Павел Амнуэль Восемь всадников Апокалипсиса Вит Ценёв Бить или не бить?
жүктеу/скачать 0.88 Mb.
|
| Грасиан занимает по-своему уникальное место в истории европейской философской литературы Нового времени. По достоинству его идеи могут быть оценены с точки зрения диалектической теории развития, предполагающей столкновение противоположных начал, конфликтных интересов. Пример его творчества опровергает взгляд на историю как на линейный, поступательный процесс развития. А из этого опровержения следует, что и человек не так прост, как это порой кажется «прямолинейно» смотрящим на мир философам и политикам, у которых всегда наготове набор шаблонных «прокрустовых схем», годящихся, быть может, только для анатомирования трупов, но не для общения с живыми людьми.
Однако хватит дидактики и морализирования. Предлагаю читателю немного размяться на отнюдь не турнирных схватках Тридцатилетней войны, о которой неоднократно упоминалось в этой книге, но которая пока ограничивалась сухой исторической характеристикой. Для этого нам придется отправиться в Германию первой половины XVII века и кое с кем поближе познакомиться. О простаках и простецком мировосприятии в непростых условиях. Хотите верьте, хотите нет, но у одного немецкого батяньки был когда-то собственный дворец, расписанный глиной и покрытый соломой. Этот замок находился в Шпессерте, где по ночам воют голодные волки. В обучении наукам его сынуля преуспел настолько, что мог сосчитать пальцы на одной руке. Что касается его богословской выучки, то у него не было тогда понятий ни о Боге, ни о небе, ни о преисподней, ни об ангелах, ни о чертях, ни о людях. Посему он не знал, как отличить добро от зла, и жил весьма беспечно. Батька даровал своему чаду высокий сан пастуха, первым делом вверив ему свиней, коз и стадо овец. При этом было сказано: – Малой, держи ухо востро и хорошенько смотри за живностью. Коли не досмотришь, я тебя славно отдую. Как-то раз наш пастушонок со своим стадом наткнулся на отряд кирасир. Один из кирасир схватил мальчишку за шиворот и швырнул на крестьянскую клячу, которая досталась им в добычу. На этой кляче он и зарысил до самого батькиного двора. Дома никого не было, так как, заметив кирасир, батька и матка, прихватив дочку, дали тягу через заднюю калитку. Первое, что учинили кирасиры, было превращение крестьянского дома в конюшню. После этого некоторые из них принялись бить скотину, а затем варить и жарить ее, тогда как другие стали увязывать в большие узлы всякую рухлядь, а что не могли взять с собой, то ломали и разоряли до основания. Батькину служанку они затащили в хлев и там поступили с ней самым зазорным образом. Работника же они связали, положили на землю и влили ему в глотку полный подойник гнусной навозной жижи. Этот «напиток» пришелся ему не по вкусу и произвел на его лице удивительные корчи. Таким образом несчастного вынудили показать место, где скрывались люди и скот. Схватив бедолаг, солдаты стали отвинчивать кремни от пистолетов и на их место ввертывать пальцы мужиков. Одного из пойманных они засунули в печь и развели под ней огонь. Другому обвязали голову веревкой и так начали крутить палкой ту веревку, что у него изо рта, носа и ушей захлестала кровь. Батька нашего пастушонка был всех счастливее, поскольку он, смеясь, признавался во всем. Эту веселость солдаты решили усилить и, натерев батьке подошвы мокрой солью, заставили старую козу слизывать ее, от чего происходило большое щекотание. Всем казалось, что батька лопнет со смеху. В конце концов он указал на сокрытые крестьянские сокровища. С захваченными женщинами поступили по-солдатски просто и без всяких особых церемоний. К вечеру пастушонку удалось сбежать в лес. Непроглядная ночь укрыла его, уберегая от опасностей. Едва утренняя звезда возжглась на востоке, как мальчишка увидел дом батьки, охваченный пламенем. Он направился туда в надежде встретить кого-либо из домочадцев, но солдаты чуть не застрелили его. Пришлось спасаться бегством. В ночном лесу ему повстречался рослый человек, чьи черные волосы, подернутые сединой, спадали ниже плеч, а борода была всклокочена. Лик незнакомца был бледен и худ, а его долгий кафтан покрывало множество заплат. Шею же и стан обвивала тяжелая цепь. От страшного вида пустынника нашему вынужденному скитальцу стало дурно, и он лишился всех чувств. Когда же очнулся, то обнаружил, что его голова лежит у старика на коленях. Успокоив мальчонку, старец отвел его к себе в хижине, где накормил и напоил. На следующее утро отшельник хотел было распрощаться с жертвой солдатского произвола, но тот начал упрашивать старца не прогонять его. И старец согласился. Примерно три недели длилось испытание подопечного. Мальчишка вел себя столь исправно, что весьма угодил отшельнику, и он стал с большим усердием наставлять незрелую душу к добру. Поначалу отшельник преподал ему историю отпадения Люцифера от Бога, затем перешел к описанию рая и под конец объяснил закон Моисеев, научив посредством десяти заповедей отличать добродетели от пороков. После небольшой паузы старец приступил к разъяснению Евангелия и поведал о рождении, страданиях, смерти и воскресении Иисуса Христа, заключив свой рассказ картинами Страшного суда, а также ада и рая. Пустынник прозвал своего неофита Симплициусом, то есть Простаком, поскольку ни ему, ни мальчонке настоящее имя было неведомо. Мамка звала его плутом, ослом, болваном, олухом и висельником. Так же величал его и батька. Старец научил Симплициуса творить молитву, писать и читать. Около двух лет, покуда не умер отшельник, наш Простак пробыл в том лесу. Пищей им служили различные огородные продукты: репа, капуста, бобы, горох, чечевица, просо. Нередко голод утолялся буковыми орехами, дикими яблоками и грушами, вишнями и желудями. Из толченой кукурузы пеклись лепешки в горячей золе. В пищу шли улитки, лягушки, рыба и раки. После смерти отшельника Симплициус пошел к местному священнику и, поведав о смерти старца, спросил, как ему надлежит теперь поступать. Тот начал отсоветовать ему оставаться в лесу. Однако Симплициус все-таки вернулся в свою лесную хижину и целое лето соблюдал все то, что должно соблюдать набожному монаху. Но мало-помалу скорбь об отшельнике утихла, сменившись желанием узреть мир. И снова Симплициус отправился за советом к священнику. Когда он пришел в деревню, та была охвачена пламенем. Ее разграбила и подожгла ватага каких-то всадников. Крестьян они частью порубили, частью прогнали, а некоторых забрали в плен, включая священника. Но тут из леса выскочило множество вооруженных чем попало крестьян, которые, громко вопя, напали на всадников и принудили их дать тягу. Часть грабителей попала в лапы мужиков, которые обошлись с ними весьма худо. После всего виденного Симплициус возвратился в лес, решив стать настоящим пустынножителем. Однако на другой день после разграбления деревни его хижину окружило несколько десятков мушкетеров, потребовавших, чтобы молодой отшельник указал им дорогу из лесу. Когда отряд вышел на опушку, то все увидели с десяток крестьян, часть которых была вооружена пищалями, а остальные что-то закапывали. Мушкетеры бросились на крестьян. Те ответили залпом из пищалей, а потом разбежались кто куда. Солдаты возымели желание узнать, что закапывали крестьяне, и немедленно вооружились брошенными лопатами. Вскоре они наткнулись на бочку. Разбив ее, нашли детину, у которого недоставало носа и ушей, но он все еще был жив. Как только этот детина пришел в себя, он рассказал, что вчера, когда несколько солдат из его полка добывали фураж, мужики захватили в плен шестерых из них. Поставив фуражиров в затылок друг другу, они приказали одному из мужиков выстрелить. Пятеро были застрелены одной пулей, а шестому мужики отрезали уши и нос, принудив перед этим облизать им задницы. После этого они хотели было отпустить солдата с миром, но тот начал поносить их последними словами. Разозлившись, мужики запихали его в бочку и решили похоронить заживо. Пока детина жаловался, другой отряд солдат повстречал в лесу упомянутых мужиков и, предав большинство смерти, несколько человек захватили в плен. Когда оба отряда повстречались и все вместе выслушали еще раз историю изувеченного рейтера, решено было хорошенько помучить мужиков. Одному из них палашом рассекли голову до зубов. Остальных привязали за руки и за ноги к поваленному дереву, содрали с них штаны, взяли несколько саженей твердого фитиля, насадив предварительно на него металлические пуговицы, и начали пилить им мужицкие задницы, пока кожа и мясо не сошли до костей. Симплициус же был отпущен домой. Воротившись в хижину, он обнаружил, что бравые мушкетеры славно поживились за его счет, разграбив все, что только можно. Тогда Симплициус решил покинуть хижину и уйти в мир людей. На третий день он вышел из лесу неподалеку от города Гельнгаузена. Войдя в город, молодой человек увидел ужасную картину: улицы повсюду были усеяны мертвыми телами, причем некоторые были догола раздеты. Вскоре он узнал, что это было дело рук солдат имперского войска. Покинув город, Симплициус вышел на проезжую дорогу, которая привела его к крепости Ганау. Около крепости наш странник заприметил стражу и решил дать стрекача, но его быстро настигли два мушкетера, схватили и сволокли в караульню, где он был допрошен офицером весьма странного вида. Сей муж имел долгие косы, свисавшие словно кобыльи хвосты. Бороденка же его была так безжалостно обкорнана, что только и остались торчать под носом несколько волосков. Его широченные шаровары напоминали скорее женскую юбку, нежели мужские штаны. Этот женомуж, или мужежен, велел обыскать Симплициуса. Однако при обыске ничего не нашли, кроме одной книжицы на бересте, куда ее владелец каждый день вписывал свои молитвы. Так как задержанный не желал расставаться с книжицей, он бросился в ноги офицера и воскликнул: – Ах, любезный гермафродит, оставь мне мой молитвенник! – Дурень, какого черта ты взял, что я зовусь Германом? – сердито прорычал офицер. Затем последовал приказ двум солдатам отвести задержанного к губернатору. Губернатор спросил Симплициуса, откуда тот пришел и куда держит путь. В ответ не последовало ничего вразумительного. Это навело губернатора на мысль, что перед ним предатель или лазутчик. Он приказал заковать подозрительного субъекта в кандалы и бросить в темницу. От тюремных пыток нашего Простака спас случай. Когда Симплициус стоял перед зданием тюрьмы, его увидел знакомый священник и, узнав о происшедшем, поспешил к губернатору ходатайствовать об освобождении юноши. После беседы священника с губернатором Симплициус был освобожден и отведен в людскую, где его уже ожидали двое портных, сапожник с башмаками, торго вец шляпами и чулками. Эти неожиданные метаморфозы были вызваны тем, что отшельник, с которым Симплициус жил в лесу, был не только свояк здешнего губернатора, но и лучший его помощник в военных делах. Однако позднее он презрел свой знатный род, наследованные богатые имения и ушел в лес от мирской суеты. Вот при каких обстоятельствах Симплициус стал пажем губернатора. У губернатора был секретарь, который только недавно окончил учение, а посему был еще битком набит школьными дурачествами, отчего иногда казалось, что у него на чердаке не все ладно. Однажды Симплициус похулил его грязную чернильницу, но в ответ услышал, что эта чернильница – самая распрекрасная вещь во всей канцелярии, ибо из нее можно достать все, что пожелаешь: дукаты, платья, хорошее вино и вкусную еду. Кроме Симплициуса, служил у губернатора в пажах один прожженный плут, ревновавший Симплициуса и завидовавший ему. Этот паж постоянно измышлял, каким бы хитрым способом подставить Симплициусу ногу, но никак не мог под него подкопаться. Как-то перед сном пажи долго болтали. Речь шла о ворожбе и гаданье. Завистник пообещал обучить Симплициуса этой премудрости. Для начало ему было велено сунуть голову под одеяло. Простак так и сделал, ожидая сошествия на него прорицательского духа, а тем временем злокозненный плут выпустил под одеяло своего духа, но не прорицательского, а очень вонючего. – Как ты думаешь, что это? – спросил прехитрый наставник. – Это твои зловонные ветры! – обиженно воскликнул Симплициус. – Ты угадал, и значит, научился сему тонкому искусству, – рассмеялся в ответ шутник. По своей наивности Симплициус не принял это за издевку, а только поинтересовался, каким образом оные ветры можно испускать бесшумно. – Это немудреное искусство, – ответил пройдоха. – Тебе надо только поднять левую ногу, как собака, и тихонько молвить «пук-пук», после чего поднатужиться изо всех сил, и тогда они выйдут погулять без всякого шума. На следующий день губернатор задал пир своим офицерам и друзьям, ибо получил приятное известие о победе над неприятелем и захвате замка Браунфельс. По должности Симплициусу надлежало прислуживать за столом, помогая разносить кушанья и наливать чарки. Гости на этом пиру пожирали кушанья, словно свиньи, и блевали с чудовищным ревом. Когда Симплициус прислуживал за столом, его брюхо непрестанно ворчало, урчало и роптало, давая тем самым знать, что заключенный в нем тяжелый дух рвется наружу. Тут-то он и замыслил пособить самому себе и немного приоткрыть дверцу задницы, употребив на этот случай искусство, которому научился у пройдохи пажа. Согласно учительским наставлениям, наш Простак отвел левую ногу и изо всех сил поднатужился. Только он собрался трижды произнести заклинание «пук-пук», как в это время произошло такое громоизвержение, которое привлекло к себе всеобщее внимание. Конечно, от пердежа Симплициус получил немалое облегчение, но вместе с тем приобрел немилость губернатора, которая выразилась в том, что пукальщик был разложен на деревянной кобыле и изрядно выпорот. Увы, но дело этим не кончилось. Спровоцированный в очередной раз злокозненным другом, бедняга Симплициус обосрался в приличном обществе, за что был высечен еще раз и заперт в гусятнике. Сидя в гусятнике, он долго рассуждал о различных пороках. Вдруг кто-то подкрался к двери и начал бряцать засовом. Вскоре дверь открылась и здоровенный детина залез внутрь гусятника, волоча за собой дородную девицу. Симплициус затаился, со страхом ожидая, чем все это завершится. Тут он услышал громкие поцелуи, узрел диковинные позитуры и подумал: «Эти сумасшедшие люди пришли сюда, чтобы сокрушить гусятник и лишить меня жизни!» Когда эти ужасные мысли заполонили разум Симплициуса, он с диким криком устремился к двери. Проворно выскочив наружу, перепуганный юноша быстро задвинул за собой засов. Хотя Простак благополучно покинул гусятник, однако его тревожили разные мысли. Тут ему на ум пришло, что надобно поискать прибежище у знакомого священника. Узнав от юноши о происшедшем, священник негодующе воскликнул: – Симлиций, вшивое твое дело! Ты все пустил по ветру. Скорехонько проваливай из моего дома, чтобы мне не попасть вместе с тобой в немилость к губернатору. Простак вынужден был вернуться в губернаторский дом. Зайдя на кухню, он сел у огня, со страхом и трепетом ожидая, когда проснется губернатор. Поднявшись с постели, губернатор послал лейб-егеря привести провинившегося Симплициуса из гусятника. Лейб-егерь вскоре вернулся с известием, что нашел двери гусятника раскрытыми, а позади засова прорезана ножом дыра. Но еще до возвращения лейб-егеря губернатор проведал от слуг, что Симплициус уже давненько сидит на кухне. Между тем к завтраку начали собираться вчерашние гости. Когда появился священник, губернатор завел с ним разговор о Симплициусе, при этом прямо заявляя, что пажу следует задать хорошую порку. Пока они беседовали, собрались гости. А Симплициус, сидя на кухне, разговаривал с тем сумасбродным фендриком, которого запер в гусятнике. Этот фендрик угрозами и талером добился того, что Симплициус пообещал ему молчать о нескромных делишках в гусятнике. Собравшимся за столом гостям священник рассказал различные забавные вещи о Симплициусе. Он не забыл сообщить слушателям, кто обучил виновника скандала искусству ворожбы. Чтобы позабавить гостей, губернатор призвал Симплициуса и спросил: – Чем ты можешь заплатить своему товарищу за обучение столь похабному искусству? – Ничем, – ответил Симплициус, скромно потупя глаза. – Ну, так я ему уплачу сполна за твое ученье, – расхохотался губернатор и велел тотчас разложить пройдоху на деревянной кобыле и щедро всыпать ему горячих. Затем губернатор спросил, чего ради Симплициус прорезал в двери дырку и дал тягу. Тот ответил, что это сделал кто-то другой. – Кто же? – полюбопытствовал губернатор. – Тот, кто ко мне пришел. – А кто к тебе пришел? – О том я никому не смею сказать. Губернатор быстро смекнул, как провести Симплициуса, и спросил: – Кто тебе посоветовал это сказать? – Один сумасбродный фендрик. По общему смеху Симплициус понял, что сделал большую промашку. Сидевший вместе со всеми сумасбродный фендрик стал красен как рак. – Зачем сумасбродный фендрик пришел в гусятник? – продолжал допытываться губернатор. – Он привел туда девицу, – пролепетал Симплициус. – И что же он учинил далее? – Мнится мне, что он собирался там помочиться, так как снял штаны. – А что же девица? – давясь от смеха, спросил губернатор. – Неужели она не застыдилась? – Вестимо, нет, мой господин. Она задрала юбку и решила присоединиться к фендрику. Эти слова Симплициуса вызвала всеобщий хохот. Губернатор и гости пришли к заключению, что со временем из Симплициуса получится редкостный застольный шут. Во исполнение этого намерения Симплициуса пропустили через горнило разных испытаний и в конце концов напялили на него шутовской кафтан. Всё шло своим чередом. Симплициус служил своему господину для утехи, забавы и увеселения. Все оказывали ему свое благоволение, ибо видели расположение губернатора к шуту. Морда Симплициуса стала лосниться, а телесные силы заметно прибавились. Между тем вся Германия тогда была объята жестоким пламенем войны, чумой и голодом, а крепость Ганау обложил неприятель. Как-то раз Симплициус резвился с несколькими ребятами на льду перед крепостью. И тут нелегкая принесла отряд хорватов, этих отпетых бандитов войны, которые сцапали их, посадили на порожних лошадей и увезли всем скопом. Хотя в крепости тотчас подняли тревогу, однако отбить пленников не успели. Прыткая ватага хорватов быстро улизнула от погони и направила своих коней на Бюдинген. Там плененных богатеньких сынков из Ганау отдали на выкуп горожанам. Прибыв с большой добычей в аббатство Хиршфельд, где были у них квартиры, хорваты принялись делить награбленное, в результате чего Симплициус достался полковнику Марко Корпесу. Отныне лакомые явства Ганау сменились грубым черным хлебом и постной говядиной или куском краденого сала. Вино и пиво превратились в воду, а вместо мягкой постели пришлось довольствоваться соломой возле лошади. Хорваты жили беспокойной жизнью, рыская повсюду, нападая, обороняясь и грабя всех без разбора. Эта тревожная жизнь была не по нутру Симплициусу. Он не мог толком объясняться с хорватскими молодцами и был вынужден сносить их тычки, пинки и побои. В конце концов он постарался улизнуть от этих грубых солдафонов с врожденными повадками шакалов, что ему вполне удалось. Не успел Симплициус сбежать от хорватов, как попал в лапы к разбойникам, но ему повезло, и он снова очутился на свободе, прихватив с собой разбойничий самопал. Шагая по лесу, наш бедолага наткнулся на ранец, к которому снизу был привязан патронташ с пулями. В ранце находился кошель с тремястами шестьюдесятью дукатами, а также котомка с провизией. Некоторое время Симплициус провел в лесу, покуда его ранец не опустел. Тогда он начал по ночам пробираться к крестьянскому жилью и воровать съестное из погребов и кухонь. Однажды в конце мая Симплициус вознамерился обычным для него способом добыть себе пропитание и тихо пробрался на ближайший крестьянский двор. Заметив там людей, он затаился и стал наблюдать за ними. Ему было хорошо видно, что эти люди мазали чем-то метла, скамьи и одни за другим вылетали на них в окошко. После их исчезновения Симплициус не побоялся зайти в дом, чтобы хорошенько в нем пошарить. Присев на скамеечку, он вдруг ощутил, как она заскользила, а потом резко взмыла. Верхом на этой скамеечке Симплициус вылетел в окно, оставив ранец и самопал на кухне. В мгновение ока он очутился посреди большой толпы. Все отплясывали какие-то диковинные танцы. Скамья, на которой прилетел Симплициус, опустилась возле музыкантов. У некоторых из них вместо флейт и свирелей были ехидны, ужи и гадюки, с помощью которых они превесело гудели, свистели и шипели. Иные музыканты стояли с кошками в руках, которым дули в задницу, перебирая по хвосту пальцами. Неожиданно к Симплициусу приблизился молодчик, зажимавший под мышкой огромную жабу, все кишки которой были выворочены наружу из задницы и запиханы в глотку. При виде этой гнусности Симплициус начал блевать, а потом громко воскликнул: – Господь Иисус Христос! Едва Симплициус произнес эти слова, как вся дьявольщина мгновенно исчезла. Тут же сделалась кромешная тьма, и он повалился наземь, осеняя себя крестным знамением. Было примерно девять часов, когда на Симплициуса наткнулся отряд фуражиров, которые разбудили его. Очнувшись, он увидел, что лежит посреди открытого поля. Фуражиры привезли Симплициуса в лагерь под Магдебургом и представили своему полковнику. Полковник спросил его, куда тот намерен податься. Узнав, что Симплициусу все едино, он оставил его при себе, сделав своим пажем и приставив к нему наставника, мужа изрядно ученого, разумного и смирного. У полковника служил переписчик по имени Оливье, продувной плут и превеликий пакостник. Этот копиист однажды сказал Симплициусу, что хозяева постоялых дворов потому называются трактирщиками, что прилежно трактуют о том, кто из постояльцев достанется Богу, а кто – дьяволу. Совершенно иные беседы вел с Симплициусом наставник, который познакомил его со своим сыном, служившим в саксонской армии писарем и обладавшим совсем иными достоинствами, чем копиист. Звали этого писаря Ульрихом Херцбрудером. Симплициус и Херцбрудер крепко подружились, затем побратались навеки и дали клятву никогда не покидать друг друга. Вскоре Симплициус приметил, что копиист прежестоко завидует Херцбрудеру, ибо весьма опасался, что тот заступит должность полкового секретаря. Посему Симплициус заключил, что этот копиист строит планы, как бы подставить ножку его названному брату и привести его к падению. На войне обычно ставят профосом, то есть полицейским и по совместительству палачом, старых испытанных солдат. В полку, где числился Симплициус, профосом был тертый и прожженный плут, а также большой злыдень. С ним водил дружбу копиист Оливье, почитавший своего друга не только за то, что он был профосом, но и за то, что профос считался чернокнижником и умел заклинать дьявола. Однажды на пирушке по поводу разрешения полковницы от бремени сыном исчез золотой кубок полковника. Тогда полковник призвал профоса и приказал ему с помощью ворожбы открыть вора. Профос немедленно указал на молодого Херцбрудера. Возмущенный полковник гневно сказал, обращаясь к Херцбрудеру: – Завтра поутру я собирался поставить тебя полковым секретарем, а теперь ты заслуживаешь виселицы, что непременно бы случилось, когда бы я не щадил твоего честного отца. Поэтому проваливай поскорее из моего лагеря и до скончания дней своих не смей показываться мне на глаза. Юный Херцбрудер хотел вымолвить что-то в свое оправдание, однако никто не пожелал его выслушать. Убитый горем отец, догадывавшийся, что эту баню его сыну устроили копиист и профос, предложил сыну найти способ уйти из отряда. Но тут встал вопрос о деньгах, которые требовались, чтобы откупиться. Денег у них не было. Тогда Симплициус предложил им свою сотню талеров. Старик и его сын пали ему на шею, не помня себя от радости. жүктеу/скачать 0.88 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|