, отец Николай. Ему сказала, что женщину покрестить надо. Хотела отойти, Валю не смущать. Она недовольно: «Не уходи, стой рядом». Зато после крещения отмякла. То спиной отворачивалась, на обратной дороге нормально разговаривает.

Приехали к маме, заходим, мама всплеснула руками: «Что случилось, почему вернулись?» Говорю: «Вот, мама, ты переживала, а мы покрестились». «Что ж за полотенцем не зашли, как без него?» Мама приготовила специальное, чтобы лицо промокнуть. Братьям вручила: «Храните. Как приболеешь, нужно приложить». Я про полотенце помнила, да не стала возвращаться, как Валя сказала: «Поехали в церковь». Вдруг передумает, настрой пройдёт.

Выполнила мамину просьбу с Божьей помощью.

Игоря, хоть Марья Васильевна и говорила, не покрестила сразу, он отнекивался «потом-потом». Но успокоился, охладел к Ирине, в железнодорожный техникум поступил, с удовольствием учился. Настеки перестали его донимать.

Однажды Игоря в магазин за яйцами послала, на машине отцовской отправился. Приносит ячейку и говорит:

– Мам, ты их перекрести!

– Что такое?

– В очереди за мной тётя Зина, Иркина мать, стояла. Похлопала меня по плечу: «Что это ты, Игорь, к нам перестал ходить?» Я когда поехал от магазина, машина на ровном месте три раза перекрутилась винтом, еле удержал.

Тоже стал понимать. Их всех молитвами напичкала. Это мама научила. Писала от руки «Живый в помощи Вышняго…», «Да воскреснет Бог», «Взбранной Воеводе победительная», зашивала в костюмы, в карманчики маленькие засовывала, чтобы при себе были.

Наблюдала ещё одно чудо. К Марье Васильевне я, борясь за Игоря, несколько раз ходила. Отблагодарила хорошо. Тюль капроновый в страшном дефиците был, из Москвы привезла ей на все окна. Она так радовалась. С Игорем всё наладилось, немного соли той самой осталось. Муж у меня – рыбак заядлейший. Каждую весну привозил крупной рыбы с икрой. Икру собирала в чашку, засаливала и по банкам в холодильник. В тот раз столько рыбы привёз – щук, окуней, карасей – весь вечер с ней возились, далеко за полночь закончили чистить. Вся крупная… Наконец разобрались, уложила в холодильник. Икры набралась полная чашка… Надо подсолить, прежде чем ставить в холодильник, кинулась за солью – нет ни капельки. К соседям не пойдёшь – два часа ночи. Что делать? Мужу говорю:

– Соли нисколько нет.

Он заворчал недовольно.

И тут вспомнила про ту, в коробочке, что Игорю предназначалась… Даже без всяких мыслей, что соль-то непростая, полезла в шкафчик. Муж тем временем икру в холодильник ставит. Не пропадать добру.

В одной руке чашку держит, другой дверцу открывает.

– Да подожди ты, – остановила.

И посолила щедрой рукой икру.

Она ожила.

Муж чуть не бросил чашку.

Икра, как бы единой массой, одним телом, начиная со дна, повернулась. То есть – вот спокойная поверхность, икринка к икринке, и вдруг она приходит в движение.

За двадцать лет, что жили до этого с мужем, не один десяток раз каждую весну привозил икряную рыбу, солила икру, но с «оживлением» столкнулась впервые.

– Что это? – спрашиваю.

– Ше-ве-е-е-лится! – Виктор резко отстранил от себя чашку, будто боясь, как бы ещё чего не выкинула. – Шевелится!

Икра повернулась и успокоилась.

В следующий раз привёз икру, специально решила проверить. Немного икры попробовала этой же солью подсолить, даже не трепыхнулась.

Что интересно, муж покрестился после этого случая. Было тогда уже послабление, горбачёвские времена, но ведь директор школы. Только, попросил, не в Петропавловске. Летом в Омск поехали, и в храме на Тарской покрестился. Как раз после Троицы. Может, говорю, батюшка, сразу и повенчаете? Знаю, что дети от невенчаного брака не благословенны. Я у отца Николая исповедовалась. Покаялась: «Невенчаная живу с мужем». «Почему мужем называешь?» – батюшка Николай суровый. «У меня, – говорю, – батюшка, не было другого мужа. Мы с ним зарегистрированы». «Вы зарегистрированы для себя, а для Бога вы блудно живёте». Почитайте вторую главу книги пророка Осии, где написано: «И детей её не помилую, потому что они дети блуда».

Повенчаться в тот день же, как Виктор крестился, не получилось, Петровский пост начинался…

Игорь крестился, как в армию идти, сам изъявил желание. Техникум заканчивал, сразу в армию забирали.

– Мам, – подошёл, – хочу покреститься.

– Конечно, – говорю, – давай сходим вместе.

– Что я маленький? Сам...

Взял ещё двух друзей, попросил у отца машину и поехали…

Настеки через год перебрались на Украину, и как в воду канули. Вспоминаю их с негодованием, столько пережить пришлось сыновьям, мужу, мне… А с другой стороны: не столкнись с ними, так и осталась бы материалисткой-атеисткой…