Монологи от сердца

Эпилог

– Струсила, – честно призналась.

– Зачем куда-то ехать, – предложил я городской вариант, – если на Иртыше рубят купель у Речного порта. На маршрутке вам из Кировска двадцать минут ехать.

И красочно описал состояние дел у проруби: раздевалки, МЧС, врач. Всё как полагается. От детей до стариков совершают омовение. Молодёжи много. В монастыре в Большекулачье народу столько собирается, не протолкнуться у «Иордани», и в Ачаир стало модным ездить на Крещение.

Проще без ажиотажа в городе окунуться.

Лидия Викторовна загорелась на мою агитацию:

– Можно вместе с вами?

Почему нет.

– Потеплее одевайтесь. Валенки, если есть… И обязательно тапочки прихватите – самое холодное не вода, а ступать босиком по льду…

Встречу назначил у «Голубого огонька».

– Это я грешница, – сказала Лидия Викторовна, когда с улицы Чокана Велиханова подошли к куйбышевскому пляжу. – Впервые в жизни решилась и… Не допускает Господь…

Широченная полынья, начинаясь от Ленинградского моста, тянулась вдоль пляжа. Откуда взялась? Декабрь, конечно, выдался на удивление тёплым. Никольские морозы получились одно название. И снега – чуть земля прикрыта, и тепло. Зато в январе зима круто взялась. Сразу после Нового года термометр ночью скатился под тридцать. Нехотя температура градуса на три-четыре повышалась днём, с наступлением темноты снова красный столбик уходил вниз. Холода стояли на Рождество, и до самого Крещения теплее минус двадцати не наблюдалось. Если в декабре каждое утро я решал вопрос со штанами в руках: надо ли утепляться, надевать под брюки бельё, то в январе вариантов не было – ещё как надо. А так хотелось потепления. Приехал из Москвы сын с семьёй. Сводить бы к причастию трёхлетнюю внучку Катеньку, да Сибирь встретила москвичку морозами. Ещё и приболела малышка в дороге. В прошлом году из-за моей нерасторопности не получилось и опять… Однако, в отличие от меня, москвичи морозов не побоялись – сводили Катеньку к причастию…

И всё же как ни морозил январь, не хватило его на Иртыш, полынья свинцово чернела на белом.

Или термальные источники забили со дна Иртыша?

Берег был белоснежно пустынным. Лишь «собачник» прогуливал пса. Обычно на Крещение здесь колготился народ. Радостное возбуждение витало уже на подходе к пляжу. На всех примыкающих улицах наблюдалось характерное движение – встречными курсами шли с сумками, ёмкостями. С вёдрами не встречал, но пятилитровые баллоны – не редкость увидеть в руках страждущих благодати…

Традиция троекратного погружения в прорубь на Богоявление стремительно возрождалась, преумножая количество отчаянных купальщиков. Русский экстрим привлекал новых и новых последователей. Кто и креститься толком не умел, приходили к купели. На куйбышевском пляже сколько лет подряд рубили прорубь, оснащали её лесенками, перилами, тут же ставились ограждения из брезента – раздевалки, дежурили бойцы МЧС, милиция, врачи.

В радостном возбуждении, в предвкушении удара по телу огня холодной воды шли к «Иордани» одни, навстречу двигалась вереница свершивших сей подвиг. Счастливые, тело под одеждой пело яростный гимн жара и холода, льда и пламени, кожа горела.

Те и другие поздравляли друг друга с Крещением. Тех и других объединяла причастность к яркому и таинственному событию, чудесная вода притягивала, звала, обещала праздник одним и уже одарила им других.

Те из идущих к проруби, кто окунался в студёную «Иордань» в прошлые годы, ждали с нетерпением повторения ни с чем несравнимого чувства мгновенного – сколько там этих секунд (ну десять, ну пятнадцать) – соединения с холодом, за которым следовал мощный прилив радостной энергии. Пусть ещё не отогрелись пальцы ног, лёд успел за короткие секунды вытянуть из них тепло, но кровь с каждым ударом сердца гнала жар к поверхности тела, и оно захлёбывалось в ликовании…

Это чувствовали новообращаемые, кто впервые шёл к проруби… Опасения, предательские мыслишки ещё точили голову: «Ты в своём уме? Представляешь, какая вода подо льдом? Ты ведь под форточкой можешь за пять минут простудиться на полмесяца с соплями до пояса и температурой выше некуда! А тут голым в прорубь?» Но тело принимало победные вибрации, исходящие от побывавших в «Иордани».

Не забуду, однажды иду от проруби, на набережной женщина. Видимо, долго издалека наблюдала за ныряющими, слушала восторги, возгласы у края проруби: «Ух, классная водичка!» «Вот это кайф!»… И с такой надеждой обратилась ко мне, с такими просящими интонациями:

– На самом деле вода тёплая?

Мол, подтвердите, разве в холодную вот так добровольно люди полезут, да ещё норовят опередить друг друга.

У её ног стояла объёмистая сумка. Не исключено, решалась на прорубь. Однажды наблюдал и того забавнее, женщина подходила в купальнике к зеву проруби, потом бежала к друзьям, набрасывала шубу, стояла какое-то время и снова решительно скидывала шубу, чтобы снова повернуть от проруби. Не могла решиться...

В прошлом году на куйбышевском пляже разразилось вавилонское столпотворение. Чему виной на редкость тёплое Крещение, всего каких-то минус четыре градуса. И народ повалил. Что такое для сибиряка минус четыре? Смех. Милиция перегородила подходы к «Иордани». На берегу стояли переносные барьеры и человек десять сотрудников, от майоров до сержантов, сдерживали напор толпы, дабы не высыпала всей массой на лёд: вдруг не выдержит, и все разом будут принимать омовение. К вожделенной проруби пускали маленькими группками, человек по десять. Толпа отличалась весёлым нравом, праздничным настроем. Смех, шутки.

– Товарищ майор, а не слабо нырнуть? – подначивал провокаторский голосок.

За год до этого Крещение выдалось настоящим – минус двадцать семь. Тогда-то никакого столпотворения на подступах к «Иордани» не наблюдалось. Милиция грелась поодаль от неё в «уазике». Лишь два дежурных эмчеэсника похаживали – чтобы не околеть окончательно – в непосредственной близости от крестообразной проруби. День выдался ярким. Солнце во всё белёсое небо. Снежная пыль в воздухе. Несмотря на приличный мороз, «Иордань» не пустовала. То с женской, то с мужской раздевалки выходили, не испугавшиеся крутого мороза, рабы Божьи, осеняли себя крестом, спускались по лесенке в огонь святой воды, ухали три раза с головой и бежали одеваться.

Самым трудным в тот день для меня оказалось окунуться второй раз. Первый по инерции – тело ещё не осознало, куда его беспокойные ноги завели, третий легче, знаешь – сейчас всё это кончится, побежишь к одежде, зато во второй раз пришлось включить упрямство – уж очень сильно захотелось на берег. Пересилил себя, и всё-таки, как потом сказали наблюдавшие, погрузился только по уши, «срезал» угол дистанции. Какая там молитва в голове? Скорей-скорей!

Заскочил в раздевалку, вытираюсь, смотрю – рядом с моим пальто китель капитана милиции. Прибегает хозяин, и быстрее одеваться не вытираясь – нечем, нет полотенца.

– Возьмите моё, – предложил ему.

Когда-то самого вот так же выручили. В самое первое крещенское купание я себя чуток перехитрил. Вроде как направился к проруби посмотреть, как смельчаки ныряют. И только… Дней за несколько до этого придумывал варианты собственного участия в экстремальном празднике. Вот бы, рассуждал, с кем-нибудь на машине поближе к «Иордани» подкатить: выскочил из проруби и сразу в тепло, и оперативно без всякого общественного транспорта едешь домой. Так ещё можно избежать хворей от переохлаждения… Увы, компаньона с машиной не подвернулось, зуд тем не менее появился. Иду к проруби с мыслью о разведывательном созерцании... В тот вечер было мероприятие в Союзе писателей. Выехал пораньше, дабы завернуть к «Иордани». Вечерело, пятый час. С набережной увидел раздевалки, совершающих омовение. В ответ на эту картину возникла в голове задорная мысль: «Ну и что – нет запасных трусов. Без них можно домой пойти. Ну и что – нет полотенца. В детстве, бывало, майкой вытирались, искупавшись летом в холодной сибирской речке».

И нырнул. Забежал в раздевалку, схватил майку, а мне паренёк полотенце свое предлагает: «Возьмите, я уже всё!»

Я тоже милиционеру своё подал. Он вытер лицо, голову, вернул:

– Спасибо, мне до машины два шага добежать!

Будучи в наряде у проруби, смотрел-смотрел из тепла «уазика» на купание и не выдержал.

– Если уж дети купаются, – сказал, одеваясь, – я-то взрослый мужик.

Рядом с нами раздевались отец с сыном, лет двенадцать мальчишке, он робел. Отец подбадривал, настраивал… Подал крестик:

– Надень-ка, – и дал дельный совет, который я воспринял и вот уже пятый год следую ему: – Раздеваться начинай снизу, одеваться – сверху…

Капитан обогнал меня в одевании. Сказано: военный человек. Когда я поднимался от Иртыша, он уже сидел в служебной машине.

Зато в тот очень даже морозный день никаких очередей к «Иордани». Не сравнить с прошлым годом. К проруби пускали небольшими партиями, человек по десять. Остальные весело колготились в ожидании. За мной стояли три девчонки. Лет по восемнадцать. Одна спрашивает: «А что, искупаемся – и святыми будем?» С одной стороны – дикое дремучее дилетантство, с другой – поди ж ты, что-то привело девчонок, и окунутся, а там, дай Бог, и к церкви начнут прилепляться…

Ожидая Крещения, о котором рассказываю, не хотел тёплой погоды. Лучше помёрзнуть, чем стоять в очереди. Пусть холод отпугнёт колеблющихся…

И вот на пляже вообще пусто, лишь носится, дурачась, ротвейлер, да хозяин пса степенно движется за ним.

– Грешная я, – вздохнула Лидия Викторовна.

А я корил себя: не провёл разведку телефонными звонками среди знакомых, где на Иртыше «Иордань»? Самоуверенность подвела: раз в прошлом году здесь делали…

Стенаниями проблему не решишь, мысль заработала: может, прорубили купель у стадиона «Динамо», на пляже Центрального района? Ведь рядом находится всего полгода назад освященный Кафедральный Успенский собор. Вполне возможно, оттуда был крестный ход к «Иордани»? Узнать решил в Казачьем Никольском соборе. В свечной лавке работала знакомая. Однако поговорить не удалось. У собора вытянулась очередь. Внутрь пропускали партиями. Слаб человек, как ему хочется запросто благодать получить. Набрать на Крещение святой воды побольше. Как-то на Крещение протиснулся в Знаменскую церковь, что на улице Куйбышева. В церкви ремонт шёл полным ходом, но службы велись. Народу полным-полно, вдоль стен штабели досок, строительные материалы… Из бака святую воду наливают. Не пробиться. И вдруг возглас: «Кто взял мою трёхлитровую банку? Ну, люди! Отошёл на минутку свечи купить, и утащили святую воду!» Зевнул дядя. Когда мы с Лидией Викторовной подошли к Никольскому собору, очередь за святой водой растянулась метров на сто. Она спускалась с крыльца храма, заворачивала к ТЮЗу... Столько народу, пожалуй, не приходит к собору даже на Пасху.

В очереди никто не знал о проруби. Милиционер у входа в собор ответил на мой вопрос: «В нашем районе нынче не рубили».

Но знатоки всегда находятся. «На Иртыше запретили делать, – сказала женщина в нутриевой шубе и берете, – поэтому купель сделали прямо у Успенского собора».

– Поедем? – спросил я у Лидии Викторовны.

– Конечно.

В «шестьдесят третьем» автобусе некое сомнение у меня закралось: какую купель могут сделать у Успенского собора? Не получится как в чьём-то рассказе, когда дети пели песенку: «Шёл трамвай десятый номер, а в трамвае кто-то помер». Её услышала гражданка и приняла трагическую информацию за чистую монету, передала, чуть видоизменив, дальше по цепочке. В результате весть «в трамвае кто-то помер» обросла такими слухами, что целое кладбище можно было заселять умершими в «десятом номере» и вокруг него.

Сомнение оказались ненапрасными. Святую воду народ нёс из церкви, но никто нигде в округе не купался. Это подтвердил и сержант милиции, к которому обратился всё с тем же вопросом о проруби.

– Хоть водички наберём, – сказала Лидия Викторовна, – утешая меня и себя.

Воду наливали в нижнем приделе храма.

Как не поделиться наблюдениями. Два года писала, не прерываясь, местная печать, постоянно говорило телевидение о восстановлении Успенского собора под приглядом губернатора, но огромной очереди за святой водой здесь не было. «Прихожане», которые раз в год вспоминают о церкви – водички набрать, сюда ещё дорожку не протоптали. Не сравнить с Никольским собором. Всего-то и стояло в храме человек пятнадцать. Хоть и суета вокруг с бутылками, а благостное настроение. Три чана, пожилые женщины в белых платочках, белых одинаковых передничках черпают воду, наливают в бутылки и поют. Тихо и ладно. У человека, занятого работой, нет сосредоточенности на песне, она выпевается из самой души…

– Как голова заболит, я святой водичкой косынку окроплю, повяжу и молитву «О болящих» читаю! – поделилась Лидия Викторовна. – Помогает.

Нет, я не мог устоять на месте, хотелось до конца разъяснить ситуацию. Чувствовал вину перед Лидией Викторовной – взбаламутил женщину. Оставил её в очереди, сам направился в верхний придел. У лестницы средних лет женщина закрывала дверь в какое-то помещение. «Значит из церковных», – подумал, спросил. Прозвучало всё то же неутешительное: «Завтра в восемь утра автобус отправляется в Крутую Горку к проруби. А на территории Омска нет “Иордани”».

Но мне так хотелось, чтобы она была.

Наш разговор услышала проходящая мимо женщина и дала наводку: «На Зелёном острове прорубь, и лесенки есть…»

Как я забыл? На Зелёном острове моржи купаются.

В бывшем затоне в метрах пятнадцати от берега чернела прорубь. Размеры впечатляли. Метра два шириной, метров пять-шесть в длину, с одного и другого края в воду уходи сваренные из труб лестницы.

Кто-то готовился окунуться, двое парней делали уникальные кадры, запечатлевая друг друга фотоаппаратом после купания. Никакого ажиотажа, человек пятнадцать от силы.

Но раздевалок не было.

Лидия Викторовна приуныла.

Оказывается, здесь имелась своя технология. Ей следовали многие из купающихся. Использовали длинные махровые халаты. Во-первых, удобно после проруби накинуть на себя обширное «полотенце» с рукавами. Во-вторых, халат позволял произвести манипуляции с переодеванием. Народу немного, отвернулся в сторону левого берега, и никого не шокируешь нудизмом, принародным сниманием-одеванием плавок.

Мужчина прикрывал дублёнкой женщину, тоже нормально.

– А как переодеваться? – спросила Лидия Викторовна.

Я-то ей обещал раздевалку, где даже крючки для одежды предусмотрены.

Лидия Викторовна растерянно оглядывалась, будто надеясь увидеть обещанное...

Четыре молодые женщины шумно спускались на лёд по ступенькам набережной. Одна в валенках. Аккуратненьких, с короткими, задорными голяшками. На другой меховая курточка. Не из дешёвых, хотя мех искусственный, под козочку, длинный, густой, цвета топлёного молока. Рукава чуть расклешённые, круглый воротник, на который спадали прямые каштановые волосы. Третья женщина вся в чёрном. Голову обтягивала тоненькая шерстяная шапочка, дутая курточка на синтепоне, джинсы. Четвёртая в расстёгнутой норковой шубе. Женщины были в самом расцвете от тридцати до тридцати пяти лет. Приехали на тёмно-синем «Форд-фокусе». Две тащили большой баул.

– Рубашку крещенскую подруга в Петропавловске подарила, – сказала Лидия Викторовна, – и негде переодеть.

– Женщина, не беспокойтесь, – услышала тревогу Лидии Викторовны женщина в валеночках, – у нас такой чехол от танка!

Они вытряхнули из баула здоровенный полог, взялись за один край, дружно, будто много раз тренировались, сделали несколько слаженных манипуляций с полотном, и в результате получилась ширма о четыре стены. Заходи, только голову и видать.

– Вот вам, бабушка, и раздевалка-одевалка! – приглашающим тоном произнесла женщина в чёрном.

– Какая она бабушка? – поправила подруга в валеночках.

– Чё уж там, трижды бабушка, – Лидия Викторовна не заставила себя просить второй раз, зашла в пространство, отделённое «ширмой».

Я отвернулся и услышал за спиной сочный возглас:

– Да вы, бабушка, лучшая!

Лидия Викторовна, осторожно ступая, пошла к проруби. На ней была светлая до щиколоток рубаха, с длинными рукавами, большим крестом на спине.

У лесенки Лидия Викторовна перекрестилась, произнеся: «Во имя Отца, и Сына, и святого Духа». Держась за поручни лестницы, опустилась по ступенькам в воду по грудь. Затем окунулась один, второй, третий раз.

– Браво! – воскликнула женщина в валеночках.

– Вот это бабушка! – снова затронула тему возраста женщина в чёрном. – Класс!

Лидия Викторовна, выйдя из «Иордани», поспешно перекрестилась. Женщины окружили её пологом, на этот раз держали трое, самая активная, та, что в валеночках, помогала с раздеванием-одеванием. Даже, как потом рассказала Лидия Викторовна, растёрла спину своим полотенцем, решительно отвергнув возражения.

Мы собирали сумки, когда они сбросили верхнюю одежду. Не все сразу – одна шла к проруби, одна снимала на видеокамеру. Оставшиеся дежурили на подхвате. Женщины были в стильных купальниках, хороши телом. Особенно одна – с точёной талией, красиво-объёмными, без лишней жиринки бёдрами. Кажется, это она до раздевания была в курточке из козлино-искусственного меха.

Лидия Викторовна вызвалась подсобить недавним помощницам.

– Идите-идите! Замёрзнете! – решительно отвергли попытки.

– Спасибо! Скажите имена, помолюсь за вас.

– Нас легко запомнить! Две Оксаны и две Гали.

– Храни вас Господь.

Первой окунулась с точёной талией.

– Все вчерашние грехи смыла! – прокомментировала, обувая тапочки.

– Тогда тебе надо ещё раз десять нырнуть! – шумно задрапировали её пологом подруги. – Как водичка?

Мы быстро зашагали к остановке.

– Второй раз окунаться нельзя. У меня знакомая в Петропавловске – Раиса. У неё мать была монашкой, как советская власть установилась, монастырь разогнали, вышла замуж. Дочь у Раисы в Надыме живёт. Раиса у неё гостила на Крещение. Первый раз искупалась в «Иордани», так хорошо стало, она погрелась дома да во второй раз пошла, захотела ещё благодати. Господь этого не любит. Ей так стало плохо… Так заболела…

Пальцы ног горели, отогреваясь. Самое слабое место. И ещё плохо без раздевалки вытер кожу под плавками… Был дискомфорт…

– Спасибо вам! – благодарила по дороге Лидия Викторовна. – Как хорошо! Как славно! Давно мечтала и боялась! Спасибо, подвигли, век бы не решилась! Как специально против меня и проруби-то нынче не было… Спасибо…

На проспекте я остановил такси, как ни пыталась отказаться Лидия Викторовна, зачем, дескать, будете тратиться, отправил её домой в тепло.

После благодати крещенской воды спал ночью как ребёнок.