Николай Тимошин моя эпоха

1.7. Формирование характера

Однако молчуном я бывал только среди взрослых, считая, что взрослые много знают и у них этим знаниям надо учиться. В среде же своих сверстников я был достаточно общительным, так как соседские ребята тянулись ко мне, хотели со мной дружить. Часто по утрам все соседние мальчишки собирались у нашего дома на лужайке, где мы обменивались впечатлениями, договаривались, куда сегодня пойти или во что играть. Спонтанно высказывались планы наших совместных занятий, одновременно и оспаривались. Видимо, я умел скорректировать эти планы, так как к моим предложениям чаще всего прислушивались и гурьбой шли осуществлять задуманное. Мои дружки все были несколько старше меня, примерно на 2-3 года, однако они группировались преимущественно вокруг меня, т.е. уже в детстве я оказался определённым авторитетом у соседних мальчишек. Честно говоря, я никогда не стремился к главенству среди окружающих, но в дальнейшей жизни как-то так складывалось, что я чаще всего оказывался лидером в коллективе. Скорее всего, это связано с особенностями моего характера, умением прислушиваться к мнению других, учитывать такое мнение в совместных делах, что позволяет принимать более оптимальные решения.

Одной из черт моего характера того времени явилось стремление обязательно выполнять всё то, что было обещано. Иначе говоря, нельзя людей обманывать, лгать им, что в детстве свойственно многим. Постепенно у меня сложился жизненный принцип не лгать, стремиться говорить только правду. Уже в начальных классах я заметил, что взрослые не всегда говорят правду, а часто откровенно лгут. Причём ложь в дальнейшем всегда обнаруживается. Для тех, кто лжёт, это часто оборачивается большими неприятностями. Поэтому в обращении с окружающими я стремился никогда не лгать или не говорить правду, если она отрицательно влияет на отношения между людьми. Такая позиция часто помогала мне в дальнейшей жизни.

Думаю, что важным качеством человека является воспитание в себе личного мужества. Уже в детские годы я заметил, что многие люди боятся, скажем, высоты, воды, особенно сверхъестественных сил: ведьм, домовых, чертей, покойников и т.п. Мы, соседние мальчишки и девчонки, летом иногда по разрешению родителей укладывались спать в большом шалаше, сделанном на плоской крыше сарая у соседей Абрамовых. Спать на сене рядом, накрывшись одним стареньким одеялом, просто великолепно. Но прежде чем заснуть, долго велись разговоры. Рассказывали действительные и выдуманные истории, в том числе про нечистый дух и его козни, о том, как покойники выходят из могил и пугают людей, откуда берутся дети, в чём заключается отличие мужчин от женщин и о многом другом сокровенном. Мне казалось, что большинство подобных повествований является обманом. Однажды по этому поводу зашёл спор, конкретно о том, действительно ли выходят покойники в 12 часов ночи из могил или это выдумка? Я утверждал, что это выдумка и покойники никогда не выходят из могил. Тогда мальчишки и девчонки предложили мне, при их наблюдении, в 12 часов ночи пойти на кладбище с лопатой и покопать возле могилы. Конечно, я сомневался во всех таких утверждениях, но результаты спора надо было проверить. Безусловно, я в какой-то мере боялся идти на кладбище, однако спор состоялся, мне осталось набраться мужества, пойти на кладбище и покопать там лопатой. В назначенную тёмную безлунную ночь человек 10-12 моих сверстников залегли на окраине посёлка за железнодорожной линией напротив кладбища и стали наблюдать за моими действиями. Не без робости я преодолел себя, поднялся и пошёл на кладбище с лопатой в руках. В то время мой младший брат Кузьма всегда ходил за мной как хвост. Пошёл со мной он и на кладбище. Расстояние от железной дороги до кладбища было метров 100-150. Мы прошли это расстояние, углубились в кладбищенскую темь, около одной из могил начали копать землю. Ни один из покойников из могил не показался, Некоторое время я понаблюдал за могилами, затем мы с братом вернулись к своим сверстникам. Этот пример я привёл не для похвальбы, а для того, чтобы показать, как человек может управлять собой, преодолевать страх и добиваться желаемого. В дальнейшей жизни мне не раз приходилось преодолевать свои страхи и поступать как подобает человеку, решительно и мужественно.

Перед войной материально наша семья стала жить достаточно обеспеченно. Работникам железной дороги были льготы по бесплатному проезду поездом один раз в месяц до г. Куйбышева и один раз в год до любой станции на территории СССР. В город родители за покупками ездили почти ежемесячно. В 1939 году зимой отец и мать во время отпуска совершили поездку в Среднюю Азию в г. Коканд, где с семьёй жила сестра отца Елена. Старший брат днём работал, а мы, младшие, были предоставлены сами себе, поэтому и вытворяли, что приходило в голову. Мы с сестрой решили из сарая всех кур перетаскать домой и поселить в подпол. Я ежедневно лез в подпол, кормил там кур и собирал в потёмках яйца. Когда брат об этом узнал, то заставил нас вновь возвратить кур в сарай. Вернувшись из школы, мы с сестрой раздетыми и босиком по глубокому снегу бегали вокруг дома, чтобы доказать, как мы не боимся холода. Затем отогревались на печке. Однажды я со своим дружком Валькой Замш пошёл на речку кататься по льду на коньках. Разогнавшись, я с ходу залетел в полынью и ушёл с головой под воду. Когда вынырнул, Валька, лёжа на льду, протянул мне палку, и я по ней выбрался на твёрдый лёд. Благо дома старших не было, и мы полезли на печку сушить одежду и греться. Словом, когда дома есть старшие, то дети как бы незримо чувствуют за собой контроль. Когда же ребёнок знает, что старшие далеко и не увидят, что он делает, то возникает мысль о вседозволенности, становятся возможными безрассудные поступки.

В один из предвоенных отпусков за добросовестную работу отцу дали бесплатную путёвку для экскурсии по Ленинграду. Эта путёвка была на два человека и отец с матерью ей воспользовались. У них было много впечатлений от экскурсий по Москве и Ленинграду, о чём они с восторгом рассказывали по возвращении домой. Нам, детям, привезли немало подарков, в основном это были платья, штанишки, рубашки, ботинки, чулки и др. Я впервые надел фабричные рубашку и короткие штанишки до колен, на мышках. До этого я носил рубашки и штаны, вручную сшитые матерью из ситца и сатина. По возвращении из Ленинграда родителей, мы в новых нарядах пошли в Сергиевск и сфотографировались всей семьёй. Это единственная семейная фотокарточка, которая сохранилась из довоенного периода нашей жизни. Собственно тогда я впервые узнал о возможности фотографирования, ибо других фотографий моих предков не только не было, но и никто из них никогда не фотографировался.

Судя по всему, мои предки почти полностью жили натуральным хозяйством и от достижений культуры были далеки. Я видел на погребке старый деревянный ткацкий станок. Мать говорила, что она на нём раньше много ткала. Поэтому одежда тогда шилась самими вручную из домотканого полотна. Я помню юбки матери из домотканого материала, чапан, который отец одевал как плащ в ненастную погоду. В сарае висело несколько лаптей, которые сплёл отец из лыка, специально им заготавливаемого. Среди инструмента я находил кочедык, которым плетут лапти. В мою бытность лапти уже не носили, но они остались наглядным свидетельством совсем недавнего прошлого. У нас были инструменты для обработки льна и конопли, для расчёски кудели, прялка и веретено для изготовления нитей. Мои родители хорошо владели этим искусством. По вечерам, когда отец подшивал валенки, мать обычно либо пряла на прялке шерсть, либо на веретене из конопли пряла нити для дратвы, необходимой для подшивки валенок. Повседневно наблюдая эту работу, несомненно, я хорошо освоил технологию такого тяжёлого домашнего труда. Отец даже мне поручал посильную работу по подшивке валенок. Для того чтобы из сметаны получить масло, у нас была пахталка. Это сделанный из дерева высокий круглый цилиндр с дном. Сверху этот сосуд закрывался крышкой с отверстием в середине. В отверстие вставлялась длинная палка со звездообразной насадкой на конце, внутри пахталки. Пахталка наполнялась сметаной, мне обычно поручалось долго и муторно эту ручку перемещать вверх и вниз до тех пор, пока внутри не собьётся масло. На погребке было несколько кос для заготовки сена, серпов, предназначенных для уборки зерновых культур. Имелась насадка для косы, чтобы скашивать зерновые и ровно укладывать их для вязки снопов. Всеми этими инструментами уже в школьном возрасте я учился пользоваться. Вместе с косами на погребке стояли несколько цепов, предназначенных для молотьбы из снопов зерна. Цеп – это длинный шест, к которому посредством специального ремённого устройства прикреплена короткая толстая палка: и ударяя ей по снопу, выколачивают зерно. Ясно, что такая молотьба представляет собой очень тяжёлую работу. У отца был различный инструмент для плотничного и столярного дела. Отец и старший брат этим инструментом довольно искусно владели. В определённой мере столярному делу в детстве учился и я. Во всяком случае, столярным инструментом я умею пользоваться до сих пор. Обо всём этом я веду речь для того, чтобы показать, в каких условиях жили и работали простые люди, как в дореволюционной России, так и в первые годы советской власти.

Вместе с тем медленно, но неуклонно культура жизни советских людей росла. До войны небогато, но все мы были одеты и обуты, улучшилось питание. Моей сестре для занятия швейным делом купили швейную машину марки «Зингер». Отец очень любил слушать гармонь, поэтому он купил брату Виталию гармонь русского настроя. Правда, брат так и не научился хорошо играть, но всё же кое-какие мелодии освоил и вечерами веселил своих сверстников танцевальными, плясовыми или песенными наигрышами. Уже в то время я тоже стал учиться играть на гармони, некоторыми мелодиями я овладел неплохо и вечерами на крыльце их наигрывал. Перед войной брату купили велосипед, на котором он ездил по Сургуту, а также в Сергиевск или Серноводск.

Уже в детском возрасте формируются определённые черты характера под воздействием не только внешних обстоятельств, но и под психологическим влиянием других людей, особенно взрослых. Иногда психологическая атака кого-то из более взрослого окружения на ребёнка оказывается настолько сильной, что ответная на неё реакция становится чертой характера в дальнейшей жизни. Где-то в возрасте 5-6 лет моя психика была подвергнута сильной встряске, которая определила во многом моё дальнейшее отношение к человеческой наготе. В том возрасте все мальчики и девочки купались на речке нагишом. Трусы тогда ещё не были в повседневном обиходе. Поэтому мальчики и девочки спокойно обозревали друг друга и никак не реагировали на свои различия. На речке у нас было два места купания, для мужчин и для женщин. В своих местах мы купались полностью раздетыми, как говорят, «в чём мать родила». В Сургуте была общая баня, которая работала два дня в неделю: один день парились мужчины, а второй день – женщины. Я в баню ходил с отцом и старшим братом. Но однажды, в возрасте 5 или 6 лет меня вместе с сестрой и младшим братом повела в баню мыться мать. В бане было одно помещение и для парной, и для мойки. В мойке оказалось много женщин. Пока мать мыла младшего брата и сестру, я сидел на лавке и внимательно разглядывал нагих женщин. Одна из них, видимо, из озорства, заметив мои наблюдения, начала высмеивать меня. Мол, такой большой мальчик пришёл в баню к женщинам и рассматривает их прелести, как не стыдно. В довершение она стала руками показывать мне свои великолепные груди и другие части тела. Мне вдруг стало настолько стыдно, что, не спросив разрешения у матери, я стрелой вылетел из мойки, схватил свои рубашку и штанишки и бегом умчался домой. С тех пор я с женщинами в баню не ходил. Более того, мне и сегодня не нравится, когда в художественном творчестве стремятся к показу почти полностью обнажённого тела женщин. Мне кажется, что мужчины в этом отношении являются более скромными.

Другой пример связан с отношением к религии. В годы моего детства шло активное атеистическое воспитание, особенно молодёжи. Я уже отмечал, что моя мать всегда была истинно верующей. Она соблюдала все религиозные обряды, ежедневно молилась, по памяти читала молитвы и всё делала для того, чтобы и дети были верующими. Естественно, все мы были крещёнными в церкви. Мать учила нас молитвам. Я и до сих пор помню молитву о рождестве Христове. У всех нас на шеях висели бечёвки с крестиками. Что касается отца, то он не отрицал религии, но и не ходил в церковь. Я не видел, чтобы он когда- либо молился. Правда, крестик он тоже носил. Я уже отмечал, что рано научился плавать, поэтому уже с 6 лет ходил на речку купаться только со взрослыми. Где-то ещё в дошкольном возрасте я с большими ребятами пошёл купаться на речку. Когда разделись, один из подростков заметил, что у меня на шее висит крестик. Меня все начали высмеивать, что я слушаю отсталых бабок и верю в бога, которого на самом деле нет и быть не может. Моя реакция была спонтанной и быстрой. Я снял с шеи бечёвку с крестиком, размотал на пальце и забросил в речку. Через несколько дней мать заметила, что на мне нет крестика, и спросила, где он? Я честно рассказал о случившемся. Мать даёт мне другой крестик, но я отказался его одевать, ссылаясь на то, что я при всех забросил крестик, поэтому не могу нарушить своё решение. Как меня мать не уговаривала, я так и не одел крестик. С тех пор я его никогда не носил. Конечно, тогда я ещё не был убеждённым атеистом, а просто придерживался принципа обязательности раз принятого решения, от которого отступать – беспринципно. Я думаю, что уже с тех давних лет у меня сложилось внутреннее мнение, что в своих решениях надо быть последовательным, не вилять туда-сюда, и, если решение правильное, его следует всегда отстаивать. Видимо, в подобном поведении есть и элемент упрямства, вопреки здравому смыслу.