est groups), и хотя эти группы вступали в альянс с разными классовы-
ми фракциями, их нельзя было к ним свести.
Но политические фракции — это не какой-то необъяснимый
эпифеномен, «надстройка», выпущенная в сферу неопределенно-
сти. Это организованные группы, действующие в иной сфере, чем
классы, но имеющие с ними общую основу. Как говорит Вебер, пар-
тии живут «в доме власти» — другими словами, они населяют госу-
дарство. Государство — это организация. Теория бюрократии Вебе-
ра вытекает из его анализа государства, а потому из этого анализа
также вытекает вся современная социология организаций. Но ор-
ганизация — это материальная сущность. По крайней мере, если
она претендует на постоянство, она должна располагать собствен-
ностью, землей, зданиями, оружием, источниками доходов, чтобы
поддерживать своих членов. У каждого государства есть своя эко-
номика. (Кстати, Вебер говорил об этом в применении к каждой
церкви: как только она перестает быть харизматической сектой
и начинает рекрутировать постоянных руководителей, она приоб-
ретает собственность и трансформируется в экономическую сущ-
ность.) Поэтому у политической фракции есть свои собственные
экономические интересы: власть и богатство их собственной орга-
низации, самого государства. То же самое относится и к более мел-
ким политическим организациям, таким как, например, партия: ее
официальный штат сотрудников кровно заинтересован в процвета-
107
1.
нии самой организации, поскольку именно здесь они делают свою
карьеру.
Отсюда следует, что политические фракции, живущие в «доме
власти», пребывают в реальном доме наряду с другими организа-
циями бизнеса, финансов и оставшейся классовой сферы. Специ-
фическим для государства являются не конечные интересы его чле-
нов, а его оружие. Государство вооружено и может господствовать
над всеми другими организациями. Маркс и Энгельс уже понимали
это, говоря о том, что сила государства удерживает систему эконо-
мической собственности. Государство должно вкладывать средства
в вооружения, военные подразделения и в полицию для удержания
собственности. Обширный государственный аппарат чиновников,
сборщиков налогов, судов и тому подобного возник для поддержа-
ния и снабжения этих сил. Но это создает уникальную экономиче-
скую проблему для государства: его собственные фискальные про-
блемы. Государства также имеют своих уникальных врагов, а имен-
но — друг друга. Государства и их руководители борются за власть
на международной арене и в сфере национального престижа. Пре-
жде всего именно конфликты такого рода увеличивают власть од-
них государств и угрожают власти других. Но даже государства,
успешные в военной сфере, испытывают экономический риск вви-
ду расходов на армию. Как мы увидим, современный анализ кон-
фликта революций подчеркивает экономически-военные тяготы
в государстве.
Государство также располагает другим критическим орудием —
легитимностью. Это один из аспектов культурной и эмоциональ-
ной сферы. По словам Маркса и Энгельса, государство является
великим мотором по созданию идеологий. В терминологии Вебе-
ра успешное государство заставляет большинство населения вну-
три своих границ ощущать себя членами единой статусной группы,
нации. Существует множество способов создания легитимности:
Вебер перечисляет среди прочих харизму сильного руководителя,
традицию наследственных полномочий и рационально-правовой
авторитет конституционного права. Каждый из них основывается
на какой-то материальной или организационной основе. Легитим-
ность не сваливается с неба. Она создается целенаправленно, и раз-
личные типы организаций, которые ее производят, могут быть на-
званы иным аспектом средств ментального производства (или тем,
что я называю «средствами эмоционального производства»). Поз-
же на это обратил внимание неомарксистский анализ. Например,
немецкий теоретик Юрген Хабермас утверждал, что революцион-
108
ная борьба современного государства происходит не из-за эконо-
мического кризиса, а из-за «кризиса легитимности». Американец
Джеймс О’Коннор дал экономический анализ этого явления. Он
говорит, что современный «фискальный кризис государства», ко-
торый включает в себя ситуацию быстрого увеличения государ-
ственного долга, увеличивающихся налогов и инфляции, вызы-
вается тем, что государство пытается купить свою легитимность,
предоставляя гарантии служб социального обеспечения, будучи од-
новременно обескровленным монопольным сектором экономики.
Как Хабермас, так и О’Коннор показывают, каким образом совре-
менные марксистские теоретики государства двигаются в направ-
лении веберовского анализа.
\ \
Вебер заслуживает звания родоначальника современной социоло-
гии конфликта. И дело не в том, что Маркс и Энгельс были менее
фундаментальны, но с их точки зрения социология была погребена
в политике (особенно в случае Маркса), экономике и философии.
Будучи экономистом и юристом по образованию, Вебер, тем не ме-
нее, способствовал основанию Германской социологической ассо-
циации и идентифицировал свою работу с социологией. Кроме то-
го, веберовские всесторонние попытки разложить все факторы,
необходимые для понимания развития капитализма, установили
очертания новой области исследования. Для поколений, пришед-
ших после Вебера, социология стала гораздо более непосредствен-
но эмпирической наукой, основывающейся не только на историче-
ских сопоставлениях, но и на систематических исследовательских
усилиях по сбору новых данных. Исторические и сравнительные
данные, которые, конечно, являются эмпирическими, хотя их и со-
бирают несколько иным способом, начали интерпретироваться
в ключе построения или проверки теории. Самому Веберу это бы-
ло присуще в меньшей степени. Его новаторские установки и иде-
альные типы дали то ядро концепций и теорий, которые приобре-
ли плоть в последующих исследованиях и преобразились в ходе раз-
вития наших теоретических позиций.
В XX веке политически марксизм, конечно, поддерживал свою
особую идентичность. Это затемняет тот факт, что интеллектуаль-
но традиция конфликта, которая объединяет Маркса и Вебера, ис-
ходила от обоих из них и что между ними было множество пере-
сечений. Одним из интеллектуалов, который часто наведывался
109
1.
в салон Вебера в Гейдельберге, был молодой венгерский марксист
Георг Лукач, к которому Вебер относился с большим уважением,
несмотря на их разногласия. Лукач, подобно своему итальянско-
му единомышленнику Антонио Грамши, отклонился от марксист-
ского материализма и экономизма и развил гегелевский подход
к классовому конфликту, сосредоточившись на «ложном созна-
нии» высших социальных классов. С точки зрения Лукача, выс-
шие социальные классы были гораздо более отчуждены от реаль-
ности и истинной человеческой сущности, чем угнетенные низ-
шие классы общества, поскольку они защищали опредмеченную
идеологию перманентности капиталистического порядка. Не со-
всем ясно, насколько сильным было влияние Вебера на его идеи.
Тем не менее его пример показателен в плане того, насколько
марксизм и веберианство стали частью одной и той же интеллек-
туальной парадигмы.
Другим примером такого смешения может служить развитие
социологии во Франкфурте. Здесь Франкфуртская школа маркси-
стов под руководством Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно осно-
вала исследовательский институт при содействии состоятельного
патрона (здесь опять можно говорить о материальных средствах
духовного производства). Идеи Адорно развивались в русле лука-
чевской философии отчуждения и опредмечивания, а идеи Хорк-
хаймера — в русле синтеза марксизма с теориями Фрейда. Другим
членом школы был Герберт Маркузе, который подхватил обе этих
темы и занялся критикой капиталистической культуры, которая
позже стала основой лозунгов радикального крыла студенческо-
го движения 1960-х годов. Карл Витфогель выступил с более ма-
териалистической формой марксизма, пытаясь показать, что Ки-
тай и другие формы «восточного деспотизма» были специфичны
в силу особенностей их экономической базы. По словам Витфо-
геля, они представляли собой «гидравлические цивилизации»,
основанные не на частной собственности на землю аристократии
и рабовладении, а на ирригационных работах, проводимых госу-
дарством. Поэтому государство было ключевой экономической
сущностью на Востоке и частные классы оказались неразвитыми.
Здесь мы опять видим, что схема Маркса и Энгельса была не про-
сто законченной системой стадий, а стимулом для понимания раз-
личных обществ мировой истории с помощью разных экономиче-
ских факторов. Это согласуется с идеей, высказанной ранее, о том,
что государство должно рассматриваться как самостоятельная эко-
номическая сущность.
110
Одно из наиболее влиятельных направлений анализа, связанных
с Франкфуртской школой, представляло собой конфронтацию и син-
тез веберовского и марксистского подходов в более непосредствен-
ном смысле. В университете Франкфурта, а не в марксистском ин-
ституте социальных исследований, заведующим отделением социо-
логии был Карл Маннгейм. В 1928 году Маннгейм прославился своей
книгой «Идеология и утопия», работой, которая повернула марк-
систскую теорию идеологии против самих марксистов. Если консер-
вативные идеологии представляют интересы господствующего клас-
са, политические требования рабочего класса также являются иде-
ологическими и принимают форму утопий. Но еще более важной
для развития социологии конфликта была веберовская тема, кото-
рую Маннгейм подхватил в своей следующей книге «Человек и обще-
ство в эпоху реконструкции», написанной в изгнании из нацистской
Германии в 1935 году. Следуя Веберу, Маннгейм подчеркивал, что ор-
ганизации могут опираться на два различных типа рациональности.
Существует субстанциальная рациональность: человеческое пони-
мание того, как определенные средства ведут к определенным це-
лям. Это тот тип рациональности, который мы обычно возвышаем
и который является маркой нашей свободной от суеверий, научной
и профессионализированной эпохи. Но существует и другой тип
рациональности, который стал еще более заметным: функциональ-
Достарыңызбен бөлісу: |