Никколо Макиавелли. Государь: сочинения ocr: Ихтик

549

XXII

Пока во Флоренции происходили эти события, вся остальная Италия жила в

мире, но не без страха перед турками, которые, продолжая осуществление своих

планов, все время утесняли христиан. К величайшему стыду и поношению имени

христианского туркам удалось завладеть Негропонте. В это время скончался

Борсо, маркиз Феррарский, и его преемником стал брат его Эрколе. Умер

Сиджисмондо да Римини, неизменный враг папства, и ему наследовал побочный

сын его Роберто, который прославился впоследствии как способнейший из

итальянских военачальников. Скончался также папа Павел. Преемником его

оказался Сикст IV, ранее звавшийся Франческо да Савона, человек самого

низкого происхождения, ставший, однако, благодаря своим добродетелям

генералом ордена святого Франциска и кардиналом. Этот папа был первым,

показавшим, что способен сделать глава церкви и каким образом многое,

считавшееся до того времени неблаговидным, может благодаря папской власти

обрести вид законности. Среди членов его семьи были Пьеро и Джироламо,

которые, по всеобщему убеждению, являлись его сыновьями, но он давал им

более пристойное родственное наименование. Пьеро был монахом, и папа дал ему

кардинальское звание с титулом святого Сикста. Джироламо он пожаловал город

Форли, отняв его у Анто-нио Орделаффи, хотя предки последнего владели им

долгое время. Столь самовластное поведение, однако, усилило уважение к нему

всех итальянских государей, и все старались заручиться его дружбой. Герцог

Миланский дал в жены Джироламо свою побочную дочь Катарину и в приданое за

ней город Имолу, отняв его у Таддео Алидози. Герцог и король Ферранте

скрепили свои отношения новым брачным союзом: дочь королевского первенца

Альфонса Элизабетта вышла замуж за Джован Галеаццо, старшего сына герцога.

XXIII

Италия находилась тогда в довольно мирном состоянии. Ее государи больше

всего старались как можно внимательнее наблюдать друг за другом и

обеспечивать взаимную дружбу заключением новых союзов и браков между

княжескими домами. Тем не менее среди этого

550

всеобщего мира Флоренцию раздирали распри ее же собственных граждан, а

Пьеро из-за своей болезни не мог воспрепятствовать этому разгулу честолюбия.

Все же для облегчения своей совести и в надежде пристыдить враждующих он

пригласил их всех к себе в дом и обратился к ним с такой речью:
"Никогда я не думал, что может наступить такое время, когда поведение и

образ жизни друзей моих заставят меня любить врагов и сожалеть о них и

поражение предпочесть победе. Я полагал, что сблизился с людьми, способными

положить меру и предел своей алчности, которым достаточно было бы жить у

себя на родине в мире, в чести и к тому же еще в счастливом сознании, что

врагов постигло возмездие. Но теперь я вижу, как ошибался и как мало знал

свойственную всем людям корысть, в частности же - вашу. Ибо вам мало того,

что вы в нашем городе властвуете, что вам, незначительному меньшинству, даны

все почести, все главные должности, все преимущества, которые обычно

распределялись между очень многими гражданами; мало вам и того, что вы

поделили между собой имущество врагов, и того, что вы можете взваливать на

чужие плечи все бремя общественных расходов, а сами, свободные от этого

бремени, наслаждаетесь всеми преимуществами власти, - вам надо еще донимать

всех и каждого всеми возможными обидами и притеснениями. Вы отнимаете у

соседа его добро, торгуете правосудием, избегаете какой бы то ни было

гражданской ответственности, притесняете мирных людей и поддерживаете наглых

сеятелей раздора. Не думаю, чтобы где-нибудь в Италии можно обнаружить

столько примеров насилия и алчности, сколько их в нашем городе. Значит,

родина дала нам жизнь для того, чтобы мы лишили ее жизни? Дала нам победу,

чтобы мы ее погубили? Осыпает нас почестями, чтобы мы подвергали ее

поношению? Так вот даю вам слово, достойное веры, слово порядочного

человека, что если вы будете продолжать вести себя так, чтобы я раскаивался

в одержанной победе, я поведу себя таким образом, что вам придется

раскаяться в плохом использовании нашей победы".

месту и обстоятельствам этого разговора, однако ни в какой мере не

отказались от своих пагубных деяний. В конце концов Пьеро тайно вызвал

Аньоло Ач-

551

чагюоли в Каффаджоло и долго беседовал с ним о флорентийских делах. И

нет ни малейшего сомнения в том, что, не помешай ему в этом смерть, он

возвратил бы в отечество всех изгнанников, чтобы обуздать алчность их

противников. Однако судьба воспрепятствовала осуществлению этих благородных

намерений: измученный телесными недугами и душевными терзаниями, он

скончался на пятьдесят третьем году жизни. Отечество не могло в достаточной

мере оценить его благородство и доброту, ибо отец его Козимо сопровождал

его, можно сказать, почти всю жизнь, а те немногие годы, на которые он

пережил отца, прошли для него в болезнях и гражданских раздорах.

Пьеро погребен был в церкви Сан Лоренцо рядом с отцом, и похороны его

совершились со всей пышностью, заслуженной столь выдающимся гражданином.

Оставил он двух сыновей, Лоренцо и Джульяно, уже подававших надежды на то,

что им предстоит быть весьма полезными государству; однако все пока сожалели

об их молодости.

XXIV

Среди самых именитых граждан, правивших флорентийской республикой,

намного превосходил всех прочих Томмазо Содерини, чья рассудительность и

влияние известны были не только во Флоренции, но и всем итальянским

правителям. После смерти Пьеро все взоры обратились к нему, многие граждане

приходили навещать его, словно главу государства, и многие государи

присылали ему письма. Но он, будучи человеком мудрым и хорошо зная и

правильно оценивая свои и дома Медичи богатства и успех, на письма государей

не отвечал, а согражданам давал понять, что не в его дом должны они

приходить, а к Медичи. Чтобы доказать действиями искренность своих речей, он

собрал глав всех именитых семей Флоренции в монастырь Сант Антонио, куда

пригласил также Лоренцо и Джульяно Медичи. Там он долго и вдумчиво говорил о

положении Флоренции, всей Италии, о домогательствах отдельных государей и

закончил свою речь следующими соображениями: для того, чтобы Флоренция

существовала в единении и в мире, не зная гражданских распрей и внешних

столкновений, необходимо питать особое уважение к этим двум молодым людям и

сохранять добрую славу их дома, ибо люди обычно не жалуются на то, что