Первая 5 серая лавина кайзера 5 часть вторая 130 трагедия под сольдау 130 часть третья 306 отхлынувшая волна 306

СТРОПТИВЫЙ ГЕНЕРАЛ

Вечером 16-го августа армия Ренненкампфа начинаете разворачиваться. Три корпуса, стрелковая бригада и 5 с половиной кавалерийских дивизий, как огромная буква «П» вонзаются в германскую границу фронтом Владиславов — Мерзункен. Выдвинутая в качестве подпорок этого «П» русская кавалерия на рысях идет впереди, топотом своих копыт вспугивая бегущих жителей. Великая кампания в Восточной Пруссии началась, но план ген. Притвица уже с самого начала наткнулся на своеволие умного и решительного фон Франсуа, который по-прежнему остается верным своему укоренившемуся убеждению, что он, как командир Кенигсбергского корпуса, призван защищать каждую германскую деревню, не позволив ни одной русской спичке прикоснуться к занавескам домов. Поэтому он рвется вперед, не обращая внимания на то, что подобное поведение выдвигает его корпус из фронта армии, что он является магнитом, могущим притянуть к себе полки Ренненкампфа, и тогда битва можете перенестись из зоны болот в зону, более выгодную для русского командования.

Отношения между Оберкомандо и строптивым генералом ухудшаются изо дня в день. Главным образом потому, что с начала операции Франсуа утаивает от Притвица действительное расположение своих войск.

Хуже всего, однако, чувствует себя начальник штаба корпуса Франсуа — полковник Шмидт фон Шмидсек, подчиненный не только Франсуа, но и начальнику штаба 8-й германской армии графу Вальдерзэ. По долгу службы он обязан постоянно и честно доносить о местонахождении корпуса. Как между двумя командирами, так и между обоими начальниками штаба возникают сначала холодные, а позже крайне натянутые отношения.

Вот при каких условиях первый германский корпус вступает в бой. Ренненкампф установил через пленных, что Пилкаллен занят сильной германской кавалерией. Кроме того, на хорошие позиции стали артиллерийские батареи. Выясняется также, что южнее расположения первого корпуса окопались части ландвера. Командующий первой русской армией поэтому уверен, что именно около Пилкаллена начнется бой.

Утром 17-го августа Франсуа едет в деревню Бильдервейчен, расположенную на самой границе, чуть-чуть к северо-востоку от Сталлюпенена. Глазам его представляется первая картина войны, — густой дым, в котором мелькают кроваво-красные знаки пламени. Утренний туман только усиливает впечатление этого жуткого зрелища.

— По-видимому, горит Йонкен, — думает генерал, на щетинистых усах которого, как роса, осели капельки сырости.

Доносится ожесточенная ружейная перестройка. Сопровождающие генерала офицеры нервничают, застегивают и расстегивают пуговицы шинелей, жадно курят сигаретки. Они еще не привыкли к войне.

Появляется старательно нажимающий на педали самокатчик.

— Куда? — задерживает его Франсуа.

— В Сталлюпенен, экселленц, — отвечает, соскакивая с седла и, вытягиваясь, усталый солдат.

— В чем дело?

Самокатчик рапортует, что русские уже ворвались в Меккен.

— Можешь ехать обратно в часть, — приказывает Франсуа, и делает отметку на полевом пакете.

— Следуйте за мной, господа, — предлагает он офицерам и по расхлябанной лестнице поднимается на черепитчатую крышу близлежащего здания.

Оттуда поле первого сражения видно хорошо. Франсуа во всех деталях может наблюдать растянувшиеся русские цепи, виднеющиеся силуэтами в подымающемся тумане. Они настолько близки к деревне, что даже без бинокля можно определить направление наступления на Шуггерн.

— Гм... — бормочете про себя Франсуа, — они следовательно хотят пройти южнее Бельдервейчена. Ладно ...

Задумавшись, генерал медленно спускается, садится в автомобиль и, выждав, пока сопутствующие ему офицеры займут места, приказывает шоферу ехать обратно в Сталлюпенен.

Около половины 12-ого генерал Франсуа снова подымается, но на этот раз на колокольню. Он опять ясно видит, как по залитым солнечным светом полям вправо и влево от шоссе Сталлюпенен — Эйдткунен движутся цепи русской пехоты, за которыми расположены батареи артиллерии. Масса русских наступает широким фронтом, развернувшись, примерно, на 14 километров. Солдаты устанавливают на колокольню дальномер, и в тот моменте, когда генерал Франсуа приникаете к его окулярам, вся колокольня начинает дрожать от оглушительного колокольного звона. Отцы города приказали бить в набат, оповещая население о приближении русских, еще более пугая и без того потерявших голову людей.

Рвутся первые шрапнели. Круглая сталь начинает градом прыгать как раз по камням того места, где комендант Сталлюпенена майор фон Ланген распределяет артиллерийские снаряды.

Бешенным темном подлетает запыленный автомобиль из Скрудчена. Какой-то свежезагоревший офицер, стоя в машине и держась за плечо шофера, надрываясь кричит:

— Где генерал?

Несколько рук поспешно тычут в сторону южной околицы Сталлюпенена. Генерал Франсуа уже там.

— Скрудчен взят, — торопливо и немного испуганно докладывает офицер, как если бы от этого донесения зависела участь великой войны.

— Ну и что-же? — спокойно и немного иронически спрашивает Франсуа. — Я их выгоню оттуда.

Генерал знает, что говорит. Он ожидает, что с минуты на минуту должно начаться наступление второй германской пехотной дивизии, которое должно обеспечить победу над вторгшимися русскими.

— Не в том дело, экселленц, — поспешно добавляет офицер, майор фон Массоу, исполняющий должность старшего офицера штаба первого корпуса. — Командующий армией приказывает немедленно прервать бой и отступать на Гумбинен.

Франсуа возмущен.

— Это же невозможно, майор Массоу! Мы находимся как раз посередине операций!

Фон Массоу пожимает плечами:

— Мы ничего не можем поделать, экселленц, в телефонограмме ясно сказано: «Если налицо бой, его надлежит оборвать».

Франсуа, горячась:

— Я повторяю, что это невозможно. Это абсурд. Моя первая дивизия как раз вступила в бой. Как представляете вы себе отступление? Ведь, русские перестреляют моих солдат, как куропаток!

Фон Массоу упорно, — он всего лишь второе колесико в механизме штаба, — угрюмо бормочет:

— Корпус во всяком случае должен отойти к Гумбинену.

Разразившись проклятием, генерал Франсуа в раздражении бросает на землю скомканный платок, которым отирал выступивший пот, и кричит:

— Доложите генералу фон Притвицу, что генерал фон Франсуа прервет бой только тогда, когда русские будут разбиты.

Массоу, в свою очередь вытерев пот, отдает честь и, опустившись на сиденье автомобиля, приказывает ехать в Бартенштейн. Здесь ему приходится встретить другого, мечущего молнии генерала, — самого Притвица. Помещение штаба дрожит от исступленного крика, грозящего физически уничтожить строптивого Фон Франсуа. Притвиц рвет и мечет. Его офицеры с ужасом и недоброжелательством поглядывают на своего неистовствующего начальника.

— Послать ко мне генерала Грюнерта! — кричит Притвиц, как если бы требовал к себе лакея. — Вы немедленно поедете к этому Франсуа, генерал, и заставите его подчиниться моему приказу!

Грюнерт, довольный, что может вырваться из накаленной атмосферы штаба, поспешно садится в автомобиль, едет в Сталлюпенен, но нигде Франсуа найти не может. Он оставляет в штабе первого корпуса письменный приказ, в котором Притвиц предлагает Франсуа «прекратить бой при всех обстоятельствах, даже при наличии возможной победы». Нервно исписанная бумажка остается лежать аккуратно положенной на столе находящегося на фронте боевого генерала.

Вечером рядом с этой бумажкой Франсуа находит другую. Телефонограмму: «Командующий армией ожидает рапорта. Почему ваше превосходительство вопреки приказу, отданному по армии, ввели ваши войска в бой? Грюнерт».

Ворча, фон Франсуа приказываете соединить себя с Бартенштейном. В ответ на его объяснения из трубки несется брань и резкие упреки. Притвиц доходит до истерики и визгливым, дрожащим голосом приказывает немедленно отступить к Гумбинену.

Неудовлетворенный разносом генерала, Притвиц докладывает в Кобленц, в О. X. Л., что первый армейский корпус, вопреки отданному приказу, предпринял наступление. Правда, корпус захватил несколько пленных, но зато потерял несколько орудий. Он, Притвиц, приказал корпусу немедленно отойти на Гумбинен.

— Что делать? — покачивая головой, говорит Франсуа. Если я не послушаюсь то Притвиц приедет сюда вместе со своим полевым судом.