объясняемым повышенным вниманием к проблемам справедливости,
является то, что социально-психологическая проблематика разраба-
тывалась философией права. Ее наиболее ярким представителем был
Л. Петражицкий, заведующий кафедрой энциклопедии и философии
Социально-психологические идеи в дореволюционной ... 325
права Петрбургского университета с 1898 по 1918 г. Петражицкий
считал психологию основой социальных наук. Даже в названиях его
работ отражена связь психологии, права и нравственности. Одна из
наиболее репрезентативных вышла под названием <Введение в изуче-
ние права и нравственности. Эмоциональная психология> (1905 г.).
Эмоциональной психологией он называл науку, предметом которой
должно было стать изучение человеческого характера, мотивации
поведения, а главной задачей - согласование норм права с психичес-
ким развитием народа. Он полагал, что основой развития права, мо-
рали, этики, эстетики является прогресс народной психики. По его
мнению эмоции, представляют собой истинные мотивы и двигатели
поведения, а познание, чувства и воля лишь добавочные, вспомога-
тельные компоненты [Будилова, 1983, с. 75-82].
Последователем Л. Петражицкого был и один из наиболее цитиру-
емых основателей марксистской социальной психологии профессор
юридического факультета также Петербургского университета М.
Рейснер до тех пор, пока не перешел окончательно на позиции марк-
сизма. В то время он считал, что <только проследив психику этичес-
ких, эстетических, правовых, религиозных и т.п. переживаний, мы
можем выяснить с полной достоверностью вопрос о том, что такое
право по отношению к хозяйственным явлениям и социальным иде-
алам>. В теории эмоциональной психологии Рейснер видел <то ору-
дие, при помощи которого не только человек управляет человеком, но
и вообще складывается регулирование социального поведения. Это -
психический аппарат наилучшей, наиболее доступной чужому влия-
нию формы. Самые различные мотивы могут быть положены в осно-
ву его построения, и будут ли это мотивы рабской души, приспособив-
шей свою психику к импульсам страха, будут ли это мотивы наемника
или нравственно свободного и любящего человека - все они способ-
ны, в конце концов, дать абстракцию, связанную с живой эмоциональ-
ной основой, а вместе с тем вступать в действие всякий раз, как только
будет вызвана внешними или внутренними причинами именно данная
реакция> [там же, с. 83]
На следующем этапе своей эволюции, познакомившись с историчес-
ким материализмом, он стремился соединить свою приверженность по-
ложениям эмоциональной психологии с марксистским представлением
о базисе и надстройке. Это хорошо выражено в следующих положениях,
датируемых 1908 г., весьма созвучных десятью годами ранее сформули-
рованной Г. Плехановым так называемой <пятичленной (формуле>, но с
большим акцентом на психологический аспект социального процесса.
<1. Общественная жизнь организуется при помощи идеологичес-
ких форм, в основу которых положены различные типы идеологий и
326 Опыт СССР и России: парадигма преобразования
их диалектика. 2. Идеологические преломления и извращения подчи-
няются известной закономерности, которая проявляется в особых
методах восприятия (способах представления). 3. Методы восприятия
и идеологического построения суть результаты социальной психоло-
гии. 4. Эта психология (групповая, массовая, социальная), в свою
очередь, обусловлена экономическим бытом и лежащим в его основе
способом производства. 5. Каждый класс поэтому в определенную эпо-
ху и при наличности данных условий вырабатывает свой собственный
метод идеологических построений, при помощи которых и создают-
ся идеологические формы религии, морали, права, государства. 6.
Исторически можно наметить три классовых метода идеологических
построений: это методы мистические, эстетико-романтические и ра-
циональные. 7. Идеологические формы классовых образований (госу-
дарства) представляют собой сложную надстройку, диалектически
построенную по типу известного синтеза, где идеология господству-
ющего класса является не только преобладающей по содержанию, но
и господствующей по своему методу. 8. Лишь во время революций этот
компромисс разрывается и классовые идеологии перестраиваются
сообразно экономической действительности и классовому интересу
побеждающей группы> [там же, с. 14].
Став видным партийным деятелем и последовательно (пожалуй
даже слишком усердно) развивая материалистическую линию, М. Рей-
снер, как свидетельствует Е. Будилова, утверждал, что общественные
явления могут быть объяснены лишь с помощью физиологии высшей
нервной деятельности. Он развивает мысль о том, что идеологическая
надстройка представляет собой не что иное как механизм организации
условных рефлексов. В итоге рождаются следующие постулаты.
<Способ овладения материальным миром, который свойственен
общественному человеку, необходимо требует создания системы пси-
хических раздражителей над системой производственной техники.
Общество, таким образом, выполняет двойную роль. Во-первых, оно
создает систему психических раздражителей в соответствии с произ-
водственными условиями, подобно тому как в лабораториях Павлова
создаются условные рефлексы в тесной связи и соотношении к реф-
лексам безусловным. Во-вторых, однако, то же общество подчиняется
им созданной системе раздражителей, выполняет необходимую работу
и этим путем реагирует на стоящий за раздражителями внешний мир>
[там же, с. 87].
Современный читатель сам может судить, какой из цитированных
<Рейснеров> ближе к решению и практических проблем социальной
психологии, им же сформулированных ранее, а именно: поднятия
духа войск, массовой психологии, производственной деятельности,
Социально-психологические идеи в дореволюционной ... 327
психологии труда и коллектива, и, тем более, включения индивида в
систему культуры, если только не понимать под ней систему психи-
ческих раздражителей.
Можно заметить только, что такая последовательная вульгарно-
материалистическая позиция не нашла бы сегодня поддержки даже
у самых радикальных американских бихевиористов, вынужденных,
в конце концов, признать, что (пользуясь терминологией раннего Рей-
снера) <мотивы нравственно свободного и любящего человека> в такой
системе понятий невозможно ни понять, vy. объяснить и ни исследо-
вать при всем уважении к Павлову и Бехтереву.
Обратную эволюцию - от увлечения марксизмом к философии и
психологии духовности проделал современник М. Рейснера - С.
Франк, взгляды которого будут рассмотрены особо, поскольку он
пришел к гораздо более продуктивным выводам.
В 1972 г. на историческом для советской психологии заседании
президиума АН СССР, где решался вопрос о создании в системе АН
СССР Института психологии, кто-то из членов президиума полушутя
заметил, что место науки о душе - в духовной семинарии (этот эпи-
зод рассказал автору первый директор ИП Б.Ф. Ломов). Отчасти по-
этому, отчасти для того, чтобы создать внутри страны и за рубежом
облик науки, стоящей на прочной основе позитивного естественнона-
учного знания, руководство ИП АН СССР значительную часть време-
ни, средств и усилий тратило на то, чтобы не давать повода к серьез-
ным упрекам в исследовании души, а тем более духа. Малейшие, даже
самые робкие попытки в этом направлении пресекались в корне и
незамедлительно.
Вряд ли имел бы какие-либо шансы на успех в это время и М. Тро-
ицкий, в конце прошлого века бывший заведующим кафедрой фило-
софии Московского университета и одновременно председателем
Московского психологического общества. Основным его трудом яви-
лось фундаментальное двухтомное сочинение, опубликованное в 1982
г.: <Наука о духе. Общие свойства и законы человеческого духа>. По
оценке Е. Будиловой, ее автор стремился соединить позитивистские
установки (в частности английской ассоциативной школы) с религи-
озно-философским учением православной церкви. Работа была высоко
оценена психологической общественностью России, в частности, о ней
лестно отзывался Н. Ланге.
Не имея возможности подробно пересказывать даже то, что выде-
лила в работе М. Троицкого Е. Будилова, отметим лишь наиболее
важные для нашей темы моменты и положения.
<Взаимоотношения личности и общественности, если раскрыть мыс-
ли Троицкого, - резюмирует Е. Будилова, - понимаются, во-первых,
328 Опыт СССР и России: парадигма преобразования
как взаимодействие индивидуальных сознания между собой - обще-
ние; во-вторых, как взаимодействие индивидуального и общественного
сознания в разных формах исторических образований; в-третьих, как
психическое влияние людей друг на друга> [там же, с. 23].
Как известно, одной из центральных проблем современной соци-
альной психологии является проблема соотношения индивидуального
и коллективного, социального, общественного и т.п. Вот как решает
ее Троицкий: <Люди суть лица, поскольку они, составляя общество,
сохраняют известную индивидуальную психическую самостоятель-
ность и суть общества или члены общества, насколько они находят-
ся в известной психической зависимости друг от друга...Так как об-
щественность людей заключается в известного рода психической за-
висимости их друг от друга, то ясно, что последними условиями об-
щественности служат психические влияния людей друг на друга> [там
же, с. 82, 83]. В своем труде Троицкий доказывает, что психические
влияния людей друг на друга осуществляются посредством особых
форм психических отношений, отличающих человека от животных.
Главную роль в образовании этих форм выполняет то, что Троицкий
называет <общественной символикой>, к которой относятся прежде
всего язык, затем обычаи, обряды, игры и другие символические дей-
ствия. Он говорит: <...понятия, составляющие культурную форму
человеческого мышления, являются могущественнейшим органом
общественных отношений> [там же, с. 25].
Е. Будилова точно определяет оппозицию Троицкий-Бехтерев.
<Если в трудах М.М. Троицкого была сделана попытка подойти к
проблемам социальной психологии и социальной обусловленности
психики с помощью субъективного анализа духа, то В. Бехтерев стоял
на противоположной точке зрения - основным для него было созда-
ние объективной психологии, введение объективного метода и приме-
нение его ко всем разделам психологии, в том числе и в социальной
психологии> [там же, с. 27]. Далее Е. Будилова следующим образом
оценивает общий результат: <Хотя Бехтерев объявлял, что собирается
изучать человека как деятеля, в действительности он рассматривал
его как пассивное звено в переключении внешних стимулов на двига-
тельную реакцию. Человеческая деятельность лишалась своей сущно-
сти - сознательности - и сводилась к двигательным рефлекторным
ответам> [там же, с. 35]. Добавим к этому, что все то несомненно по-
ложительное, что внес в социальную психологию Бехтерев, сделано
им не вследствие, а вопреки постулируемой теоретической позиции и
тем более, не благодаря только методу. Коллективная рефлексология
дала результаты (например, в групповой психотерапии и исследова-
нии влияния группы на производительность труда) потому, что в цен-
Социально-психологические идеи в дореволюционной ... 329
тре ее внимания оказалась такая фундаментальная характеристика
человека как способность вырабатывать согласованную позицию,
приходить к соглашению в процессе обмена взглядами, действиями и
<психическими влияниями>. Объяснить эту характеристику, пользу-
ясь понятием рефлекса, можно было только искусственно, всемерно
расширяя объем этого понятия.
На педагогическом факультете созданного В. Бехтеревым в 1907 г.
Психоневрологического института курс общественной психологии
преподавался отдельно от индивидуальной психологии, с одной сто-
роны и социологии - с другой. Общественная психология понималась
как психология общения - <интерментальная> психология. Про-
грамма предлагала классификацию форм общения; 1) интеллектуаль-
ное, эмоциональное, волевое; 2) двустороннее и одностороннее; 3)
симпатическое и антагонистическое. Программа включала изучение
техники общения (мимика и язык). Рассматривались психологичес-
кие основы письменного общения, искусство как особая форма обще-
ния, социально-психологические основы религии. Специальные раз-
делы были посвящены организованному коллективному общению,
общественному мнению, учению о социальных группах и межгруппо-
вых отношениях, видам групп (семья, профессиональная, конфесси-
ональная группа, нация).
Вряд ли можно было адекватно исследовать все эти проблемы в
системе понятий <сохранение энергии>, <отталкивания>, <притяже-
ния>, <инерции> и т.п. физических терминов, в которых были сфор-
мулированы 23 закона, разработанных Бехтеревым в <Коллективной
рефлексологии>.
В социологии - другой, <родительской> по отношению к социаль-
ной психологии дисциплине большой популярностью пользовались в
это время взгляды Н. Михайловского и Н. Кареева. Широко известна
в нашей литературе полемика Михайловского и Ленина, Плеханова
и Кареева. Гораздо менее знакома полемика Михайловского с Тардом,
а также представления Кареева о социальной психологии.
В коллективной психологии Михайловский видел новую науку.
Более того, он полагал, что <законы, действующие в социальной
жизни надо искать в социальной психологии> [там же, с. 204]. Как это
установила Е. Будилова, Михайловский к психологическим факторам
развития общества относил подражание, общественное настроение и
социальное поведение. Г. Тард признавал, что Н. Михайловский опе-
редил его психологическими идеями в социологии. Однако, в отличие
от Тарда Михайловский не считал подражание главным социально-
психологическим процессом, детерминирующим психологию масс.
<По-видимому признать подражание единственным двигателем мас-
330 Опыт СССР и России: парадигма преобразования
совых движений до такой степени невозможно, что всякие оговорки
тут излишни. И конечно, никто прямо такой нелепости не скажет>, -
писал он. Однако через несколько лет, отмечает Е. Будилова, Г. Тард
скажет именно такую <нелепость> и, откликаясь на эту публикацию
Тарда, Михайловский напишет, что <непомерно расширяя область
подражания, Тард топит в этом принципе явления не подходящие
(под него) и устраняет задачу определения условий, при которых на-
стоящее подражание проявляется с большей или меньшей силой> [там
же, с. 206].
Психологическую линию в социологии продолжал развивать Н.
Кареев, писавший: <Коллективная психология должна быть непос-
редственной основой социологии, ибо общественная организация воз-
никает только на основе психического взаимодействия особей>. Пси-
хическое взаимодействие в обществе - это обмен мыслями, переда-
ча ощущений, навыков, знаний, традиций. <Пока не будет исследо-
вана вся эта область психических явлений, происходящих в коллек-
тивной жизни людей, - писал Н. Кареев, - до тех пор не будет проч-
ных оснований для решения многих социологических вопросов> [там
же, с. 206]. Считая основным объектом социальной психологии про-
цессы интерментальной жизни, он тем не менее не отрицал, что объек-
тивированный результат этого взаимодействия: религия, философия,
наука и т.п. также подлежит психологическому исследованию; так
как всякое идейное содержание культуры не имеет иного пребывания
как во внутреннем мире отдельных лиц.
Культура в самом широком смысле стала основным объектом со-
циально-психологического исследования в рамках двух других
наук того времени - этнографии и лингвистики. В этом плане в по-
становке ряда проблем русские ученые на десятилетия опередили
своих западноевропейских коллег, не говоря тем более об амери-
канских. Так, еще в середине прошлого века К.Кавелин (задолго до
Вундта) предложил метод психологического исследования духов-
ной стороны человека по продуктам духовной деятельности - па-
мятникам культуры, верованиям, фольклору. В 1846 г. на заседа-
нии Географического общества с программой масштабного этногра-
фического исследования выступил Н.Надеждин, выделив три ос-
новных ее направления. <После языка, выражающего собой, как
объяснено, целость человеческой природы, внимание этнографии,
естественно должно обращаться порознь на обе составные ее сти-
хии, то есть <телесную> и <духовную>, и каждую из них подвер-
гать исследованию в тех отличиях, коими запечатлевает ее народ-
ная особенность. Это составит две другие части народоописательной
науки, кои можно назвать <этнографией физической> и <этногра-
Социально-психологические идеи в дореволюционной ... 331
фией психической> [там же, с. 115]. Характеризуя психическую
этнографию Надеждин писал: <Под именем "этнографии психичес-
кой" я заключаю обозрение и исследование тех особенностей, коими
в народах, более или менее, знаменуются проявления <духовной>
стороны природы человеческой, т.е. умственные способности, сила
воли и характера, чувство своего человеческого достоинства и про-
исходящее отсюда стремление к беспрерывному самосовершенство-
ванию; одним словом - все, что возвышает <человека> над живот-
ностью.. Тут, следовательно, найдут себе законное место народная в
собственном смысле <психология> или разбор и достоинство народ-
ного ума и народной нравственности как он проявляется в составля-
ющих народ личностях ... Словом - разумные убеждения и глупые
мечты, установившиеся привычки и беглые прихоти, заботы и на-
слаждения, труд и забавы, дело и безделье, коими человек доказы-
вает, что он живет не только как ему можется, но как сам хочет и как
умеет>. Нужно, чтобы была описана <жизнь и образованность обще-
ственная, поколику развита народом из самого себя, религия, как
народ ее себе придумал или присвоил> [там же, с. 116].
Крупнейший этнопсихолог того периода Г. Шпет выделил для пси-
хологического исследования категорию отношения в связи с катего-
рией переживания. Как отмечает Е. Будилова, <введение этого поня-
тия в психологию имеет общую основу - признание того, что психо-
логическая характеристика отношения заключается в его пережива-
нии субъектом или коллективом> [там же, с. 143]. Шпет писал: <Не
смысл, не значение, а со-значение, сопровождающие осуществление
исторического, субъективные реакции, переживания, отношение к
нему - предмет психологии> [там же, с. 145]. Дух, применительно к
предмету этнопсихологии Шпет определял как собрание, <связку>
характерных черт <поведения> народа; в совокупности с постоянством
<диспозиций>, это есть его характер. Как предмет изучения, этот
субъективный характер узнается в его объективации, как совокуп-
ность реакций народа на окружающие его вещи, на обстоятельства, в
которых он сам участвует, на объективные данные ему отношения и
идеальные образования> [там же, с. 145].
Этнография того времени шла в ногу с лингвистикой. Предполага-
лось, что исследование языка может представить эмпирический мате-
риал для психологии этнических групп и народов. В России того вре-
мени последователями Гумбольдта, Вундта, Лазаруса и Штейнталя был
выдающийся русский лингвист Потебня. Язык в его трактовке - это
основа народной психологии. <Первая, единственная примета, по ко-
торой мы узнаем народ и вместе с тем, единственное, незаменимое
ничем и непременное существование народа есть единство языка... Он
332 Опыт СССР и России: парадигма преобразования
есть орудие сознания и элементарной обработки мысли, и, как орудие,
условливает приемы умственной работы ...Поэтому народность, т.е. то,
что делает известный народ народом, состоит не в том, что выражает-
ся языком, а как выражается> [там же, 132]. Потебня в этой связи
рассматривал языки как глубоко различные системы приемов мышле-
ния, присущих этническим общностям. Отметим, что эта идея была
сформулирована за несколько десятилетий до появления знаменитой
теории языковой относительности Уорфа и Сэпира, согласно которой
<язык есть рельсы, по которым движется наша мысль>.
Последователь Потебни Д. Овсянико-Куликовский также внес свой
вклад в социальную психологию. Так, он ввел в литературно-художе-
ственное исследование понятие <общественно-психологический тип>
как результат общественных отношений. Национальную основу мыш-
ления и поведения Овсянико-Куликовский усматривал в <бессозна-
тельной сфере психики>, понимая под этим тот факт, что человек не
осознает собственные психические процессы, как, например, процес-
сы мышления, а осознает содержание мысли, содержание представ-
лений, понятий, образов, [там же, с. 136).
В 1926 г. Г. Челпанов писал: <...В России накоплен богатейший
этнографический материал..., который вследствие незнакомства за-
падных ученых с русским языком, не использован для целей коллек-
тивной психологии. Герберт Спенсер выражал сожаление, что незна-
ние русского языка мешает ему использовать материалы русской эт-
нографии для целей социальной психологии. В 1911 г. Вундт, зная
размеры использованного материала, выражал такое же сожаление.
Долг русской науки - принять меры к тому, чтобы утилизовать этот
материал> [там же, с. 127).
Напомним в этой связи, что Маркс выучил русский язык в возрасте
50 лет только для того, чтобы изучать материалы о русских общинах.
Увы, российским ученым не удалось, так же как почетным членам
Психологического общества России Спенсеру и Вундту выполнить
завет Челпанова и <утилизовать> накопленный опыт, несмотря на
знание русского языка. В СССР наступила эра формирования <единой
общности - советского народа> и на долгие десятилетия, почти до
середины 80-х годов этнопсихология была закрыта. Ее вновь откры-
ли этнические конфликты, вспыхнувшие внутри <единой общности>
с началом перестройки.
Однако еще больший ущерб развитию социальной психологии в
России был нанесен насильственным изъятием из общественной на-
уки работ С. Франка (1877-1950). Очевидно только будущие поколе-
ния социальных психологов смогут по достоинству оценить и этот
ущерб, и масштаб деятельности, мощь интеллекта и глубину прозре-
Социально-психологические идеи в дореволюционной ... 333
ния этого мыслителя. Один из виднейших специалистов по истории
русской философии В. Зеньковский считал его творчество вершиной
русской философии периода <серебряного века>.
Франк был одним из активных авторов двух <реакционных>, <ан-
тимарксистких> и <антисоветских> сборников: <Вехи> (1909) и <Из
Достарыңызбен бөлісу: |