О чем, почему, как и для кого написана эта книга

хологического исследования, гражданской, моральной ответственно-

сти ученого не требует комментариев. Она очевидна из всего вышеска-

занного. И как завещание социальным психологам XXI века звучат

следующие слова Франка, написанные им почти 70 лет тому назад.
<Старые боги постигнуты и развенчаны, как мертвые кумиры, но

откровение новой истины еще не явилось человеческой душе и не

захватило ее. Мы живем в эпоху глубочайшего безверия, скепсиса,

духовной разочарованности и охлажденности. Мы не знаем, чему мы

должны служить, к чему нам стремиться и чему отдавать свои силы.

Именно это сочетание духовного безверия с шаткостью и бурностью

стихийного исторического движения образует характерное трагичес-

кое своеобразие нашей эпохи. В безверии, казалось бы, история дол-

жна остановиться, ибо она творится верой...В таком духовном состо-

янии самое важное - не забота о текущих нуждах и даже не истори-

ческое самопознание; самое важное и первое, что здесь необходимо, -

это усилием мысли и воли преодолеть обессиливающее наваждение

скептицизма и направить свой взор на вечное существо общества и

человека, чтобы через его познание обрести положительную веру,

понимание целей и задач человеческой общественной жизни. Мы

должны вновь проникнуться сознанием, что есть, подлинно есть веч-

ные незыблемые начала человеческой жизни, вытекающие из самого

существа человека и общества, и попытаться понять хо.тя^бы самые

основные и общие из этих начал> [там же, с. 17].
Заключить этот исторический очерк можно, представляется, выво-

дом о том, что социальная психология в России в дореволюционный

период накопила огромный потенциал, ничем не уступавший в свое

время западноевропейскому. Многие проблемы: роль языка, эмоции

и переживания как выражение отношения, значение социального

обмена, связь психологии и идеологии и другие были поставлены

задолго до их разработки в Западной Европе. Что касается идей Фран-

ка относительно духовности и нравственности как факторов обще-

гию, включая отечественную. Как это будет видно из материалов зак-

лючительного раздела о перспективах социальной психологии в XXI

веке, развитие мирового исторического процесса свидетельствует ско-

рее в пользу Франка, нежели в пользу сторонников иных парадигм.

Поэтому не иначе как парадоксом можно считать то, что в России всем

известен и широко цитируется В. Франкл (V. Franki) (при всем к нему

уважении), а С. Франк предан забвению.

ГЛАВА 15
В ПОИСКАХ СВОЕГО ПУТИ:

ЭТНОПСИХОЛОГИЯ, СОЦИАЛЬНО-

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

И ПСИХОЛОГИЯ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА

нанно самоопределиться. Вот уже не менее десяти лет она находится в

состоянии дрейфа, плывя туда, куда ее гонят ветры экономических

невзгод внутри страны и поветрия из-за рубежа. Утешением может слу-

жить лишь то, что мы дрейфуем вместе со всеми, в одном и том же

глобальном течении, что курс движения определяется сложением мно-

гих коллективных усилий, курсом человечества, а не <курсом партии>.

И это не может не вызывать <чувства глубокого удовлетворения>. Рас-

смотрим коротко основные детерминанты вектора нашего движения.

Как отмечают аналитики российской психологической науки, для нее

характерны следующие черты, свойственные и социальной психоло-

гии: <Научно-практическая и прикладная ориентированность психо-

логических исследований, плюралистичность в выборе исходных тео-

ретико-методологических оснований, многообразие форм профессио-

нальной подготовки психологов и применения их знаний, навыков и

умений, более узкое специализирование психологов, достаточно жес-

ткая детерминация тематики психологических исследований со сторо-

ны социальных запросов общества, прагматизация взглядов психоло-

гов относительно своего будущего в психологическом сообществе.
И если можно говорить об отличии восточно-европейской модели

развития психологической науки от западноевропейской или амери-

логии возрастает удельный вес элементов или компонентов как раз

последних моделей> (Психологическая наука в России..., с. 156).
Авторы справедливо констатируют, что <в целом отечественная

социальная психология является оригинальной не только по своей

эволюции, но и в своей проблемно-концептуальной сущности> [там

же, с. 452], хотя при этом <в силу <пересосредоточенности> на иссле-

довании социально значимых объектов (прежде всего коллективах, со-

вместной деятельности и т.п.) социальные психологи практически не

вышли к осмыслению тех совершенно уникальных форм связи обще-

ственного сознания, идеологии с социальной и индивидуальной пси-

хологией, которые в России, несомненно, носили культурно-специфи-

ческий символический характер. Россия, в которой победил (теорети-

чески и практически) марксизм...фактически оказалась движимой

идеалистическим мировоззрением, утопией, мифом> [там же, с. 455].

в России победил не марксизм, а большевизм, российская, не опти-

мальная версия марксизма. Она исключала научное развитие даже тех

признаваемых и поныне достижений классиков марксизма, которые

предполагали исследования социально-психологического аспекта

общества. Поскольку и по сей день к ним обращаются во всем (кроме

России) мире, напомним их коротко: феномен отчуждения, феномен

превращенных форм (<характерных масок>), положение о промыш-

ленности как <чувственно представшей психологии>, и о том, что

<историю делают живые люди>, наконец, комплекс идей, связанных

с термином Verkehr (который Маркс много раз просил переводить на

другие языки как <социальный обмен>, а не <коммуникация> или

<общение>), о чем мне приходилось писать неоднократно. В любом

случае продолжение этой линии, как минимум, подвинуло бы социаль-

но-психологическую мысль к тому рубежу, за которым следует призна-

ние ограниченности экономического материализма, о чем не уставали

говорить русские философы в изгнании. И разве факт <движимости>

огромной страны на протяжении десятилетий <идеалистическим миро-

воззрением, утопией, мифом> не свидетельствует о том же?
Во-вторых, целый ряд работ, появившихся в последние годы, на-

против говорит о том, что социальные психологи на самом деле прак-

тически вышли на осмысление важнейших проблем современной

России. Другое дело, что этот выход был осуществлен не в рамках

старой парадигмы, а благодаря возрастанию удельного веса заимство-

ванных из других парадигм элементов потому, что к этому побужда-

ло давление практики с одной стороны и способствовало наличие та-

ких элементов - с другой.

вались по той же логике, что в других регионах мира с той лишь раз-

ницей, что их глубина и масштаб оказались гораздо более значитель-

ными. То, что произошло в России за последние десять лет несопос-

тавимо с антивоенными выступлениями в США и молодежным дви-

жением в Западной Европе конца 60-х годов - факторами, обусловив-

шими кризис парадигмы объяснения и возникновение парадигмы

понимания. И там и там оказалось, что академическая наука не мо-

жет продемонстрировать свое превосходство, опираясь на те труды,

которые обеспечивали их авторам материальный и моральный статус.

В России эта ситуация усугублялась еще и тем, что области социаль-

ной действительности, которые наиболее настоятельно требовали на-

учной помощи, были либо новыми для науки, либо ранее запрещены

для исследований. Это сферы: межнациональных отношений, поли-

тического процесса и новой экономической реальности.
Поскольку именно в них сейчас вызревает, вынашивается новая

научная парадигма, мы обратимся к соответствующему научному

опыту. Речь идет об этнопсихологии, политической психологии и

психологии рыночной экономики. Первая, как уже отмечалось, была

ранее запрещена; вторая преимущественно ограничивалась идеологи-

ческой критикой западной науки, третья - вообще не существовала

по причине <отсутствия наличия> рынка и предпринимателей, если

не считать <фарцовщиков>, <спекулянтов> и <теневиков>.

прежнему <замечают> лишь традиционные (порой, просто более из-

вестные им) объекты и продолжают на них <пересосредотачиваться>.

Между тем недолгий еще опыт этих трех отраслей выявил подходы,

имеющие ключевое значение для формирования новой российской

парадигмы.

сихология, а точнее - этносоциопсихология. Вплоть до начала 80-х

годов ее проблемы косвенно и весьма фрагментарно исследовались

этнографами и социологами, удовлетворяя официальный заказ на

доказательства незначительности межэтнических различий и успеш-

ности интеграции в <единую общность - советский народ>. Первое

полномасштабное эмпирическое полевое исследование этнических

стереотипов было выполнено в Институте психологии АН СССР

Г. Солдатовой (Кцоевой) в 1982-1985 г.г. Лишь в 1988 г. была про-

ведена Первая Всесоюзная конференция по проблемам этнической

психологии, по материалам которой была издана в 1991 г. коллектив-

ная монография <Социально психологические проблемы межнацио-

нальных отношений>. Специалистов, тем более профессиональных
В поисках своего пути:
345
психологов, занимавшихся этими проблемами можно было в то вре-

мя пересчитать по пальцам.

ных масштабов достигало сотни, когда количество беженцев из зон этих

конфликтов стало исчисляться миллионами, а убитых - десятками

тысяч, игнорировать эту сферу действительности было уже невозможно.

кой психологии при Российском психологическом обществе, органи-

зованной на базе Института этнологии и антропологии РАН приняли

участие около 100 человек из многих регионов России, и более 90

участников сформировались как специалисты в 90-е годы.
Весьма показательна тематика сообщений. Подавляющее большин-

ство из них сделаны по результатам эмпирических исследований от-

ношений между представителями разных этнических групп, т.е. меж-

ду группами. Более традиционная этнопсихология личности занимает

в общем объеме сообщений всего около 20% . Обнаружилась четкая

тенденция к конвергенции этнопсихологии в ее социально-психоло-

гическом варианте с социальной психологией и кросс-культурной пси-

хологией.

психологии и организатора конференции Н. Лебедевой - назывался

ственной психологии>. Основной результат, о котором сообщалось в

докладе, состоит в том, что <в норме в групповом сознании существует

прочная устойчивая связь между позитивной этнической идентично-

стью и этнической толерантностью, связь подтверждаемая тесными

корреляциями и являющаяся социально-психологическим законом.

В неблагоприятных социально-политических условиях данная связь

может разрушаться или становиться обратной, активизируя механиз-

мы психологической защиты, что выражается в росте негативных

гетеростереотипов, этнической интолерантности, этноцентризме>

[Лебедева, 1998, с. 35] Иными словами, чем выше развито у данной

группы чувство собственного достоинства, самоценности и самоуваже-

нии, тем более терпима она к другим группам. Этот вывод неордина-

рен тем, что почти тривиальной в мировой психологии стала совер-

шенно обратная точка зрения, согласно которой чем выше самооцен-

ка, тем ниже толерантность.

них эмпирических исследований с применением самых современных

методов. Еще более важно для нашей темы то обстоятельство, что ме-

тодологической основой исследований стали труды русских религи-

озных философов XX века, в первую очередь И. Ильина, его идеи о
346 Опыт СССР ч России: парадигма преобразования
связи духовности, национального характера и патриотизма. Ссылаясь

не только на свои, но и на зарубежные исследования, Н. Лебедева по-

лагает, что к концу XX столетия было получено эмпирическое под-

тверждение философских идей, высказанных русскими религиозны-

ми философами в начале века.
Не менее важна и та характеристика, которую Н. Лебедева дает

отечественной науке. Она говорит:> Если обратиться к обзору теорий,

которые используют отечественные этнопсихологи в своих эмпиричес-

ких исследованиях (модель социально идентичности Тэджфела -

Тернера, кризис личностной идентичности Э. Эриксона, иерархия по-

требностей А. Маслоу, методический аппарат Крамбо, построенный

на теории В. Франкла о поисках личностью смысла жизни и др.) - все

эти теории, приложенные к проблемам трансформации этнической

идентичности, вольно или невольно исследуют глубинные пласты

личностной идентификации в культурном или этническом контексте.

Это теории и методические подходы, связанные с процессом смысло-

образования> [там же, с. 36].

двух основных задач: 1) исследования путей формирования позитив-

ной этнической и культурной идентичности и 2) поиска путей взаи-

мопонимания и тождественности культур в их духовно-нравственных

основах, <потому что они - общие у всего человечества...> [там же,

с. 37] Она справедливо утверждает, что для этого <мало психологичес-

кой диагностики, здесь нужны этнологические и этнографические

знания, знание истории и этногенеза, а также - глубинный зондаж

с помощью качественных методов и методов психосемантики -

вскрытие смыслового пространства культуры, поля ее значений и

кодов. Вот в этом...различие между западной кросс-культурной пси-

хологией и отечественной этнопсихологией - Запад (за исключени-

ем отдельных исследователей) не ставит подобных задач, для нас же

поиски сути всего и вся - культурно разделяемый способ жизни в

этом мире> [там же, с. 38].
Этот вывод звучит особенно значимо в России конца XX века, ког-

да глубокие социально-политические, социально-экономические и в це-

лом социокультурные преобразования подвергают проверке на проч-

ность сохранность духовных основ народов, населяющих Россию.

Крупным вкладом в понимание этой проблем является комплекс мно-

голетних исследований Г. Солдатовой, результаты которых обобщены

ею в монографии <Психология межэтнической напряженности> [Сол-

датова, 1998].

своими достижениями и трансформацией она обязана изменению обще-

го социального контекста российского общества и связанному с ним

теоретическому прорыву за рамки традиционной этнопсихологии. Если

традиционно этнопсихология была этнопсихологией субъекта, неким

аналогом психологии личности, то теперь она фактически превратилась

в психологическое исследование межгрупповых отношений или отно-

шений межсубъектных, когда субъектами отношений выступают либо

группы, либо индивиды как их представители.
Сходная ситуация сложилась в другой новой сфере психологичес-

кой науки, также социально-психологической по своему предмету -

политической психологии, или, как ее определяет ведущий специа-

лист в этой области и автор этого термина Г. Дилигенский, в социаль-

но-политической психологии. Своим появлением она обязана бурно-

му развитию политических процессов в России, потребности в науч-

но-практических знаниях о них - с одной стороны, и малопригодным

их состоянием - с другой. Это состояние объясняется не только иде-

ологическим контролем и табу на глубокие разработки в этой облас-

ти до перестройки или чисто вспомогательным, часто апологетичес-

ким, сервильным характером запрашиваемых и ожидаемых <сверху>

рекомендаций. Более важно другое обстоятельство: политические пре-

образования подобной глубины происходили в России в уникальном

социокультурном контексте. Здесь возникали явления, не имевшие

аналогов в истории. К ним были практически малоприменимы (в от-

личие, например, от этнопсихологии) данные соответствующих иссле-

дований в других странах, где к тому же политическая психология

появилась относительно недавно, всего 20-25 лет тому назад.

ляется попытка применения знаний и данных, накопленных в психо-

логии - в первую очередь социальной - к анализу политики и поли-

тических отношений, а в отсутствие соответствующих эмпирических

исследований - опора на результаты социологических исследований,

проводимых в России. <Совместимость> и уместность таких резуль-

татов с социально-психологическим подходом также вполне есте-

ственна, поскольку социологические исследования политической

жизни общества являются по существу социально-психологическими.

В них основным инструментом служит измерение социальных уста-

новок и ценностных ориентаций, а еще шире - отношения к тому или

иному объекту, явлению политической жизни.

Дилигенского <Социально-политическая психология> [Дилигенский,

1996], хотя и до нее выходили книги на эту тему [Шестопал, 1990;
348 Опыт СССР ч России: парадигма преобразования
Юрьев, 1992]. Для нашей темы она представляет интерес, будучи

наиболее репрезентативной методологически.

са и больших социальных групп, Дилигенский не мог не обнаружить,

что парадигма объяснения с ее акцентом на межличностные отноше-

ния, исследуемые к тому же методом лабораторного экспериментиро-

вания мало, что могут дать для понимания процессов более высоко-

го уровня. Кроме того, как он справедливо замечает, социальных пси-

хологов обычно занимает как протекают психологические процессы,

а <не что представляет собой запечатленный в их психике образ это-

го мира, стимулируемые им мотивы, цели, ценности> [Дилигенский,

1996, с. 10]. Нельзя не согласиться и с другим замечанием, относи-

тельно того, что <социальная психология не особенно дружит с исто-

рией, она предпочитает в основном заниматься человеком вообще, а

не конкретно-историческим человеком. В изучаемом ею отношении

<человек - общество> вторая его сторона представлена поэтому до-

вольно расплывчато - ведь общество всегда имеет конкретно-исто-

рически характер> [там же, с. II]. Отсюда вывод о необходимости раз-

работки соответствующей методологии и теории для анализа взаимо-

отношения и взаимосвязи человека и общества, отношений макросо-

циального уровня для познания психической жизни людей одновре-

менно как продукта и движущей силы функционирования и развития

общества.

гласно одному из них, <существует, основанный на общепсихических

законах изоморфизм микро- и макроуровней психики, ее функциони-

рования в искусственно созданной и г естественной социальной ситу-

ации, который имеет для социальнно-политической психологии гро-

мадное эвристическое значение, поскольку позволяет в простых фак-

тах найти ключ к пониманию более сложных явлений> [там же, с. 15].
Второе положение представляет собой призыв к отказу при анализе

роли и места <психических явлений в жизни и развитии общества, в

судьбах и <качестве жизни> образующих его людей> от укоренивше-

гося в науке и общественном сознании жесткого противопоставления

объективного и субъективного, социально-исторических обстоя-

тельств, с одной стороны, человеческих мыслей, воли и поступков -

с другой> [там же, с. 342].
Наконец, третье состоит в утверждении в качестве специфического

для социально-политической психологии морального императива -

принципа <ответственности человека за свое общественно-политичес-

кое поведение и за положение дел в обществе, к которому он принад-

лежит> [там же, с. 344].
В поисках своего пути: ...
349
При реализации всех этих положений социальная психология, по

мнению Дилигенского <должна интегрировать относящиеся к ее сфере

знания и методы психологии, социологии, политологии, истории,

культурной антропологии и этнологии, стать новой зоной пересечения

всех этих наук> [там же, с. 15].
Только человек, знакомый с состоянием исследований в обществен-

ных науках эпохи застоя, может по достоинству оценить новизну и

радикализм предложенного Г. Дилигенским подхода к исследованию

роли психологии в политике. Некоторые из основных разделов кни-

ги (психологические аспекты политического лидерства; политический

человек: психология выбора) были бы просто немыслимы.

всей полноте с началом экономических преобразований: приватиза-

ции и <прихватизации>, переходу к рыночным отношениям в эконо-

мике. Бывший <советский человек> на глазах превращался в <коопе-

ратора>, <красного директора>, <челнока>, <бандита>, <банкира>,

<бизнесмена> и прочих доселе неведомых персонажей. В 1997 г. в

России насчитывалось уже около 1 миллиона предпринимателей, не

считая <челноков>. В опросах школьников о престижности профессий

среди юношей на первое место вышел банкир, а среди девочек - мо-

дель и валютная проститутка. Около 40% экономики ушло <в тень>

и только в 1997 г. было убито 450 предпринимателей. Коррупция в

высших эшелонах власти (разного рода <писательские дела>, гене-

ральские дачи и т.п.) стала обычным явлением. Доверие ко всем вет-

вям официальной власти упало ниже всякого допустимого уровня.
Глядя на эту макросоциальную метаморфозу, следует, однако,

удивляться не тому, насколько общество деградировало, сколько

тому, что оно деградировало не окончательно после стольких лет уси-

ленной пропаганды об относительности морали, ее условности и пре-

ходящем характере.
Исключительно своевременно звучат сегодня слова С. Франка:

<Только если добро есть момент абсолютного бытия, если в нравствен-

ном требовании мы сознаем голос, исходящий из глубин бытия и

онтологически обоснованный, его осуществление приобретает для нас

разумный смысл. Если нет Бога, то нет смысла подчиняться нрав-

ственным требованиям, ибо сами они лишены всякой внутренней,

разумной авторитетности...Если добро не нужно для установления

нормальной прочной связи моей личности с последними глубинами

бытия, если оно не есть для меня путь в отчий дом, не дает мне пос-

ледней прочности и утвержденности в бытии, т.е. не спасает меня, то

оно не имеет над моей душой никакой власти, есть призрачная чело-

веческая выдумка, и тогда моим единственным заветом остается ло-
350 Опыт СССР и России: парадигма преобразования
зунг: лови момент!> [Франк, 1992, с. 24] Его и ловили повсеместно

атеистически воспитанные граждане, которым тщетно пытались при-

вить суррогаты секуляризированной этики в виде <Кодекса строите-

ля коммунизма>. И тем не менее, постепенно именно в святая святых

эгоизма и стремления к материальному успеху - в сфере бизнеса,

частного предпринимательства - выявилось, что, говоря словами

Франка, <в крови человечества продолжают действовать могуществен-

ные религиозные инстинкты, отвергаемые его сознанием.> [там же].

социально-психологического знания: социальная психология пред-

принимательства. Она зародилась, отвечая на социальный запрос

почти одновременно в философии [Агеев, 1991; Бакштановский, Со-

гомонов, 1992], истории [Кузьмичев, Керов, 1997], социологии [Рада-

ев, 1993-1998], социальной психологии [Журавлев, Позняков, 1993-

1998; Шихирев, 1993-1998; Шихирев, Андерсон, 1994]. В 1996 г. по

инициативе Торгово-промышленной палаты РФ была начата нацио-

нальная программа <Российская деловая культура>, научная основа

которой была разработана большей частью упомянутыми авторами. Ее

ядро составляет социально-психологическая концепция деловой куль-

туры, основанная на понимании этического как сути социального. Не

имея возможности излагать сколь-нибудь подробно содержание трех

томов, в которых представлены результаты теоретических и эмпири-

ческих исследований, отметим, так же как это было сделано приме-

нительно к этнической и политической социальной психологии, лишь

следующие принципиальные моменты.
При всей неприглядности описанной выше российской ситуации

современные российские предприниматели среди ценностей-целей на

ведущие места ставят <семью>, <самоактуализацию>, <здоровье> и

лишь потом <материальную обеспеченность>. Среди ценностей-

средств первое место занимает <честность> [Журавлев, 1997]
В своем идеальном партнере российские предприниматели первые

три места отдают <порядочности>, <надежности>, <компетентности>

[Шихирев, 1997] - качествам, которые точно также оцениваются во

всем мире.

ризующие базовые оценочные отношения: к себе, людям, обществу,

делу и природе.
Наибольшей конфликтностью в системе отношений предпринима-

телей России отличаются отношения с государством и его представи-

телями, чиновниками [Радаев, 1998; Шихирев, Нестик, 1998].
Огромное влияние на поведение предпринимателей оказывают их

образы, циркулирующие в СМИ и обыденном сознании [Зудин, 1998].

тенденции теоретического и эмпирического развития социальной пси-

хологии, которые отличают новые подходы в этнической и социаль-

но-политической психологии. К ним можно отнести: 1) выход за рам-

ки отношения <личность - личность> и <личность - группа> на уро-

вень отношения <группа - группа>, <личность - общество (государ-

ство)> и даже далее <личность - культура>; 2) осознание значения

этического, духовного аспекта общественной жизни, хотя и не всегда

определяемого как таковой; 3) стремление к комплексному исследо-

ванию своего предмета, ориентация на междисциплинарное взаимо-

действие; 4) сензитивность к отечественному интеллектуальному на-

следию.
Новые тенденции возникли и в практической социальной психоло-

гии, в которой ранее доминировала производственная социальная

психология. В настоящее время сфера действия психологов значитель-

но расширилась. Достаточно здесь перечислить основные области:

общественные связи (PR), маркетинг, работа с персоналом в органи-

зации, политика, профориентация, межнациональные отношения,

кросс-культурная подготовка, социально-психологический тренинг.

гии о чем свидетельствуют, как отмечается в специальной работе,

следующие три обстоятельства.
Первое - заинтересованное и уважительное отношение к этой об-

ласти деятельности профессиональных психологов власть и деньги

имущих, общий рост <психологической чувствительности> общества.

Второе - практика для самих психологов превратилась из докучли-

вой повинности имитировать <социальную нужность> в источник

существования и позволила специалистам ощутить осмысленность

собственной профессиональной деятельности. Третье - значительно

расширился круг лиц, профессиональная подготовка которых вклю-

чает знакомство с основами социальной психологии> [Донцов, Жуков,

Петровская, 1996, с. 7-10].

гия является продуктом двух взаимосвязанных видов активности: ра-

боты психологов, призванных для решения актуальных задач в различ-

ных сферах человеческой деятельности (например, экономике, полити-

ки, образовании), и усилий, специально предпринимаемых професси-

оналами для демонстрации приложимости результатов разработки те-

орий, рожденных в недрах социально-психологических лабораторий,

к ситуациям за пределами этих лабораторий [там же, с. 20].

проблемы, которые возникали в свое время в США и Западной Евро-

логов, формирование основных типов практических специалистов:

политически активного борца, междисциплинарного эксперта, психо-

аналитика, клинического психолога [ср. там же, с. 9-10и соответству-

ющие, приведенные выше данные).
Во встречном движении практики и социальной психологии выя-

вились вместе с тем и столь же характерные негативные стороны.

Одна из них - использование, особенно в области политики, автори-

тета профессионального социального психолога для подкрепления

суждений здравого смысла заказчика, так сказать <обнаучивание

руководящей мысли>. Вторая - одновременно психологическая нео-

бразованность и недостаточная <пропитанность общества психологи-

ческими знаниями> [Герген, 1973]. Третья - соблазнительная для

психолога возможность заработать <быстрые деньги> в ущерб науч-

ной объективности или вопреки своей гражданской позиции, как, на-

пример при работе в штабе избирательной кампании заведомо непри-

емлемого кандидата. Четвертая - эклектическое использование, сме-

шение разных теоретических и методических инструментов, часто

для демонстрации заказчику своей эрудиции и профессионализма,

псевдонаучный язык и оформление результатов.
Таким образом, в области применения социально-психологических

знаний можно констатировать факт определенной конвергенции за-

падных парадигм и российской. В этой связи возникает вопрос, им-

плицитно сформулированный К. Абульхановой в обзоре состояния

социальной психологии в России в 80-е-90-е годы. <В развитии отече-

ственной психологии возникли и развивались обе тенденции: 1) общей

универсальной социальной психологии, которая в значительной мере

ориентировалась на мировую психологию, сравнение с ней (Андрее-

ва, Донцов, Рощин, Шихирев и др.) и 2) общественной психологии

социалистического общества. Стремление социальных психологов

сыграть свою научную позитивную роль в обществе привело не про-

сто к прикладным исследованиям, но и к разработке теоретических

моделей и стратегий изучения психосоциальных явлений, т.е. им в

известной мере удалось приступить к созданию психосоциальной

концепции психологии именно конкретного (социалистического) об-

щества.> (Психологическая наука в России..., с. 453-454]. Чуть выше

мы находим наряду с признанием, что <определенные сетки и схемы

<сканировались> с зарубежных образцов>, утверждение о том, что и

резко критические и некритические обращения к западно-европейс-

ким и американским концепциям содействовали в целом процессу

<моделирования>, категоризации и номинации социальной психоло-

гии - развитию ее языка и системы понятий> [там же, с. 452]. И в

ности отечественной науки тенденция... позволила отечественной

социальной психологии в целом избежать судьбы подражательного

<периферического> варианта мировых образцов> [там же].
Ныне, когда российская социальная психология вновь приступа-

ет к созданию психосоциальной концепции именно конкретного, а не

ведомого мифом, но не менее конкретного общества уже не социали-

стического типа, принципиально важно определить, какой из двух

выше обозначенных тенденций социальные психологи России реально

следуют в конце 90-х годов: работе внутри общей универсальной со-

циальной психологии с ориентацией на мировые образцы, или на

построение общественной психологии российского общества.

том числе и самой К. Абульхановой, опирающейся на разработки С.

Московичи) приводит к выводу о том, что нельзя в современном мире

<и невинность сохранить и капитал приобрести>. Нельзя квалифици-

рованно выполнить социально-психологический анализ конкретного

общества, не опираясь на лучшие мировые образцы. Вопрос в том, ка-

кие образцы считать лучшими и как их создавать, если их не хватает.

Это путь любой науки. Не бывает науки, как деятельности по установ-

лению устойчивых связей между явлениями, русской, американской

и т.п. Могут существовать школы, ориентации, парадигмы, наконец,

но все они преследуют одну цель - обнаружить общие для всех людей,

поскольку они люди, закономерности, облекающиеся в конкретные

социокультурные исторические формы. В настоящей науке логическое

и историческое взаимодополняют друг друга.
В случае с социальной психологией эта логика может быть хорошо

определена с помощью такой метафоры, приписываемой святому отцу

Дорофею. Разница между людьми, если сравнить их положение с

положением точек на радиусах, ведущих к центру, зависит от того,

насколько близко они находятся к центру. Чем ближе к центру - тем

ближе друг к другу и тем сходней по своему существу. Соответствен-

но, и социальная психология как наука о роли психики в мире чело-

веческих отношений будет в той степени универсальной, <научной>,

в какой она будет исследовать не периферию и не центробежные, а

центр и центростремительные силы, действующие не только в отдель-

ной стране, но и глобально.
Неудача прошлых попыток вскрыть так называемые универсалии

человеческого поведения, что нашло отражение в монументальных

трудах типа <Описи человеческого поведения> [Berelson, Steiner,

1957], была обусловлена тем, что они искали сходства в различных со-

циокультурных формах, ограничивались феноменологией и не углуб-
354 Опыт СССР и России: парадигма преобразования
лялись в существо человека, его differentia specifica. Эта суть не ин-

тересовала парадигму объяснения. Шаг к ней сделала парадигма по-

нимания. Свою роль <плодотворной ошибки> сыграла парадигма пре-

образования. Нам остается ответить на логично возникающий вопрос:

что будет дальше? Quo vadis?
Следующий, заключительный раздел и представляет собой попыт-

ку рассмотреть на основе проделанного анализа некоторые контуры

будущей парадигмы с учетом выявленных реальных тенденций раз-

вития социальной психологии в следующем веке.

ни, автор берется, тем не менее за это сложное и неблагодарное дело,

будучи убежденным в справедливости и актуальности для современ-

ной социальной психологии следующих слов выдающегося российс-

кого историка психологии М. Ярошевского: <Обсуждение перспектив

и тенденций развития научного познания - занятие, казалось бы уво-

дящее от того, чем поглощена в данный момент практика исследова-

ния конкретных явлений и проблем, - оказывается имеющим к ней

прямое отношение> [Ярошевский, 1974].

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ
Как показывает история формирования парадигм в социальной

психологии, они явно или неявно связаны с общими изменениями

в соответствующем социокультурном контексте. Кардинальное от-

личие современной ситуации от всех предыдущих,.описанных

выше, состоит в том, что на рубеже веков этот контекст расширил-

ся до глобальных размеров. Ныне взаимозависимость людей, осоз-

наваемая ими ранее в пределах собственной семьи, племени, стра-

ны и т.п. возросла настолько, что дает о себе знать как взаимозави-

симость глобальная. Она осознается как процесс <свертывания>

мира до размеров большой деревни, где <все всех знают>, где собы-

тие в одной стране немедленно дает о себе знать во всем мире. Од-

новременно идет столь же неизбежный и неумолимый процесс <раз-

вертывания> значения социального как миролюбивого, уживчиво-

го, нравственного. Индивид, социальная группа, или даже государ-

ство все чаще ставятся в ситуации, когда приходится делать выбор:

<уживаться> или погибать. Тем самым подтверждается идея Канта:

<...средство, которым природа пользуется для того, чтобы осуще-

ствить развитие всех задатков людей, - это антагонизм их в обществе,

поскольку он в конце концов становится причиной их законосообраз-

ного порядка> [Кант, 1966, т. 6, с. 60).

редь, в двух тенденциях: с одной стороны, во все большей ее интер-

национализации, распространении общих стандартов исследования,

и с другой - тенденции к выходу исследований за рамки личности

или межличностных отношений на более высокие уровни: общества,

цивилизации. И, как это не парадоксально, вторая тенденция сти-

мулируется стремлением показать, что закономерности человеческо-

го поведения, выявленные в одной стране или социальной группе, по

крайней мере не релевантны социокультурному контексту в другой.

Очевидно, что разрешить этот спор может только специальная

контекстах. Вместе с тем, вполне допустим и другой подход: от про-

блем, которые ставит социокультурный контекст. Иными словами,

попытаться выявить те общие актуальные проблемы, в решение

которых социальная психология может внести свой локальный и

глобальный вклад.

том, чтобы решить вначале в идеальном, а потом и в материальном

плане задачи, объединенные одной целью: улучшить качество жизни

общества и его граждан, сделать ее более безопасной, продолжитель-

ной, комфортабельной, осмысленной, счастливой, как бы субъектив-

но это счастье не определялось. При этом несмотря на (часто абсолю-

тизируемый) субъективизм трудно отрицать, что практически боль-

шинство людей во всем мире нуждаются в уважении со стороны дру-

гих людей и самоуважении, страдают от коррупции, преступности,

распространения наркотиков, экологических бедствий, катастроф,

смерти дорогих им людей и т.п.
Какой вклад внесла социальная психология за сто лет своего суще-

ствования в решение этих проблем? Общая точка зрения участников

многочисленных конференций и трудов сводится к тому, что вклад по

меньшей мере скромен. Многие аналитики состояния современной

социальной психологии сходятся также в том, что это объясняется

ошибочной ориентацией исследований, неверным определением пред-

мета своей науки. Эта кардинальной важности задача не может быть

решена по принципу: и это, и то, и другое, если угодно. Следователь-

но, вопрос остается, и его решение надо искать в тех глобальных из-

менениях и универсальных проблемах, которые для исследования не

просто предлагает, а прямо навязывает социальной психологии повсе-

местно сама современная жизнь.

томный и многолетний цикл работ П. Сорокина, изложенных им для

денции нашего времени> [Сорокин, 1997] более 35 лет назад. Смысл

обращения именно к работам Сорокина объясняется их эвристичностью

для социальной психологии в ее современном положении и одновремен-

но масштабами исследуемого исторического процесса - веками и ты-

сячелетиями. Таким образом, для того, чтобы выявить суть <социаль-

ной психологии как антропологии нашего времени> [Moscovici, 1992]

мы воспользуемся идеей Гергена о том, что социальная психология -

это историческая и описательная наука (см. выше).
Концепция Сорокина при всей свой монументальности и колос-

сальном материале, на котором она основана, в сущности? достаточ-

представляет собой чередование трех типов культуры: чувственной

(материальной), идеациональной (духовной) и интегральной, соче-

тающей элементы первых двух. XX век - время кризиса чувствен-

ной культуры, господствовавшей на протяжении последних пяти-

шести веков. Три главные тенденции нашего времени суть: во-пер-

вых, перемещение творческого лидерства человечества из Европы и

Европейского Запада в более обширный регион Тихого океана и

Атлантики, особенно в Америку, Азию и Африку; во-вторых, про-

должающаяся дезинтеграция до сих пор преобладающего чувствен-

ного типа человека, культуры, общества и системы ценностей; в-

третьих, возникновение и постепенный рост первых компонентов

нового - социокультурного порядка, его системы ценностей и типа

личности [Сорокин, 1997, с. II]. Важно отметить, что обзорные ра-

боты по тенденциям глобального развития (Naisbitt), выполненные

25-30 лет спустя, в основном подтверждают справедливость прогно-

за Сорокина.
Для нашей темы особый интерес представляет его тезис о том, что

наблюдаемый нами кризис перехода от одного господствующего типа

к другому сопровождается поляризацией двух тенденций, одна из

которых состоит в сохранении господствующего чувственного типа,

а вторая - в его смене типом интегральным. Суть поляризации состо-

ит как бы в <растягивании> большинства людей, теорий, практик, со-

циальных технологий и т.п. между тенденциями к крайним полюсам.

По словам Сорокина: <То же самое большинство, в нормальных усло-

виях, особенно в период благоденствия, ни слишком греховно или не

религиозно, ни слишком свято и религиозно. Во времена великих

кризисов, например, войн, революций, стихийных бедствий, моров,

землетрясений, наводнений и других катастроф, это большинство

имеет тенденцию к поляризации. Одна его часть становится более

религиозной и нравственной, в то время как другая склонна к не ре-

лигиозности и преступности. Таким образом, большинство уменьша-

ется в пользу обоих противоположных полюсов - углубленной рели-

гиозности versus воинствующего атеизма и героической морали versus

деморализации> [там же, с. 199].

согласно Сорокину, что с одной стороны, множатся морально безответ-

ственные открытия, грозящие уничтожением всему человечеству, с

другой - растет число ученых, которые не только отказываются уча-

ствовать в этих открытиях, но и активно выступают за <преобразова-

ние науки в морально ответственном, интегральном направлении>

[там же, с. 30] Сама современная наука в ее наиболее развитых обла-
358 Quo vadis? Социальная психология на рубеже веков
стях стала гораздо менее чувственной, эмпирицистской, чем в преды-

дущие два столетия. Согласно ряду теорий, разработанных на пере-

днем фронте науки, говорит Сорокин, <феномены жизни, ..имеют,

кроме своего эмпирического аспекта, гораздо более важные рацио-

нальные и даже сверхчувственные и сверхрациональные аспекты>

[там же, с. 32]. Интегральная концепция абсолютной реальности за-

воевывает все больше сторонников. <Сегодня эта абсолютная реаль-

ность есть размышление о бесконечном пространстве Х бесчисленных

качеств и количеств: духовного и материального, временного и вне-

временного, постоянно изменяющегося и неизменного, личного и

сверхличного, пространственного и внепространственного, единично-

го и множественного...Она не идентична ни с что, ни с кто, ни с он,

ни с она, оно, ни с материей, ни с духом, ни с субъектом, ни с объек-

том, ни с какой-либо иной из ее дифференциаций; и в то же время она

заключает в себе все известные и неизвестные ее качества...Из ее бес-

численных модусов бытия три формы представляются существенны-

ми: а) эмпирически-чувственная, б) рационально-разумная и в) сверх-

рациональная - сверхчувственная. Новая концепция не отрицает

чувственную форму реальности, но делает ее только одной из трех ее

главных аспектов. Эта новая концепция истинной реальности, буду-

чи несравненно богаче и адекватнее старой, в то же время гораздо

ближе к истине и абсолютной реальности практически всех религий,

особенно их мистических направлений> [там же, с. 33-35].
С тех пор, как были написаны эти слова, наука еще больше продви-

нулась в отмеченном Сорокиным направлении. С другой стороны, в

сторону науки движется и теология. Отражая ту же самую тенденцию

глобализации, в рамках набирающего силу экуменического движе-

ния, мощное развитие получило целое направление сравнительного

анализа мировых религий. Виднейший и наиболее авторитетный его

представитель Г. Кюнг [Kung, 1989, 1992, 1996] в своих многочислен-

ных работах убедительно доказывает, что в сущности этическое ядро

мировых религий - инвариантно, и расхождения начинаются там,

где это касается конкретного воплощения его в жизнь, ритуалов,

институциональных, клерикальных установлений.
Попытаемся теперь посмотреть с точки зрения глобальных тенден-

ций, независимых и внешних по отношению к социальной психоло-

гии на те, которые оформляются внутри нее. В какой степени она

продвигается от чувственного к интегральному типу науки, если при-

нять во внимание, что исследуя психику она должна была бы по са-

мому своему предмету вести за собой физику, а не следовать за ней?

После дискуссий 70-х - начала 80-х годов о кризисе социальной

психологии мощные институциональные механизмы парадигмы

ках по социальной психологии появились новые параграфы о запад-

ноевропейских новшествах: влиянии меньшинства, межгрупповых

отношениях, социальной (групповой) идентичности, конфликтах,

альтруизме и других чувствах, возникающих в межличностном вза-

имодействии. Учебники стали более <социально релевантными> в

том смысле, что в них чаще стали появляться материалы о фактах и

событиях, к которым можно применить излагаемые сведения. В

США учебники стали подчеркнуто <политически корректными>.

Иначе говоря, все закончилось косметическими мерами.

нения к интеграции новых для нее аспектов человеческого существо-

вания, по-прежнему остались в <гетто> экзотической, эзотерической

психологии - трансперсональной, гуманистической, экзистенцио-

нальной и т.п.
Одновременно все больший вес набирают кросс-культурные иссле-

дования, менее связанные теоретическими привязанностями.

социальных представлений, которая институционально также доста-

точно устойчива, хотя и пользуется авторитетом более локальным,

региональным.

представлений. Представляя подборку статей этого номера, С. Моско-

вичи сформулировал пять принципов (или требований) к социальной

психологии: 1) исследование конкретных явлений не должно ограни-

чиваться <микроуровнем> межличностных отношений; 2) необходимо

центральное внимание уделять не проблемам стабильности и равнове-

сия <реальности>, а процессам ее изменения; 3) необходимо воспол-

нить недопустимый пробел в исследовании когнитивных аспектов

коммуникации, семантики символических обменов между людьми,

языка; 4) необходимо исследовать социальные представления как

результат согласованного выбора между их многочисленными значе-

ниями; этот конструкционистский подход откроет путь взаимодей-

ствия с другими науками; 5) считая вместе с большинством соци-

альных психологов лабораторный эксперимент исключительно науч-

ным, нельзя его представлять в виде козла отпущения за все грехи

социальной психологии. Оправданно применение и других методов

[Moscovici, 1991, р. 138].
Отличие своей школы от остальных направлений когнитивизма

Московичи видит в том, что она сосредоточена не на том, как люди

держании представлений [Op.Cit. р. 142].

начала 70-х годов, когда он возглавил вместе с Г. Тэджфелом <евро-

пейский бунт> против парадигмы объяснения, эти высказывания вряд

ли воспримет как революционные. Если же прибегнуть к тому же при-

ему и обратиться к многократно изданному учебнику по социальной

психологии под редакцией Московичи, то его содержание восприни-

мается как изложение традиционного американского учебника через

призму концепции социальных представлений: те же темы и разделы

и такое же игнорирование всех <неудобных> вопросов, могущих по-

служить основанием для обвинения в <ненаучности>. К ним в первую

очередь относятся проблемы взаимоотношения этического и психи-

ческого. Без их исследования трудно представить себе возвращение в

социальную психологию <социального> и <духа>, т.е. решение зада-

чи, которую, по словам Московичи, его школа ставили перед собой с

самого начала. В конечном итоге все свелось к изучению коммуника-

ции и языка, остановив тем самым радикальный замысел на пороге

интегральной модели социальной психологии.