Мир, идентичность и участие

6. Мир, идентичность и участие

Джон Донн, Посвящения, XVII

Рита Ласар из Нью-Йорка, потерявшая брата во время атаки на Всемирный торговый центр

Говард Зинн, Моя страна: Весь мир

Николас Хамфри, Непристойное предложение, 1982

Франсуа Фенелон, епископ и писатель, 1651-1715

Ирландская пословица

Мы не можем существовать в одиночестве ни как отдельные личности, ни как отдельные общества. В сегодняшнем мире все мы взаимозависимы во всемирном масштабе и наша коммуникабельность всегда имела существенное значение для выживания человечества как вида. Все наши навыки и умения – включая способность думать и говорить – и наше ощущение идентичности или себя самих развились через взаимодействие с другими. Наши эмоциональные, а также и физические потребности удовлетворяются через наши связи с внешним миром и теми, кто его населяет. Наше понимание жизни и вселенной, в которой мы живем – философия, религия и наука – представляют плод коллективного труда. Чтобы выжить, нам нужна помощь друг друга. Благополучие даже самых богатых и могущественных из нас зависит от других. Современные технологии поместили всех нас в пределах досягаемости друг друга, так что всем нам, и богатым и бедным, приходится полагаться на благорасположение друг друга, желая сохранить безопасность. А поскольку все мы зависимы от здоровья земли и ее экосистем, от нас соответственно зависит сотрудничество в деле их сохранения.

И все-таки многое в современном способе мышления побуждает нас забыть о взаимозависимости и возводит стены между нами. В этой главе я хотела бы обсудить совсем иной подход к идентичности, необходимой для мира: идентичности, опирающейся на общность человеческих качеств, взаимообусловленность и ответственность. Поскольку предлагаемые мною нелегкие изменения носят глубинный характер, я собираюсь посвятить вторую половину главы вопросу о том, как приниматься за них, рассматривая при этом целый ряд проблем от практических до духовных.

ОТ ИДЕНТИЧНОСТИ ДО ИДЕНТИФИКАЦИИ (1)

Понятие идентичности, основанное на различии – между своими и чужими, мужчинами и женщинами, имущими и неимущими – вызывает страх и неуважение и берет верх над сочувствием. Оно взращивает культуру и структуры доминирования, ведущие к войне, служит им и ими же себя увековечивает. Парадоксальным образом, в конструкцию идентичности, концентрирующейся на различии, включается также понятие «сваливать людей в одну кучу без разбора». Мы идентифицируем себя (или другие идентифицируют нас) с некоей конкретной обобщенной группой – часто чрезвычайно разнообразной и включающей людей, которые, возможно, нам не нравятся, и с которыми мы расходимся во взглядах по многим вопросам. Этой идентификации мы достигаем, полагая себя отличными от других групп, возможно столь же разнообразных и включающих многих людей, с которыми у нас, возможно, нашлось бы много общего.

При таком подходе к идентичности, наше представление о том, кто же мы, определяется с точки зрения того, кем мы не являемся. Когда ощущение нашей собственной идентичности ослабевает или находится под угрозой, мы укрепляем его, заостряя внимание на том, чем мы отличаемся от других, генерируя образы врага, враждебность, страх, а также желание контролировать, исключать или доминировать. (2) На базе понятия раздельности «своих» и «чужих» возникает вероятность войны между группировками одной и той же «нации». В рамках такой системы толпа людей из одной страны, региона или этнической группы может быть послана сражаться против толпы людей из другой страны соответственно, совершая поступки невозможные, если бы они увидели друг друга просто такими, какими они есть на самом деле: человеками-сотоварищами. Война подразумевает агрессивное и огульное воплощение предрассудков и дискриминации. Она оставляет незначительное или нулевое место для взаимопонимания между людьми.

Для нашего самосознания необходима способность идентифицировать других как других. Но эту способность можно дополнить и сбалансировать ощущением объединения и общности. Наша потребность в усилении коллективной идентичности путем антагонизма исходит из глубоких чувств изоляции и отчуждения – экзистенциальных и социальных – но ее можно осознать и с ней можно работать. Наши представления о себе отнюдь не единственные возможные, и они вовсе не обязательно соответствуют действительности. И неся нам утешение, они также могут причинить нам вред. Наше понимание самих себя и социальное поведение могут меняться подобно культурам, которые они отражают.

Dulce et decorum est pro patria mori – «Сладка и прекрасна за родину смерть». Как предполагает поговорка, большая часть войн в документированной истории велись вокруг концепции страны или национальности. И все же, с точки зрения национальной идентичности человечества, это относительно современное понятие. Историки и антропологи говорят нам, что представление о статусе нации появилось достаточно поздно, и что еще несколько тысяч лет тому назад люди жили в слабо связанных семейных союзах с весьма изменчивыми границами. (2)

Я работала с людьми во многих странах мира. Даже в регионах, страдающих от вооруженных конфликтов, большинство населения, когда их спрашивали, как они могли бы определить себя, прежде всего говорили «люди». Они признавали и воздавали должное многим другим разнообразным категориям, к которым могли себя приписать, упоминая семью, пол, религию, любовь, интересы и хобби. Они получают удовольствие от подобного разнообразия, однако по большому счету приоритетным остается чувство принадлежности к роду человеческому.

Там где телевидение и интернет общедоступны, современные дети не могут избежать осознания собственной идентичности как граждан мира, и более того, принимают это с радостью. Огромное число людей обнаруживают, что их существование более не ограничивается страной (как они привыкли думать веками), но происходит это не по-хорошему, а по-плохому: либо война вынуждает людей мигрировать, либо они уезжают в дальние страны в поисках работы. Как следствие, во многих западных городах вырастают поколения молодых людей, чье самосознание принимает плюралистскую, космополитическую окраску. «Этническая» музыка или музыка «фьюжн» выражают это ощущение глобальной общности – захватывающей, лишенной угрозы. Это нельзя назвать грубым захватом одной культурой всех других, это скорее рост контркультуры, знаменующей общечеловеческую идентичность в самом широком смысле слова и при том с уважением относящейся к разнообразию как положительному обогащающему фактору. В то время, как поверхностные потребительские манеры Запада нанесли существенный вред всемирной культурной экосистеме, наблюдаются также признаки того, что иные давние и богатые традиции восстанавливают свои позиции.

В среднем, молодые люди живее осознают глубину и актуальность угроз их окружающей среде, нежели старшее поколение, и они в большей степени сроднились с мыслью, что род людской всего лишь один из миллионов видов, всего лишь пылинка в безграничной вселенной. Но мы все глубже и полнее осознаем, что у нас не только общие предки, но мы также дышим одним и тем же воздухом, и на нас влияют одни и те же глобальные климатические изменения. Исходя из всех этих причин, а также и потому, что технология делает всех нас достижимыми друг для друга, сама мысль о человечестве как о едином сообществе (равно как и о многочисленных) уже не кажется такой фантастической. Я всегда буду помнить, как безоблачным днем летела в Индию над Европой и видела землю внизу как нескончаемую непрерывную вереницу полей и рек, лесов и гор, с видимыми приметами человеческого обитания повсюду. Границ не было видно. И было ясно, что понятие «страны» оказывается надуманным. «Моя страна: весь мир» казалось единственной разумной реакцией. (4)

Я признаю, что понятие человеческой общности, из которого я исхожу, к примеру, статус нации, «воображаемы» (5), в его рамках мы не можем испытывать широкое чувство сопричастности в повседневном взаимодействии. Существует иное, осязаемое товарищество, исходящее из физического присутствия и совместного занятия какими либо делами – подобно жизни в семье или клане, или ощущению себя частью толпы футбольных болельщиков, или пребыванию среди тех, кто сражается бок о бок в армейских рядах, или идут в рядах марша за мир. Но эти особые ощущения единения также имеют свои градации и обеспечивают основу для концепции более широкой общечеловеческой общности и идентификации. Они дают нам эмпирическую информацию, способную помочь сохранить в воображении человеческую природу незнакомцев и выходить за пределы более узких концепций идентичности, построенных нами и идущих вразрез с нашим принципиально значимым признанием друг друга: признанием, которое быстро восстановилось бы на необитаемом острове. (6)

Идентифицируя себя с другими людьми независимо от иных категорий, Рита Ласар (которую я цитировала в начале главы), чей брат погиб в Башнях-Близнецах, хочет спасти других от подобной участи. Точно так же, при виде страданий моего собственного внука, усиливается моя озабоченность судьбами других детей, их родителей, бабушек и дедушек. Наши отдельно взятые связи и встречи могут скорее поддерживать, нежели отвлекать нас от более широкого понимания взаимосвязанности и взаимозависимости. Эмпатия есть акт воображения, основанного на нашем собственном опыте. Она становится возможной благодаря нашей общечеловеческой природе.

ЦЕЛИ И ЦЕННОСТИ

Несмотря на то, что во многих частях света религиозная принадлежность придает ощущение общей идентичности, в ведущей культуре Европы потеря религиозной веры совместно с политическим недовольством пробили брешь, которую «заполняют» потреблением, работой, спортом и культом знаменитостей. Угасание реального опыта функциональной социальной причастности и культ собственного «я» и потакания собственным прихотям увеличили чувство изоляции, ощущаемое многими, и лишили нас целеустремленности. Даже семьи разваливаются и семейные обстоятельства, в общем и целом, ослабли, сузились и потеряли прочность. Люди проводят все больше и больше времени на работе и с коллегами по работе – и не потому только, что от них это требуется, а потому, что работа дает им ощущение собственной значимости. Поддержка спортивных команд, усугубленная противоборствующим характером самих игр, достигла того накала, который кажется объяснимым исключительно с точки зрения «фиксации» на собственной идентичности, которую она и обеспечивает.

И все же, похоже, что нам все еще возможно найти общее дело и обрести целеустремленность, объединяющие нас. Весной 2003 года миллионы в Великобритании и многих других странах испытали неожиданное и воодушевляющее чувство единства в ответ на угрозу войны против Ирака. Люди проводили большую часть своего свободного времени вместе, думая и действуя друг с другом, избавляясь от чувств подавленных и сдерживаемых, даря друг другу моральную поддержку и укрепляя решимость друг друга. Мужчины и женщины работали наравне. Инициативные группы поражали отсутствием иерархичности. Сближение имело место не против общего врага, а вокруг общих ценностей и задач. По правде сказать, это было движение против войны, и временами против политиков, преследующих милитаристские цели. Но преобладающей мотивацией оставались глубокая озабоченность, печаль и сострадание – моральные обязательства и чувство ответственности за людей, живущих вдали, в другой стране и другой культуре.

Возможно ли для нас обрести свою идентичность в общих ценностях, в страстном стремлении к справедливости, в порыве к заботе о наших собратьях? Можем ли мы сфокусировать свое стремление к власти на проблемах, стоящих перед всеми нами? Можем ли мы обрести энтузиазм и целеустремленность в позитивных усилиях? Я верю в такую возможность, и в то, что ненасилие способно предложить такую же великолепную возможность для проявления альтруизма и отваги, какую когда-либо могла предложить война.

Каждый, кто смотрел киноматериалы о Соляных походах Ганди или о кампании борьбы за права человека, или о движении за отстранение от власти президента Милошевича, мог своими глазами увидеть, что нет ничего более волнующего или объединяющего. Энергия таких движений исходит не из ненависти к оппонентам (даже во время сербской кампании, нацеленной против гневно осуждаемого лидера), но скорее из чувства свободы и общей цели. Это чувство похоже на то, что испытывают спасатели, освобождая людей из шахты или рухнувшего здания, это стремление к подвигу, которое полностью позитивно. Все мы в какой-то момент нашей жизни ощущали и были свидетелями такой энергии, исходящей из общечеловеческой цели.

Мы не можем не сознавать, что в определенных контекстах возрождение идентичности достигается не общим усилием в достижении общечеловеческих ценностей, но через возвращение к жестким версиям старых культурных моделей, включающих отрицание того, что в терминах заботы и уважения, означало определенный прогресс, например равноправие женщин. Но в других обстоятельствах, общины и общества объединили новые нормы и интерпретации с ценными старыми традициями – например, сосуществование, гостеприимство и забота о слабых.

Хотя следует признать, что вражда зачастую резко раздувает религиозную лояльность подобно лояльности клановой, сама по себе идея общей человеческой идентичности остается основополагающей для всех мировых религий. Сообщества, основанные на вере, подобно другим ячейкам общества, могут - и зачастую так и делают - идти по пути – заботы, сотрудничества и альтруизма. И в этом нет ничего удивительного, поскольку согласно утверждениям биологов и антропологов, эти тенденции встроены в наши гены. (7) Они являются мерой нашего чувства собственного достоинства и самоуважения. Они лежат в основе самого понятия человечности.

Нам необходимо ощущение, что мы являемся частью коллектива, а для того, чтобы держаться вместе, и сообществам и отдельным личностям необходимо чувство цели – какой бы прозаичной или драматичной, личной или политической они ни была. Причины, притягивающие людей друг к другу, могут быть связаны с борьбой за что-что, а может быть и против чего-то. И если нашей заботой становится благополучие друг друга, то таких целей будет предостаточно., Несчастье может обрушиться на любого из нас в любой момент даже без участия войны или корыстолюбия. Бывает, что и самым везучим индивидам и сообществам необходима поддержка других. Есть множество всеобщих угроз, способных объединить нас – от климатических изменений до метеоритов. Существуют также всевозможные позитивные проекты, которые будут более успешны при условии, что мы сможем объединить наши усилия – от развлечений до занятий наукой, от исследования вселенной до преодоления недугов.

Вместо того, чтобы бороться против реалий мимолетности и бренности нашего бытия, а также и друг против друга как представителей этих характеристик, нам нужно примириться с ними. Вместо того, чтобы пытаться настраивать себя против жизни и смерти, как ее части, нам нужно смириться с судьбой, возможно даже приветствовать ее. Какими бы ни были наши верования или наоборот варианты неверия, мы можем обрести бессмертие в более широкой реальности, частью которой являемся. Если мы будем думать в таком направлении, это может помочь нам ослабить мертвую хватку за жизнь и друг за друга, жить более созидательно, нежели разрушительно. (8)

Ценности заботы и ответственности за других (что стереотипно связывается с женственностью) могут подарить нам неантагонистическую целеустремленность и привлечь представителей рода человеческого как мужского, так и женского пола. Они могут включать в себя как внутреннюю, так и внешнюю политику и действия, как местного порядка, так и на международной арене. Они способны позволить нам построить власть, открытую для сотрудничества с другими с тем, чтобы улучшить жизнь друг друга.

Большой проблемой плюралистских подходов и универсальных ценностей является то, что они угрожают более закрытым мировоззренческим системам и, казалось бы, ставят себя над ними – как бы особая форма колониализма Просвещения. Возрождение консервативных форм религии служит ответом не только на все возрастающую моральную бесцельность, но также и на бестактные и высокомерные предположения, что все «современное» - самое лучшее, и что в ходе глобализации культуры следует распространить западные моральные нормы на всех остальных. И все же я хочу высказать мнение, что возможно существование ценностей, установленных по общему согласию, которые предлагают общемировое решение.

Как нам примирить непримиримое? Как я полагаю, прежде всего, допустив совместное признание бедственного положения, в котором мы находимся, а именно, все мы потерпели неудачу в вопросах человеческой порядочности и уважения, невзирая на наши разнообразные образы жизни и культуры, и теперь нам предстоит долгий путь, если мы собираемся соответствовать любому из наших идеалов. Во-вторых, нам необходимо решительно и страстно придерживаться определенных ценностей, и при этом делать это скромно и с уважением, признавая, что сами мы тоже являемся результатом многих влияний – и что мы не дотягиваем до многих собственных идеалов. Если мы открыты новому, наше мышление, в свою очередь, будет подвергнуто критическому рассмотрению и будет меняться под влиянием того, что нам могут сказать другие. Сочетание чрезвычайно разнообразных энергий целеустремленности и неуверенности означает совершенствование нашей способности сохранять равновесие, но сделать это можно лишь тогда, когда наше уважение к себе и к другим искренне.

Фундаментальная ценность безоговорочной заботы и уважения ко всем человеческим существам слишком важна, чтобы ее прятать или извиняться за нее, хотя практическое применение и присущие этому понятию дилеммы нуждаются в том, чтобы стать предметом дальнейших раздумий, обмена мнениями и дискуссий, исходя из аналитических оценок и опыта всех культур. Содействовать распространению этой ценности не означает развращение мира высокомерием вседозволенности, но утверждение достоинства людей, защиту их человеческой природы. И чем больше живых существ мы окружаем уважением и заботой, тем более человечными становимся мы сами.

Мы просто обязаны выйти за рамки дискуссии об индивидуальной идентичности с одной стороны и общине и культуре – с другой в формате «или-или». Они – часть друг друга, и находятся в постоянном взаимодействии. В своем великолепном, глубоко личном рассказе о переходе из одной культуры в другую, Ева Хоффман упоминает ту «не поддающуюся ассимиляции» частицу себя и всех нас, которую нужно найти, если хотим «осознать, что мы существуем не только в рамках культуры, но также и вне ее». (9) Краеугольным камнем наших коллективных моральных ресурсов являются индивидуальное сознание и ответственность. Мы не можем использовать культуру для того, чтобы уйти от этого.

УЧАСТИЕ (10)

Действуем ли мы или пребываем в бездействии, на самом деле мы однозначно влияем на жизни друг друга, ибо, как сказал Джон Донн мы «едины со всем человечеством». Соблюдение нашей взаимозависимости подразумевает участие в делах общества на базе человеческого равенства. Это мы можем делать напрямую, заботясь друг о друге там, где живем, оказывая услуги друг другу, поддерживая коллективные действия и участвуя в них ради общего блага (включая удовольствия). Участие такого рода включает как коллективное принятие решений, так и коллективные или делегированные действия. На уровне общины подобные вещи могут происходить неформально.

Когда же речь идет о более крупных формированиях, в игру вступает понятие политики вместе со своим багажом в виде коллективных идеологий, которые ассоциируются с политическими партиями. Возможно, если бы мы могли согласиться пересмотреть привычные методы обращения с публичной политикой, возможно, мы смогли бы подыскать совершенно иную модель, но основополагающая идея демократии кажется вполне приемлемой: «Народное правление; форма правления, при которой верховная власть принадлежит народу в целом и осуществляется народом… или же должностными лицами, избранными народом». (11) В современной действительности, однако, представление о верховной власти, принадлежащей народу, кажется маловероятной мечтой. Безусловно, для большинства населения Великобритании демократия не означает ничего, кроме необходимости сходить проголосовать время от времени, и доля тех, кто делает хотя бы это, уменьшается с каждым годом. Я полагаю, что подобное отчуждение от публичной политики одновременно является результатом поразившего нас ощущения бесцельности и усиливает его же.

Если неучастие не делает нас счастливее, не способствует оно и нашим реальным интересам. Войны в основном ведутся в интересах лидеров и элиты, политической или финансовой, а издержки войн выпадают в основном на долю обычных людей. Это показатель того, что демократия в том виде, в котором мы осуществляем ее в настоящее время (или вернее сказать, в котором нам не удается осуществлять ее) не работает на благо нас и на благо других людей.

Войны ведутся от нашего имени, на наши деньги и воюют в них, когда это требуется, наши молодые люди. Мы становимся жертвами амбиций лидеров, чьи интересы не совпадают с нашими. Не может быть, чтобы жизнь в атмосфере войны и ужаса была ради общего блага – и тем не менее мы позволяем этому случиться. Экономиками руководят таким образом, что они обогащают и без того богатых и не помогают беднякам встать на ноги. И, тем не менее, местные и международные экономические механизмы, неблагоприятно влияющие на жизнь миллионов, приводятся в действие политиками, которых приводит к власти наше (коллективное) участие или неучастие в выборах. И что еще хуже, мы допустили переход большой доли власти, которая в теории используется в наших интересах, в руки большого бизнеса, эксплуатирующего население и ресурсы всего мира в собственных интересах. Покупая в качестве частных лиц то, что производит большой бизнес, мы, тем самым, сочетаем свою пассивность с активным пособничеством.

Автор басен Эзоп рассказывал притчу о живущих в некоем пруду лягушках, которым хотелось избежать усилий по управлению собственным сообществом. И просили они Юпитера, чтобы тот дал им для этого царя. Юпитер послал им чурбан, с всплеском рухнувший в пруд. Он внушил такой ужас лягушкам, что на какое-то время в пруду воцарился порядок. По прошествии времени, однако, лягушки поняли, что их правитель попросту подделка, и попросили заменить его. В ответ на это бог послал им аиста, который незамедлительно их сожрал. И хотя вторичной моралью басни является утверждение, что следует предпочесть монарха вам уже известного, монарху, неизвестному вам, все же главный урок басни заключается в том, что те, кто обладает самоуважением и здравомыслием, предпочтет самостоятельно управлять своими делами.

И в двадцать первом веке эта басня остается уместной и полезной. Те из нас, кто живет в относительно комфортабельных обществах, с правительствами, по всей видимости, безвредными, подкуплены временным локальным процветанием и платят за это, как правило, отречением от личной ответственности за справедливость и мир. Хищническим лидерам позволили захватить власть и в «традиционных» и в «современных» обществах. Даже те, кто не выглядят явными хищниками и более социально ответственны, в свою очередь уступают власть «рыночным силам» и вступают с ними в сговор, оставляя нам привилегию делить власть с хищником-чурбаном.

Ответственность за других, а также забота о них и об общих нуждах и целях подразумевает участие в делах, выходящих за рамки наших собственных внутренних дел. Именно в этом, по моему мнению, и заключается проблема. Когда нашему собственному благополучию ничего непосредственно не угрожает, мы склонны предаваться инертности. И наивысшим препятствием на пути практической заботы становится скорее леность, а не враждебность. Если бы наши связи с теми, кто принимает на себя главный удар политики «передачи полномочий», были бы более прозрачными и прямыми, и если бы необходимость нашего участия ради выживания демократии было бы более очевидным для нас, тогда, возможно, мы бы обрели энергию для действия. Но мы акклиматизировались к обособленной инертности, и для большинства из нас единственной ассоциацией с коллективными усилиями является участие в процессе потребления. Подобно тому, как отдаленность ослабляет наши нравственные ресурсы и делает возможною жестокость войны, точно так же она затрудняет генерацию воли к общественной ответственности и действиям. Мы готовы приложить усилия ради своих близких, но для того, чтобы добиться от нас реакции, когда нуждающиеся в нашей заботе находятся далеко от нас, требуется гораздо больше. И совсем непросто увидеть себя в роли необходимых участников, когда механизм общественной жизни остается для нас невидимым. Если мы хотим иметь народное правительство, осуществляемое народом и для народа, и если мы хотим сформировать общества, способные к невоенной защите против тирании, нам придется преодолеть собственную лень. Нам придется пожертвовать несколько часов из того времени, которое мы привыкли тратить на то, чтобы наблюдать по телевизору за чужими жизнями – реальными и воображаемыми и уделить больше времени нашим собственным жизням. Нам придется направить больше коммуникабельности на совместную работу, направленную на формирование наших жизней, и меньше на то, чтобы слоняться со стаканами или кружками пива в руках. Нам придется приложить мозги к головоломкам философским и практическим, связанным с попытками найти баланс между независимостью и ответственностью перед обществом, а также между преимуществами большого масштаба, достижимые при работе в больших компаниях, и необходимостью передавать властные полномочия и ответственность на местный уровень. Если нам предстоит привлечь друг друга к участию в общем деле, влияющем на нас, то нужно сделать это так, насколько это возможно, в тех случаях, когда люди могут взаимодействовать напрямую. Если нам нужно найти способ заставить человеческую натуру работать у всех людей без исключения, а не только у немногих избранных, тогда нам понадобится такой человеческий контакт, который освободит наши нравственные ресурсы вместо того, чтобы блокировать или расточать их, как это происходит в условиях обособленности.

Вполне возможно, что истинной и полностью прямой демократии не было никогда и нигде: не существовало общества, в котором каждый его член был бы включен в процесс принятия решений и участвовал в отслеживании выполнения оговоренной политики. Даже наши усилия в представительской демократии оставляют многих из нас не представленными и на таком расстоянии от власти и ответственности, что мы чувствуем себя циниками и свободными от обязательств.

Трудно вообразить систему, значительно отличающуюся от существующей. Это заранее предполагает определенную степень готовности к эксперименту, риску и временным затратам, что было бы для нас абсолютно чуждо. Но если мы хотим перейти от политики доминирования к политике сотрудничества, я полагаю, нам нужно делать гораздо больше, чем мы делаем сейчас. Возможно, мы никогда не сможем достичь полного участия – что бы это ни означало и как бы это ни выглядело. Но нам совершенно необходимо достигнуть весомого сдвига от бездеятельной зависимости от нескольких власть предержащих до ситуации, в которой значительная часть населения ощущает свою включенность и ответственность за влияние на политический курс и решения.

Если наш подход к решению политических вопросов должен отражать наше общечеловеческое равенство и взаимозависимость, а также вносить свой вклад во всеобщее благосостояние, и главное – отдалять нас от войны, то он будет опираться не на антагонизм и способность получить преимущество над другими, но на взаимные услуги и наиболее широкое сотрудничество. Я не имею в виду, что исчезнут разногласия и споры. Я только хочу сказать, что в центре внимания должно быть благосостояние народа, а не успех той или иной политической партии. И что там, где достигнута определенная степень консенсуса так, что становится возможной совместная работа деятелей разного толка ради общего блага, то так они и должны поступить. И если партийная система сохранится, то она должна стать скромнее, менее амбициозной и более демократической. Но может быть, нам удастся придумать что-нибудь получше?

ДОБИВАЯСЬ ПЕРЕМЕН

Бывают дни, когда я сама полагаю, что подобные изменения невозможны, что те, кто видит их необходимость, всегда будут в незначительном меньшинстве. Но затем я вспоминаю, что согласно законам инерции трудно заставить тело начать двигаться, но когда процесс уже пошел, тело набирает собственную инерцию движения. И я думаю о геометрической прогрессии и вижу, что даже большие перемены могут произойти за короткое время. Обзор жизни в двадцатом столетии показывает, как быстро может трансформироваться ситуация – на благо или во вред. Вместе с техническим прогрессом произошло огромное ускорение в темпе социальных перемен. И точно так же как технический прогресс может быть средством для решения проблем вместо того, чтобы создавать их, для подпитки жизни, а не для ее уничтожения, так и способность культур давать мутации открывает возможность позитивной трансформации, точно также как и прекращения существования или деградации. Время кризиса не только сопряжено с опасностью, оно также чревато возможностями. Вспомните, как миллионы по всему миру вышли на демонстрации против войны в Ираке, причем многие из них впервые в жизни. Они показали, что мобилизация возможна.

А сейчас я хотела бы вернуться к теории, утверждающей, что культура, действие и структуры составляют треугольник элементов создающих, укрепляющих и изменяющих друг друга, вследствие чего работа в одном углу треугольника оказывает воздействие также и на другие углы. Мне хотелось бы объединить эту теорию с тезисом, что изменения должны происходить на трех уровнях: личном, общественном и политическом. Если мы сумеем начать изменения во всех углах треугольника и на всех трех уровнях, мы можем ожидать, что процесс станет набирать собственную совокупную динамику.

Первое, что нам нужно сделать – это проснуться, критически осознать (12) проблемы, стоящие перед нами. Затем, осознав всю серьезность ситуации и связанной с ней нашей ответственности, мы должны начать думать самостоятельно, а не просто соглашаться – или игнорировать – то, о чем нам говорят. Мы должны начать перепроверку наших собственных предположений, отношений и ценностей; соотнося их с нашим собственным поведением и с тем, что происходит вокруг нас; изучая наши предположения об отношениях; сопротивляясь своему бытовому национализму. (13)

Наиболее радикальное изменение, которое необходимо произвести в публичной политике, это всеобщее пробуждение чувства ответственности и, соответственно, воли к действию – по любому вопросу и на любом уровне: от звонка в местный отдел Дорожного управления по поводу неработающего светофора до участия в общественном обсуждении местного здравоохранения; от лоббирования парламента по вопросу законодательства в сфере международной торговли до блокады въезда на атомную базу; от работы в школьных комитетах до участия в работе комиссий по вопросам усыновления; от протестов к правозащитной деятельности и к государственной службе.

В обществах, где жизнь большинства достаточно комфортабельна, самым серьезным препятствием, которое придется преодолеть, будет скорее инерция, а не страх. Потребуется скорее усилие, а не отвага. Я помню одного активиста из США, который в 60-х годах ездил по Британии, и темой его выступлений было «тревожить тех, кто удобно устроился». (14) Тех из нас, кто слишком долго жил спокойно и обеспеченно, действительно нужно потревожить, но кроме этого, нам нужно распрощаться с цинизмом и научиться верить в то, что мы способны сделать что-то ради благого дела. Нужно, чтобы нам позволили думать, по крайней мере, начать с мысли о том, что делать что-то лучше, чем ничего не делать. Мы нуждаемся в относительно безопасных пунктах входа туда, где для многих из нас начнется новая жизнь – жизнь активиста. Если мы сделаем порог слишком высоким, тем самым мы создадим новую элитарность. Участие многих для нас даже важнее, чем героизм нескольких. Как недавно заметил один коллега, первый существенно важный шаг – просто «показать себя».

Защитники ненасилия часто заявляют, что его влияние исходит из стремления его приверженцев действовать героически и страдать от жестоких последствий – подобно тому, как во время войны от солдат, обученных убивать, может потребоваться умереть самим. (15). Люди, которые решают рисковать своей жизнью в борьбе против тирании или посвящают всю свою энергию на то, чтобы бросить вызов катастрофическому беззаконию существующей милитаристско-капиталистической системы, заслуживают нашу благодарность и восхищение. Их роль имеет жизненно важное значение. Но их усилия будут сведены на нет отсутствием более скромной отваги и более смиренных действий многих, и именно эта более «обыденная» потребность и создает самую сложную задачу.

Если движение за перемены собирается практиковать ту самую вовлеченность, которую пропагандирует, оно должно приветствовать людей, не привыкших к обязательствам, переживающих упадок сил, или же тех, кто и так настолько плотно занят другим делами, что свободного времени у них практически нет и риски, на которые они могут пойти, минимальны. Мы не должны выглядеть так, будто в наших рядах нет места для тех, кто предлагает скромную поддержку, не бросающуюся в глаза. На деле взятые на себя обязательства влекут за собой новые обязательства. Поставить подпись под петицией может означать шаг к написанию письма или участию в митинге, куда можно привести и друга. Это в свою очередь может вдохновить на участие в следующей демонстрации или вступление в группу планирования при условии, что основным стимулом остается скорее ободрение, нежели давление, и при этом создаются все виды возможностей для включения в деятельность.

До последнего времени движение в защиту мира старело. Похоже, что ситуация меняется и мы должны приложить все усилия, чтобы это было действительно так. Принимая во внимание, что для тех из нас, кто принимал непосредственное участие в системе, которая и создала всю эту неразбериху, совершенно неприемлемо попросту умыть руки, нам нужны идеи, лидерство и энергия молодежи. Будет интересно посмотреть, будут ли они выражать себя посредством собственных новых инициатив, или же вольются в ряды существующих организаций и трансформируют их.

Активное участие может потребовать внести изменения в наши отношения, жизненные планы и заставить поменять приоритеты, так чтобы мы проводили меньше времени, делая деньги и потребляя, а больше времени посвящали воплощению в жизнь нашей ответственности перед обществом. И как только осознанность станет для нас привычной, такие перемены покажутся нам правильными и необходимыми. Они повлекут за собой определенную компенсацию в виде роста верности принципам, целеустремленности и вовлеченности, что будет способствовать действиям в более конструктивном духе и сделает нашу жизнь более полной.

Существуют жизненно важные виды содействия, которые могут делать отдельные лица, будь то из дома или со своих рабочих мест: они могут думать, писать и говорить, генерировать новые идеи, менять мнения и влиять на политику. Все мы можем играть определенную роль на некоем уровне через такие виды деятельности – говорить с друзьями, писать письма в газеты и членам Парламента, поднимать вопросы для обсуждения в различных профессиональных организациях и тому подобное. Индивидуальные действия имеют важное значение и для некоторых из нас останутся самыми эффективными видами участия. Для других это будет единственный возможный для них вид участия.

Но существуют обстоятельства, которые можно создать только коллективными усилиями, которые невозможно исполнить в другом контексте или одному. Местные группы играют ключевую роль в построении движения, давая возможность отдельным людям поддерживать и вдохновлять друг друга и участвовать в коллективных действиях. Они являют собой микрокосм общества, обеспечивая нас возможностью применять на практике те ценности, которые мотивируют нас – и открывать для себя, насколько сложным это может оказаться! Но если мы на самом деле собираемся осуществлять перемены, нам понадобится применять на практике те идеи, которые мы стремимся продвигать и воплощать наши ценности в действия. Если мы собираемся работать над созданием общества прямого участия, это должно отражаться в том, как мы работаем все вместе. Если одной из основных наших ценностей является уважение, мы должны уважать друг друга. Поддержка и активное вовлечение всех без исключения членов группы также максимизирует ее способность влиять на изменения. Таким образом, роль руководства в группе будет заключаться не в том, чтобы действовать вместо группы или же диктовать ей, что делать, а в том, чтобы обеспечить участие всех с максимальным эффектом.

Формирование группы и создание атмосферы доверия требует времени и внимания, но эффективность и удовольствие послужат достойным вознаграждением за усилия. Доводить дело до конца, не давая при этом угаснуть энергии и самоотверженности, являются взаимозависимыми аспектами жизнедеятельности группы. Делать что-то хорошо и добиваться того, чего мы решили добиться, важно не просто само по себе, но хорошо для морального состояния и вдохновляет людей на продолжение участия. Равным образом, хорошо организованные собрания, интересные и занимательные, наполненные притом кропотливой работой, также помогут нашей эффективности. Когда мы придем к тому, чтобы считать товарищей по работе своими закадычными друзьями, нам будет легче сохранять заинтересованность и увлеченность.

Создание и поддержание эффективных групп включает в себя:

• 
  Общие ценности и цели; согласие по поводу методов, а также целей; честность по поводу разногласий; доверие.
  
• 
  Четкие роли и ясное распределение власти и ответственности.
  
• 
  Согласие по поводу систем и процессов, являющихся прозрачными и коллегиальными.
  
• 
  Регулярные собрания – отчеты о результатах, обдумывание, разработка новых планов.
  
• 
  Тщательная подготовка и координация собраний (с обучением, если нужно).
  
• 
  Понимание того, что важно не только сделать работу, но и повеселиться вместе, и что оптимальная стратегия призывает к использованию как анализа, так и воображения.
  
• 
  Открытость для новичков и желание вовлечь их и поручить им ответственное дело, используя наилучшим образом все имеющиеся умения.
  
• 
  Высокая оценка сильных сторон друг друга и терпение по отношению к слабостям.
  
• 
  Открытый и конструктивный подход к решению конфликтов.
  
• 
  Понимание обстоятельств друг друга и принятие выбора друг друга – никакого «чувства вины» при этом.
  
• 
  Всесторонний анализ, четкие цели и тщательное планирование.
  
• 
  Регулярная оценка как проделанной работы, так и группового процесса с тем, чтобы оценить и признать достижения, ради повышения эффективности.
  

Я мечтаю о последовательном, согласованном, эффективном глобальном альянсе между защитниками окружающей среды, борцами за экономическую справедливость, участниками всевозможных кампаний за права человека, феминистками и движением в защиту мира. С точки зрения организации я остаюсь настроенной весьма скептически. Ячеек, из которых состоит движение, – мириады, и все они отличаются по размеру, по составу, по стилю, даже по исповедуемым ценностям. Нет и не может быть никакой объединяющей структуры. Трудно добиться и поддерживать существование коалиций даже с ограниченным числом приоритетов, принимая во внимание наличие конкурирующих тенденций и мировоззренческих систем: марксисты соперничают с анархистами, либералы с радикалами, утописты с теми, кто считает себя реалистами. Более того, участники движений приходят и уходят. Энтузиазм угасает, меняются жизненные обстоятельства, верные приверженцы стареют и умирают, и появляются новые люди. И подобно тому, как движения колеблются и меняются изнутри, точно также на них воздействуют и перемены, происходящие в мире вокруг них.

В таком случае возможно ли для нас вообще добиться такого уровня согласованности, чтобы произвести перемены, которые мы хотим увидеть? Я полагаю, мы должны сконцентрироваться на формировании согласованности на уровне понимания и ориентации, расширения границ мышления, обрести непредвзятый подход к тому, что мы можем узнать из представлений людей, разделяющих, по крайней мере, некоторые из наших ценностей, но смотрящих на мир с иной точки зрения. Мы должны отыскать пути провозглашения и создания общих основополагающих ценностей, понимая при этом, что все мы – часть движения, которое шире, чем способно охватить наше собственное конкретное видение, хотя мы постоянно будем стремиться к тому, чтобы увеличить нашу способность видеть.

Возможно, это даже хорошо, что перемены так непредсказуемы, и по большому счету неуправляемы. Они происходят самым неожиданным образом и в совершенно неожиданные моменты. Прошлые «неудачи» готовят почву для будущих успехов. События, кажущиеся явно независящими друг от друга, даже случайными, могут стать катализаторами или создать синергию с нашими беспорядочными, хаотическими и изменчивыми движениями – подстегнуть угасающую энергию, заново сконцентрировать рассеянное внимание и вызвать взрыв активности, положив тем самым начало неожиданному прогрессу и более радикальной трансформации.

А тем временем мы можем только продолжать работать над теми вопросами, которые мы сами определили как наши приоритеты, подбирая знания и умения, заботы и пристрастия к широкому диапазону того, что требуется. Мы можем объединиться с другими, избравшими ту же цель, формируя местные группы или же присоединяясь к ним, чтобы работать насколько возможно слаженно и эффективно. Мы можем вносить свой вклад, но при этом не забывать о более широком движении и разных группах и сетях, являющихся его частью. Мы можем содействовать переменам на разных требуемых уровнях – личные изменения, образовывая и развивая самих себя, меняя свой образ жизни; социальные перемены, ведя разъяснительную работу с другими и вступая с ними в диалог (что также меняет и нас); политические перемены, вступая в серьезный диалог и оказывая влияние на тех, чья работа заключается в том, чтобы представлять нас и на тех, кто принимает политические решения.

Улучшение собственных умений мыслителей, пропагандистов и организаторов жизненно важно для нашей эффективности. Если наша цель состоит в том, чтобы склонить других к нашей точке зрения, дать им возможность увидеть то, что видим мы, нам нужно быть хорошими слушателями, а наряду с этим и поборниками своих идей, четко формулирующими свои мысли. Это поможет нашему делу, а также воздаст должное нашим ценностям, если мы стремимся найти точки соприкосновения с теми, кто находится в оппозиции к нам, и при этом ясно и четко называем то, что хотим изменить. Крайне важно, чтобы мы рассматривали даже самых непримиримых противников как людей, способных к обучению и изменению, и чтобы мы избегали потакать своему желанию принизить других тем, как мы говорим и пишем. Мы настолько привыкли к динамике боя, что ведение конструктивного диалога может показаться странным и неадекватным.

Мы не должны рыть себе новую яму, веря в то, что есть «мы», у которых все прекрасно, и «они», у которых все совсем плохо. Ни один из нас не может притязать на полную верность нашим самым главным ценностям. Мы все, так или иначе, вносим свой вклад в решение проблем человечества, и ни у одного из нас нет всех ответов на сложные вопросы, присущие человеческой природе. Но мы можем избрать решение с максимальными усилиями отыскивать самые лучшие пути, помогающие жить бок о бок. Мы можем работать, опираясь на допущение, что мы, также как и другие, обладаем способностью к добру и потенциалом к росту и выздоровлению – как отдельные личности, так и общества. Смирение и самоуважение не есть качества несовместимые. И если мы хотим научиться уважать других, нам понадобятся оба качества. И если мы примем тот факт, что и мы способны ошибаться, мы сможем научиться лучше понимать и принимать тот факт, что люди, отличающиеся от нас – даже те, кто в настоящий момент по нашему мнению думают и поступают плохо – тоже могут обладать хорошими качествами и потенциалом.

Чувство идентичности, включающее моральный фактор, является важнейшей мотивацией долгосрочной активности, а именно превращения участия в обществе в постоянно действующую часть жизни, что и стимулирует активистов. Это – часть их понимания того, кто они, как они видят себя в этом мире – как часть паутины взаимной ответственности. И независимо от того, вписывается ли это понимание в более широкие религиозные или философские рамки, оно остается краеугольным камнем их жизни – причиной проснуться и встать с постели утром. И игнорировать это означало бы подрывать их собственное благосостояние.

Хотя может показаться, что такой способ мышления и существования присущ весьма ограниченному числу людей, альтруизм, способность действовать, памятуя о благе других людей и, если необходимо, за счет собственного благополучия, является неотъемлемой частью человеческой природы. Даже «плохие» люди в некоторых обстоятельствах поднимаются на эту высоту. Чтобы поддерживать себя психологически, мы должны в мыслях своих выходить за пределы собственных ограничений.

Для многих из нас ушедшее столетие смело былые реальности и принесло новые свободы, однако вместе с ними пришли своего рода одиночество и пустота, во многом усложнившие условия человеческого существования и приведшие к глубокой экзистенциальной тревоге. Другим показалось, как будто все, за что они ратовали и что ценили, было подвергнуто презрению и угрозе со стороны современности и постмодернизма. Либеральные формы религии, похоже, не способны были противостоять нападкам, и определенность фундаментализма предложила лучше укрепленную крепость.

По-видимому, люди всегда создавали для себя мировоззренческие системы. Зачастую эти системы оказывали пагубное воздействие. Они обосновывали или же их использовали для того, чтобы оправдать насилие и жестокость: человеческие жертвоприношения, «священные» войны, пытки и костры, погромы и гулаги. И все же, если мы будем игнорировать человеческую потребность создавать концепцию понимания собственных жизней в соотношении с более широкой реальностью, частью которой они являются, мы не сможем работать с этой потребностью и использовать ее в качестве источника добра, а не позволить ей увеличивать наши самые плохие склонности. Что действительно важно, так это тот факт, что наше понимание того, кто мы и что должны делать, опирается на моральный фундамент, в основе которого заложены человеческие ценности.

В каких бы обстоятельствах мы ни жили, нам невозможно освободиться от ответственности за наши культуры или мировоззренческие системы, и неважно – выбрали ли мы их сами или они были предписаны нам. Наша морально-нравственная способность обязывает нас оценить их. Мы действительно нуждаемся в них. В лучшем случае, они могут содействовать нашему благосостоянию и расширению социальных прав и возможностей. Но, даже если мы верим в то, что они (или мы) ниспосланы свыше, они формулируются, интерпретируются и постоянно переделываются нами. Как бы мы это ни назвали – супер-эго, душа или дух, все мы наделены частицей или компонентом нас самих, с которым соприкоснулась трансцендентальность, измеряющая реальность мерилом, не относящимся к удовлетворению личных желаний, но имеющим глубокие корни в нашем самом сокровенном чувстве собственного «я», которое ценит то, что признает благом. Нам необходимо лелеять эту способность, а не игнорировать ее.

И нам необходимо срочно наладить самую широкую всемирную дискуссию о ценностях и вдохновляющей идее, способных объединить нас как представителей рода человеческого и обеспечить нам основу для сосуществования и сотрудничества, в которых мы так отчаянно нуждаемся. Помощь в организации такой дискуссии является нашей общей ответственностью. (16)