Царствование императора Николая I

достаток в хороших учителях и наставниках весьма ощутителен, и можно со всею справедливостью сказать, что учебное наше просвещение еще в колыбели.

Место сие, кажется, вовсе не соответствует цели его учреждения, и в общем мнении не пользуется ни должным уважением, ни доверием. Соображая великое множество и каждодневно почти доходящие до высшего наблюдения жалобы на Комиссию прошений, мы можем заключить, что она и по составу своему, и по образу действий ее не удовлетворяет своему предназначению. Статс-секретарь у принятия прошений обще с Комиссией есть единственный законный путь, которым жалобы и просьбы подданных должны достигать Государя. Но в настоящем своем виде Комиссия составляет ни что иное, как судебное место. Она облекла себя формами, вовсе ей не соответственными, и ограждая себя сими формами, сама разрешает подаваемые Его Величеству просьбы; и в чем главнейше заключаются разрешения Комиссии? В том, что она просьбы оставляет без уважения и часто потому только, что не показано место жительства просителя или не означено, кто переписывал прошение. Случается, что подвергший себя за что-либо наказанию, просит Всемилостивейшего помилования: кто может разрешить подобную просьбу, кроме сердца Государева? Но Комиссия объявляет от себя просителю, что просьба его удовлетворена быть не может, так как он понес наказание по судебному приговору; как будто бы просьба его обращена была к лицу Комиссии. Он просил своего Государя и с покорностью, безропотно принял бы решение Его, какое бы оно ни было, но негодует, и по праву, что просьба его не доведена до Высочайшего сведения. Бывают жалобы на высшие правительственные лица, например на министров. Комиссия предоставляет просителю обратиться, куда следует по порядку. Спрашивается, куда же? Таковой образ действо-вания Комиссии удостоверил всех, что она не есть то место, чрез которое просьбы могут доходить до Государя, и потому для достижения сей цели ищут других путей, а статс-секретарь у принятия прошений получил прозвание статс-секретаря при отказах. Насчет действий Комиссии по рассмотрению тяжебных дел, по жалобам на сенатские решения также отзываются невыгодно, говоря, что заключения ее составляются по мере домогательства или значительности просителя, без особенного внимания к самому существу дела. О статс-секретаре Лон-гинове¹" отзываются, как о человеке мало сведущем в делах и еще того менее ими занимающемся.

ПРИМЕЧАНИЯ

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 223. Д. 2. Л. 161-183.

¹ Речь идет о Русско-иранской (1826-1828) и Русско-турецкой (1828-1829) войнах. После первой из них по Туркманчай-скому мирному договору Россия получила Нахйчеванское и Эриванское ханства, свободу плавания торговых судов по Каспию и крупную контрибуцию; по Адрианополь-скому договору Турция уступала России дельту Дуная, восточное побережье Черного моря и крепость Ахалкалаки на Кавказе.

² А.Х. Бенкендорф вспоминал об этом происшествии следующее: «Мы мчались с ужасающей быстротою, впрочем по хорошей дороге и на славных лошадях. Ночная темнота, застигшая нас по выезде из Пензы, нисколько не умалила скорости нашей езды. Государь и я крепко спали в коляске, как вдруг, в час пополуночи 26 августа нас разбудил крик форейтора и кучера; лошади понесли, и почти в ту же минуту коляска опрокинулась с грохотом пушечного выстрела... «Выходите!» - закричал я государю; но так как он не ответил, то я схватил его за воротник шинели и вытащил из коляски... Первые слова его были: «Я чувствую, что у меня переломано плечо; это хорошо: значит Бог вразумляет меня, что не надо делать никаких планов, не испросив Его помощи...» (Н.К. Шильдер. Император Николай I... СПб., 1903, Т. 2, С. 757-758.)

³ Дребуш Александр Федорович (1783-1855), генерал-майор, действительный статский советник, сенатор. Окончил кадетский корпус, служил в Новгородском мушкетерском полку, участник похода в Галицию (1799). Находился при принце Гольштейн-Ольденбургском по особым поручениям (1809). Участник Отечественной войны 1812 г. Обер-прокурор города Твери. В Корпусе жандармов с 1829 г. Назначен минским губернатором (1831), начальник IV округа Корпуса жандармов (1837).

⁴ Гурьев Александр Дмитриевич (1786-1865), граф, сенатор; одесский градоначальник. С 1835 г. был генерал-губернатором Киевским, Подольским и Волынским, затем

- председатель департамента экономии Государственного совета.

санкт-петербургский гражданский губернатор (1835-1840). Производил ревизию присутственных мест Восточной Сибири (1842), Таганрогского градоначальства (1843), Тульской губернии (1843-1845).

бождении крестьян от крепостной зависимости). С 1837 г. - министр государственных имуществ, провел реформу управления государственными крестьянами (1837-1841), русский посол во Франции (1856-1862). В отставке (с 1862 г.).

————------'--------GC®D-----

О РАСПОЛОЖЕНИИ УМОВ

Внимательно следя за расположением умов, высшее наблюдение ежегодно имело утешительную обязанность свидетельствовать о чувствах верноподданнической любви и преданности русского народа во всех его сословиях к Государю и всей Императорской Фамилии. И на сей раз высшее наблюдение может лишь повторить неоднократно уже сказанное. Безусловная любовь и неограниченная преданность к Царю принадлежат, так сказать, к природе русского народа, и чувства сии при всяком случае, прямо до лица Государя или до Царственного Его Семейства относящемся, разительно обнаруживаются.

Последовавшее 17 декабря бедствие - истребление пламенем Зимнего дворца¹ - послужило новым доказательством того сердечного участия, которое народ всегда принимает и в радостях и в печалях Венценосцев своих. Вид народа представлял в эту бедственную ночь что-то неизъяснимо великое! Не было слышно того шума, того говора, тех различных толков, которые обыкновенно при пожарах в толпе существуют. Здесь господствовала тишина; жители столицы, со всех концов города сбежавшиеся, стояли вокруг пылающего дворца в безмолвии; они с ужасом и вместе с тем с каким-то благоговением смотрели на это разрушение царственного дома. Им сначала не верилось, чтоб мог сгореть дворец, но когда, наконец, увидели его всего объятого пламенем, тогда изумились этому огромному происшествию; втихомолку изъявляли один другому свой ужас, свое соболезнование, и ведая свойства Государя, пренебрегающего всякою опасностью, сообщали друг другу опасения свои о Нем. Многие плакали; мы были свидетелями, как одна женщина, по-видимому из простого звания, заливалась слезами и громко рыдала. «О чем же ты так

* Перед текстом помета: «Государь изволил читать 12 января 1838».

ль;*,

Царствование императора Николая I

157

плачешь», - спросили ее. - «Ах, - отвечала она, - ведь Он Сам, наш Батюшка тут жил!» Войско, поставленное для составления цепи вокруг дворца, с особенным усердием исполняло порученное ему дело: и самые солдаты, не говоря уже об офицерах, не только с обычною им дисциплиною строго держались данных им приказаний, но каждый из них со сметливостью делал свои распоряжения, придерживаясь и самого смысла полученного им приказания. Казалось, что они действуют в собственном своем деле, и каждый из них представлял из себя как бы некоего полицмейстера, и народ охотно им повиновался. Государь Сам изволил быть свидетелем, в каком порядке и с каким рачением действовали нижние чины гвардейского корпуса, употребленные во внутренности дворца для переноски вещей; любопытно было слышать, с какою бережливостью они обращались с каждой даже маловажной вещью. Всякую безделицу, которую знали принадлежностью кого-либо из Императорской Фамилии, несли они как бы некую святыню и клали на назначенное место. Бедственная ночь с 17 на 18 декабря, конечно, не могла не огорчить сильно Государя, но мы можем утвердительно сказать, что горесть сия глубоко и искренно разделялась всеми сословиями жителей северной нашей столицы. Таковое участие несомненно послужит лучшим утешением для Его Величества, доказывающего всеми действиями Своими, сколько Он дорожит любовью Своих подданных.

На другой же день купечество здешнее и некоторые дворяне просили принять пожертвования их на постройку дворца; но Государь не соизволил на сие приношение. Какая разительная разность в сем случае представляется с тем, что мы видим во Франции и Англии: там в парламентах представители народа спорят о доходах королевских; у нас, напротив, Царь отклоняет приношения своих подданных, которые бы счастливы были пожертвовать Ему своим достоянием. Когда первые впечатления, произведенные разрушением дворца, несколько охладились; когда узнали, что Государь остался невредим, что Он принял бедствие сие как испытание, Свыше Ему посланное, и с смирением христианина без ропота, без уныния ему покорился; когда услышали, как Он с обычным Ему хладнокровием и благоразумием во все время пожара делал Свои распоряжения, обращая главнейшую попечительность на то, чтобы люди, бывшие в дворце, не подвергали себя излишней опасности и были все спасены; наконец, когда узнали, что Его Величество, постигая, сколь ничтожно в денежном отношении для Царя русского истребление одного дворца, объявил, что немедленно будет приступлено к возведению его вновь, тогда внимание публики обратилось к причинам пожара. Строго укоряли дворцовое начальство, особенно когда дошли сведения, что пожар произошел не мгновенно от чьей-либо неосторожности, но что огонь таился

158

уже несколько дней и что несколько дней слышался в дворце дым. Вообще даже не могут постигнуть подобного небрежения, тем более что князь Петр Михайлович Волконский² в общем понятии всегда слыл за человека скорее пугливого, нежели беспечного и даже мелочно точного в исполнении своих обязанностей. Не менее того настоящий случай сильно возбуждает против него всю здешнюю публику.

И нынешнее путешествие Государя³ повсюду ознаменовано было восторгом народа зреть своего Царя. Смотр войскам в Вознесенске величием своим, как свидетельствуют очевидцы, превышает всякое описание⁴: с восхищением рассказывали о великолепном выезде Государыни Императрицы, представлявшем зрелище необычайное; с удивлением говорили о красоте и стройности многочисленного собранного там войска и о неутомимой деятельности Государя. Относительно духа сего войска мы приведем точные слова сообщенных высшему наблюдению сведений из источника достоверного: «По всем точнейшим разысканиям и тщательным расспросам я убедился, что в войсках сих существует наилучший дух, который доходит даже до энтузиазма. Приехав в Вознесенск еще прежде Государя, я видел, как сии же самые войска маневрировали и проходили пред графом Виттом⁵; оно было очень хорошо, прекрасно, но мы увидели совсем другое, когда войска сии предстали пред Государя: казалось, то было совсем иное войско; казалось, что и люди, и самые лошади друг пред другом соперничествовали, дабы заслужить одобрение Государя». Излишне бы было далее о сем предмете распространяться; Его Величество Сам изволил быть свидетелем, с какою радостью собранное в Вознесенске войско Его приветствовало, и сердце Его, конечно, умело оценить сию награду единодушную для Царя за труды Его и попечение о благе своих подданных. И самые иностранцы, приглашенные в Вознесенск, были приведены в изумление величием всего того, что там видели. Не всем им, конечно, было сладко зреть на могущество русского Царя, окруженного на границах Царства Своего многочисленным, великолепным и обожающим своего Государя войском. Все иностранные журналы возвестили о Вознесенском смотре; но так как нельзя же было не примешать какой-нибудь глупости, то и изобрели они нелепость о привезенных будто бы в Вознесенск женщинах для забавы иностранцев!

В числе прочих войск, бывших в Вознесенске, находилось там и 24 эскадрона кантонистов⁶, которые стройностью своею, ловкостью и сметливостью обратили на себя всеобщее внимание. Вникая в образование, получаемое сею молодежью, многие сделали замечание, что оно несоответственно будущности их и что образование сие, быв распространено в значительной массе людей простого звания, которые впоследствии войдут в ряды простых солдат, может произвести значительный вред.

159

Из числа распоряжений, сделанных графом Виттом по случаю Вознесенского смотра, одно оказалось весьма стеснительным. Оно состояло в том, что на генералов и полковых командиров было возложено снабжать всем нужным посетителей, прибывших в Вознесенск: они обязаны были доставлять им продовольствие, экипаж, мебель и прислугу без всякого за то вознаграждения. Это исполнено было со всею точностью, но для большей части было крайне отяготительно, и хотя никто гласно на сие не жаловался, но все почти роптали.

Посещение Государем Грузии и Армении произвело на тамошних жителей весьма сильное впечатление. Вот краткое извлечение из разных полученных оттуда писем: «Восторг наш справедлив и чистосердечен. Ничто и никто не может сравниться с великодушием, вниманием и неутомимостью нашего могущественного Царя. Получены были известия о посещении Монарха; и верили, и сомневались. Дальнее, многотрудное путешествие казалось преградою⁷. Наконец совершилось неимоверное и нажное событие: появление Императора оживило всю страну Азии, и все племена изумились. Мужественный и величественный вид Венценосца, соединяющего с тем вместе кротость и правоту, поистине одушевил всех и каждого. Всякое описание приезда Государя в Армению будет слабо; Hein «можно изобразить того, что чувствовали, и что поднесь ощущают. Все

160

сердца воспламенились новою силою и живейшею преданностью к своему земному Богу, сияющему не властию, но справедливостию. Это было шествие благодати, от которой ожидают плодов благоустроения; торжество незабвенное, единственное; как солнце на Арарате показалось и вдруг и далеко удалилось. Восхитило прибытие Императора, но более еще восхитили возвышенные чувства Монарха. Врата правосудия отверзлись. Соломон наш явился в своем блеске! В быстрое появление Его Императорского Величества не укрылись тайные неправды. Даруй, Боже, счастливых перемен к лучшему и прочному. Общие, единые моления, о долготе благотворных дней обожаемого Царя. Да исполнителя священной Его воли и спасительной Его цели шествуют по прямой стезе благоустроения и правоты, тогда оснуется добро, счастие, благосостояние многих подвластных и приверженных подданных; тогда будет процветать страна отдаленная, требующая сердобольных руководителей и мудрых правителей, подвизающихся с верою, с совестью, с знанием и с опытностью». Пример строгости, употребленной Государем Императором в Тифлисе над князем Да-дианом, сколь он ни представляется необычайным, не дал, однако, повода между здешними военными к невыгодным толкам⁸. Вообще признавали, что неимоверные злоупотребления сего бывшего полкового командира требовали и примерного наказания и что Государю, посетившему край столь отдаленный, в который с трудом может достигать наблюдение высшего правительства, надлежало ударом сильным остановить, по возможности, возродившееся там зло, тем более что многие другие полковые командиры закавказских войск не чужды подобных злоупотреблений, почитая вверенные им полки как бы своими отчинами.

Напротив того, устранение генерал-адъютанта Муравьева⁹ от командования корпусом не было принято с одобрением. Таковая мера взыскания показалась слишком строгою в отношении к генералу, всею армиею уважаемому, отличившему себя во всех войнах настоящего царствования и удостоенному Его Величеством в 1833 году особенным знаком доверия, возложением на него весьма важного поручения, с успехом им исполненного. Вообще жалеют сколько о самом Муравьеве, столько и том, что Государь лишается полезного Ему в военное время слуги.

Нынешний 1837 год ознаменован важным для России событием - путешествием Наследника Престола¹⁰. Доселе мы мало имели случая в обозрениях наших говорить о Его Императорском Высочестве; круг Его действий ограничивался одними Семейными отношениями и отношениями к лицам, Его окружающим, но ныне сие будущее Солнце России появилось на нашем горизонте и озарило его светом Своих прекрасных, истинно ангельских свойств. С каким же восторгом и Россия Его приветствовала! Нельзя без умиления читать описания того восторга, которым одушевлялся народ повсюду, где появлялся Наследник. Путешествие Его уподобля-

лось некоему торжественному шествию: жители съезжались, сбегались в города, чтобы Его увидеть. Они проводили целые дни и целые ночи на улицах и площадях, ожидая Его прибытия. Местные начальства, дворянство, купечество повсюду изыскивали, изобретали наперерыв одни пред другими, чем бы достойно приветствовать, угостить неоцененного посетителя; но лучшее угощение заключалось в сердечных всех чувствованиях, во всеобщей радости и в неописанном восторге. Государь Наследник приветливым обращением Своим, соединенным с прекрасною Его наружностью, добротою Своею, проницательным умом и обширными Своими познаниями, выражавшимися в замечаниях Его о предметах, повсеместно представленных Его обозрению, всех очаровал, всех к себе привязал и произвел всеобщее изумление. Память Его путешествия неизгладимо напечатлелась в умах и сердцах всех тех, кои осчастливились Его лицезрением, и еще паче в памяти тех, кои удостоились Его разговора.

Вот, что писал начальник II округа корпуса жандармов" о чувствах, возбужденных в жителях Москвы посещением Государя Наследника:

«Все сословия от высшего до низшего, все разнородные круги московского общества, все мнения, никогда до сих пор несогласующиеся между собой, на сей раз были согласны. Охотники порицать безотчетно, люди, поставившие себе за правило ничего не хвалить, наконец, даже люди, злоречивые по характеру - отсутствием которых никакое общество в мире похвалиться не может, - все были увлечены одним чувством. Похвала Наследнику сделалась общею истинною народною мыслью, которую искренно невольно повторял каждый. Всем нравилась Его прекрасная наружность, выражение сердечной доброты во всех словах и движениях, приветливое, ласковое обращение и при всем этом необыкновенное по летам какое-то достоинство, разлитое во всей Его Особе. С восхищением видели в Наследнике Высокое Лицо, беспримерное в русской истории, как в нравственном, так и в политическом отношении: Император, царствующий, ищет всеми средствами любви народной Своему преемнику, не опасаясь умалить силу этой любви к Себе Самому. Все знали, что изъявление преданности и восторга, возбуждаемого присутствием Наследника, будет приятно Императору, что можно торжественно поклоняться будущему светилу без опасения оскорбить настоящее. Одним словом, появление Государя Наследника в Москве Одного с личною самобытностью по совершении Им большей половины путешествия по России, оставившего везде следы Своего внимания, участия и прекрасного сердца, произвело общий восторг».

Недоступно нашему заключению, в какой степени полезно было для Государя Наследника путешествие Его в отношении познания местностей России. Многие полагают, что столь быстрое протечение огромных про-

162