Первая 5 серая лавина кайзера 5 часть вторая 130 трагедия под сольдау 130 часть третья 306 отхлынувшая волна 306

31 АВГУСТА

В этот день судьба французской армии зависела от одного единственного моста, моста в Байи, соединяющего северо-западный берег Уазы с юго-восточным. Судьба, однако, захотела, чтобы Фортуна на сей раз улыбнулась французам.

Английская армия имела приказ взорвать этот мост при отступлении. На эту тему говорили по телефону лично Жоффр и Френч. Маршал обещал Жоффру, что он сам убедится в исполнении этого поручения. Но в этот день максимальной депрессии Френча и его армии случилось невозможное. Мост остался цел. Ни один камень, ни один железный прут не был погнут или поцарапан. Мост Байи гордо и величественно, широким полотном, соединял оба берега трудно переходимой реки.

Стратегически мост был важен потому, что помещался позади левого фланга армии Ланрезака, совершенно открытого, благодаря неудержимому отступлению англичан.

Внезапно у моста появляется идущий из Шони и Нойона германский кавалерийский корпус под командой одного из высших и самых выдающихся немецких генералов, фон дер Марвица. Задачей этого корпуса было догнать уходящих англичан, атаковать и окончательно уничтожить их.

Первые разъезды немцев поднялись вверх по течению Уазы и, к своему удивлению, обнаружили совершенно невредимый мост. Быстро проскакав на другой берег, начальник разъезда отправил спешное донесение о состоянии моста фон дер Марвицу. Ускоренным аллюром кавалерийский корпус достиг Байи и переправился.

В это время штаб первой армии фон Клука, произведя воздушную разведку, выяснил, что левое крыло Ланрезака висит в воздухе. В тот момент, когда корпус фон дер Марвица переходил на другой берег, ему было послано по беспроволочному телеграфу приказание оставить англичан в покое, свернуть к востоку и атаковать Ланрезака с тыла.

Радиограмма была перехвачена французами. Жоффр немедленно разослал целый отряд конных ординарцев и мотоциклистов с предупреждением Ланрезаку, Ординарцы вовремя успели достигнуть штаба его армии.

Когда фон дер Марвиц подошел к тылу Ланрезака, он встретил готовые к бою войска. Благодаря случайности, рейд германской кавалерии не удался, и Ланрезак благополучно вывел свою армию, которой грозило полное окружение.
* * *
Полковник-лейтенант запаса Герман Лориш, проделавший поход на Париж вместе с пехотным полком, входившим в состав армии Клука, пишет в своем дневнике:

«Сегодня, 31 августа, наша первая армия получила приказ двинуться на юг. Вчера же было получено известие о большой победе нашей второй армии, одержанной под Сен Кантеном. Нам, следовательно, выпадала честь завершить поражение неприятеля. В приказе говорилось, что наши войска должны форсированными маршами достичь Марны и перейти ее, чтобы оттеснить преследуемую армию и, если это возможно, даже окружить. Вместе с этим приказом для нашей армии начался период, наполненный непрерывными походами под давящим зноем позднего лета. Мы должны были перебросить нашу армию в течение шести дней из района Амьена в район Куломиэ, южнее Марны, т. е. к юго-востоку от Парижа!

Приказ ставил нашим уже и без того утомленным непрерывными боями войскам громадные требования. Обозы с продовольствием и полевые хлебопекарни не поспевали. Нам приходилось заботиться об еде самим, что часто было весьма затруднительно и сопряжено с большими неудобствами. Не хватало, главным образом, хлеба. Квартиры — их правильнее было бы назвать биваками, — представляли из себя тесные помещения, сплошь набитые людьми. Часто это были просто-напросто открытые со всех сторон сараи, хлева, конюшни или заезжие дворы.

Выдержка наших солдат заслуживает самой безграничной похвалы. Даже тогда, когда их ноги были растерты в кровь, а пояса приходилось затягивать на последнюю дырку, настроение было образцовое. Несмотря на потрепанный боями вид и густую щетину, покрывавшую их лица, они не теряли своего неисчерпаемого юмора и жизнерадостности.

Между прочим, главное командование принимало меры к тому, чтобы по возможности смягчить для местного населения тяготы войны, и в своих распоряжениях оно заходило, пожалуй, слишком далеко. Так, например, ни один роздых не мог быть назначен на территории поселка: войска должны были располагаться вне пределов его, в открытом поле, а отряды водоносов имели право заходить в селенья только под командой офицера. То же самое относилось и к отрядам, отправлявшимся на реквизиции. Ни один из них не мог быть без офицера».

1 СЕНТЯБРЯ

В старинном родовом замке, расположенном неподалеку от Бар сюр Об, вечером этого дня зажгли восковые свечи в серебряных шандалах. Квартирмейстер ставки генерала Жоффра попросил седовласого старика с породистым лицом не устраивать никаких встреч, мотивируя это тем, что генерал очень занят, страшно устал, и, кроме того, ему предстоит еще немало работы.

Незаметно спустилась ночь. Замок задремал, как таинственное средневековое видение, и только в нескольких окнах первого этажа мягко мерцал слабый свет. На террасе в плетеном кресле сидел одинокий старый слуга. Он смотрел на просторный покрытый росой газон, в каплях которого, неожиданными брильянтовыми искрами, время от времени отражалась луна. Прямо перед ним, посередине газона, экзотическим силуэтом поднималась большая пальма, такая странная в этой местности.

Вдруг раздался приближающийся шум автомобилей. По большим железным воротам, украшенным гербами и грифонами, скользнули мертвенно бледные блики ацетиленовых фонарей. Слуга поспешно поднялся, слегка дернул за веревку колокола и торопливо сбежал по ступеням террасы, застегивая на ходу пуговицы ливреи. В дверях замка появился хозяин. За ним стояли два лакея с зажженными канделябрами в руках.

У террасы остановился длинный ряд автомобилей, из которых вышло несколько молчаливых офицеров, поспешивших к средней машине. В ней сидел, закутавшись в шинель с поднятым капюшоном, генерал Жоффр. Когда он поднялся и сбросил шинель, от нее поднялась туча пыли, особенно заметная в белых лучах автомобильных прожекторов. Медленно и с усилием главнокомандующий покинул свой автомобиль и, выслушав краткое «добро пожаловать» хозяина, пожал ему руку и прошел в замок.

В просторной комнате, обставленной дорогой и старинной мебелью, на лакированном столике стояли ваза с фруктами, вода со льдом и в плоской, изящно сплетенной корзине несколько разнообразных бутылок вина. Одна из бутылок была покрыта паутиной.

Жоффр бросил на шелковое кресло шпагу, бинокль и полевую сумку, выбросил из кармана заряженный автоматический пистолет и отпустил слугу. Подождав, пока отъедут автомобили со штабными офицерами, он подошел к окну, чтобы осмотреть окрестность. Присутствие большой пальмы тоже бросилось ему в глаза.

Стоял он долго, облокотившись рукой о раму и барабаня пальцами по стеклу. Думы сменяли одна другую, и глубокие складки набегали на его, обычно гладкий, лоб. Мелодичный бой часов вывел генерала из размышлений. Вздохнув, он одернул рукава мундира, вернулся к столику, не разбирая, взял одну из лежащих в корзине бутылок и налил пол стакана.

Пламя свечей нервно подергивалось. Углы комнаты тонули во мраке. Только теперь Жоффр заметил, что стены были завешаны прекрасными картинами в тяжелых золотых рамах. Между ними висели шпаги, старинное оружие, пистолеты и кривые ятаганы, — по-видимому, родовое оружие владельцев замка. Допив второй стакан, Жоффр расстегнул несколько пуговиц мундира и подошел к одной из картин, висевшей как раз у разгорающегося камина. Она изображала бой под Аустерлицем. На первом плане гарцевал на белой лошади Наполеон. Солнце Аустерлица играло на золоте и галунах императорской гвардии.

По другую сторону камина тот же император смотрел на битву под Маренго. Он ехал между рядами солдата, ликующе приветствовавших своего коронованного командира. Рядом с этой картиной висела третья, где Наполеон, пересекая Альпы, сидел верхом на муле, собираясь развернуть свои победоносные знамена в долине По.

Жоффр стал прохаживаться из угла в угол. Тяжелые мысли всецело захватили его. В эту минуту он вспомнил о том неприятном часе, когда пришлось покидать Витри ле Франсуа и ехать между рядами столпившихся на улицах городка молчаливых жителей. Все они звали, что главнокомандующий должен перенести ставку, потому что немцы подошли слишком близко, угрожая ежечасно появиться на улицах Витри.

Следуя по шоссе, он был свидетелем мрачной картины ухода гражданского населения. На всем пути от Витри до поворота на Бар сюр Об он обгонял бесконечные вереницы беженцев, — людей с баулами на плечах, со скарбом, кое-как наваленным на крестьянские подводы. Он проезжал мимо неисчислимых стад похудевшего скота, которые гнали унылые поселяне в синих блузах и лохматые, все в репейниках, зло тявкающие псы.

Горестная, унылая картина. Дороги были так полны беженцами, что идущие им навстречу колонны военных пополнений, обозы и полевые лазареты, не могли ни остановить, ни пробить этот поток и вынуждены были идти по полям склонившейся пшеницы, по огородам, по клумбам пышных цветов...