кочевников в составе централизованных государств. Так, например, С. Е.
Толыбеков полагает, что уже с конца XVIII в. в связи с присоединением
Казахстана к России началось оседание кочевников, которое к началу XX в.
захватило едва ли не все казахское население (Толыбеков, 1971.
С. 375—494).
Правда,
остается совершенно непонятным, на чем и на каких фактах
основывается этот вывод. В свою очередь, Г. Е. Марков считает, что социально-
экономическое развитие Казахстана в составе России вело к разложению
кочевого скотоводческого хозяйства, переходу к занятию земледелием, оседа-
нию номадов и развитию капиталистических отношений (Марков, 1976. С.
156—205). В той или иной мере многие
исследователи провозглашают
прогрессивность оседания кочевников, что создавало, по их мнению,
благоприятные
возможности
для
развития
капиталистических
или
социалистических отношений в зависимости от научных интересов того или
иного автора (Сулейменов, 1963; Дах-шлейгер, 1966; Турсунбаев, 1967; Он же,
1973; Абрамзон, 1971; Он же, 1973; Грайворонский, 1979 и др.).
Не
все исследователи, однако, приняли такой подход к истории номадов в
составе централизованных государств, понимая, что невозможно говорить
всерьез о массовом оседании кочевников в условиях почти безводной пустыни
(см. в этой связи Пуляркин, 1976. С. 62 и др.). «Подобное
отношение,—
справедливо отмечает Г. Ф. Радченко,—приводило к тому, что игнорировались
интересы кочевников, делались попытки обосновать необходимость перевода
их на оседлость и осуществить седентаризацию» (Радченко, 1982. С. 87).
Теперь мы знаем, чем обернулось насильственное оседание в Казахстане в
1931/32 гг.—50% погибших от голода и 15%
безвозвратно откочевавших
(Абылхожин, Козыбаев, Татимов, 1989 и др.). Кстати сказать, сама кампания по
«добровольному оседанию» напрочь опровергает вышеприведенный постулат о
якобы еще дореволюционном массовом оседании кочевников-казахов. В этой
связи следует заметить, что ни о каком спонтанном оседании номадов в
Казахстане не приходится всерьез говорить вплоть до 30-х гг. нашего столетия.
Если оно и имело место, то только на
периферии кочевого мира в
маргинальных зонах.
Наряду с этим некоторые авторы пытаются постулировать тезис о том, что в
условиях колониальной политики в составе централизованных государств
осуществлялся переход кочевников от первобытных доклассовых к
патриархально-феодальным отношениям (Зарипов, 1989. С. 118
и др.), либо от
патриархально-феодальных к капиталистическим (Галузо, 1965; Сундетов, 1970
и др.).
Достарыңызбен бөлісу: