Первая 5 серая лавина кайзера 5 часть вторая 130 трагедия под сольдау 130 часть третья 306 отхлынувшая волна 306

ДВА ЖЕСТОКИХ УДАРА

В тот момент, когда вестовые разносят кофе, в столовую входит ординарец, который наклоняется над ухом Вялова и что-то говорит. Вялов быстро поворачивается к Самсонову и, улыбаясь, передает:

— Наконец-то! Только что подъехал автомобиль с офицерами из корпуса Благовещенского. Теперь мы узнаем все!

Самсонов, Постовский и Вялов бросают салфетки, встают, направляясь в оперативную, и когда ординарец распахивает перед ними дверь, по другую сторону порога уже стоит капитан генерального штаба. Увидев командующего армией, он, поборов усталость, вытягивается, отдает честь, склоняется над полевой сумкой и вынимает спрятанный за картой конверт, который передает Самсонову.

— Войдите и подкрепитесь, — предлагает Самсонов капитану и подходит с Постовским к окну, чтобы прочитать донесение Благовещенского. Спокойно вскрыв конверт, так как никаких ужасных известий не ожидалось, он начинает читать и по мере того, как глаза его все больше приближаются к нижнему краю листа, брови все выше, все изумленнее подымаются.

— Вы понимаете что-нибудь? — спрашивает он Постовского, передавая ему донесение.

Постовский, надев пенснэ, вполголоса читает:

— «Шестой корпус доносит ... потерял связь с тринадцатым корпусом... мои войска смешались с обозами, которые подъехали слишком близко к Бишофсбургу ...»

— Бишофсбург? Причем тут Бишофсбург? — бормочет он.

— Будьте любезны последовать за мной, — предлагает Самсонов капитану, только что начавшему закусывать, и, сделав знак Постовскому и Вялову, быстрыми шагами идет в оперативную. Склонившись над картой, он спрашивает капитана:

— Каким образом ваш корпус в Бишофсбурге? Вы же получили приказ двигаться на Алленштейн и должны были начать поход уже вчера с раннего утра. Чем вы занимаетесь, черт возьми, в Бишофсбурге и что значит донесение вашего генерала, который сообщает, что его войска перемешались с обозом?

Капитан, очень бледный и явно переутомленный, опускаете голову и вполголоса говорит:

— Ваше превосходительство, генерал Благовещенский допустил в донесении досадный пропуск: его корпус опять в Бишофсбурге.

— Опять? — единогласно восклицают Самсонов, Постовский и Вялов.

Капитан дополняет:

— Мы уже покинули Бишофсбург, ваше превосходительство, и шли на Алленштейн, но оказались втянутыми в бой со свалившимся, как снег на голову, сильным неприятелем.

Постовский думает: Боже мой, значит на севере все-таки оказался неприятель...

— С сильным неприятелем? — грозно допрашиваете Самсонов — Насколько сильным, капитан?

— Мы взяли пленных и по номерам полков установили, что по меньшей мере два германских корпуса обрушились на нас.

— И тогда?..

Самсонов перебивает свою мысль и неожиданно кричит:

— В каком месте оставили вы ваш корпусной штаб, капитан?

Силы явно оставляют посланца Благовещенского. Он опирается о стол обеими руками и еще тише произносит:

— В Щепанкене.

— В Щепанкене? Где это?

Вялов ищет Щепанкен севернее Бишофсбурга, не находит его и просит капитана показать. Тот устало опускает палец на карту и показывает местонахождение местечка.

— Так... — Самсонов безмолвно опускается на стул. — Ну. расскажите, что же там происходит ...

— Корпус генерала Благовещенского находится в беспорядочном отступлении, ваше превосходительство, — докладывает капитан. — Один из дивизионных командиров бросил войска и уехал на автомобиле в Белосток. В корпусе царит невообразимый хаос ...

Рука Самсонова дрожит, когда он достает папиросу. Ужасное совершилось. Корпус, которым он оперировал как боеспособным, оказывается разбитым, бегущим. Весь с таким трудом намеченный план рушится ...

Постовский стоит по другую сторону стола, плотно сжав губы, высокий и сдержанный. Только ходящие под мускулами щек челюсти выдают его волнение. Он переводит глаза на Вялова, смотрит на Самсонова, опускает их на карту и, быстро взглянув опять на Самсонова, произносит:

— Значит, неприятель все-таки на севере ...

Самсонов вскакивает и ударяет ладонью по карте.

— Да, на севере! И не только на севере, но и на западе! Можете донести об этом генералу Жилинскому! Все мы ошибались! И он, и я, и вы! Но мы разгадали западный удар неприятеля, в то время как штаб фронта проспал северный!

Самсонов обессиленно опускается на стул и закрывает глаза ладонью. Что же дальше ... Он проводит пальцами по глазам, как бы отгоняя назойливую мысль о грядущем несчастье, и вопросительно смотрит сначала на Постовского, затем на Вялова.

Те молчат.

С глухим стоном, едва сдерживая раздражение, Самсонов отбрасывает стул и склоняется над картой, затем выпрямляется, резко приказывает созвать всех офицеров штаба и, когда в группе входящих появляется фигура полковника Залесского, Самсонов манит его пальцем:

— Пойдите сюда, полковник, — и, бросив злобный взгляд на Постовского и Вялова, прибавляет. — Этот человек, кавалерист, должен показать пехотной крысе Благовещенскому, что еще можно сделать из его корпуса!

— Пишите, — приказывает он адъютанту и диктует приказ, согласно которому начальник штаба шестого корпуса смещается и может убираться ко всем чертям. С этого момента стоящий перед ним полковник Залесский становится ответственным за судьбу бегущего корпуса Благовещенского.

— Будьте любезны подойти к карте, — предлагаете Самсонов Залесскому. — Полковник Вялов, потрудитесь доложить о положении шестого корпуса.

Вялов, испуганный резкостью Самсонова, съеживается и вздрагивающим голосом объясняет, что ему известно, повторяя, собственно говоря только то, что слышал от запыленного капитана.

— Довольно! — обрывает Самсонов. — Истинное положение вещей все равно можно будет узнать только на месте. Возьмите автомобиль, Залесский, и гоните со всех сил к корпусу. Приведите эту публику в порядок. Прогоните вашего предшественника, если возможно, лично вон, и постарайтесь снова образовать фронт в направлении Пассенгейма, окопайтесь там и держитесь до последней возможности, пока не получите от меня новых приказаний.

Затем, обернувшись к вестнику несчастья, запыленному капитану, он подходит к нему вплотную и говорит:

— Мне очень жаль, что я должен измучить вас в конец. Однако, положение критическое, и я прошу вас взять с собой что хотите из вина и еды, но следовать вместе с Залесским. Будьте любезны поторопиться.

Изможденный капитан, превозмогая усталость, вытягивается и отдает честь.

— Слушаюсь, ваше превосходительство. Я готов ехать немедленно.

В комнате становится совершенно тихо. Все присутствующие подавлены громким голосом Самсонова, чувствуют себя виноватыми, и в то же самое время довольны тем, что здесь, в доме ландрата, есть хоть один человек, который еще может кричать и повелевать.

И в этой наступившей тишине, когда люди не знают, что можно делать и куда девать руки, Самсонов, звеня шпорами, быстро прохаживается вдоль комнаты, как-бы забыв об окружающем, погруженный в думы, нахмурившийся. Постепенно рутина штабной работы осторожно поворачивает колесо военного механизма, сотрудники Самсонова робко приступают к текущим делам, всецело погружаясь в них. Время от времени поступает какое-нибудь донесение второстепенного значения; Самсонов сам читает каждую бумажку и всякий раз разочарованно бросает ее на стол Постовскому.

— Ничего! Ровно ничего успокоительного, ничего подбадривающего!..

И Самсонов снова прохаживается по комнате, то заложив руки за спину, то нервно куря, — думает что, вследствие отступления шестого корпуса, накатившийся с севера сильный противник все больше и больше заходит в тыл его армии. Что случится, если полковнику Залесскому не удастся остановить корпус Благовещенского и образовать фронт?

«Корявое положение, — думает Самсонов. — Два немецких корпуса против одного моего, потрепанного и бегущего!

Впрочем, к чему унывать. Пострадал в конце концов только один фланг, левый же, — Артамонов, — держится крепко и, хотя донесения его напыщены, но тем не менее ободряюще. Если Артамонов действительно стоит, как скала, то выход из положения будет найден и операции второй армии в худшем случае только замедлятся.

Сообщить ли об этом Жилинскому? Катастрофического положения шестого корпуса, ведь, все равно не утаишь. Впрочем, стоит ли? В штабе фронта вряд ли сразу поймут действительное положение вещей и, может быть, дадут такую директиву, что голова кругом пойдет».

Самсонов мнет в пепельнице папиросу и прислушивается. За окном раздается шум подъезжающего автомобиля. Генерал подходит к окну и видит, как из большой бельгийской «Минервы» выскакивает офицер, которого узнать нельзя, потому что на дворе уже темно.

Сердце Самсонова на мгновение останавливается. Он инстинктивно чувствует, что этот офицер новый вестник зла, несущий новые напасти.

Генерал ступает на середину комнаты, достает новую папиросу и опять закуривает. Он слышит быстрые шаги в сенях, слышит как бряцают винтовки вытянувшихся часовых, как поворачивается ручка двери. Новый офицер связи стоит на пороге оперативной.

Сердце Самсонова на мгновение перестает биться. Перед ним полковник генерального штаба Крымов, посланец дивизии Душкевича.

Крымов бледен, как мертвец. Он запылен и устал, как только что уехавший капитан штаба Благовещенского, но выправка его безукоризненна и честь, которую он отдает, столь же подчеркнуто вежлива, как на параде. Самсонов любит его, этого полковника, он чувствует по отношению к нему какое-то особое доверие. Подойдя вплотную, он кладет руку на левый погон Крымова и спрашивает:

— Ну, что вы привезли?

— Неслыханное, ваше превосходительство, поистине неслыханное! Корпус Артамонова отошел, бессмысленно и бесполезно, на Сольдау, а генерал Артамонов, перед которым открывался громадный шанс на левом фланге, не только не использовал его, но приказал по совершенно непонятным мне причинам спешно отступать. Теперь, ваше превосходительство, Артамонов носится верхом вокруг своих войск, вносит еще больший беспорядок и не имеет никакого представления о том, что можно предпринять в ближайшем будущем. Он довел офицеров и солдат некоторых частей до такого состояния, что те бросаются на неприятеля не потому, что это нужно, а потому, что честь и верность знамени подстрекают их к подобным действиям. Эти части бросаются в отчаянные и бессмысленные атаки и, конечно, сгорают в огне немцев. Мне стыдно докладывать об этом, ваше превосходительство, но на левом фланге нашей армии — кабак!

— Так ... — Самсонов садится на стул и, плотно сжав губы, ритмично начинает похлопывать рукой по карте. Голосом, который не отражает никаких чувств, он говорит Крымову:

— Вы наверно очень утомлены, мой друг... Не могу ли я попросить вас пройти в соседнюю комнату ... закусить ... немного отдохнуть ... Вы правы ... Это стыд, это позор ... Такие донесения и ...

Так же спокойно, как бы отсутствующе, он смотрит на Постовского и Вялова и вполголоса, монотонно спрашивает:

— Что вы скажете на это, господа?

И так как никто не отвечает, он приказывает адъютанту:

— Пишите!..

Адъютант записывает, — записываете медленно падающие одно за другим равнодушные слова, в которых чувствуются усталость и безразличие, так как отдаваемый приказ только пылинка на фоне грандиозной нарастающей катастрофы. Он записывает, что генерал Артамонов смещается, а на его место назначается генерал Душкевич. Когда последнее слово зафиксировано, Самсонов сквозь зубы спрашивает Вялова:

— Возможно ли уже теперь назначить военный суд?

Вялов, потрясенный, тихо отвечает:

— Не знаю, ваше превосходительство, вряд ли... При таких обстоятельствах...

Самсонов встает:

— Прошу господ офицеров подойти поближе к столу. Необходимо отдать приказы на следующий день.

Голос его опять резок, опять повелителен, выделяясь на фоне общего смущенного бормотания. Штаб армии принимается за работу, и едва только она налаживается, как ординарец приносит последнее донесение Артамонова, которое гласит:

«После тяжелого боя корпус удержал Сольдау. Неприятель стремится осуществить обходный маневр, но мы его удержали. Связь нарушена, наши потери, особенно среди офицеров, очень большие. Настроение войск хорошее, дисциплина прекрасная. Подчиненные мне войска проявили исключительную выдержку, оставаясь свыше двух дней без теплой пищи и воды. Мне представляется затруднительным оперировать в районе Сольдау большими войсковыми соединениями. Удерживаю город своим авангардом, который составлен из частей одиннадцати различных полков, но для наступления нуждаюсь в свежих силах. Прибывшие пополнения понесли тяжелые потери. Приведу части своего корпуса в порядок и попытаюсь наступать».

Самсонов брезгливо отбрасывает лживое донесение Артамонова, в котором тот старается затушевать катастрофический развал своих войск, и приступает к диктовке приказа по первому корпусу:

«Первый корпус под командованием ген. Душкевича обязан во что бы то ни стало удержать позиции под Сольдау».

Подписав приказ, он передает его полковнику Крымову и прибавляет:

— Поезжайте, мой друг, как можно скорее обратно, к Артамонову и передайте приказ Душкевичу.

— Но, ваше превосходительство, не можете ли вы отдать более подробный приказ? У Артамонова творится черт знает что такое.

Самсонов покачивает головой.

— Вы же сами понимаете, дорогой мой, что это невозможно. На основании донесения Артамонова у меня совершенно ложное представление о положении дел в первом корпусе. Пусть Душкевич на месте ознакомится с обстановкой и немедленно мне пришлет самый подробный рапорт.

— Прощайте, желаю удачи, скажите Душкевичу, — здесь Самсонов иронически улыбается. — что я надеюсь на него, как на скалу.

Крепко пожав руку Крымова, Самсонов отпускает полковника, подходит к окну, чтобы посмотреть, как тот садится в автомобиль и уезжает. Затем возвращается к столу, глубоко засовывает руки в карманы рейтуз и диктует очередное донесение штабу фронта.

«Первый корпус отступил без достаточных к тому оснований и находится в районе Сольдау. Вследствие этого, я отрешил от командования командира корпуса генерала Артамонова. Согласно последним донесениям, полученным от шестого корпуса, корпус в тринадцать часов находился около Щепанкена. Он отброшен туда после тяжелых боев, выдержанных под Бишофсбургом».

— Немедленно передайте этот приказ в Волковыск, — распоряжается Самсонов и диктует дальше:

«Первому корпусу: удерживать позиции под Сольдау во что бы то ни стало.

Двадцать третьему корпусу. Второй дивизии: держаться, во что бы то ни стало, западнее Франкенау.

Пятнадцатому и тринадцатому корпусам: обоим, под единым командованием генерала Мартоса, энергично продвинуться на Гильгенбург и дальше, на Лаутенбург, с целью обойти неприятельский фланг и нарушить его связь с тылом.

Шестому корпусу: перейти в район Пассенгейма».