Никколо Макиавелли. Государь: сочинения ocr: Ихтик

XXXV

Речь эта нисколько не тронула ожесточившуюся душу герцога. Он ответил,

что отнюдь не намеревается лишать этого города свободы, а напротив - вернуть

ему ее, ибо в рабстве живут лишь города, разделенные внутренними распрями, а

где царит единение, там и свобода. И если Флоренция под его властью

освободится от ига партий, игры личных честолюбий и частных раздоров, это не

отнимет у нее свободу, а вернет ее. Не честолюбие заставляет его принять на

себя это бремя, а мольбы весьма многих граждан, и поэтому им, синьорам,

следовало бы принять то, что устраивает других. Что опасностями, связанными

с этим делом, он пренебрегает, ибо лишь недостойный человек отказывается от

благих намерений из страха перед злом, и только трус уклоняется от славного

предприятия, если исход его сомнителен. И что он надеется деяниями своими

вскорости убедить всех, что ему слишком мало доверяли и слишком его

опасались.

созвать весь народ на площадь перед дворцом и с его согласия вручить герцогу

верховную власть на один год на тех же условиях, на каких она уже вручалась

Карлу, герцогу Калабрийскому. 8 сентября 1342 года герцог в сопровождении

мессера Джованни делла Тоза, всех своих сторонников и многих других граждан

явился на площадь и вместе с синьорами взошел на трибуну, как называют

флорентийцы ступени, ведущие от

298

площади ко Дворцу Синьории, откуда и были прочитаны народу условия,

установленные между Синьорией и герцогом. Когда дошли до статьи, по которой

верховная власть вручалась ему на один год, народ принялся кричать:

"Пожизненно!". Когда мессер Франческо Рустикелли, один из членов Синьории,

поднялся, чтобы речью своей успокоить возбужденную толпу, слова его прерваны

были еще большим шумом; так что по желанию народа герцог избран был

владетелем Флоренции не на год, а пожизненно. Тут толпа подхватила его,

подняла и торжественно понесла по площади, выкрикивая его имя. По обычаю

глава дворцовой охраны в отсутствие членов Синьории должен запереться во

дворце: тогда в должности этой состоял Риньери ди Джотто. Подкупленный

друзьями герцога, он впустил его во дворец без всякого сопротивления, а

испуганные и опозоренные синьоры разошлись по своим домам. Дворец был

разграблен герцогской челядью, знамя народа разорвано, а на фасаде дворца

прикреплен герб герцога. Все эти события вызвали безграничную скорбь и

уныние благонамеренных граждан и величайшую радость тех, кто участвовал в

них по невежеству или злонамеренности.

XXXVI

Будучи облечен верховной властью, герцог, дабы лишить всякой власти

людей, являвшихся всегда защитниками свободы, запретил членам Синьории

собираться во дворце и предоставил им один частный дом; он отобрал знамена у

гонфалоньеров компаний, возглавлявших народные вооруженные отряды, отменил

Установления справедливости, направленные против грандов, освободил

заключенных, вернул во Флоренцию семейства Барди и Фрескобальди и всем

запретил ношение оружия. Дабы лучше защищаться от внутренних врагов, он

замирился с внешними, причем весьма ублаготворил жителей Ареццо и всех

других противников; заключил мир с Пизой, хотя был призван в качестве

синьора для ведения с нею войны; аннулировал обязательства, выданные купцам,

одолжившим республике деньги для ведения Луккской войны; увеличил прежние

налоги и установил новые; лишил Синьорию всякой власти. Управителями у него

были мессер Бальоне из Перуджи и мессер Гульельмо из Ассизи, каковые вместе

с мессером Череттьери Висдомини и являлись

299

его советниками. Он донимал граждан тяжкими поборами, суд вершил

несправедливо, а строгость нравов и человечность, которые он на себя

напускал, обернулись гордыней и жестокостью. Таким образом многие граждане

из грандов и из знатных пополанов находились под постоянной угрозой денежных

штрафов, смерти и всевозможных иных способов угнетения. А чтобы вне города

его правления было не лучше, чем внутри, он назначил для флорентийской

территории за пределами столицы шесть управителей, которые угнетали и

грабили сельских жителей. Гранды были у него на подозрении, несмотря на то

что они же его поддерживали и он многих из них возвратил в отечество. Он не

мог представить себе, чтобы благородные души, какие часто можно встретить

среди нобилитета, чувствовали себя удовлетворенными под его владычеством.

Поэтому он принялся заигрывать с низами в расчете на то, что с их помощью и

при поддержке чужеземного оружия сможет сохранить тиранию. Когда наступил

месяц май, который в народе обычно отмечают празднествами, он приказал

образовать из низов и из тощего народа вооруженные отряды, которым дал

громкие названия, роздал знамена и деньги. Из них одни торжественно ходили

по городу, а другие принимали их с великой пышностью. Всюду распространилась

молва о возвышении герцога, и к нему стали стекаться французы, а он раздавал

им должности как людям, которым мог вполне довериться. Так что вскоре

Флоренция не только подпала под власть французов, но стала даже перенимать

их обычаи и наряды, ибо и мужчины и женщины подражали им без всякого стыда,

позабыв об отечественных обычаях. Но больше всего возмущали в нем и его

приспешниках насилия, которые они, не краснея, позволяли себе в отношении

женщин.
Так и жили граждане Флоренции, с негодованием глядя на то, как

сокрушается величие их государства, как извращаются все установления, как

уничтожается законность, портятся нравы, попирается всякая пристойность. Те,

кто никогда не наблюдал внешней пышности монархической власти, не могли без

горести видеть, как по городу торжественно разъезжает герцог, окруженный

конной и пешей свитой. И для того, чтобы еще яснее сознавать свой позор,

были они вынуждены выражать почтение тому, кого смертельно ненавидели. К

этому еще добавлялся страх, вызываемый частыми казнями и непре-