Социология как гуманистическая дисциплина

Социология как гуманистическая дисциплина

торые методологические следствия такого самоосмысления мы

обсудили в гл. 1. В заключении книги мы не будем больше ка

саться методологии, а рассмотрим, что дает человеку существова

ние такой дисциплины, как социология. В предыдущих главах

мы пытались обрисовать способ, которым социологический под

ход помогает пролить свет на социальное существование челове

ка. В этой главе мы зададимся вопросом, каков этический смысл

такого подхода. Завершая книгу, мы еще раз взглянем на социо

логию как на одну из дисциплин, собравшихся в той особой час

ти социального карнавала, которую мы называем гуманитарны

ми науками.

Есть одна очень важная вещь, которой многие социологи мо

гут поучиться у своих коллег - представителей естественных наук,

а именно, определенное ощущение игры по отношению к своим

дисциплинам. Естественники со временем научились достаточно

мудро подходить к своим методам, что позволяет им видеть их

относительность и ограниченность. А вот представители соци

альных наук все еще склонны относиться к своим дисциплинам

без тени юмора и произносить слова типа <эмпирический>, <дан

ные>, <надежность> и <факты> с той же серьезностью, с какой

шаман произносит свои самые заветные заклинания. По мере

освобождения социальных наук от юношеского максимализма и

перехода к периоду зрелости от них можно ожидать более бес

пристрастного отношения к собственной игре, что уже и наблю

дается. Социологию тогда станут понимать как равную среди про

чих игр, как важное, хотя и вряд ли последнее слово о человечес

кой жизни, и тогда социолог сможет позволить себе не только

149

терпимость, но и заинтересованность в эпистемологических раз

Сама по себе такая зрелость в самоосмыслении не лишена

человеческой значимости. Можно даже сказать, что простое при

сутствие иронического скептицизма в интеллектуальной дисцип

лине по отношению к собственной деятельности является свиде

тельством ее гуманистического характера. Все это очень важно

для социальных наук, которые имеют дело с таким специфичес

ким игровым феноменом, как <человеческая комедия>. В самом

деле, можно утверждать, что обществовед, который не видит ко

мического в социальной реальности, упускает ее сущностные чер

ты. Нельзя в совершенстве познать мир политики, если не видеть

в нем игру на доверии, или стратификационную систему, если не

видеть ее сходство с костюмированным балом. Тот никогда не

достигнет социологического понимания религиозных институтов,

кто не вспомнит, как он ребенком надевал на себя маску и пугал

чуть ли не насмерть своих сверстников простым истошным кри

ком <а-а!> Тот ничего не поймет в эротике, кто не улавливает ее

фундаментальное качество opera buffet** (что следует особо под

черкнуть для серьезных молодых социологов, преподающих курс

<Знакомство, брак и семья> с постной миной, едва ли подходя

щей для изучения той сферы жизнедеятельности людей, где каж

дая мелочь исходит, так сказать, из части человеческого тела, о

которой труднее всего говорить серьезно). И тот социолог не пой

мет правовых отношений, который не вспомнит, как вершила

правосудие королева из <Алисы в стране чудес>. Излишне гово

рить, что эти наши ремарки вовсе не отрицают серьезного изуче

ния общества. Мы просто полагаем, что серьезное только выиг

рает от прозрений, которых можно достичь лишь смеясь.

Для социологии особенно важен совет не замыкаться на не

знающем юмора сциентизме, ибо он слеп и глух к буффонаде'**

социального театра. Если социология не последует этому совету,

то может статься, что обретение <непрошибаемой> методологии

обернется утратой самого мира явлений, исследовать который она

изначально собиралась - глупость, достойная мага, который так

долго искал формулу, чтобы выпустить могучего джинна из бу

тылки, что не смог вспомнить, о чем именно хотел попросить его

в первую очередь. Стремление избегать сциентизма дает социо

логу возможность открыть человеческие ценности, которые при

сущи научным процедурам и в социальных, и в естественных

науках. К ним относится смирение перед громадным богатством

исследуемого мира, самоотвержение ради адекватного понима

ния, честность и строгое следование методу, уважение к честно

150

нию и пересмотру своих теорий и, последнее (не по важности), -

приверженность общности тех, кто разделяет перечисленные цен

ности.

несут специфическую для социологии ценностную нагрузку. Од

ной из ценностей является пристальное внимание к таким ве

щам, которые представители других гуманитарных наук могут

счесть скучными и недостойными научного исследования; его

можно назвать демократическим фокусом интереса (democratic focus

of interest) в социологическом подходе. Все, что относится к чело

веческому бытию и действиям людей, каким бы банальным оно

ни выглядело, может стать значимым для социологического ис

следования. Другая специфическая ценность, без признания ко

торой нельзя стать социологом, - это умение слушать других, не

навязывая свою точку зрения. Искусству слушать спокойно и

внимательно любой социолог должен научиться, если он собира

ется участвовать в эмпирических исследованиях. Конечно, не

следует преувеличивать важность того, что часто является не бо

лее чем техникой исследования, но в самом поведении исследо

вателя присутствует, по крайней мере потенциально, человечес

кое измерение. Это справедливо особенно в наш нервозный и

болтливый век, когда почти ни у кого нет времени внимательно

выслушать другого. Наконец, еще одна ценность заключается в

психологической готовности социолога со всей ответственнос

тью подходить к оценке своих результатов независимо от собст

венных предрассудков, пристрастий и предубеждений, надежд и

опасений. Хотя эту ответственность социолог и разделяет с дру

гими учеными, но ему приходится особенно трудно, ибо он пред

ставляет дисциплину, наиболее тесно связанную с человечески

ми страстями. Ясно, что такая цель достигается не всегда, но в

самом стремлении к ней заложено моральное качество, к которо

му не следует относиться с легкостью. Это особенно бросается в

глаза при сопоставлении установки социолога <слушать мир> и

не предлагать свои формулы вроде <что такое хорошо и что такое

плохо> с процедурами таких нормативных дисциплин, как теоло

гия и юриспруденция, в которых ученый постоянно принуждает

ся к тому, чтобы втискивать реальность в прокрустово ложе соб

ственных ценностных суждений. По сравнению с ними социоло

гия кажется апостольской правопреемницей картезианского стрем

ления к <ясному и отчетливому восприятию>.

Кроме этих чисто человеческих ценностей, внутренне прису

щих социологии как научному познанию, она имеет и другие чер-

151

просто позволяют отнести ее к их числу. В предыдущих главах

мы старались показать такие черты, имея в виду которые, в це

лом можно сказать, что социология жизненно связана с положе

нием человека в его социальном окружении, т.е. с тем, что в

конечном счете составляет основной предмет гуманитарных наук.

Именно потому, что социальность является основополагающим

для человеческого существования качеством, социология посто

янно сталкивается с принципиальными вопросами: что значит

быть человеком вообще и что значит быть человеком в конкрет

ной ситуации. Эти вопросы часто затушевываются лд/ д*?Ае/ <д/щ''"

научного исследования и бескровностью понятийного аппарата,

который социология разработала в желании узаконить свой <на

учный> статус. Но социология срезает свои данные столь близко

к сущности человеческой жизни, что эти вопросы вновь и вновь

встают, по крайней мере, перед теми социологами, которые осо

бо чувствительны к вопросу о человеческом смысле того, что они

делают. Такая чувствительность, как мы доказывали, есть не про

сто этический адиафорон'''", которым социолог может обладать в

дополнение к своей профессиональной квалификации (подобно

хорошему слуху для музыканта и чувствительным рецепторам для

дегустатора), но имеет прямое отношение к самому социологи

ческому восприятию.

Это понимание гуманистического характера социологии пред

полагает открытость сознания и универсальность подхода. Сле

дует сразу признать, что такого положения можно достичь лишь

ценой применения строгой и жестко ограниченной логики при

построении социологической системы. Наши собственные рас

суждения могут служить иллюстрацией <слабости> именно в этом

смысле. Предпринятые в гл. 4 и 5 рассуждения можно было бы

логически привязать к какой-нибудь узкосоциологической теоре

тической системе (т.е. такой, которая непротиворечиво интер

претирует всю человеческую реальность исключительно в социо

логических терминах, не признает иных каузальных факторов

внутри своей заповедной зоны и не допускает ни малейших лазе

ек для иных каузальных построений). Такая конструкция изящна

и даже способна доставить эстетическое удовольствие. Ее логика

одномерна и замкнута на саму себя. То, что к такого рода интел

лектуальным построениям тяготеют многие стремящиеся к упо

рядоченности умы, можно продемонстрировать на примере при

влекательности позитивизма, которой он (в любых своих фор

мах) обладал с самого начала. Очень сходные корни имеет при

влекательность марксизма и фрейдизма. Привести социологичес-

152

и убедительного социологического вывода - это ли не очевид

ность непоследовательности и нестрогости мышления, что мог

почувствовать читатель, когда мы вдруг <дали задний ход> в гл. 6.

Мы с готовностью принимаем этот упрек и утверждаем, что не

последовательность есть не результат изъянов в рассуждениях

исследователя, а следствие парадоксальной многогранности са

мой жизни - той жизни, наблюдению которой он посвятил себя.

Открытость громадному богатству человеческой жизни делает

невозможным следование железной логике социологизма и вы

нуждает социолога оставлять <щели> в глухих стенах своей теоре

тической схемы - <щели>, сквозь которые можно увидеть другие

возможные горизонты.

Кроме того, открытость социологии гуманистическому под

ходу предполагает непрерывное взаимодействие ее с другими дис

циплинами, которые живыми нитями связаны с исследованием

человеческого существования. Наиболее важные из них - исто

рия и философия. Безрассудства некоторых социологических тру

дов, особенно в Америке, можно было бы избежать при некото

рой степени грамотности их авторов в области этих двух дисцип

лин. Многие социологи, возможно, в силу своего характера или в

силу профессиональной специализации, касаются главным обра

зом современных событий, тогда как пренебрежение историчес

ким измерением есть преступление не только против классическо

го западного идеала цивилизованного человека, но и против само

го социологического подхода, точнее, против той его части, кото

рая имеет дело с центральным феноменом предопределения. Гума

нистическое понимание социологии в известном смысле требует

симбиоза с историей, если не самоосмысления социологии как ис

торической дисциплины (идея, все еще чуждая большинству аме

риканских социологов, хотя и общепринятая в Европе). Что ка

сается философской грамотности, то она не только уберегла бы

от методологической наивности некоторых социологов, но и спо

собствовала бы более адекватному пониманию самих явлений,

которые социолог желает изучить. Не следует пренебрегать также

статистическими методами и другими инструментами познания,

почерпнутыми социологией из совершенно негуманитарных дис

циплин. Но их использование будет более разумным и, кроме

того (если можно так сказать), более цивилизованным, если бу

дет опираться на фундамент гуманистического сознания.

Понятие гуманизма со времен Возрождения всегда было тес

но связано с интеллектуальной свободой. Предыдущие страницы

содержат немало доказательств того, что социология по праву

153

принадлежит к гуманистической традиции. В заключение, одна

ко, мы можем задаться вопросом: каким образом социологичес

кое познание в Америке (составляющее теперь особый социаль

ный институт и профессиональную субкультуру) может участво

вать в этой гуманистической миссии? Данный вопрос не нов и

остро ставился такими социологами, как Флориан Знанецкий''",

Роберт Линд, Эдвард Шилз''"' и другие. И очень важно не упус

тить его из виду до того, как наше рассуждение дойдет до своего

логического завершения.

У алхимика, запертого алчущим золота принцем и требую

щим его немедленно, мало шансов заинтересовать своего заказ

чика величественным символом философского камня. Социоло

ги, занятые во многих правительственных учреждениях и отрас

лях промышленности, часто оказываются точно в таком же поло

жении. Нелегко привнести гуманистический аспект в исследова

ние, предназначенное для установления оптимального состава

экипажа бомбардировщика, для определения факторов, способ

ных убедить бредущих по супермаркету словно сомнамбулы до

мохозяек предпочесть один сорт сахарной пудры другому, или

дать рекомендации управляющим предприятий о том, как сни

зить влияние профсоюза на рабочих. Хотя социологи, занятые в

таких полезных видах деятельности, могут, ради собственного

удовольствия, доказывать, что в подобном использовании их тру

да нет ничего этически сомнительного, но для того, чтобы видеть

в них радетелей гуманизма, требуется еще и определенное идео

логическое усилие. С другой стороны, не следует слишком реши

тельно сбрасывать со счетов и возможность того, что применение

социальных наук в управлении государством и производством все-

таки может оказать некоторое гуманизирующее воздействие. На

пример, роль, которую играет социолог в разработке различных

программ здравоохранения, социального планирования, город

ского развития или в правительственных структурах, занятых ис

коренением расовой дискриминации, не позволяет нам слишком

поспешно делать вывод, будто государственная служба непремен

но опутывает социолога тенетами бездушного политического праг

матизма. Даже в промышленности не исключены случаи, когда

самые разумные и дальновидные шаги в управлении (особенно в

сфере управления персоналом) приносят свои плоды в значи

тельной степени благодаря вкладу социологии.

Если в социологе видеть некое подобие Макиавелли, то его

талант можно использовать, преследуя как гнусные, так и гума

нистические цели. Если здесь уместна метафора, то социолога

можно представить как кондотьера*" социального восприятия.

154

Одни кондотьеры стремятся к порабощению людей, другие бо

ских границ, можно найти достаточно оснований, чтобы убедиться:

в сегодняшним мире есть место для кондотьера второго типа.

Сама отстраненность социологического макиавеллизма вносит

немалый вклад в ситуации, когда люди, подогреваемые фанатиз

мом, непримиримо враждуют друг с другом, а объединяет их лишь

один существенный признак - подверженность действию идео

логического дурмана относительно природы общества. Руковод

ствоваться человеческими нуждами, а не грандиозными полити

ческими программами, разумно и сдержанно придерживаться

своей позиции, а не отдаваться без остатка тоталитарной вере,

сочувствовать, одновременно оставаясь скептиком, стремиться к

пониманию без предубеждений - все это экзистенциальные воз

можности социологического познания, важность которых едва

ли можно переоценить во многих ситуациях современного мира.

Социология может обеспечить политическую релевантность''"

высокой пробы не потому, что она может предложить какую-то

собственную политическую идеологию, но как раз потому, что не

имеет таковой. Особенно тем, кто утратил иллюзии самых зажи

гательных политических эсхатологий'** нашей эпохи, социология

может помочь нащупать возможность политического участия, не

требующего отдать на заклание собственную душу и убить в себе

чувство юмора.

Между тем в Америке большинство социологов по-прежнему

заняты в академических учреждениях. Весьма вероятно, такое

положение сохранится и в обозримом будущем. Любые размыш

ления о гуманистическом потенциале социологии ложны, следо

вательно, примириться с академическим контекстом, в который

вписана большая часть американской социологии. Точка зрения

некоторых академических работников, что грязные руки только у

того, кто получает свое жалованье от политических и экономи

ческих организаций, - нелепость, а скорее даже идеология, при

званная узаконить собственную позицию. Нелепость хотя бы по

тому, что научные исследования поставлены сегодня в такие эко

номические условия, когда сам академический мир насквозь про

питан прагматическими интересами чуждых его духу организа

ций. Даже если большинство социологов не гребут деньги от пра

вительства и бизнеса лопатой (к глубокому сожалению большин

ства из них), то все равно техника, известная университетским

администраторам как <освоение фондов>, убеждает, что многие

эзотерические'*" профессорские штудии подкармливаются теми

крохами, которые падают со стола толстосумов.

155

Однако даже если ограничиться рассмотрением собственно

университетским социологам задирать нос. Тараканьи бега в уни

верситетах часто гораздо более жестоки, чем на пресловутой Мэ-

дисон Авеню, хотя и закамуфлированы академическими прави

лами приличия и приверженностью педагогическому идеализму.

Когда лет десять пытаешься из третьесортного колледжа попасть

в какой-нибудь престижный университет или когда столько же

лет пытаешься выбиться в университете в профессора, гуманис

тический импульс социологии угасает, по крайней мере, не в

меньшей степени, чем под эгидой далеких от академической сре

ды работодателей. Кто-то пишет, чтобы получить шанс на необ

ходимую публикацию; кто-то ищет встречи с теми, кто близок к

стратегическим каналам академического патронажа; кто-то с усер

дием, достойным младшего администратора на производстве, за

полняет чье-то жизненное пространство, а кто-то испытывает к

своим коллегам и студентам такую ненависть, какую можно пи

тать лишь к соседям по камере. Надо ли еще что-то добавлять об

академической претенциозности?

Факт остается фактом, что если социологии присущ гуманизм,

то он неизбежно должен проявить себя в академической среде

хотя бы по теории вероятности. Несмотря на высказанные здесь

нелестные замечания, мы утверждаем, что это реально. Своей

восприимчивостью к соблазнам сильных мира сего университет

очень похож на церковь. И при том университетская публика,

подобно клирикам, после соблазна терзается комплексом вины.

По старой западноевропейской традиции, университет служит

прибежищем свободы и истины, завоеванной не только чернила

ми, но и кровью, и у него есть шанс заявить о своих притязаниях

перед лицом совести. В нашей современной ситуации именно в

рамках этой академической традиции может найти свое жизнен

ное пространство гуманистический импульс в социологии.

Очевидно, затронутые здесь проблемы высшей школы, гото

вящей новое поколение социологов, отличаются от подобных

проблем в средних учебных заведениях. В первом случае пробле

ма сравнительна проста. Автор, естественно, чувствует, что раз

виваемая им концепция социологии должна отразиться на <фор

мировании> будущих социологов. Значение гуманистического по

тенциала социологии как учебной дисциплины в высшей шко

ле очевидно и не нуждается в разъяснении. Достаточно сказать,

что сейчас наметилась тенденция к улучшению гуманитарной

подготовки за счет технологического профессионализма. Ясно,

что взгляды преподавателя на социологию как учебную дисцип-

156

дину решающим образом должны отражаться на концепции, чему

ее влияние испытает очень ограниченное число студентов. И слава

Богу, что не каждый студент может стать настоящим заправским

социологом. А тому, кто им станет и примет нашу точку зрения,

придется распрощаться со своими иллюзиями и искать свой путь

в мире, жизнь в котором основана на мифах. Мы достаточно

говорили о том, почему мы верим в такую возможность.

Очевидно, что в средней школе проблема звучит несколько

иначе. Если социолог преподает в заведении, не дающем высше

го образования (а таких большинство), то лишь мизерная доля

его учеников будет изучать его предмет в высшей школе. Даже из

тех, кто будет специализироваться по социологии в вузе, немно

гие станут исследователями-профессионалами, а вместо этого

уйдут в социальную работу, журналистику, бизнес или любую

другую профессию, для которой <социологическая подготовка>

считается полезной. Социолог, преподающий в каком-нибудь за

штатном колледже, глядя во время лекции на юношей и девушек,

которые полны решимости подняться вверх по социальной лест

нице и упрямо сдают экзамен за экзаменом, понимает, что едва

ли они проявляли бы меньший интерес, начни он читать им вслух

телефонный спрвочник. Такой социолог рано или поздно заду

мывается над вопросом о том, чем он собственно занимается.

Даже преподавание в более благородном заведении, которое яв

ляется интеллектуальным досугом для тех, кто находится на вер

шине социальной лестницы и чье образование является скорее

привилегией, чем практической необходимостью, социолог так

же может задаться вопросом: какое отношение имеют его заня

тия к социологии? Разумеется, и в государственных университе

тах, и в коледжах <Лиги плюща>'*' всегда найдутся студенты, ко

торые действительно интересуются и действительно понимают

предмет, и всегда есть возможность ориентироваться на них в

преподавании. Это, однако, чревато разочарованием в отдален

ной перспективе, особенно если преподавателя хотя бы в какой-

то степени одолевают сомнения относительно педагогической по

лезности того, чему он учит. Именно такой вопрос обязан посто

янно задавать себе чувствительный к моральным проблемам со

циолог в системе среднего образования.

С проблемой обучения студентов, которые пришли в колледж

только потому, что им нужен диплом для устойства на работу в

выбранную ими корпорацию, или потому, что этого от них ожи

дает их социальное окружение, социологи сталкиваются вместе

со своими коллегами, преподающими другие дисциплины. Мы

157

не можем развивать здесь эту тему. Однако для социолога в ней

суждавшимися нами ранее свойствами социологии изобличать и

освобождать от иллюзий. Можно даже поставить вопрос таким

образом: по какому праву социолог занимается торговлей столь

опасным интеллектуальным товаром среди молодых умов, кото

рые скорее всего неправильно поймут и неверно применят те

подходы, смысл которых он старается донести до них? Одно дело

- раздавать социологический яд студентам и аспирантам, кото

рые сами выбрали себе дорогу и которые в ходе интенсивных

занятий могут прийти к пониманию терапевтических свойств,

заключенных в этом яде. Другое дело - без всякой предосторож

ности давать его тем, у кого нет ни шансов, ни желания достичь

более глубоких знаний. Имеет ли он право сотрясать устои того,

во что другие верят как в данность? Зачем учить молодежь видеть

зыбкость того, в незыблемость чего они свято верят? Зачем зна

комить их с критическим мышлением, способным вызвать эро

зию их сознания? Почему, в конце концов, не оставить их в по

кое?

отчасти, кроются в ответственности и мастерстве педагога: опыт

ный и ответственный педагог не будет общаться с новичками на

лекции так, как на семинаре дипломников. Другим частичным

оправданием может служить то, что принимаемые как данность

структуры слишком прочно укоренены в сознании учащихся, что

бы их можно было расшатать парой каких-нибудь общеобразова

тельных курсов. <Культурошок> не возникает сразу. Большинст

во людей, не готовых для подобного соотнесения своей, воспри

нимаемой как данность, картины мира с преподносимой им на

занятиях, сами не позволят себе различить все ее значения, а

вместо этого воспримут происходящее как занимательную ин

теллектуальную игру, в которую играют на уроке социологии, как

на занятии по философии можно играть в дискуссию о том, будет

ли находиться предмет там, где он находится, если на него никто

не смотрит. Человек же, играющий в игру, ни на мгновение все

рьез не усомнится в конечной надежности своей исходной пози

ции здравого смысла. Такой частичный ответ на наш основной

вопрос тоже имеет свои достоинства, но он едва ли может слу

жить оправданием для преподавателя социологии. Он приемлем

там и постольку, где и поскольку преподавание не достигает цели.

Мы утверждаем: преподавание социологии оправдано в силу

того, что идея либерального образования не просто формально

связана с идеей интеллектуального освобождения. Там, где эту

158

идею не разделяют, где образование рассматривается в чисто тех

исключить из преподавания. Социология будет только мешать

плавности хода учебного процесса, если, конечно, она не будет

кастрирована в полном соответствии с тем образовательным это-

сом, который господствует в подобной ситуации. Однако там, где

по-прежнему придерживаются идей либерализма, социология

оправдает себя верой в то, что, во-первых, знать и сознавать луч

ше, чем не осознавать, и что, во-вторых, ясное осознание своего

положения является условием свободы. Стремление к большей

сознательности, а вместе с тем и к свободе, влечет за собой опре

деленные страдания и даже риск. Процесс обучения, который

стремится избежать этого, превращается в обычное натаскивание

и теряет какую-либо связь с воспитанием цивилизованного разу

ма. Мы утверждаем, что в наше время цивилизованный человек

непременно должен ознакомиться с весьма современной и свое

временной формой критической мысли, которую мы называем

социологией. Даже тот, кто не обнаружит в ходе столь интеллек

туального занятия своего собственного, особенного, как говорил

Вебер, демона, под влиянием этого контакта станет чуть менее

терпим к своим предрассудкам, чуть более осторожен в своих

пристрастиях, чуть более скептичен в отношении чужих убежде

ний и, пожалуй, чуть более чувствителен к своим путешествиям

Давайте снова вернемся к образу кукольного театра, которым

мы пользовались раньше. Мы видим, как пляшут куклы на своих

миниатюрных подмостках, двигают руками и ногами в такт с по

дергиванием веревочек, к которым они привязаны, двигаются в

различных направлениях в соответствии со своими маленькими

ролями, предписанными сценарием. Мы учимся понимать логи

ку этого театра и сами оказываемся захваченными его движени

ем; определяем свои координаты в обществе и по ним распозна

ем наше местоположение, будучи подвешенными на невидимые

веревочки. Иногда, в какое-то мгновение нам кажется, будто

мы взаправдашние куклы, но затем решительно проводим гра

ницу между кукольным театром и собственной жизненной дра

мой. В отличие от кукол мы имеем возможность остановить

наши движения и рассмотреть тот механизм, посредством кото

рого приводились в движение. В этом акте заключается первый

шаг к свободе. И в этом же акте мы находим убедительное оправ

дание социологии как гуманитарной дисциплины.