Москва Издательство "Республика"

характера. Однако вслед за Гартманом важнейшим недостатком учения Ш. Соловьев считал гипостазирование "отвлеченного начала" — воли — в качестве "вещи в себе". С критикой Соловьева не соглашался Козлов, к-рый в работе "Два основных положения философии Шопенгауэра" (Киев, 1877) назвал метафизику Ш. эмпирической, ограничивающей свою задачу исследованием проблемы, что представляет собой мир, и отказывающейся от разрешения вопроса, "откуда он происходит, зачем и почему существует". Из др. проблем метафизики Ш. следует отметить широко обсуждавшуюся рус. философами проблему свободы воли. Они, как правило, выступали против натуралистического понимания Ш. воли и не разделяли отрицание им возможности изменения человеком своего характера. Критическое осмысление в рус. философии получили концепция Ш. об основе морали (Соловьев В. С. Оправдание добра. Гл. 3), его учение о государстве и праве (Грузенберг С. О. Учение Шопенгауэра о праве и государстве. М., 1909), его теория любви (Соловьев В. С. Смысл любви. 1894). Особый отклик в России нашло учение Ш. об искусстве. Благодаря образности языка и художественной выразительности своего миросозерцания Ш. оказал большое воздействие на литературу и искусство, дал философское оправдание созерцательной стороне человеческой жизни, т. е. спекулятивному умозрению и художественному творчеству, что отмечал А. Белый в ст. "Символизм как миропонимание" (1904). Цертелев именно в эстетике Ш. видел наиболее ценную часть его учения. В работе "Эстетика Шопенгауэра" (Спб., 1888) он писал, что отличительной чертой эстетических воззрений мыслителя является "глубокое чувство прекрасного, позволяющее говорить о красоте и об искусстве так, как не могли этого сделать философы, занимавшиеся эстетикою только по обязанности, ради исполнения системы", признавая вместе с тем, что эстетические суждения Ш. имеют "более или менее натянутую связь с другими частями его системы". На противоречие эстетики Ш. общему духу и теоретическим основам его философской системы указывал и П. А. Калачинский, а также переводчик и редактор 4-томного Поли. собр. соч. Ш. Ю. И. Айхенвальд (рец. 1900 г. на кн. Й. Фолькельта "Артур Шопенгауэр"). Влияние Ш. просматривается и в творчестве философов XX в. В юные годы пережили увлечение Ш. Е. Н. Трубецкой, Бердяев, существенное значение имела эстетика Ш. в становлении философского миросозерцания А. Белого. Эрн на протяжении всей жизни высоко оценивал творчество нем. мыслителя, противопоставляя его учение осн. рационалистическому течению европейской философии. По мере распространения идей Ф. Ницше в рус. об-ве и углубления кризиса веры интеллигенции в науку и социальный прогресс пес-

симистические настроения (родившиеся как реакция на односторонний рационализм и догматизм "интеллигентской веры") постепенно сходят на нет (см. Ницше в России). Пессимизму Ш., его этике сострадания рус. мыслители в нач. XX в. противопоставили как обновленное христианство, так и дионисийский эстетизм Ницше, его своеобразно интерпретированную идею "вечного возвращения" и этику "любви к дальнему". А уже четко обозначившаяся к кон. XIX в. направленность рус. философии в сторону историософской проблематики определила отход отечественной мысли от характерного для Ш. метафизического антиисторизма и, в частности, обращение к идее исторического развития в духе философии всеединства Соловьева и его учения о Бого-человечестве. Рус. перевод 1-го т. соч. Ш. "Мир как воля и представление", сделанный Фетом (1881), выдержал впоследствии еще три издания. В этом же переводе были опубликованы (1886) два др. соч. Ш.: его докторская диссертация "О четверояком корне закона достаточного основания" и представляющая дополнение ко 2-й ч. 1-го т. "Мира как воли и представления" кн. "О воле в природе". 2-й т. кн. "Мир как воля и представление" полностью был опубликован в 1893 г. в переводе Н. М. Соколова. В 80-е гг. вышли осн. этические произв. Ш. и отрывки из его работы "Parerga und Paralipomena" в переводе Φ. Черни-говца (псевд. Ф. Г. Вишневепкого), а также соч. "Эристика, или Искусство спорить" (перевод Це-ртелева). В 1897 г. вышла также в переводе Ф. Черниговца работа Ш. "Критика кантовской философии". Т. обр., к нач. XX в. в России были переведены и изданы все осн. произв. Ш. В 1900—1910 гг. в России вышло в 4 т. Поли, собр. соч. Ш. (под ред. Ю. И. Айхенвальда). На рубеже веков в России издается значительное число переведенных работ о жизни и философском учении Ш.: соч. К. Фишера, Й. Фолькельта, Е. Каро. На основе работ С. Гвиннера и Ю. Фрауэнштадта рус. ученым В. И. Штейном была составлена биография Ш. (вышел только 1-й т., в к-ром история жизни мыслителя доведена до 1831 г.). Следует упомянуть также составленный Штейном библиографический указатель, вошедший в 1-й сб. Трудов Московского психологического общества 1888 г. (он был целиком посвящен Ш. в связи со 100-летием со дня его рождения).

Лит.: Гусев Φ. Φ. Изложение и критический разбор нравственного учения Шопенгауэра, основателя современного пессимизма // Православное обозрение. 1877. № 4—7, 11, 12; Оболенский Л. Е. Учение Шопенгауэра // Свет. 1877. № 7, 8; Хлебников Н. И. О пессимистическом направлении современной немецкой философии. Шопенгауэр // Хлебников Н. И. Исследования и характеристики. М., 1879; Цертелев Д. Н. Философия Шопенгауэра. Спб., 1880; Он же. Современный пессимизм в Германии. М., 1885; Штейн В. И. Артур Шопенгауэр как человек и мыслитель: Опыт биографии. Спб., 1887. Т. 1; Ватсон Э. К. А. Шопенгауэр. Его жизнь и научная

деятельность. Спб., 1891; Страхов Η. Η. Гартман и Шопенгауэр // Страхов Η. Η. Философские очерки. Спб., 1895; Грузенберг С. О. Нравственная философия Шопенгауэра (Критика основных начал философии Шопенгауэра). Спб., 1901; Он же. Артур Шопенгауэр. Личность, мышление и миропонимание. Спб., 1912.

смыслов. Как истинно рус. философа, процесс смыслообразования интересует Ш. не столько с формальной стороны, сколько со стороны его социально-исторического осуществления в слове и культуре. В магистерской диссертации "История как проблема логики" этот вопрос модифицируется в требование понимания истории не как какого-то естественного процесса и не как создания нашего разума, а как своего рода проективной действительности, к-рая формируется в культурном опыте человечества и может быть целостно осмыслена только в особых герменевтических актах специфической логики диалектического сознания. В 1916 г. в заметках "Сознание и его собственник" Ш. пытается рассмотреть проблему субъективности сознания и приходит к выводу, что интуиция "я" может быть выполнена только в широком социокультурном контексте, где личность выступает как специфический "социальный предмет". Сведение всех проявлений сознания к его индивидуальному субъекту-носителю основано, по мнению Ш., на чисто грамматической привычке, в действительности "собственник сознания" может быть коллективным или даже вообще отсутствовать. В ряде работ по этнической психологии ("Введение в этническую психологию", 1927) Ш. рассматривает возможности изучения различных форм "коллективного сознания" со стороны их принципиального строения как самостоятельно проявляющих себя исторических образований. Он набрасывает проект конкретной социальной психологии, имеющей выходы к практическим специальным исследованиям в области этнографии, фольклора, народоведения и краеведения. В 1917 г. Ш. приступает к изданию философского ежегодника "Мысль и слово", на страницах к-рого публикуются произв. ведущих философов России, опирающихся на принципы сознания. Здесь выходят в свет полемически заостренные ст. Ш. "Мудрость или разум?" (1917), "Скептик и его душа" (1918) и др., в к-рых он формулирует принципы "положительной философии" как осн. "строгой науки", собирающей вокруг себя различные научные дисциплины, заботящиеся об основаниях познания изучаемого ими предмета, и критикует христианскую философию Эрна, Флоренского, Н. О. Лосского и др. представителей "русского религиозно-философского ренессанса", усматривая в их взглядах не свободную от предпосылок, догматов и авторитетов теоретическую концепцию, а всего лишь частное психическое состояние и умонастроение. В это же время зарождается интерес Ш. к истории отечественной философии. Он пишет ряд статей о рус. мыслителях — Юр-кевиче, Лаврове, Герцене, Белинском, Чернышевском и др., к-рые должны были войти в неопубликованный 2-й т. его вышедшего в 1922 г. "Очеркаразвития русской философии". В работах позднего периода он отталкивается от своего

622

623

вывода о значении культурно-исторического опыта и социальных связей субъекта, к-рые не могут быть, по Ш., устранены, "заключены в скобки", а должны быть предположены как условия бытия самого сознания. Тогда смысл вещи сводится к ее применимости, социальной и культурной цели, требующей себя-понимания, выступая как первичный слой восприятия вообще. В дальнейшем он все больше обращается к герменевтической проблематике, связанной также с пониманием и истолкованием текстов, слова. Подобный поворот происходил у Ш. уже в рамках феноменологии (здесь он двигался в том же направлении, что и такие ученики Гуссерля, как М. Хайдеггер, Р. Ингарден и др.). В работах "Эстетические фрагменты", "Язык и смысл", "Внутренняя форма слова" и др. Ш. уже переходит к анализу конкретных социокультурных данностей. В качестве прототипа структурной организации всевозможных духовных образований Ш. берет слово, рассматриваемое в его внутренней форме — как выражающее определенный смысл, имеющее определенное значение. Язык описывается как вместилище значений, многофункциональная система, служащая целям выражения, сообщения, именования и т. д., а не какая-то символическая реальность, составленная из мистических слов-имен, как у Лосева. Учение Ш. о слове как принципе культуры, своеобразном социальном знаке, его описания внутреннего строения слова, положения о поэтических формах языка, структуре эстетического сознания и т. д. оказали определяющее влияние на ряд рус. филологов и лингвистов, представителей московского и пражского лингвистических кружков и др. гуманитарных сообществ 20-х гг. (Г. Винокур, А. Габричевский, братья Горнунги, Р. Шор, Б. Ярхо и др.), на структурализм в лице Якобсона и в определенном смысле вообще положили начало исследованиям в области философии языка в России. Гус-

серлевский проект чистой феноменологии, взятый в сугубо методологическом плане, Ш. хотел совместить с историческим зрением Гегеля и герменевтической установкой Дильтея — задача, посильная только целой школе или хотя бы целой жизни. Но если первоначально социалистическая революция вынесла Ш. из-под спуда рус. религиозно-философской мысли (в 1918 г. он становится проф. Московского ун-та, в 1920 г. организует при ун-те Ин-т научной философии и кабинет этнической психологии, с 1923 г. возглавляет философское отд. Государственной Академии художественных наук, а в 1927 г. становится ее вице-президентом; в 1928 г. его выдвигают в академики), то затем возможности профессиональной деятельности для Ш. резко ограничиваются. Его отстраняют от преподавания в ун-те. Какое-то время Ш. занимается переводами философской и художественной литературы: его перевод "Феноменологии духа" Гегеля до сих пор непревзойден. В 1935 г. его арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности и сослали сначала в Енисейск, а затем в Томск, где он был расстрелян. Наследие Ш., насчитывающее более 50 монографий и статей, до сих пор не освоено. В архивах хранятся по крайней мере 5 его больших неопубликованных манускриптов, посвященных психологии, педагогике, истории философии, герменевтике, философии языка, множество статей и фрагментов по самым разнообразным философским проблемам.

Соч.: Соч. М., 1989.

Лит.: Шпетовские чтения в Томске. 1991; Свасьян К. Густав Густавович Шпет // Литературная газета. 1990. № 7. С. 5; Поливанов М. К. Очерк биографии Г. Г. Шпета // Начала. 1992. № 1; Калиниченко В. В. Густав Шпет: от феноменологии к герменевтике // Логос. 1992. № 3; Чубарое И. М. Шпет в Геттингене // Там же; Роди Ф. Герменевтическая логика в феноменологической перспективе: Георг Миш, Ханс Липпс и Густав Шпет // Там же. 1995. № 7.

ЩАПОВ Афанасий Прокофьевич (5(17). 10. 1831, с. Анга Верхоленского у. Иркутской губ. — 27.2(10.03). 1876, Иркутск) — философ и историк. Окончил Казанскую духовную академию. Нек-рое время был проф. рус. истории в Казанском ун-те. Увлекшись естественными науками, применил "естественно-научный" метод к своим исследованиям и стал рассматривать историю как "физиологический ■ процесс". В 1863 г. Щ. издал "Исторические очерки народного миросозерцания и суеверия (православного и старообрядческого)", в к-рых делает вывод, что в рус. народном уме преобладает "практичность", "реальность" и поэтому народу "при гуманистическом просвещении преимущественно необходимо реальное естественно-познавательное и жизненно-практическое образование". Объяснение причин, в силу к-рых рус. ум стал "практичным и реалистическим", Щ. дает в др. своем исследовании: "Общий взгляд на историю интеллектуального развития в России" (1868). Умственное развитие рус. народа, по его мнению, до настоящего времени прошло "две главные фазы". Первая фаза представляет собой тысячелетнее "физико-этнологическое" развитие непосредственно-натурального, умственного склада рус. народа под влиянием физических и этнических условий. В этот период из разнообразных племен складывается одна нация и вместе с тем из разноплеменных умственных типов и миросозерцании возникает один смешанный умственный тип и миросозерцание. Поскольку умственная жизнь рус. народа воспитывалась исключительно под влиянием физических условий, в ней прежде всего развивались органы внешних чувств, память и др. низшие познавательные способности; высшая, теоретическая мыслительность, научное и философское мышление оставались неразвитыми. Во второй фазе, или "научно-рациональном периоде умственного развития русского народа", возникает и развивается новый европейский интеллектуальный тип. Из народной массы выделяется, как зародыш нового умственного типа и поколения, "мыслящее меньшинство" и вырастает в новую, европейскую, "научно-рационально развитую умственную отрасль или породу, составляющую передовую генерацию в умствен-

625

привело к преобладанию в умственном складе народа сенсуального, чувственного над рациональным.

Соч.: Земство и раскол. Спб., 1862. Вып. 1; Исторические очерки народного миросозерцания и суеверия (православного и старообрядческого). Спб., 1863. Ч. 1—2; Соч.: В 3 т. Спб., 1906—1908; Собр. соч. Доп. т. к изд. 1906—1908. Иркутск, 1937.

Лит.: Аристов Н. Я. А. П. Щапов (Жизнь и сочинения). Спб., 1883; Корбут М. К. А. П. Щапов как родоначальник материалистического понимания русской истории. Казань [1928]; Кабанов П. И. Общественно-политические и исторические взгляды А. П. Щапова. М., 1954; Wachendorf J. Regionalismus, Raskol und Volk als Hauptprobleme der russischen Geschichte bei А. Р. Scapov. Köln, 1964.

Камер-коллегии, позднее — сенатором и тайным советником. В его публицистике этого периода обсуждаются вопросы дворянского самоуправления, обосновывается необходимость организации армии по принципу военных поселений. Щ. пишет первые 6 разд. энциклопедического труда "Статистика в рассуждении России", в к-ром намечается программа комплексного описания географического положения, экономики, народонаселения, государственного устройства, культуры и внешней политики Российской Империи. После выхода Щ. в отставку в 1788 г. в его произв. резче обозначалось расхождение с политикой Екатерины II, точнее сформулированы его социальные воззрения. К этому времени относятся ст. "Размышления о дворянстве", "Размышления о законодательстве вообще". Несколько ранее (1784) Щ. издает "Путешествие в землю Офирскую". Написанное в жанре социально-утопического романа, оно наиболее полно отразило его идеал общественного устройства. А в кон. 80-х гг. "сочиняет втайне" самое острое из своих произв. — памфлет "О повреждении нравов в России". Дворянский оппозиционер консервативного толка, Щ. отвергал принцип абсолютной монархии как ведущий к деспотизму, правовому хаосу, общественным "нестроениям" и упадку нравственности. В этом он соглашался даже с "левыми" течениями политической мысли эпохи Просвещения. Власть монарха должна быть ограничена "мудрым" законодательством, гарантом чего выступает родовитое дворянство, обладающее просвещенным разумом и "потомственной добродетелью". С т. зр. Щ., именно это сословие, наделенное кодекром чести, вписало наиболее славные страницы в историю России. Признавая большую экономическую эффективность свободного труда, Щ., однако, выступил против отмены крепостного права в России на том основании, что вред от этого перевесит пользу. В силу разности климата мн. области империи придут в запустение, т. к. освобожденные крестьяне мигрируют на плодородные земли. Щ. также полагал, что плохое состояние отечественного судопроизводства, низкая агрокультура приведут к обнищанию осн. массы "землепашцев", дроблению земель, наконец, к разорению дворянства

— опоры самодержавного государства. Вредная "химера равности состояний" лежит в основе демократического типа государства. Сама природа, к-рая не терпит однообразия, восстает, считает Щ., против демократии. Отсюда данный тип государства характеризуют нестабильность, борьба партий, слишком медленное "течение государст-

' венных дел" и т. д. Опираясь на идеи Ж. Ж. Руссо, а также европейских консерваторов, Щ. подверг критике свойственное эпохе Просвещения оптимистическое упование на "естественный свет" разума, науки, на торжество общественно-исторического прогресса. С т. зр. Щ., "повреждение нравов"

— слишком высокая цена за подъем материально-