Новый год в СССР. 1926-1927

304
ет, что общественно-производительный труд женщины совершенно не-
совместим с ее семейными функциями".[67]
Во время первой мировой войны и гражданской войны в России в 
1917 - 1922 годах от голода, болезней, террора и в боях погибло (по 
различным данным) от 8 до 13 миллионов человек, в том числе около 1 
миллиона бойцов Красной Армии. Эмигрировало из страны около двух 
миллионов человек. В результате после этих трагических событий рез-
ко увеличилось число беспризорных детей. По одним данным в 1921 
году в России насчитывалось 4,5 миллионов беспризорников, по дру-
гим – в 1922 году было 7 миллионов беспризорников. [68]
Многие молодые люди в первые послереволюционные десятиле-
тия не имели одного или обоих родителей. Например, в Ленинграде по 
данным за 1923 год 20% юношей и девушек из пролетарских слоев не 
имели одного из родителей. [69] Такая ситуация не могла формиро-
вать положительных и устойчивых представлений о семейном образе 
жизни, не способствовала приобретению навыков совместной жизни. 
Но это не единственное тяжелое обстоятельство, повлиявшее на семей-
ный образ жизни. В полных семьях с обоими родителями происходила 
мучительная и нередко трагическая ломка традиционных основ жиз-
ненного уклада. Политизация семейных отношений сказывалась на ха-
рактере взаимосвязей мужей и жен, родителей и детей, на родственных 
отношениях. Семья противопоставлялась общественным интересам. 
Еще в 1925 году А.Залкинд в своей работе «Революция и молодежь» 
подверг резкой критике моральный принцип и христианскую заповедь 
"Чти отца своего". Он утверждал: «Пролетариат рекомендует почитать 
лишь такого отца, который стоит на классово-пролетарской точке зре-
ния... 
коллективизированного, 
дисциплинированного, 
классово-
сознательного и революционно-смелого отца. Других же отцов надо 
перевоспитывать, а если они не перевоспитываются, дети этически 
вправе покинуть таких отцов, так как интересы революционного класса 
выше блага отца». [70]

305
Нарастание массового психоза борьбы с классовым врагом приво-
дило к тому, что комсомольским организациям фабрик и заводов при-
ходилось все чаще рассматривать вопросы об исключении из рядов 
ВЛКСМ лиц "чуждого" социального происхождения.
Практически вся советская молодежь 1930-х годов прошла через 
испытание страхом своего «неправильного» социального происхожде-
ния. Для того чтобы быть в рядах комсомола, юношам и девушкам не-
редко приходилось отказываться от собственных родителей. 
Н.Б.Лебина пишет, что весной 1933 года по заводам Ленинграда прока-
тилась волна комсомольских собраний, на которых дети публично от-
рекались от своих матерей и отцов. Печально известный Павлик Моро-
зов из Тобольской губернии, который стал символом классовой борьбы 
внутри семьи, был не единственным сыном, предавшим своего отца 
(1931 год). Пример мифологизированного «героя-пионера» был распро-
странен в 1930-е годы. В этот период заметки в комсомольской печати 
о геройских поступках юношей и девушек, разоблачивших собствен-
ных родителей и отказавшихся от них – явление не редкое. Например, в 
сентябре 1935 году в редакционной статье газеты "Комсомольская 
правда" под названием «Сыновний долг», рассказывалось о рабочем 
ленинградского торгового порта, комсомольце Н. Максимове, который 
разоблачил "шайку рвачей", куда входил и его отец. "Николай Макси-
мов поступил вопреки неписаным законам старой морали. Он разобла-
чил отца, вредившего новому обществу, исполнив этим самым свой 
комсомольский долг. Ясно, что этим он вооружил против себя людей, 
которым враждебна или непонятна еще новая коммунистическая мо-
раль". [71]
Преследования молодых людей за социальное происхождение 
прекратились лишь после постановления VIII Пленума ЦК ВЛКСМ, 
принятого весной 1939 года, в котором указывалось: "Считать непра-
вильным исключение комсомольцев по признаку родства с социально 
чуждыми элементами".[72]

306
Однако вмешательство в личную жизнь людей не исчезло, а приоб-
ретало все более изощренные формы. Одной из жестко контролируемых 
государством областей была рождаемость. Снижение рождаемости не со-
ответствовало желанию высшей государственной власти показать успеш-
ность строительства в стране, в том числе и в сфере брачно-семейной 
жизни. На практике получалось так, что количество деторождений в 
СССР уменьшалось по мере построения социализма и создания образцо-
во-показательной семьи, соответствующей видению партии. Проблема 
была в том, что интересы государственной власти и интересы и возмож-
ности людей кардинальным образом не совпадали. Основной причиной 
снижения рождаемости был нищенский уровень жизни подавляющего 
большинства населения, а также нестабильность семейной жизни. Как 
указывает Н.Б.Лебина, уже к концу 1920-х годов стало ясно, что основ-
ными причинами прерывания беременности являлись материальная нуж-
да и неуверенность в прочности брачного союза. Ее исследование выяви-
ло, что в годы первых пятилеток ситуация с рождаемостью усугубилась, в 
том числе в Ленинграде. Только недавно в ходе рассекречивания государ-
ственных архивных документов стали известны данные о соотношении 
показателей абортов и фактов деторождения в этом городе в рассматри-
ваемый период. В 1928 году аборты к числу зачатий составляли 41,3%, а 
роды - 57,5%; в 1931 году - 36,2 и 62,9% соответственно. А вот в 1934 го-
ду, когда газеты «трубили о близкой победе социализма», а в Москве со-
брался знаменитый XVII съезд ВКП(б), прозванный «съездом победите-
лей»
50
, родами закончилось лишь 27,4% зачатий, а 72,6% завершилось 
абортами. [73] В Москве, по данным известного советского демографа 
Б.Урланиса, в 1934 году на одно рождение приходилось 2,7 аборта (в уч-
реждениях Наркомздрава). [74]  
50

жүктеу/скачать 4.32 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: