Переосмысливая войну и мир

В своем ярком и тревожащем сборнике эссе «Культура лжи» (12) (переведенном на английский в 1996 году), Дубравка Угрешич, рожденная югославкой, но затем определившая себя хорваткой, описывает, как создается идентичность, и как ею манипулируют в политических целях. В одном из эссе она пишет о различных видах символического «китча», используемого для культивирования идентичности, опирающейся с одной стороны на социализм, а с другой стороны на национализм. Далее она объясняет более глубокую разницу:

«Социалистический государственный китч создавался в мирное время, в стране с будущим, простиравшимся перед ней. Нынешний китч иной, это «пряничная культура», ею, как сахарной глазурью, прикрывают ужасающую реальность войны».

О войнах на Балканах принято говорить как о «Войнах по соседству» (13), но для британцев самой близкой к дому войной, поскольку она (с правовой точки зрения) ведется непосредственно дома, является война в Северной Ирландии. Она также была обусловлена реальными поводами к недовольству, но в очередной раз трудно поверить в то, что эти поводы к конфликту нельзя было разрешить также продуктивно, но другими методами, и без ужасающих последствий затяжного межобщинного насилия.

Как это ни парадоксально, правительство Великобритании, наряду с громогласной поддержкой бомбежек Сербии, ратовало за продолжение мирного процесса в Северной Ирландии. В данном случае было решено, что для блага всех проживающих в Северной Ирландии необходимо включить в диалог «боевиков» и вовлечь их в политические процессы, направленные на достижение мира. Это было отважное решение, получившее подтверждение в ходе медленного и тернистого, но тем не менее обнадеживающего прогресса, достигнутого с того момента – большего, чем за многие годы силового подавления.

Существуют ли такие причины, по которым государства могут вступать в войну с другими государствами с достаточными на то основаниями? Возможно, в ответе на этот вопрос нам могут помочь категории для внутригосударственных войн, которые предлагает наша исходная типология. Военные действия, в значительной мере обусловленные своекорыстием и алчностью, которые мы описывали ранее, можно поставить в один ряд с «фракционной» категорией. Зачастую, однако, им находят оправдание на идеологической почве, и в самом деле, трудно и, пожалуй, неразумно отделять поступки от мировоззрения тех, кто содействовал этим поступкам и одобрял их. Категории идентичности, автономии и контроля для внутренних войн легко можно перенести на войны межгосударственные. Де-юре государства имеют право не подвергаться вмешательству и защищать свою независимость. На практике, однако, это право все чаще ставится под сомнение и признается «относительным», как убедительно продемонстрировали последние войны, войны, которые (помимо прочих причин) велись якобы для защиты прав народов, живущих в этих странах.

Многие искренне возразят, что государственные границы не есть нечто священное и неприкосновенное, и что если внутри них творятся ужасные вещи, «что-то нужно делать». Действующее международное право утверждает, что для государства неприемлемо принимать решение об объявлении войны против другого государства, за исключением случаев, когда имеет место вторжение или готовится нападение. Понятие «готовится» также относительно само по себе и открыто для интерпретаций (а также, как мы уже видели, и для злоумышленного использования). Во время Второй мировой войны сражения, вне всякого сомнения, шли по причинам безопасности, но кроме того, и по идеологическим причинам, во имя предотвращения экспансии режима, вызывающего возражения как практического, так и морального характера.

В общих чертах, следовательно, мы можем сказать, что причины для войн бывают справедливые и несправедливые, и что они часто перемешиваются. Краткий обзор причин, по которым велись войны за последнюю половину века, предполагают, что преимущественную роль в их развязывании сыграли корыстные интересы того или иного рода. Политики приводят иные причины для своих аудиторий.

Еще один завершающий, но важный момент, прежде чем я перейду к мотивам военных деятелей: террористические акты могут быть элементами внутригосударственного насилия. Они могут обретать также международный масштаб и быть нацеленными на государства как извне, так и изнутри. Терроризм такого рода не входит в нашу типологию и даже в наше определение войны, но он, несомненно, представляет собой вид военных действий, пересекающих государственные границы. Хотя к терроризму можно относиться как к фракционной деятельности, его мотивация, по всей видимости, носит идеологический характер, а также тесно связана с концепцией идентичности и оскорбленным чувством собственного достоинства.

Социальные антропологи скажут вам, что чувство собственного достоинства – гораздо более сильный мотивационный фактор в «традиционных», а не в «современных» культурах (14). Принято считать, что в то время как западная идентичность строится в основном на материальной основе, в других культурах гораздо больший упор делается на понятия уважения и чести. Восстанавливая в памяти события последних лет, я прихожу к убеждению, что нам необходимо воспринимать это гораздо более серьезно.

ВОЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ И ИХ МОТИВАЦИИ

Согласно последним исследованиям, решения о начале войны принимаются политическими деятелями, и именно они наиболее активны в поисках оправданий для подобных решений. В «Зарождении войны» Брайан Фергюсон утверждает, что элиты используют в своих интересах тот факт, что сильное чувство групповой идентичности стимулирует настроения коллективной травмы и жажду коллективного возмездия, они развязывают войну, преследуя собственные интересы, зачастую используя людей из маргинальных слоев общества для того, чтобы сражаться вместо них самих. «/В/ большинстве случаев – не в каждом отдельно взятом – решение вести военные действия включает в себя преследование практического своекорыстного интереса тех, кто, собственно, и принимает решение… Лидеры благосклонно относятся к войне потому, что война благосклонно относится к лидерам». В действительности получается так, что они ввергают нас в войну, исходя из собственных соображений.

Вместе с тем, лидеры далеко не всемогущи, и события обладают собственной движущей силой. Историки, например, описывали, как в преддверии первой мировой войны правителей подхватил ход событий, динамика войны засосала их и захлопнула ловушку (15). Иногда они сами подставляют себя своими собственными предыдущими решениями и заявлениями и таким образом оказываются вовлеченными в войну достаточно случайно, из-за того, что не оставили себе пути назад (за который не было бы стыдно). Вслед за этим идет презентация причин и следствий – подобно тому, как Тони Блэр непрестанно модифицировал свои аргументы в пользу поддержки войны Джорджа Буша в Ираке, в отчаянной попытке оправдать не имеющее оправдания. Много слов было сказано об отношениях Джорджа Буша младшего со своим отцом, и желание одного завершить дело, не законченное другим.

Мы можем констатировать, что Тони Блэр, будучи однажды пойманным в «братские» отношения с президентом США, уже не мог из них вырваться, как, вполне возможно, ни старался впоследствии. Также ему было бы чрезвычайно трудно выйти за рамки образа «принципиального человека, готового к борьбе», разве только при условии ухода со своего поста. С самого начала было ясно, что США полны решимости вступить в войну, и что было бы в высшей степени сложно противостоять инерции милитаризованного мышления (несмотря на обеспокоенность британского военного руководства вопросам законности этой войны).

Судя по всему, втягивание своих стран в войну оказывает странный эффект на популярность лидеров. Фолклендская война послужила восстановлению популярности Маргарет Тэтчер. В кризисные времена потребность людей в обеспечении безопасности должна быть сфокусирована на ком-то. Поскольку лица, ответственные за кризис, в то же самое время являются единственными, обладающими необходимой властью и авторитетом, самым парадоксальным образом, именно на них и приходится полагаться, и зачастую качества, выглядящие столь непривлекательно в мирное время, внезапно оказываются искомыми сильными сторонами.

Очевидно, что возможность примерить на себя такую роль выглядит весьма привлекательно для тех, кому нравится руководить. И, по-видимому, приверженность Тони Блэра к сознанию собственной важности и к созданию коалиций сыграли ведущую роль в его решении строго придерживаться курса США и президента Буша, вопреки пожеланиям собственного народа и основных союзников в Европе. Праведное негодование тоже приятная эмоция, а наличие внешнего врага творит чудеса с самооценкой, вместе с тем, кстати, отвлекая внимание от всего, что может показаться неудовлетворительным дома.

Томас Мертон утверждает утверждал, что те, кто развязывает войны, поступают так из-за глубокой психологической расположенности к этому:

«/Война/… представляет собой приостановление действия разума. Это одновременно и опасно и является источником неимоверной притягательности…. Ужасная опасность войны заключается не столько в использовании силы, когда разум терпит поражение, сколько в том, что разум заранее бессознательно блокирует себя для того, чтобы он получил возможность потерпеть поражение, и для того, чтобы применение силы стало неизбежным». (16)

И пусть я не согласна с утверждением, что все войны можно свести к такой глубокой и всепоглощающей психологическому влечению, я убеждена, что оно играет определенную роль, по крайней мере, в некоторых случаях.

Я не хотела бы предположить, что люди, ввергающие свои страны в войны – даже в те, которые, по общему мнению, совершенно не нужны – более склонны к злодейству и к порокам, чем все прочие: просто они достигли такого положения в системе государственной власти, где их слабые стороны стали общественно опасны. Я полагаю, что они убеждают сами себя в собственной правоте – что они верят, хотя бы до некоторой степени, в тот миф, который они сами и стремятся увековечить. Несомненно, у них имеется некая уверенность в выгодах, кои может принести им собственное главенство. (17) Не буду я также настаивать на том, что они полностью осознают ошибочность своих аргументов. Я прекрасно помню, как в детстве врала родителям, и какое болезненное негодование испытывала, будучи уличенной в нечестности, и как изобретала все новые и новые аргументы, чтобы убедить их и себя. В моем понимании, это общечеловеческий опыт. Но он чреват серьезными последствиями, когда такое представление разыгрывается на мировой сцене.

Личные побудительные мотивы и взаиморасположение лидеров может сослужить как хорошую, так и дурную службу. Говорят, что взаимная симпатия между Рональдом Рейганом и Михаилом Горбачевым (более того – между Михаилом Горбачевым и Маргарет Тэтчер) как бы невероятно это ни звучало, внесла решающий вклад в достижение политического ослабления международной напряженности. По мнению некоторых, тот факт, что его сын приближался к призывному возрасту, повлиял на решение о прекращении огня в гражданской войне на Шри Ланке, принятое Веллупилаи Прабхакараном, лидером «Тигров Тамил Илама». Личные интересы политиков, их карьерные запросы и желание произвести яркое впечатление в обществе, а также их убеждения, способности и здравый смысл играют жизненно важную роль в создании и разворачивании событий.

И хотя я полагаю важным признание огромного влияния личного мышления и поведения лидеров на течение событий, я бы не хотела высказывать предположение, что они действуют в вакууме, обладая всей властью и беря на себя всю ответственность. Все те, кто работают с ними, консультируют их, поддерживают их и лоббируют или же те, кто оказываются не в состоянии противостоять им – все они являются соучастниками в делах лидеров. И все они действуют в рамках существующих систем и культур. Я рассмотрю эти более широкие механизмы и влияния в главе 3.

«Гуманитарные поводы» для войны наиболее заманчивы, но опыт показывает, что именно они обычно являются прикрытием для гегемонистских устремлений и там, где эти интересы ослаблены, интервенция бывает незначительной или отсутствует вовсе. И не нужно быть заядлым циником, чтобы прийти к выводу, гласящему, что в широком историческом контексте решения о начале войны (будь то гражданской или международной) обычно не опираются на чистый альтруизм и не ведутся между «положительными» и «отрицательными» персонажами. Они, скорее, демонстрируют борьбу за власть, ведущуюся с переменным успехом между одной могущественной державой или одной группировкой или другой, при этом «обычные люди» втянуты в процесс как простые солдаты или становятся жертвами насилия, числящимися как потери среди гражданского населения.

Существуют проблемы справедливости, прав человека и самоопределения, которые мы в большинстве своем считаем достойными того, чтобы бороться за них или защищать их. В мире встречается также множество ситуаций, которые – вполне справедливо – вызывают у нас негодование и сочувствие. Все они призывают нас к действию. В подавляющем большинстве случаев внешний мир либо не предпринимает никаких действий, либо делает незначительные шаги. Например, не так давно Криса Паттена, Комиссара по внешним связям Еврокомиссии, спросили в радиоинтервью, что следует сделать с Бирмой, где Аун Сан Су Чжи содержится под домашним арестом без суда и следствия за ее демократическую деятельность, а многие из ее последователей убиты. Его ответ, в сущности, сводился к утверждению, что мы не можем вмешиваться везде, где нарушения прав человека и деспотизм носят повсеместный характер. (18) Война в Восточном Тиморе длилась десятилетиями, прежде чем «международное сообщество» решило вмешаться. Война в Конго унесла три миллиона жизней, пока мир взирал на происходящее – или отворачивался от него.

Вопрос, что можно или следует предпринимать в таких ситуациях, также будет обсуждаться в главе 5. Здесь же достаточно отметить, что пассивность и выступления против насилия не являются единственными возможностями. В бессчетном количестве ситуаций всех видов и на всех уровнях изменения имели место благодаря общественной и политической деятельности. Иногда разительные перемены наступают с удивительной скоростью, в других случаях на это уходит много времени, причем события по многу раз поворачиваются вспять. Именно так зачастую и происходят изменения – включая «смену режима». Даже хватка тиранов ослабевает. Доказательством тому служит пример Латинской Америки, пусть даже она и по сей день остается регионом неспокойным и страдающим от нищеты. Возьмем Южную Африку, где массовое движение гражданского неповиновения в городах и поселках оказало существенное влияние на преодоление апартеида. Несмотря на то, что всевозможные невоенные и ненасильственные альтернативы будут рассмотрены в книге позже, я тем временем проиллюстрирую второе из ложных допущений, на которых базируется военный миф, обратив особое внимание на ситуацию, в которой не были исчерпаны даже наиболее очевидные альтернативы.

«ИСЧЕРПАННЫЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ»: СИТУАЦИЯ КОСОВО

Как я утверждала в 1 главе, гегемонистские войны в Афганистане и Ираке велись не ради справедливых причин, хотя их и представляли как «войны гуманитарные». (19) Не были они и самым последним средством для разрешения ситуации. Однако аргументация в их пользу подкреплялась постоянными ссылками на войну в Косово, которая приводилась в качестве примера надлежащего использования военной мощи. В то время мы полагали, что это была война как «крайнее средство». По этой причине она остается ключевым элементом в полемике на Западе, ярким примером военного мифа в действии. Более того, трудно опровергнуть заявление, что «все прочее было испробовано», а именно доказать его несостоятельность, иначе, нежели продемонстрировав в деталях, что же еще можно было попробовать сделать в том конкретном случае. Исходя их этих двух причин, я займусь этой проблемой, взяв войну в Косово в качестве типичного примера, и проанализирую его в подробностях. Хотя основное внимание будет сосредоточено на изучении того, что еще могло быть сделано, я начну с общего взгляда на правомерность заявленной цели войны, а закончу обзором ее результатов.

Эта война, подобно тем, что последовали за нею, была объявлена как война гуманитарная. Пропаганда велась довольно искусно и, за некоторыми исключениями, как во время войны, как и после нее, мало что было сделано в противопоставление этой пропаганде. Нам надолго врезались в память эти бесконечные, ужасающие картины отчаявшихся людей, старых и молодых, бредущих в страхе по плохим дорогам, в попытке избежать гибели в собственных квартирах и деревнях. Большинство будет помнить эти картины как причину ввода войска НАТО в Сербию, а не как один из непосредственных результатов этой войны (а ведь в действительности дело обстояло именно так). Известно, что многие отставные министры и военные предостерегали против войны в Косово, предсказывая, что планируемые действия НАТО не предотвратят, а наоборот спровоцируют кровавые бесчинства в широких масштабах. Почему же тогда война началась?

Представляется справедливым предположить, что необходимость предпринять реальные шаги послужила приоритетным фактором после всех нападок, обрушившихся на Запад за его замедленную реакцию на предшествующие войны на территории того, что когда-то было Югославией. Дейтонские соглашения положили им конец, пусть ненадежный и неудовлетворительный. И, поскольку Слободан Милошевич был необходим для достижения этих соглашений, его положение укрепилось благодаря им, а ситуация в Косово так и осталась неразрешенной. Пренебрежение мнением Запада со стороны Милошевича сделало его продолжающуюся деятельность докучной, не только из-за его политики относительно Косово, но и по более широкому спектру политических вопросов. При том, что во многих частях света диктаторы процветают, терпеть такого человека у власти в Европе было неприемлемо.

Угнетение албанского населения в Косово было реальным и жестоким. Легко (и справедливо) было предположить, что ситуация неприемлема, и изложить доводы в пользу того, что имеется убедительный мотив для интервенции определенного рода. Однако, утверждение, что такое действие было предпринято как крайнее средство, не соответствовало действительности, и само по себе основывалось на двух ложных посылках. Согласно первой из них, все прочие меры были испробованы, согласно второй – все другие попытки решить проблему неоспоримо доказали невозможность добиться успеха и каким-то образом оказалось, что продолжать действовать в том же направлении было бесполезно. На самом деле сделано было очень немногое, причем делалось все с запозданием, плохо и неискренне. Поскольку этой войне отводится такая ключевая роль в оправдании последующих западных «интервенций» (слово само по себе недвусмысленно намекает на некие предположения), я проанализирую события, составившие кульминацию этой Натовской войны, и выделю некоторые из них, которые могли бы быть предприняты на каждом этапе с тем, чтобы перенаправить ситуацию в иное русло. Кризис, завершившийся бомбовыми ударами НАТО, смертями и разрушениями, изгнанием более миллиона албанцев из их домов и с их земли, назревал в течение более десяти лет. Слободан Милошевич пришел к власти во время крупного переворота после падения коммунизма, когда политика и национальное самосознание подвергались пересмотру. С 1974 года Косово было автономным регионом с самоуправлением в составе Югославии. Регион, однако, был доведен до нищеты, и лучшие рабочие места шли по большей части к представителям меньшинств – сербам и черногорцам. В 80-е годы нестабильность в регионе нарастала, и в 1989 году Милошевич использовал сложившуюся ситуацию для укрепления собственной политической позиции как националиста и защитника сербов, упразднив автономию Косово. Шаг за шагом были закрыты независимые институты Косово, албанцев убирали со всех властных постов, в общем и целом более 70% албанцев были уволены.

В ответ албанское население Косово под руководством Ибрагима Ругова начало широкомасштабную кампанию ненасильственного сопротивления, организуя «параллельные институты», открывая собственные школы и больницы. Вдобавок, были организованы многочисленные манифестации, хотя к середине 90-х годов публичные акции пошли на спад. (20)

Что же можно было сделать на этом этапе?

• 
  Оказать поддержку ненасильственной кампании на всех уровнях; организовать акции солидарности по всему миру; проявить межправительственное внимание к ситуации с правами человека и к необходимости развития в Косово.
  
• 
  Побудить сербское правительство восстановить права албанцев и других маргинализированных групп населения в Косово и заново обсудить конституциональный статус Косово.
  
• 
  Вести диалог на всех уровнях, включая политическое руководство.
  
• 
  Исследовать новые формы политических и конституционных отношений с тем, чтобы преодолеть тупик по вопросу суверенитета.
  
• 
  Установить более прочные связи между активистами борьбы за мир и права человека «непосредственно в Сербии» и в Косово.
  
• 
  Во всех переговорах и соглашениях, касающихся распада бывшей Югославии неуклонно придерживаться регионального подхода.
  

Что же можно было сделать на этом этапе?

• 
  Стимулировать демократизацию и децентрализацию в Сербии.
  
• 
  Поддерживать организации «гражданского общества» во всех частях Сербии, работающие на благо мира и демократии.
  
• 
  Поддерживать продолжающееся ненасильственное движение в Косово.
  
• 
  Развивать диалог между ненасильственным движением в Косово и оппозиционным движением в Сербии.
  
• 
  Всячески способствовать внутриэтническому диалогу на уровне народных масс и среди лидеров среднего уровня.
  
• 
  Создавать экономические и политические побудительные мотивы для всех партий для достижения мирового соглашения.
  
• 
  Обеспечить уважение и поддержку потенциального посредничества России, предпринятого в попытке убедить президента Сербии ввести реформы, обуздать свои вооруженные подразделения и допустить контроль за соблюдением прав человека.
  
• 
  Соблюдать последовательный региональный подход при проведении всех переговоров и заключении всех соглашений, связанных с распадом бывшей Югославии.
  
• 
  Согласовывать политическую деятельность, связанную с ситуацией в Косово, и переговоры касательно соглашения о будущем статусе региона с Дейтонскими соглашениями.
  

Что же можно было сделать на этом этапе?

• 
  Незамедлительно отправить полный состав наблюдателей с надлежащей квалификацией и подготовкой, будь то от ООН или ОБСЕ; обеспечить им профессиональные консультации и безоговорочную поддержку в области логистики и позволить им выполнять свою работу.
  
• 
  Создать площадку для серьезных обсуждений и переговоров на всех уровнях и обеспечить согласованную международную поддержку для мирного промежуточного урегулирования конфликта: некий «модус вивенди», который обеспечил бы защиту прав человека, а также дальнейшее продвижение процесса по обсуждению конституционного вопроса.
  
• 
  Предоставить ООН право действовать в качестве посредника и использовать «добрые услуги» России.
  
• 
  Со всей определенностью заявить, что главная проблема – права человека, а не всеобщая враждебность по отношению к сербам или нежелание принять во внимание их интересы.
  

Для событий на территории бывшей Югославии не существовало легких решений. Мы не можем сказать: «Вот если бы то-то и то-то было сделано, тогда все было бы хорошо». Тем не менее, мы можем сказать, что имелись конструктивные обстоятельства, которые могли бы быть использованы, при условии наличия доброй воли и ресурсов, и что на разных этапах были допущены ошибки, обусловленные господствующими интересами Запада и нехваткой ясного подхода, недостатком уважения к местному населению, а также отсутствием серьезного анализа возможных последствий «военных решений». В данной ситуации, впрочем так же, как и всегда, слепая, ни на чем не основанная вера в то, что, мягко выражаясь, можно назвать «силовым решением», объединилась с нехваткой приверженности к невоенным действиям, к тому моменту в значительной степени находившимся в рамках компетенции правительств.

Уровень усилий, которые вкладывались в поиски решений для проблем в Косово посредством невоенных действий – иными словами, удивительно низкий уровень – не был таким уж необычным. Ситуация складывалась весьма типичная. Там, где, в конце концов, корыстные интересы или давление со стороны общественности требуют хоть каких-то действий, по всей видимости, выбор делается в пользу военных «решений». Это в свою очередь означает, что потенциальный арсенал невоенных ответных действий остается по большей части слаборазвитым. Война может быть хорошим методом для того, чтобы победить врага (при условии, что победитель - вы), но она остается в высшей степени неэффективным методом достижения мира, как я постараюсь сейчас доказать, анализируя третье допущение военного мифа, а именно, что война является действенным способом достижения хороших результатов во имя хороших целей.

ЭФФЕКТИВНОСТЬ ВОЙНЫ ВО БЛАГО

Давайте сначала взглянем на итоги войны НАТО в Косове. Как и предупреждали разнообразные военные эксперты, насилие против албанцев в Косово не прекратилось, но существенно возросло, и начался ужасающий массовый исход населения. Погибали представители гражданского населения всех этнических групп.

Был нанесен серьезный ущерб инфраструктуре Косово и остальной части Сербии, химическое загрязнение и радиация от обедненного урана из боеголовок отравили регион, смертоносные кассетные бомбы засорили землю, и все надежды на межэтническое мирное сосуществование в Косово были отложены на десятки лет в будущее. Ненависть, порожденная тем, что сотворили сербское ополчение и действия НАТО, была такой, что возможности для межэтнической толерантности были практически уничтожены. Албанское население, увидев, что его стремление к отделению получило поддержку, более не склонно было продолжать существование в единых с Сербией рамках, а потребовало полной государственности. Этнические меньшинства и толерантные албанцы были запуганы и убиты.

Большинство сербов вынудили бежать, а те, кто остались, могли продолжать жить на прежних местах только под защитой международных сил, не имея возможности выйти за пределы своих «анклавов».

Да и как могло быть иначе? В конечном итоге международные действия поощряли насилие, и это был их выбор. Как можно было ожидать, что, после того, как «международное сообщество» сделало сербов врагами албанского населения Косово, албанцы не начнут обращаться с ними точно так же? Я была в Приштине как раз тогда, когда шли широкомасштабные и бурные демонстрации из-за того, что один из бывших бойцов АОК был привлечен к суду за преступления, совершенные во время войны или после нее. Люди были в ярости. Они говорили: «мы были вашими союзниками во время войны. А теперь с нашими лидерами обращаются как с преступниками». В очередной раз война самым очевидным образом провозгласила и приумножила агрессивное поведение, которое само по себе не имеет ничего общего с миром и его нормами.

Тем временем, местный потенциал самостоятельного экономического развития был серьезно подорван подавляющим международным присутствием в Косово, как военным, так и гуманитарным, поглотившим квалифицированные кадры для выполнения неквалифицированных работ. Местная экономика, и без того слабенькая, была разрушена, и на ее место пришла «черная» экономика, изворотливая и спекулятивная. (Как ни парадоксально, лица, задействованные в незаконных и беспринципных торговых сделках, не знают этнических границ, но работают вместе на удивление эффективно). Основная часть населения утратила все иллюзии и запугана. Мало кто осмеливается выступать против новой тирании тех, кто пришел к власти через войну, или тех, кто использовал социальное, политическое и экономическое затишье, вызванное ею, для того, чтобы создать свои собственные одиозные империи. Регион ничуть не ближе к демократическому плюрализму, чем был когда-либо и, подобно Боснии, возлагает надежды на вооруженные силы для поддержания хрупкой стабильности на годы вперед. И хотя суммарное международное присутствие понемногу сокращается, это происходит в основном благодаря тому, что фонды и персонал переводят в недавно разоренные войной страны – в Афганистан и Ирак.

НАТО легко было сказать «мы одержали победу», точно так же, как высказался и Джордж Буш-мл., когда объявил об окончании основных военных действий в Ираке. Но военная победа (в обоих случаях над «врагами», неспособными к активному военному сопротивлению) отнюдь не свидетельствует о достижении всего того хорошего, что было заявлено в качестве оправдания войны. Смена режима произошла, но достигнут ли мир? Пришел ли конец этническим чисткам? Добились ли мы этнического сосуществования и плюралистической демократии?

Можно ли рассматривать итоги войны в Косово как исключение? Какие результаты можно считать достаточным оправданием военных действий, если таковые вообще возможны? Войну обычно «продают» под тем или иным соусом, тайно или явно, чаще всего утверждая, что она несет мир. (21) Чтобы посмотреть каков ее коэффициент полезного действия в этом аспекте, нам потребуется рабочее определение. Будет полезно разделить его на две части: «негативный мир», (22) или отсутствие боевых действий, и «позитивный мир». Последний я бы определила как состояние дел, при котором удовлетворяются основные гуманитарные потребности населения – как физические, так и умственные, при этом существует политическая свобода для всех и справедливая доля участия в управлении, ответственности и благосостоянии. При этом наличествуют уважение и забота, которые находят отражение в законодательстве, государственных системах и поведении, и которые предоставляют возможность для конструктивного решения конфликтов. Поводы для войны, обусловленные «безопасностью», которые мы уже обсудили, соответствуют концепции «негативного мира», а «необходимость освобождения народа от диктатуры» соотносятся с концепцией «мира позитивного». Насколько эффективной может быть война, если рассмотреть ее с этой точки зрения?

Прежде всего, трудно со всей определенностью предсказать военные итоги войны – победу или поражение – что по правде говоря, и есть непременное условие определения ее действенности. Эти итоги зависят от той относительной мощи, с которой одна сторона способна наносить ущерб посредством разнообразных насильственных действий, а другая – способна противостоять насилию, но в это уравнение привносятся и многие другие факторы. Гитлер мог бы выиграть Вторую мировую войну, и тогда миллионы жизней были бы принесены в жертву напрасно. Появление новых «игроков» и иные факторы могут изменить соотношение сил в ходе развития динамики войны. Могут появиться новые победоносные виды вооружений. И хотя в некоторых случаях, такие события могут сыграть решающую роль, тем не менее, превосходящей огневой силе может с успехом противостоять упорство сопротивляющейся стороны. Кто мог предвидеть поражение США во Вьетнаме? (И я пишу это в тот момент, когда начинают проводить параллели между Вьетнамом и Ираком).

Даже если военная победа обеспечена теми, кто утверждает, что развязал войну сугубо в «мирных целях», чего достигает война с этой точки зрения? Давайте взглянем на войну, чья «эффективность» едва ли подвергалась когда-либо сомнению. Итог Второй мировой войны обычно сводится к простой фразе «Гитлер и фашизм потерпели поражение», но реальность была гораздо более сложной. Произошли ужасные события, и многие последствия войны оказались непредсказуемыми. Безусловно, Гитлер был мертв и военная победа «Союзников» предотвратила создание фашистской Германской империи. Но за это время в лагерях смерти и по всему миру были убиты 6 миллионов евреев, а в пожаре войны, охватившем весь земной шар, умерли 40 миллионов человек. Были разработаны первые атомные бомбы и сброшены на Хиросиму и Нагасаки, а также не на шутку разгорелись «Холодная война» и гонка вооружений, как обычных, так и ядерных. Восточная Европа и Балтийские страны отошли к России и стали частью Советской Империи. Пока внимание мировой общественности было сосредоточено в другом направлении, Мао Цзе Дун восторжествовал и Китай также перешел под управление коммунистов.

В Великобритании среди непредвиденных последствий войны можно было наблюдать ослабление классовых структур и основание социально ориентированного государства под руководством правительства лейбористов. Но времена были нелегкие и экономика значительно ослаблена. Она была не в состоянии и дальше поддерживать военный потенциал, необходимый для империи. Британская мощь во всемирном масштабе шла на убыль.

Германии был нанесен ужасающий урон. Ушло много лет на восстановление ее инфраструктуры и экономики. Япония также понесла тяжелый ущерб. Но поскольку действовал запрет на производство оружия и все усилия в этих странах были нацелены на технологические исследования и разработки сугубо в мирных целях, экономики, как в Германии, так и в Японии росли и крепли, и их промышленное превосходство было обеспечено.

Коротко говоря, долгосрочное воздействие Второй мировой войны было колоссальным и вышло из-под контроля участников этой войны – даже победителей. При том, что война достигла исходных анти-экспансионистских целей союзников, она была катастрофична в переводе на язык человеческих страданий. Она дала волю новым ужасным видам насилия, и одновременно с обузданием одного проявления тирании, она предоставила возможность экспансии для другого.

Возвращаясь к настоящему и к воздействию Войны против террора: со времен войны в Ираке имели место повторяющиеся публичные заявления о трудностях «победы мира», в противоположность легкости «победы в войне». Эта относительная трудность едва ли способна вызвать удивление. Война представляет собой процесс разрушения, в котором грубая сила способна достичь очень многого и очень быстро. Но, если она оставляет людей в живых, тем самым она оставляет в живых и возможность продолжения сопротивления, так, что даже безопасность победителя остается под угрозой, а местное население лишено безопасности, необходимой для установления мира.

Положительный мир, который также нуждается в безопасности, подразумевает всеобщее благосостояние населения, хотя этот показатель всегда остается относительным, что в свою очередь, включает в себя многое: например, экономическое стимулирование, гарантия возможности жить без чрезмерного вмешательства и угроз; право высказать собственное мнение в вопросах, касающихся тебя лично; душевный комфорт; позитивные связи с другими; помощь, когда она необходима; образование и положение в обществе. Невзирая на тот факт, что войны могут вестись с объявленной целью добиться таких «гуманитарных» целей, война оказывает катастрофическое влияние именно на все эти моменты. Британский министр иностранных дел Джек Стро был прав, когда недавно высказался в ходе дискуссии об израильско-палестинских отношениях: «Если людям нужен мир, единственным способом добиться его остается мирный прогресс».

Какой бы глянец не наводили на них, плоды войн, которые Запад вел в последнее время, в действительности оставляют на губах вкус пепла, не достигнув ни негативного, ни позитивного мира. Да и как могло бы быть иначе? Своими действиями мы попрали все принципы мира, демократии и международного права. Создается впечатление, как будто на месте былого «режима» раздался взрыв, и осталась огромная воронка, а на ее месте самым волшебным образом образовался оазис гармонии и демократической стабильности. Как будто было возможно в одно мгновение, или даже в течение нескольких месяцев, сплести сложную паутину требуемых отношений и систем, создание которых - процесс медленный и естественный. Как будто можно было привнести сверху и снаружи то, что должно было произрасти изнутри, стремясь ввысь. Как будто можно было ожидать, что люди будут радостно приветствовать вторжение «освободителя», несущего угнетение для страны, способствующего гибели более полумиллиона детей из-за санкций, и их ответом станет реальное проведение в жизнь тех ценностей, которые были грубо и полномасштабно попраны у них на глазах.

Помните того американского генерала, который сказал репортерам, что мародеры в Басте просто возвращали себе то, что им принадлежало? Помните грубые шутки, колоды карт и списки на убийство, снос статуй? Это все неотъемлемая часть культуры войны – не мира. Неудивительно, что последовали мародерство и суды Линча и разрушение истории цивилизации. То, что происходило на улицах городов Ирака, когда все системы рухнули или приостановили функционирование, могло служить устрашающим символом нашей потребности в порядке и хрупкости этого самого порядка. Примером триумфа мужского шовинизма над гуманностью служит убийство одной из трех женщин, членов Совета Ирака, назначенного США. Другим таким примером стал захват власти в Косово новой мафией. Трансформировать уродливую диктатуру в свободное и справедливое общество, безусловно, является достойным устремлением, но пытаться проделать это посредством грубого, невежественного и диктаторского насилия демонстрирует весьма слабое понимание природы свободы, справедливости и общества.

Войны в значительной степени состоят из актов вражды, а не сотрудничества, наложения запретов, а не переговоров, казней без суда и следствия, а не ведения процессов должным образом, разрушения, а не созидания. Мир (позитивный мир), согласно моему определению, это состояние, в котором культура народа, структуры, в рамках которых этот народ живет, взаимоотношения, в которые люди вступают, взгляды людей, а также их поведение, характеризуются взаимным уважением. Если это описание достоверно, тогда попытка добиться мира посредством войны не что иное, как, прибегая к хорошо известной метафоре, попытка собирать с репейника смоквы. (23)

Более того, если одна форма насилия берет верх над другой, вполне вероятно, что та проявится вновь, но в ином виде, так, что даже негативный мир остается под угрозой. Всецело довериться войне как средству достижения более упорядоченного мира означает игнорировать фундаментальное отсутствие законности в мире, который управляется силой оружия и экономики. Это означает согласие с использованием неприкрытой агрессии для достижения господства. Закон, по контрасту, предназначен для регулирования использования власти. Законы войны могут стремиться обуздать власть, но логика войны не терпит ограничений. Можно проявлять сдержанность, когда имеется такая возможность, но основная движущая сила все-таки – это категорическое требование победы.

Благодаря своему превосходству в военной силе США в настоящее время могут игнорировать все международные институты, предназначенные для регулирования международных принципов поведения. Всемирный «международный жандарм» не не соблюдает нормы международного права. Попытавшись дестабилизировать работу ООН путем подкупа и запугивания членов Совета Безопасности, США затем смогли игнорировать его предписания. (24) Неудивительно, в таком случае, что США отказались отвечать перед Международным судом. Никакой Гаагский Трибунал не привлечет Америку к ответственности. Более того, согласно законам войны пока что в руки правосудия попадали только побежденные, а победители – никогда. Система, в которой война рассматривается как верховный судья в последней инстанции, по природе своей несовместима с правопорядком и соглашениями, проводимыми через ООН. В такой системе ни одно государство, способное «диктовать свои условия» благодаря собственной военной мощи, не уступит свои прерогативы, поставив себя на один уровень с теми государствами, которые такой возможности не имеют.

Глава британской миссии в Ираке недавно заявил (и при этом слова его прозвучали невероятно благоразумно): «У нас есть возможность урегулировать ситуацию в данном регионе», таким образом выставив напоказ и весьма амбициозную и ошибочную теорию, что мир можно привнести извне через войну. Динамика войны сковывает и вытесняет конструктивные формы совместной деятельности, оттесняя их на задворки или же оставляя только те из них, что довольствуются крохами со стола войны. Мира в любой точке планеты могут достичь только люди, живущие там. В лучшем случае войны заканчиваются принудительным введением «мира» от победителей к побежденным или же сделкой, заключенной между различными воюющими партиями, в которой не учитываются пожелания тех, кто не принимал участия в военных действиях.

Всецелое доверие войне, как средству обеспечить права человека, так же представляется противоречивым. Война состоит из нарушений прав человека. Она основана на фундаментальном подразделении на «своих» и «чужих», что делает права человека, изначально основанные на равенстве, бессмысленными. Даже понятие защиты «невинных гражданских лиц» (противопоставляемых солдатам, по отношению к которым действует презумпция виновности), не имеет ничего общего с правами человека, не зависящими от понятий невинности и вины, но являющихся безоговорочными. Какими бы ни были законы войны, и, невзирая на гневные протесты, вызванные якобы имевшей место «казнью» британских солдат в Ираке, по сути своей убийства, которые война влечет за собой, представляют собой своего рода казнь без суда и следствия. «Операция по обезглавливанию» и список разыскиваемых «живыми или мертвыми», составили то, что Арундати Рой назвала «самым детально разработанным планом убийства по политическим мотивам в истории». (25) Однако же, живые враги могут говорить, тогда как мертвые уже не заговорят, а посему многие из списка объявленных в розыск были взяты в плен, а не убиты.

Обращение с пленными на базе США в Гуантанамо, причем среди них были и дети, повергло в шок всех имеющих отношение к вопросам гражданских свобод и к законодательству, поддерживающему их. Но подавляющее военное превосходство, дающее США возможность навязывать свою волю по всему миру, дает им также возможность вступать в противоречие с нормами международного права, оставаясь при этом безнаказанными. Тем временем, Война с террором ограничила гражданские свободы во многих странах, включая Великобританию. Перевести страну на «военное положение» означает присвоить себе право ограничить свободу передвижения и информации, а также создать климат, в котором меры, в иных обстоятельствах показавшиеся бы немыслимыми, представляются вполне оправданными. Испанское правительство даже внесло законопроект, предусматривающий особый состав преступления, а именно «пораженчество», с тем, чтобы контролировать свободу антивоенных выступлений. И пока мы сосредоточены на контроле, мы теряем возможность наводить мосты, которые на самом деле могли бы укрепить нашу безопасность.

Атаки США на офис «Аль-Джазиры» в Кабуле и позже в Багдаде (а также на отель, где располагался международный пресс-центр), так же, как и бомбардировка ТВ-станции в Сербии, представляли собой недвусмысленное выражение враждебности военных лидеров по отношению к демократическому принципу свободы выражения мнений и распространения информации. Пропаганда – это орудие войны, она лжива, когда исходит от «них», и называется «новости», когда исходит от «нас».

При демократическом режиме решения принимаются посредством диалога и процесса согласования. Демократию нельзя навязать – ее можно только практиковать. Ее можно поддерживать, вдохновлять, ей можно учиться на примере других. Война противоречит ее основополагающим принципам. Даже в тех ситуациях, когда предпринимались искренние попытки (как это было, по моему мнению, в Косово) оказать поддержку установлению демократии, результат получался прямо противоположный, динамика войны и ее ценности упорно продолжают свое существование и остаются враждебными демократии.

Демократия также подразумевает открытое правительство. Но точно так же, как обман есть орудие войны, (26) военные лидеры обманывают свою аудиторию относительно реальности, с которой они сталкиваются. У них есть все основания, чтобы удерживать при себе свою аудиторию и своих союзников, прибегая к позитивному благоприятному толкованию происходящего. Таковыми представляются нынешние попытки в США свести к минимуму телевизионные материалы ежедневных убийств американских солдат в Ираке и фабрикование фальшивых писем, приходящих якобы от американских солдат и провозглашающих высокую степень решимости и оптимизма. Военные лидеры опускаются также до еще более вопиющих форм обмана общественности ради оправдания своей деятельности, как например «досье» Тони Блэра, содержащее «свидетельства» против Саддама Хусейна. Как стало широко известно позже, это «досье» было ни чем иным как (фальсифицированной и без ссылки на источник) устаревшей докторской диссертацией.

Но ведь может же война иметь положительные результаты? Сопротивление вторжению и избавление от тиранов это положительные цели, которые можно достичь через войну, не так ли? И, конечно же, существуют ситуации, когда невмешательство – преступно, ведь верно? Здесь речь идет о двух спорных вопросах. Первый – это неспособность без войны справиться со сложной и устоявшейся ситуацией грубого насилия – такой как в Конго – даже при наличии доброй воли, чего в действительности нет вовсе. Второй – затраты на войну, которую ведут ради «правого дела» – даже в тех случаях, когда правое дело действительно таковым является. Затраты включают не только потери, понесенные населением охваченного войной региона, но и, как в войнах, которые мы уже упоминали, имеется в виду ущерб, нанесенный нарушением общечеловеческих ценностей, во имя которых такие войны и ведутся, что в свою очередь влияет на способ и на жестокость ведения этих войн. Все это и есть та цена, которая входит в итоговый результат таких войн, отражается во влиянии широкомасштабного насилия на последующее общество. Более того, до тех пор, пока военная сила тех, кто вызвался дать людям справедливость, больше, чем у тех, кто кому они противостоят, их война принесет только усиление репрессий или годы изнурения и потерь. Какими бы ни были ставки и риски, такие войны несут с собой все те же катастрофические последствия, что и другие войны. И это - единственные итоги войны, в которых можно быть уверенным.

НЕГАТИВНЫЕ ИТОГИ ВОЙНЫ

Вот чего нам никогда не обещают, когда война еще только в перспективе, так это ее совершенно определенных последствий, а именно, результатов, противоречащих цели установления мира и разрушающих все его ценности. И если военный исход бывает сомнителен, то совершено точно можно предсказать тот хаос, который сеет война. Каковы бы ни были цели, слишком высока цена. Сквозь века, история войн была полна невыразимых страданий как участников боевых действий, так и тех, кто в них не принимал непосредственного участия, когда судьба сражений решалась комбинацией удачи и силы. В этой истории даже победы влекут за собой неимоверные потери, бедствия и разрушение. Как написал мне в сообщении электронной почты мой сербский друг: «Победитель получает приз. А приз этот – кучка пепла». Уже стало избитой фразой стало высказывание, что, если бы инопланетяне прибыли на нашу планету, они бы не поверили насколько разрушительно наше поведение. И, тем не менее, мы не вносим этот аспект в нашу переоценку войны как института.

Может быть, одной из причин по которой мы не подвергаем радикальному пересмотру реалии войны, является то, что невыносимо размышлять над ними и почти невозможно их вообразить. Пока война в Ираке была еще на стадии угрозы, наш маленький внук обжег руку над плитой. Его родители были убиты горем, а страдальческие вопли, длившиеся целых два часа, повергли всех нас в слезы и предобморочное состояние. Но это был всего лишь неглубокий ожог. Укол морфия и внушительная повязка утешили и его и нас, и вернули в состояние поколебленной было жизнерадостности. Но меня преследовал этот краткий экскурс в состояние глубокого страдания, и незначительное происшествие поставило меня лицом к лицу с истинной чудовищностью боли и мучений, которые несет с собой война, когда, увы, слишком часто нет ни морфина, ни бинтов, а те, кому удалось избегнуть ран и гибели, вынуждены беспомощно смотреть, как страдают люди вокруг них. Те виды причинения вреда, которые мы называем беспределом или грубым актом насилия (причем вполне справедливо), подобно разрушению Всемирного Торгового Центра или взрывам на Бали, являют собой события действительно ужасные. Но почему-то остается неочевидным, что точно такие же разрушения и смерти – самое обычное дело во время войн, ведомых теми, кто каким-то образом исключен из «оси зла».

Что можно сказать об ужасных сценах, которые описывали иракские врачи, работающие в разграбленных госпиталях, без воды и медикаментов? Или о том мужчине, воздевшем руки к небесам в жесте горя, фото которого было помещено на первой полосе «Джордан Таймс» в апреле 2003 года, в городе Хилла к югу от Багдада. У его ног гробы трех его детей, одному из них не было еще и года. Мужчина рассказал, что он потерял 15 членов своей семьи, когда в пикап, в котором они ехали, попала ракета, выпущенная с американского вертолета Апач.

Когда я стояла в пикете во время той войны, прохожий крикнул: «Да он же серийный убийца!» И не стал дожидаться моего ответа, а я хотела сказать ему, что «мы» тоже были серийными убийцами. Когда война закончилась, некоторые комментаторы высказывались, что те, кто выступали против войны, сейчас должны изменить свое мнение, как будто то, о чем мы так ясно высказались: «Не от моего имени», вдруг станет вполне приемлемым. Друг сделал новый плакат с фотографией печально знаменитого иракского ребенка, потерявшего обе руки, большую часть кожи и 15 родственников. Под фотографией он написал: «Это сделано от вашего имени?» Когда война окончена, о ее жертвах, которые так далеко, быстро забывают. Не имея собственного голоса и права выступать от своего имени, те, кто был «освобожден» смертью или причислен к невидимым шеренгам покалеченных и членов семей, уже не включаются в подсчеты. А те из нас, кто живет в безопасных местах, продолжают жить так, как будто ничего не случилось.

При том, что в основном я была сосредоточена на последних войнах Западной интервенции, все войны в прошлом и настоящем имеют ужасающую цену, каковы бы ни были их провозглашенные цели. Вторая мировая война стоила не поддающиеся воображению 40 миллионов жизней, и из этого числа большая часть погибших были сожжены или разорваны на куски.

Хотя те, кто несет на своих плечах основную тяжесть войны, являются в большинстве своем мирными жителями, не следует забывать и о страданиях солдат. Ну кто же окажется неспособным пожалеть молодых людей, патрулирующих улицы и дороги Ирака в настоящее время, которым запрещено говорить с репортерами об их низком боевом духе, но ожидающим в любой момент, что окажутся в очередном взорванном джипе или в очередном сбитом вертолете. У тех, кто, в конце концов, вернется домой, душа будет обезображена тем, что они сделали и чему были свидетелями. С момента завершения последней Войны в Заливе, покончили жизнь самоубийством в пять раз больше солдат, чем погибли непосредственно в ходе военных действий. (27)

Гражданские войны, партизанская борьба и терроризм также оказывают ужасающее влияние на жизни тех, кому пришлось это пережить. Поколения молодых людей «отдают» свои жизни в ходе таких сражений и отнимают жизни многих других. И пока над ситуацией властвует смертоносное отсутствие стабильности, по-прежнему остаются нищета и обездоленность, зачастую лежащие в основе подобных конфликтов. Столь необходимое развитие оказывается невозможным или то и дело поворачивается вспять, даже если к нему прилагается политическая воля. Кормильцы отсутствуют, они в боях, многие убиты или покалечены. Женщины зачастую остаются одни, и им приходится справляться самим, обеспечивая своих детей и старших родственников всем необходимым в самых суровых обстоятельствах. Все общество опускается до звероподобного состояния, и кровавая бойня оставляет глубокие следы на поколениях.

Среди жестокостей войны присутствует и сексуальное насилие. Нельзя сказать, что оно происходит под покровом войны. Связь между ними носит отнюдь не случайный, а фундаментальный характер, скорее явный, а не завуалированный. Сексуальное насилие само по себе является актом агрессии. Оно направлено не только на женщин, но и на детей и мужчин, но наиболее частыми жертвами такого насилия становятся женщины. Сексуальное насилие – это нечто большее, нежели акт неудержимой похоти, управляемой животными инстинктами. Через сексуальное насилие против женщин, мужчины из одного сообщества «доказывают» свою маскулинность и сексуальное превосходство над своими врагами. При том, что сексуальное насилие в ходе войны в последние годы привлекает большее внимание, нежели в прошлом (например, применительно к войне в Боснии), и изнасилование сейчас определяется как военное преступление, унижение и насилие над женщинами остается неотъемлемой частью сущности войны и ее ведения. В следующей главе я постараюсь доказать, что понимание связи между гендером и войной играет жизненно важную роль в освобождении людей от пагубного влияния и того, и другого.

Прямое насилие, увечья и смерть, конечно же, являются не единственными разрушительными воздействиями войны. Тяжелый урон наносит разрушение инфраструктуры. Когда применяются бомбы, бомбардировки и гибель людей сопровождается разрушением домов, дорог, мостов, заводов, продовольственных складов, электростанций, систем водоснабжения и так далее (как мы видели в Ираке). Потеря этих производственных сооружений и оборудования в дальнейшем – иногда многократно – усугубляет страдания и смерти. Такое воздействие может выходить далеко за пределы собственных границ страны. Так, бомбардировки сербских мостов через Дунай вызвали экономические лишения в нескольких странах, через которые он протекает.

Часто колоссальное количество тех, кто подвергся угрозе войны и ее последствиям, покидают свои дома, бывают вынуждены бросить урожай на полях и любые другие средства к существованию, предпринимая отчаянные путешествия к неведомым пунктам назначения, где жизнь являет собой непрекращающийся кошмар. Обычно им уже никогда не вернуться назад, но приходится строить жизнь заново, наилучшим возможным образом в тяжелейших обстоятельствах, поскольку страны, в которые они могут бежать, сами чрезвычайно бедны, а те страны, которые могли бы с большими на то основаниями позволить себе принять беженцев, демонстрируют крайнее отсутствие гостеприимства.

В то время, когда защита земли и ее обитателей стали не терпящим отлагательства поводом для тревоги и озабоченности, воздействие войны на окружающую среду, похоже, почти не привлекает пристального внимания. При том, что наша планета обладает удивительной способностью к регенерации, уничтожение животного мира и загрязнение почвы и воды, вызванное современными средствами ведения войны, должны сами по себе стать причиной глубочайшей тревоги. Как сказал один друг (28): «Война – это худший загрязнитель окружающей среды». Может показаться, что он преувеличивает, но вспомните горящие нефтяные скважины (в Заливе), удаление растительного покрова (во Вьетнаме) и уничтожение дикой природы, мусор, оставшийся от разрушенных машин и механизмов, загрязнение водных ресурсов. За один день в апреле 1999 года бомбы НАТО разрушили нефтеперерабатывающее предприятие, завод по производству удобрений и построенный американцами нефтехимический комплекс в Панчево. И это всего лишь один эпизод из 78 дней воздушных атак, вызвавших экологические бедствия по всей территории Сербии.

Меньше бросается в глаза обыденное, беспрестанное загрязнение окружающей среды, вызываемое военными воздушными и наземными транспортными средствами, а также военным производством, но оно обладает колоссальным кумулятивным эффектом. Создание, хранение и транспортировка «оружия массового поражения» (а на самом деле всех современных средств ведения войны), не говоря уже об их использовании, представляют угрозу окружающей среде, и это происходит в тот самый момент, когда мы начинаем с ужасом осознавать, какое воздействие мы на нее оказываем.

Некоторые формы загрязнения окружающей среды, вызванного войной, напрямую оказывают катастрофическое воздействие на людей. Агент Оранж, дефолиант, который США использовали во Вьетнаме, вызывал (и продолжает вызывать) убийственные виды рака и врожденные пороки развития. Обедненный уран, использовавшийся для укрепления боеголовок, которыми обстреливали Ирак в 1991 году, имел сходные ужасающие, хорошо задокументированные последствия. Но никого не привлекли к ответственности. И, невзирая на весьма скромные результаты международной агитационной кампании, противопехотные мины и кассетные бомбы привели в непригодность большие земельные площади и продолжают отрывать конечности и разрушать жизни.

При любой попытке подсчитать действительную стоимость войны необходимо принимать в расчет не только разрушения и бедствия, причиненные непосредственно в ходе военных действий, но и все ресурсы, потребные для восстановления разоренных стран. Достаточно только взглянуть на ТВ видеоматериалы, снятые в Афганистане или Чечне, например, чтобы получить представление об объеме предстоящих задач. И, возвышаясь над всеми затратами на реконструкцию, стоит цена самой войны – ее материальной части и людских ресурсов, задействованных в процессе нанесения таких разрушений.

Просто неприличные суммы в миллиарды фунтов и долларов, по имеющимся данным выделенные на войну в Ираке, олицетворяют то грандиозное богатство, которое могло бы быть использовано для удовлетворения потребностей человека, а не для уничтожения человеческой жизни. (Безусловно, производители оружия наживутся на прибылях, но это уже другое дело). Очевидно, что трудностей в финансировании войн нет: деньги не имеют значения. «Оборонный» бюджет США вырос на 25% за последнее время, а на войну в Ираке Америка потратила сумму, равную четырем годовым бюджетам, предназначенным на помощь другим государствам. (29) Но когда речь заходит о восстановлении или даже о финансировании обычных отечественных служб первой необходимости, денег, похоже, всегда не хватает. Выражаясь словами Президента США Дуайта Д. Эйзенхауэра:

Каждая произведенная винтовка, каждый спущенный на воду военный корабль, каждая выпущенная ракета означают в конечном итоге кражу у тех, кто голодает и кому нечего есть, кто мерзнет и кому нечего надеть.

Такая кража есть не что иное, как безусловное отрицание справедливости и уважения, которые должны быть основным компонентом позитивного мира.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Я не пытаюсь доказать, что хороших поводов для войны не бывает вообще. Я утверждаю, что в большинстве случаев войны ведутся по причинам сугубо своекорыстным, а не альтруистическим, и «выигрывают» войны те, у кого есть сила для того, чтобы одержать победу, а не те, кто правы. Я не утверждаю, что не бывает ситуаций, когда, по-видимому, альтернативы войне отсутствуют. Я убеждена, что попытки испробовать альтернативные варианты зачастую не предпринимаются и никогда не проверяются абсолютно все возможности. Я не утверждаю, что война не способна достичь ничего положительного. Я утверждаю, что она представляет собой стратегию непредсказуемую, с высоким уровнем риска, определенные неблагоприятные влияния которой неисчислимы, способность достичь «позитивного мира» остается, с региональной точки зрения, ничтожной, а в мировом масштабе нулевой. Маловероятно, чтобы даже «негативный мир» можно достичь через нарушение безопасности других.

Войны оживляют и укрепляют застарелую вражду. Их период полураспада длится в течение жизни поколений. Трудно представить себе, что войны на Балканах сделали менее вероятными войны здесь же в будущем. И я сомневаюсь, многие ли из нас чувствуют себя в большей безопасности от терроризма благодаря Войне против террора. (По всей видимости, сотрудники разведки известили Тони Блэра, что война в Ираке сделает Великобританию скорее более, нежели менее уязвимой перед атаками террористов). С точки зрения безопасности, все, чего достиг подход США «либо с нами, либо против нас», так это интенсификации поляризации и враждебности, из чего и зарождается терроризм. Такой подход укрепил реакционные движения, получающие поддержку от тех, кто ощущают себя униженными и беспомощными, чьими нуждами пренебрегают. Война, которую начинают, чтобы достичь негативного мира, зачастую становится лишь прелюдией к долгосрочному военному контролю, чтобы сдерживать возрождение насилия.

Жестокость и массовые убийства в ходе террористических атак говорят сами за себя. Нет ни малейших сомнений, что у людей, подобных Усаме бин Ладену, так же, как и у других военных лидеров, имеются смешанные мотивы к тому, что они делают, но совершенно определенно нет никаких причин полагать, что сами они, в отличие от своих методов, каким-то образом сохранили чистоту. Их демократические функции равны нулю. Но те, кто хоть в какой-то степени поддерживают их, поступают так, исходя из ощущения, что это единственный способ отомстить тем, кто видится им тиранами во всемирном масштабе, попирающими их чувство собственного достоинства, их национальную принадлежность, игнорирующими их нужды. В этом смысле прав был Питер Устинов, когда говорил: «Терроризм это война бедняков, а война – это терроризм богатых». Война есть архетип насилия; терроризм это ее бедный родственник. Война обеспечивает «оправдание» для терроризма. Но, в отличие от регулярных армий, терроризм невозможно победить, можно только устранить поддержку террора, решая проблемы, связанные с его мотивами и целями.

Хелен Кларк, премьер-министр Новой Зеландии, обсуждая ведение Войны с террором и отмечая размер, населенность и экономический рост Китая, недавно заявила, что Великобритания и США могут еще пожалеть о том, что спустили с цепи «закон джунглей» в международных отношениях. Согласно ее утверждению, согласованные и соблюдаемые правила международного поведения обретают жизненную важность, если мы не хотим, чтобы более слабые страны зависели от милости самых сильных... (30)

Ни одна из империй прошлого не оказалась нерушимой, и было бы глупо думать, что США смогут достичь и удержать «господство по всему спектру». Атака 11 сентября символизировала (для чего она совершенно очевидно и предназначалась) уязвимость даже самой могущественной державы на земле, невзирая на ее огромный военный потенциал. В настоящее время позиция Запада представляется весьма слабой, несмотря на массированную огневую мощь. Те из нас, кто помнит 60-е годы, знают, насколько недолговечным все тогда казалось, включая и саму жизнь и будущее нашей планеты. С тех пор никаких значительных изменений не произошло. Угроза ядерного оружия остается такой же серьезной, как и всегда, более того, она еще усилилась, поскольку ядерное оружие распространилось, как и говорили те из нас, кто выступал против этого оружия. Мир, изобилующий таким потенциалом для собственного разрушения, вся «стабильность» которого зависит от угрозы применения этого потенциала, в действительности мир чрезвычайно хрупкий. Война как «последнее средство», могла придать значению слова «последнее» новый и финальный смысл.

А тем временем, война как институт продолжает доказывать, что она – враг любого вида позитивного мира и гибельна для людей и планеты. В наличии всегда имеется запас оружия для тех, кто желает сохранить контроль над беспокойным населением или построить собственное богатство и власть посредством военизированного устрашения – именно так, как Запад создал собственную власть и продолжает удерживать ее. Гражданские войны продолжают разорять большие куски мира, особенно в Африке и Юго-Восточной Азии. Большинство стран отмечены беспощадной бездной между богатством и бедностью – пропастью, разделяющей каждую нацию и определяющей отношение между Севером и Западом с одной стороны и Югом и Востоком – с другой. Развитию (тому, что я бы назвала скорее ростом человеческого благосостояния) препятствуют войны, экономическое превосходство Запада, опирающееся на военное превосходство, и те немногочисленные богачи внутри этих обществ, поддерживающие собственное положение сходными методами. Войны и расточительное потребление, ради которого войны и ведутся, опустошают землю.

Терроризм является частью динамики войны, какие бы оправдания не предъявлялись и каким бы ни было отчаяние тех, кто прибегает к нему. При том, что вероятность его полного искоренения невозможна, вряд ли можно предположить, что терроризм достигает каких-либо целей помимо того, что он уничтожает жизни, ожесточает противостояние и углубляет ненависть. «Освободительные войны» могут вестись во имя справедливых целей, но как следствие, влекут за собой великие страдания. Гибнут и «повстанцы» и правительственные бойцы, а вместе с ними и гражданские лица, вовлеченные в схватку. Крестьяне видят, что их скот захватывают, чтобы накормить тех, кто заявляет, что представляют их интересы, а «коллаборационистов» пытают и убивают. Сражения могут длиться десятилетиями, и, как правило, достигают весьма немногого, если вообще достигают хоть чего-то, чего нельзя было бы достичь другими методами.

Войны способны достичь определенных негативных результатов – что-то разрушить, а что-то ликвидировать – и безусловно, существуют такие вещи, которые следует разрушить и ликвидировать. Но даже самые богатые и самые милитаризированные державы не в состоянии навязать свою волю всему миру посредством военных действий – даже если этой самой воле можно довериться, чего явно делать не стоит. А если бы даже это было так, то результатом стала бы новая тирания, при которой власть и ответственность местного населения были бы узурпированы посторонними лицами, и при которой местное население видело бы, как их культура и история отбрасываются в сторону.

Война по своей природе воплощает ту самую тиранию, с которой она якобы борется. Войну редко ведут по уважительным причинам, и во всех случаях она несет с собой недопустимые страдания. К войне прибегают прежде, чем должным образом испробуют иные методы, а эти самые иные методы на самом деле существуют, как я покажу в главе 5.

Наихудшим следствием любой войны, даже более ужасным нежели непосредственные бесчинства, которые она несет с собой, является то, что она разрушает основания для достижения мира, обесценивает его культуру и вызывает крушение его институтов, расчищая таким образом путь к новым войнам, новым страданиями и бесконечному, по всей видимости, процессу крушения судеб и разбазаривания ресурсов.

Для нас, для того, чтобы жить всем вместе в безопасности любого рода или для того, чтобы удовлетворять реальные человеческие потребности, например, ликвидировать нищету или бороться с болезнями, уничтожение войны есть необходимое предварительное условие. К тому же, война – очень дурной способ упрочивать ценности, на которые мы предъявляем притязания, такие как права человека, толерантность, понимание, великодушие, сотрудничество и правопорядок. Миф о войне, как достаточно обоснованном, необходимом и эффективном средстве достижения чего бы то ни было гуманитарного, должен быть развеян раз и навсегда.