Нестор Махно
жүктеу/скачать 1.91 Mb. Pdf көрінісі
|
часть группы, которая, выехав из Гуляй-Поля, подалась в Екатеринослав. Одевшись под анархиста, он самолично выследил нескольких боевиков на квартире в пригороде Екатеринослава, сумел арестовать их и добиться «откро- венных показаний» (60, 75). Быстро нащупав «слабину» некоторых участников, следствие неустанно добивалось от них все новых и новых сведений. Хшива опознал Горелика и Ольхова и уличал их в ограблении Левина. Алтгаузен ули- чил Махно и Чернявского, Левадный – Махно, Чернявского, Ольхова и Горелика. Зуйченко тоже топил Махно и валил на него ответственность за убийства. Вскоре явились и но- вые разоблачители. Родной брат участника группы Ивана Шевченко доложил следствию, что брат прятал у него во 42 Происходили уплотнение квартир «буржуев» и нацио- нализация Третьяковской галереи. Случился также угон прямо из гаража автомобиля немецкого посла графа Мир- баха. Напечатан декрет Троцкого о мобилизации в Крас- ную армию. В газетах регулярно публикуются сводки о продуктах, подвозимых в Москву. Объявлено, что нарком просвещения Луначарский с вооруженным отрядом и во- семнадцатью вагонами ходового товара отправляется в «хлебную экспедицию» в Вятскую губернию. Эта акция должна была стать как бы визитной карточкой новой про- довольственной политики советской власти. Тридцатипятилетие освящения храма Христа Спасителя праздновали в тяжелые для церкви дни: патриарха Тихо- на, 8 июня служившего в храме торжественную литургию, вызывали повесткой в ревтрибунал. Он не явился, чув- ствуя, что дело клонится к его аресту. Действительно, ряд священнослужителей были арестованы безо всяких пове- сток. Вообще, со времени обнаружения в конце мая заго- вора «Союза защиты родины и свободы» репрессии власти чрезвычайно усилились. Одно за другим следуют меро- приятия: аресты членов кадетской партии. Регистрация офицеров. Аресты и обыски в Петровской сельскохозяй- ственной академии. Дело земцев. Дело анархистов. Дело Щастного. 1 Лихорадило Звенигород. Трясло Клин. С начала июня Москва, вследствие «обнаружившейся связи» мос- ковских заговорщиков с белыми мятежниками в Сибири и 1 Командующий Балтфлотом адмирал А. М. Щастный был вызван из Петрограда в Москву и здесь неожиданно приговорен только что со- зданным Верховным революционным трибуналом Советской респуб- лики к смертной казни за контрреволюционное намерение захватить власть. Настоящих улик против него не было. Тем не менее приговор был приведен в исполнение. Это был первый смертный приговор рев- трибунала, в свое время вызвавший бурные, хотя и безрезультатные протесты демократических кругов. 11 на Дону, объявлена постановлением Совнаркома на воен- ном положении. Вскоре режим военного комендантства избрала и близлежащая Кострома «в связи с упорно цир- кулирующими слухами о предполагавшемся расхищении продовольственных грузов и разгоне губернского совета распределения» (68, 5 июля 1918 г.). 2 Впрочем, мирная жизнь еще тлела. В Художественном театре представляли «На дне», в студии Художественного – «Двенадцатую ночь», в театре Незлобина – историче- скую драму «Царь Иудейский». Народный кинематограф в цирке Саламонского шокировал зрителя картиною «Месть женщины – чудовищная месть». В Московском универ- ситете, как сообщала интеллигентная «Свобода России» (5 июня 1918 г.), «И.А.Ильин защитил диссертацию, пред- ставленную им на соискание степени магистра государ- ственного права на тему „Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека…“. Во вступительном слове диссертант говорил о своеобразном нечувственном опыте философского познания». А левоэсеровское «Знамя труда» (11 июня 1918 г.) в день принятия декрета о комбедах опубликовало есенинский «Сельский часослов», который, как током, искрит смерт- ным смятением и тоскою: «Где моя родина?» Где моя Ро- дина, где Русь, что с ней случилось, что над нею сделали? – начался есенинский стон отныне и до смерти. О, как хотел бы видеть он Сына русской девы, укрытого от гибели в «синих яслях» Волги, чтобы, возросши, мог он возвестить миру новую истину! Но Сын ли приидет, или родина со свиньею вместо солнца вынырнет из купели гибели? Нет уверенности ни в чем, нет, нет! И оттого – будто плач: 2 Все цитаты приводятся с сохранением орфографии и пунктуации оригиналов, без исправления грамматических ошибок и опечаток. В скобках приводятся номер источника по списку, страница или дата. 12 добивавшийся с ним свидания Владимир Антони. Однако доказать вину того и другого на этот раз не удалось. «…Позже я узнал, – пишет Махно, – что начальник поли- ции, некий Караченцев, заявил нашему начальнику почты: „Я никогда еще не видел людей такой закалки. У меня мно- го доказательств, чтобы обвинить их в принадлежности к числу опасных анархистов, но… я не смог ничего от них до- биться. Махно, когда на него смотришь, выглядит глупым мужиком, но я знаю, что именно он стрелял в жандармов 26 августа 1907 года. Так вот, несмотря на все мои усилия, я не смог добиться от него никакого признания… Что каса- ется другого, Антони, когда я его допрашивал, подвергнув беспощадным побоям, он набрался наглости заявить мне: Ты, сволочь, никогда из меня ничего не выбьешь! А я ведь ему показал, что такое 'качели'!“» (50, 22–23). Махно был отпущен из тюрьмы через четыре месяца, а Владимиру Антони было предложено выехать в Австрию под тем предлогом, что он австрийский подданный. Но он только покинул пределы Екатеринославской губернии и продолжал поддерживать связь с группой. Оказавшись на свободе в начале 1908-го, Махно вернулся в Гуляй-Поле, где под руководством Александра Семенюты продолжал действовать анархистский кружок. Власти чувствовали, что опасность таится у них под боком, и в Гуляй-Поле бы- ло создано охранное отделение, расквартирован отряд ка- заков. Однажды, когда группа собралась в доме некоего Левадного, дом был окружен казаками и обстрелян. Боль- шинству заговорщиков удалось бежать, кроме Прокопа Семенюты, убитого на месте. Его брат Александр и сам Левадный были ранены, но смогли убежать. Александр Семенюта не смог даже прийти на похороны брата из опа- сения быть схваченным, но поклялся жестоко отомстить убийцам. 41 Третьему нападению подвергся гуляйпольский Крез – промышленник и купец Марк Кернер, на заводе которо- го Махно работал. Трое участников с вымазанными гря- зью лицами ворвались в дом, но тут, к своей неожиданно- сти, натолкнулись на рабочего-электротехника, которого втолкнули в кабинет Брука и заперли. Обыскав дом, они об- наружили 425 рублей и слиток серебра. Тем временем жена Брука послала горничную на галерею, чтобы та подняла тревогу. На галерее ее сразу перехватил четвертый «экс- проприатор» и отвел на кухню, где оказался еще и пятый. Сам Кернер заявил полиции, что в ограблении его дома принимало участие никак не меньше семи человек, при- чем якобы они так волновались, что руки у них дрожали. Через два дня Кернер получил письмо от некоей «боевой дружины», в которой та, выразив сожаление, что забрала у него мало денег, предупреждала, что если он будет столь же усердно помогать полиции, как и раньше, дом его будет взорван. Наконец, 19 августа 1907 года между станцией Гуляй- Поле и селом была ограблена почта: «При этом были убиты почтальон и городовой, везший деньги, и почтовая лошадь. Ямщик оказался жив и рассказал, что, когда почтовая те- лега выбиралась из оврага в гору по направлению к селу Гуляй-Поле, из оврага посыпались выстрелы. Он погнал лошадей. Выстрелы продолжались. Вскоре одна лошадь пала. Ямщик отпряг живую лошадь и поскакал на ней в село. По осмотре почта оказалась целой…» (60, 72). Безобразия накапливались, но только после убийства гуляйпольского пристава Лепетченко «анархической груп- пой» всерьез занялась полиция. Новый пристав Карачен- цев, пытаясь выяснить имена преступников, внедрил в группу своего агента Кушнира, но тот быстро подпал под подозрение и был убит. В сентябре 1907 года на всякий случай были арестованы Махно, а через некоторое время и 40 Гибни, край мой! Гибни, Русь моя, Начертательница Третьего Завета… В эти самые дни в город на поезде прибыл человек. Несмотря на заградотряды, которые отлавливали мешоч- ников, человек этот привез с собой чемодан тамбовских белых булок, ибо слыхал, что в Москве голод, а дело его было тонкое – добиться знакомства с авторитета- ми революционного движения и уяснить себе, что же все-таки происходит с революцией и насколько далеко зашло размежевание между различными конфессиями октябрьской веры. По сохранившейся фотографии 1918 года видно, что человек этот был мал ростом, субтилен, узкоплеч, коротко острижен. Одет, по моде того времени, в гимнастерку с портупеей и кирзовые сапоги. Можно с уверенностью сказать, что занятая собою Москва не заме- тила этого человека: никого особенно не интересовал этот провинциальный революционер, бежавший с Украины от немцев, ибо подобные ему обретались тогда в столице во множестве. Через полгода он заставит надменные большие города считаться с собой. Звали этого человека Нестор Махно. 13 |