Монологи от сердца

ЛЮБОВЬ ИЗ СОРА

Надежда с Юрой жарко познакомились на свадьбе друзей. Дело молодое… Не совсем, чтобы совсем. Юре полных тридцать пять, при этом в арсенале кругом по три: три официальных брака, три развода и трое законных детей. И Надежда не девочка с юным румянцем. Двадцать шесть. Но без загсов с разводами и браками. Аборты пока включать не будем. Анкетные данные привожу сугубо для любопытного читателя, этакие ознакомительные штрихи на портретах героев. Самих в тот свадебный вечер и послесвадебную ночь зигзаги биографии партнёра не интересовали нисколечко. Волновало самое что ни на есть утилитарное. Обоюдоострые физические симпатии вспыхнули под звон свадебных бокалов, мужчина располагал собственной свободной жилплощадью, никаких трудностей в реализации вспыхнувшей страсти не возникло.

После чего утром Юра с Надеждой попили растворимый кофе на холостяцкой кухне с паутиной под потолком в дальнем углу, поели конфет и печенья, прихваченных со свадебного стола, и расстались. Юра зарабатывал на жизнь экспедиторством, сопровождал вагоны-рефрижераторы, в тот день как раз поездка по графику выпадала, он отбыл на станцию. Надежда решила отоспаться, отправилась домой, игнорируя продолжения свадебного торжества.

На этом интрижке по всем показателям закончиться бы. Юра слова не проронил о продолжении отношений. Да и произнеси, ничего не значило. Неизгладимого впечатления мужчина не произвёл на женщину. Постоянный друг у Надежды на тот момент имелся. Молодой, ретивый. Конечно, она могла запросто сделать рокировку, тут не засохнет, не заржавеет. При постоянном нередко случались эпизодические. Тем не менее, скорее всего, остался бы Юра одноразовым среди перечня партнёров, да вдруг после него почувствовала Надежда неудобства в женской сфере…

Что касается интимной жизни, до девятнадцати Надежда практически таковой не имела, а потом пошло-поехало. Разгонным толчком послужил колхоз. Отправили их с завода на уборочную. Надежда в клубе познакомилась с Олегом. Совхоз располагался в местах живописных. Поднимешься на холм, внизу желтеют скошенные поля со скирдами соломы, дальше до самого горизонта берёзы пылают золотом. Олег был шофёром. Заедет за Надеждой, и носятся на КамАЗе с седёлкой по окрестным дорогам с берёзовым огнём по обочинам. Олег оснастил кабину большим полушубком. «У меня от медведя до иголки в машине». Сворачивали в лес, Олег бросал полушубок на землю, устланную листвой… Хочешь – скатерть, хочешь – ложе… Только бы муравьи не гнездились поблизости… А тишина вокруг… Лишь берёзы опадают… Лист оторвётся и с сухим звуком скользит по хрустальному воздуху… Олег парень лёгкий, смешливый, ласковый… Надежда влюбилась… Втайне надеялась на взаимность и совместную судьбу. Душа пела у девятнадцатилетней женщины, когда летели на машине по дороге, бегущей с холма на холм, когда, крепко прижавшись друг к другу, лежали на полушубке и смотрели в полинявшую синь неба… Много ли женщине надо – лишь бы милый рядом… Закончилась уборочная. Гордость не позволила Надежду спросить: «А как мы дальше?» Олег со своей стороны только улыбался на прощанье.

Когда выяснилось, что уборочная окончилась беременностью, Надежда позвонила виновнику события. Не с целью обрадовать. Вообще решила не говорить. Хотела понять, есть перспектива или для Олега всё началось и завершилось золотой осенью. «Извини, я не сказал, что женат, – поздоровавшись, весело доложил, – не зашёл разговор, а так при случае можно встретиться, почему бы нет, давай телефон, позвоню».

Телефон Надежда не продиктовала. Надо – найдёт. Но рациональное чутьё подсказывало: искать не будет. И отчаянно решила рожать. Ведь ребёнок от любимого человека! Разве мало! Мнение окружающих Надежду волновало постольку поскольку. Конечно, мальчика назовёт Олегом, а если девочка – Ольгой. По натуре Надежда – человек решительный. Один мужчина звал её: маленький танк в юбке.

В данном случае решимость иссякла через пару месяцев. Подумала трезво, поразмышляла без романтического флёра. Кому нужен ребёнок, кроме неё? Кто поможет, когда будет сидеть без денег в декретном? Где жить с ним? Его и себя мучить. Надеяться совершенно не на кого.

Надежда жила с матерью и её сожителем. Плюс сестра – годовалая Тина. Мать сошлась с Петром, когда Надежда окончила восьмой класс. История тёмная, а дело ясное. Как-то мать в подпитии скажет: «Доченька, отец твой никогда не любил меня. Я и женщиной с ним себя не чувствовала. Трусов не снимал, прости меня, Господи, когда по ночному делу подлезет, отведёт штанину, поелозит, как нудную обязанность. Только с Петром и поняла, что такое бабское счастье». И прикладываться к рюмочке с Петром стала. Тот был на пять лет младше матери. Жили они весело, любили громкие праздники, а то на пару устраивали вечеринки на кухне. С песнями. Пели оба хорошо. Особенно у них получалось:

По Муромской дороге стояли три сосны,

Прощался со мной милый до будущей весны…

Душевно пели…

Мать родила почти как в анекдоте. Забеспокоилась по поводу изменений в организме, пошла к гинекологу, тот сделал вывод: менопауза у вас, женщина, климакс наступил. Ну, климакс, так климакс, меньше хлопот. А климакс возьми и зашевелись в животе, забей ножками. Что делать? Сорок пять лет, полголовы седины, бабушка – у сына уже дитё говорить начинает, и вдруг опять роддом, пелёнки и грудь с молоком.

«А давай! – Петя говорит. – Хрен ли по фигу, не прокормим что ли?»

Кормилец с Пети-баламута только держись, чтоб не объесться, на решение скорее повлияла знакомая акушерка, которая наговорила массу примеров о летальном исходе при криминальных абортах такого срока у возрастных мамаш.

И назвали девочку Клементиной. Петя придумал. «Врачи, ешь твою плешь! Климакс у них шевелящийся. Родись парнишка – Климом назвали бы, а дочка – Клементина пусть. Тётку у меня так звали по паспорту. По-простому – Тина».

Надежда не осуждала мать из-за сожителя. Кто их разберёт. Отец, оказывается, успевал на две семьи в течение семнадцати лет. Целое индийское кино. Если до руды копать, бабушка по отцу – Татьяна Ефремовна – была из богатой семьи. Жили недалеко от города. И крупно крестьянствовали. Сельские капиталисты да и только. У отца мельница, маслобойня и коров с лошадями не сосчитать. Татьяна Ефремовна – младшая доченька, любимица родителей. Танюша. Пять сыновей и она одна. Как пошла свистопляска с раскулачиванием, папаша, тонкий политик, «маргинальный» брак придумал, спасая Танюшу от ссылки в болота. Выдал замуж за своего батрака и отправил молодых в город. Маневр удался. Только избалованная гордячка Танюша всю жизнь помнила: кто она и из каких голодранцев муж Фаддей. Помыкала им как хотела. Бессловесный Фаддей всё сносил. Мужик рукастый – печник, столяр. И пасеку держал. Любил без ума своих пчёлок. В детстве Надежда не раз слышала, как дедушка сядет у улика, приговаривает: «Ах вы, мои труженицы, ах вы, мои красавицы». Или дымокуром пыхает на открытый улей и просит: «Потерпите, родненькие, потерпите, дорогие, я быстро». Много позже поняла, сколько нерастраченной любви скопилось в душе этого человека, какое большое сердце он имел. Жене его чувства были не нужны. А двое сыновей, восприняв с молоком матери, что отец всего-навсего безграмотный мужик, смотрели на родителя свысока и выросли подле мамкиной юбки.

Надеждиного отца мать женила приказным порядком. У того появилась в двадцать лет тайная зазноба, на семь лет старше. Присушила парня или опоила вдовушка, втрескался – не оторвать. Мать прознала и решила: надо на девушке женить и забудет как миленький.

Будущая мать Надежды… Тут тоже бразильский сериал. В первый месяц войны эвакуировалась она крошкой, никто не знает точно, какого возраста и с кем, из Харькова. С родителями, наверное. Разбомбили самолёты с крестами эшелон. Осталась девчушка одна на всём белом свете. Только и знала, что звать её Муся. Определили в детдом. Откуда в сорок третьем взяли Машеньку добрые люди. Но расчётливые. Приёмная мама Света перед самой войной разошлась с мужем. Красавцем военным. Всю жизнь хранила его фотографии. Вот он в шинели до пола стоит у боевого коня под седлом, вот со шпалами в петлицах сидит, как палку проглотил, на стуле… По его инициативе расстались. Не было у Светланы детей, а мужу подавай наследника. Осталась покинутая женщина с матерью и хозяйством. Добротный дом, две коровы. Чтобы облегчить бремя налогов, удочерила в 43-м году девочку из детдома, Машеньку.

Голодать Маша не голодала, и одевала приёмная мать, обувала не в старьё. Тут не отнять. Но на горохе на коленях неоднократно девочка стояла за малейшие провинности. А уж попрёков наслушалась: «По гроб жизни должна благодарить, что вытащила тебя из детдома». И батрачила Маша, как подросла, с коровой, огородом безразмерным и другим домашним хозяйством по полной программе.

На внешний вид это не повлияло. Девушка получилась на зависть. Коса до пояса, серые глаза, точёный носик, милая скуластость и телом знатная. По ней сох младший сын Татьяны Ефремовны, но она придумала перебить Машей возрастную зазнобу старшего сына. Его краля ни в какое сравнение не шла. Личико клинышком, два кулачка вместо задницы, два наростика вместо грудей… Ничего не вышло из затеи. Жениться сын на соседке Маше женился, мать не смог ослушаться, да не заросла дорожка к сердечному адресу. Жене мужского доставалось по остаточному принципу… Тем не менее дочь Надежду и сына родила Мария...

А как дети подросли, разбежались супруги: она – к Пете, он – к стародавней зазнобе…

Петя за десять совместных лет с Машей потихонечку сопьётся, и в итоге, уехав на заработки в Сургут, бесследно сгинет на северах…

Было над чем поразмышлять Надежде с проблемой, безостановочно развивающейся в животе. У отца своя жизнь с любимой женщиной, у матери тоже вторая молодость, не до внуков. Подумала Надежда, представила своё отнюдь не розовое будущее матери-одиночки и решилась на аборт. Подпольный. На больничный срок упустила. В женскую консультацию, как знала, на учёт не встала. Обобщила бабский опыт по части избавления от нежелательной беременности. Да промазала с первого раза, как и со второго… Таблетки пила, уколы ставила. Никаких подвижек в нужную сторону. Зато в обратную живот, как на дрожжах, рос. Пять месяцев ему исполнилось, когда знатоки подсказали верный метод. Варварский, но с большой вероятностью положительного исхода. Навести хозяйственного мыла, при помощи заливки этого стимулирующего раствора изгонять. Не будем приводить полный рецепт с описанием способа применения абортивного средства. Рисковала Надежда… И говорить не приходится как… Сутки длился мучительный процесс. С полным родовым набором: схватки, отход вод, потуги, выход последа… Мать вокруг мечется, на дочь страшно смотреть. Сердце рвётся от такой картины – ведь умереть может. Сунется к ней с предложением вызвать «скорую». Надежда – серая, измождённая –сквозь жуткую боль прорычит: «Не смей!» Героически стояла на сохранении секретности.

Перетерпела мучения и добилась своего. В оконцовке увидела, что родила бы Ольгу, кабы не спровоцированный выкидыш.

Аборт даром не прошёл, с год в себя приходила, бегая по врачам. А как подлечилась – полетела по наклонной. Вчерашнюю скромную девочку понесло по принципу «живём один раз». Мужчин было как солдат на войне.

Вернёмся к последнему. Даже не к нему, а к плачевным последствиям общения с ним под знаком свадьбы, на которой Надежда выдавала замуж подругу. Та недели не успела прожить в браке, как Надежда почувствовала нелады под юбкой. Букет симптомов недвусмысленного характера. Надеялась поначалу – авось пройдёт, рассосётся – оно ещё хуже. Побежала к гинекологу. «Не смертельно, – сказала врач, – но надо будет полечиться. И мужчинку своего предупредите…»

Надежда обратилась к подруге за телефоном переносчика заразы, сразу не сказав, что к чему.

«Что. понравился? – подруга загорелась любопытством. – Только смотри, он уже три раза женился, алиментами по уши оброс, в три адреса платит». «Чё бы он мне понравился?» – «Неужели забеременела?» – «Ага: я ждала и верила – думала рожу, а пошла, проверилась – с триппером хожу». – «Ой, паскудник! То-то с ним ни одна жена не ужилась! Со всякими помойными спит! – подруга любила категоричные выводы. – Опозорить бы на весь белый свет, чтоб знал!» «Ладно, – Надежда остановила праведный фонтан подруги, – случилось и случилось. Ничего смертельного – трихомоноз, но лучше предупредить, чтоб ещё кого не наградил из дурочек нашего брата».

Позвонила Юре. Тот на дыбки. Никаких таких аномалий у него в жизни не было. Ищи, говорит, в другом месте, с кем после него делила постель. Лично он чист, здоров, чего и всем желает. «Юра, – не удивилась пламенной реакции недавнего партнёра Надежда, – мне в принципе глубоко по барабану, побежишь к врачу или нет. Мне, как говорится, с тобой детей не делать. Просто хотела предупредить. Так что бывай, не кашляй. Но врач сказал: у мужчин вообще часто бессимптомно. Живут в тебе возбудители и год, и другой, квартируют спокойненько, а потом хоп и получай простатит с импотенцией».

Обиделась Надежда, не без того – будто уж совсем не знает, когда и с кем.

Юра позвонил через два месяца. Сыпал извинениями и благодарностями. И предложил встретиться. «Могу анализы принести, если не веришь», – виновато пошутил.

Через полгода они поженились. Доброжелатели предупреждали, та же подруга, на свадьбе которой схлестнулись Юра с Надеждой: «Подумай, он скачет, как блоха в штанах, от одной жены к другой, из одной кровати в другую, третью. Есть дурацкая порода у мужиков – перебирать до старости баб, он точно из этих».

Надежда смеялась: «Пожуём – увидим». Переубеждать её не имело смысла, если принимала решение.

– Неужели не зарази я тебя, не позвонила бы? – и через двадцать лет удивлялся Юра своему везению.

– Зачем? – честно отвечала Надежда. – Никогда не оставалась без мужчины, чтобы самой искать.

И все годы они живут счастливо. Тот случай, когда супруг называет жену Солнышком не по банальной привычке, а потому, что освещает ему жизнь. И Кошечкой – из-за ласковой преданности. И Ласточкой – ведь возвышает будни до небесной синевы. Сам в ответ каждый день слышит сердечные глупости. Две их дочурки растут в любви…

Имея частный дом, постоянно Юра с Надеждой что-то строят в четыре руки, перестраивают. То кочегарку, то теплицу, то дочь старшая подросла – сооружают ей светёлку-пристройку.

– Юрик, дурашка такая! – слышится со двора или огорода. – Подожди, кому говорю!

– Что, моё Солнышко!..

– Не тащи, вдвоём надо…

– Тебе нельзя, Солнышко, рожать не будешь.

– Болтушка ты…

И думается: Надежде дано за мать – не познавшую любовь в семье, за отца – всю молодость лицемерившего с законной женой, за бабушку – что отравила жизнь гордыней, за дедушку – вытесненного этой гордыней на задворки, за всех дано Надежде долюбить, испытать семейное счастье, дано излучать нежность и получать взамен сторицей.

И видятся Юра с Надеждой в старости бережной парой, каждый готов, как бы самому ни было трудно, подать другому лекарство, бессонно дежурить у постели занедужившего супруга. И больно представить, как затоскует один, похоронив другого. Как будет до последнего вздоха надеяться на встречу за последней земной чертой…