Двадцатого августа — день главного столкновения первой русской армии с восьмой германской. Этот боевой день вошел в историю как сражение под Гумбиненом.
Еще до рассвета начинается наступление германцев. В половине четвертого утра неприятель открывает массовый артиллерийский огонь по всему фронту русской 28-ой пехотной дивизии. В глубокой темноте вспыхивают ослепительные разрывы гранат, за лесистыми холмами полыхают зарницы выстрелов.
Это стреляют 12 батарей 1-ой германской пехотной дивизии, усиленные 4-мя батареями тяжелых гаубиц. 28-ой дивизии приходится сразу же бороться с тройным превосходством противника в артиллерийском огне.
Трудно. Неприятельские батареи расположились в окопах, и действие русских легких орудий оказывается недостаточным.
7 часов 10 минут утра.
Начальник штаба дивизии доносит в штаб 20-го корпуса:
«Артиллерия противника в превосходных глубоких окопах. Наши батареи не могут их разбить. Прошу распоряжения прислать гаубичную батарею, а также прошу содействия 29-ой пехотной дивизии».
В штабе корпуса лихорадочная деятельность. В колеблющемся свете реквизированных керосиновых ламп и свечей, задуваемых сквозняком, склоняются над картами одетые по-походному офицеры. Циркули движутся от селения к селению, шагают по извилинам рек, по опушкам лесов.
Поспешно входят и выходят ординарцы. За окнами, подернутыми пеленой ночи, раздается ржание лошадей, тарахтенье мотоциклетов, слышен тяжелый шаг проходящей пехоты, звон и дребезжание идущей на рысях артиллерии.
Гудят полевые телефоны:
— Дайте штаб 29-ой дивизии!
— Соедините с гаубичной батареей!
— Батарея, батарея слышите ли вы меня?
Связь прерывается, восстанавливается снова, телефонисты надрываются над трубками, а издали все растет и надвигается все ближе и ближе гул выстрелов, — вздохи большой битвы.
За окнами штаба разливается ультрамарин рассвета, сменяющийся постепенно розовым заревом восходящего солнца, гаснут одна за другой лампы. Лица штабных офицеров внезапно становятся серыми, осунувшимися, под лихорадочно горящими глазами обозначаются усталые тени.
Утро...
Косые лучи солнца падают через распахнутые настежь окна на карты, на усталых людей, уснувших тут же на полу. Все чаще и чаще гудят телефоны, все больше линий, как нитей паутины, расходится из штаба к быстро меняющим положение частям.
Восемь часов утра.
Пехота первой германской дивизии начинает атаку. Цепи стрелков русской 28-ой дивизии развивают бешеный огонь. В то же время вторая германская дивизия, занявшая своим правым флангом Мальвишкен, начинает энергичную атаку на Мингштиммен.
Опять работают двенадцать германских батарей. Гранаты и шрапнель простреливают правый фланг русской дивизии. Положение ее становится катастрофическим, она несет громадные потери, ее атакуют с фронта, фланга и тыла, — дивизия начинает отходить.
Но в этом она неповинна. На нее обрушился удар германского корпуса, подкрепленного частями кенигсбергского гарнизона. Долго и упорно держалась пехота. В этой битве не слышно было отдельных выстрелов. Казалось, все кипело в гигантском котле...
Над батареей второго дивизиона 28-ой артиллерийской бригады уже стали свистать ружейные пули. Под страшным огнем, наполовину растаявшая и потерявшая почти всех офицеров, медленно отходила русская пехота. Бешено стреляли орудия четвертой, пятой и шестой батарей. Бой кипел с небывалой силой. Колоссальный потери несли и наступающие, и обороняющиеся. Тянущееся перед линией артиллерии шоссе уже покрыто несчетными трупами. Русская пехота постепенно отходит, огонь ее слабеет, и... через шоссе хлынула серая волна густых немецких колонн.
— Беглый огонь!
Русские артиллеристы работают, как сумасшедшие. Не успевает ствол вернуться в исходное положение, как уже новый снаряд с лязгом оказывается в казенной части орудия.
— Беглый огонь! Быстрее! Быстрее! Меньше интервалов!
Совсем низко над замлей рвется шрапнель... По белой полосе шоссе бьют, разметывая щебень, гранаты. Минута, вторая, — и шоссе становится серым от массы германских трупов.
Но передышки нет. Вторая волна людей в остроконечных касках пытается перебежать через опасную зону. Снова беглый огонь и снова отважные пехотинцы кайзера оказываются скошенными.
И тогда, до дерзости смело, вылетает на открытую позицию германская батарея. В то же самое время над русскими батареями появляется аэроплан с черными крестами.
Вокруг русских орудий царит ад. Германский летчик корректирует стрельбу своих батарей. Над русскими орудиями низко, совсем низко, рвутся германские шрапнели, поражая изнемогающую прислугу.
Выдержит ли второй дивизион?
Едва ли... Немецкая пехота надвигается на батареи, обходит четвертую, которая уже бьет на картечь. В тылу русских артиллеристов трещат неприятельские пулеметы. Один за другим взмахивают руками и падают пробитые сразу несколькими пулями русские фейерверкеры, бомбардиры, офицеры.
С криками «хурра» на четвертую батарею врываются разгоряченные германцы.
Батарея гибнет... Пятая и шестая усиливают ослабевший огонь, — нет снарядов... Они бьют по немцам, которые подошли уже на 500 шагов и залегли.
Держаться больше нельзя. По батареям раздается удручающий приказ: «отходить!». К орудиям подают передки, и батареи, снявшись с позиций, галопом нагоняют отошедшую пехоту.
Кончился бой. На участке 28-й дивизии, отбившей впоследствии потерянный ею утром позиции, лежат сплошными рядами подкошенные пулеметным огнем цепи пехоты вместе с ротными и батальонными командирами.
В одной только братской могиле у Бракуненена полковой священник благословил на вечный покой десять офицеров и 300 нижних чинов 112-го Уральского полка. Всего же дивизия потеряла 104 офицера и 6 945 нижних чинов. Потери достигли 60 проц. наличного боевого состава... Все это свидетельствует о кровопролитности сражения и героической борьбе за каждую пядь земли.
Одиннадцать часов.
Отход частей принимает стихийный характер. Начальник штаба 28-ой пех. дивизии доносит:
— Расстроенные потерями 109-ый Волжский, 110-ый Камский, 111-ый Донской и 112-ый Уральский полки отходят в различных направлениях.
В этой короткой реляции таится глубокая трагедия. В конечном результате оказалось, что рота Камского полка с командиром полка оказалась в Владиславове. Разрозненный части Донского полка направились к Вержболову, причем знамя было увезено в Ковно и сдано коменданту крепости. Уральский полк остановился около Салюпенена, а Волжский с двумя сводными ротами Донского полка и одной ротой Уральского занял позицию на линии Колбасен — Тутшен. Эти ничтожные остатки, пристроившиеся к правому флангу 29-ой дивизии, помогли остановить дальнейшее наступление первой и второй германских дивизий.
Но жертвы были не напрасными! Остатки разбитых полков приковали германскую боевую линию у Бракуненена, лишив ее возможности двигаться дальше вперед.
Разгром 28-ой пехотной дивизии поставил ее соседа, 29-ю дивизию, в критическое положение. Против нее с ожесточением дрались правофланговый части первой германской дивизии и часть дивизии генерала Бродрюка.
Генерал Розеншильд-Паулин, начальник 29-ой дивизии, который так отличился в бою под Салюпененом, и в этот день упорно держится на занимаемой им позиции, где он окопался еще накануне. Все атаки дивизии Бродрюка Розеншильд-Паулин отбивает, но постоянно растущая угроза правому флангу заставляем его отодвинуть свой центр и правый фланг назад.
Это осаживание, впрочем, не является его маневром. Он только подчиняется приказу, исходящему свыше. К вечеру фронт 29-ой дивизии закрепляется на линии Тутшен — Шоршинен. Искусное и спокойное ведение боя 29-ой пехотной дивизией спасло первую армию, ограничив разгром ее правого фланга районом одной 28-ой пехотной дивизии.
Достарыңызбен бөлісу: |