Первая грань пирамиды

- Витя! Слава!..

От его крика с окрестных полей взмывают вверх тучи жирных чаек и начинают, галдя, кружить в воздухе. На нижней, опоясывающей трубу, решетчатой площадке появляется едва различимый силуэт и, свесившись, смотрит вниз. Потом говорит негромко:

- Мы здесь, подымайся сюда.

Вытянувшись, Андрей пробует рукой, не покрашены ли перила, потом подпрыгивает, повисает на нижней перекладине, прошкрябав ногами по бетону, влезает на лестницу и подымается по ней вверх. Откинув металлический люк, он выбирается на площадку, отряхивает руки и одежду. Потом обходит трубу по кругу и, с обратной стороны, натыкается на Виктора и Славу - невысокого худого мужчину, лет тридцати - счищающих металлическими щетками лохмотья висящей на перилах ржавчины. Они здороваются.

Виктор и Слава откладывают щетки и закуривают, тоже облокотившись о перила. Втроем они молча глядят вниз. Внизу - в багрово-красных закатных тонах - болото, лес, линия электропередач. Из болота подымаются испарения и туманом расползаются вокруг.

Андрей в последний раз глубоко затягивается и щелчком выбрасывает сигарету, следя за летящим вниз огоньком.

Андрей молчит.

Из котельной с шумом вырывается мощная струя пара, снова подняв с земли крикливые тучи.

За кухонным столом сидят Валера, Андрей (уже слегка навеселе) и Саша. На столе - чай, портвейн. Что-то клокочет на плите. На протянутых под потолком веревках сушатся пеленки, детские колготки. Саша перебирает на столе какие-то листочки, вынутые из картонной папки:

- Ну вот, например... То, что еще в прошлом году хотели делать. Но здесь только начало первого куплета.

Валера: Ну-ка, ну-ка...

Андрей разливает портвейн по стаканам:

- А что мы хотели тогда делать? Я уже и не помню ничего...

Саша: Ну, вот это, - поет на мотив «Хотят ли русские войны», -

Хотят ли жены и семья,

Чтоб в горы вечно ездил я?

И, как большие утюги,

Летят нам в спину матюги,

Но, как последняя свинья,

Дверь плотно прикрываю я,

И пусть летят они, летят...

Входит Лена.

В кухню забегает девочка, лет пяти, похожая на Валеру. Смущенно оглядываясь на гостей, она что-то шепчет Лене на ухо. Та резко наклоняется к ней и кричит прямо в лицо:

- Юля, я есть хочу! Юля, я есть хочу!

Девочка, заплакав, убегает в комнату.

Андрей под шумок разливает портвейн, они с Сашей выпивают.

Лена в ярости бросает на стул ворох сухих колготок, которые снимала с веревок:

- Вот иди сам и разбирайся! Они, между прочим, уже спят давно! - хлопнув дверью кухни, она уходит.

Валера зло смотрит ей вслед. Саша начинает нервно смеяться. Андрей снова разливает портвейн:

- Давайте выпьем за любовь...

Валера (негромко, в сторону двери): Достала уже...

Саша: Чего это с ней?

Валера: Да это ее лебединая песня. Все не может мне простить, что я «испортил ей ее спортивную карьеру». Скалолазка хренова... Можно подумать, там что-то было... Зачем я только женился? Дурак! Сидели бы сейчас где-нибудь в чебуречной на Майорова, горя бы не знали... - он встает, прикручивает к столу мясорубку и начинает молоть куски вареного мяса. - Вся семейка - истерики. Папаша - зануда, бабка - сумасшедшая. Теща вроде еще ничего, так тесть и ее уже допек своим занудством. Нет сил никаких...

Входит Лена, начинает греметь в раковине посудой.

Саша извлекает из папки какой-то протертый на сгибах листочек:

- Ленка, хочешь послушать, что мы собирались на вашей свадьбе учинить?

Лена не отвечает, продолжая демонстративно греметь посудой.

Андрей начинает заразительно смеяться.

Саша весело хмыкает, читая еще какой-то очередной листок:

- О, вот еще... Но тоже только начало.

Андрей: Давай!

Саша: В спортзале нашем пол зеленый,

Густая пыль на поле том,

И днем и ночью люд ученый

Все ходит по полу кругом.

Идет направо - (чего-то там) заводит,

Налево - матом говорит,

Там чудеса - Семенов бродит,

Лукьянов на руках стоит...

Саша продолжает читать про себя:

- Ну, тут какой-то бред... Вот еще нормальный кусок:

... А в чем же там очарованье?

Ведь жизни легкой, в общем, нет!

И кратковременно свиданье,

И страсть одна на много лет.

Вершина!.. К ней, красой блистая,

Стремится двойка удалая,

Самолюбива и сильна,

В одну мечту погружена...

Входит Лена.

Вершина!.. К ней, красой блистая,

Стремится Ленка удалая,

Самолюбива и горда...

Валера откручивает мясорубку, относит ее в раковину, заливает горячей водой:

- Слушай, а давай их утопим?

Саша и Андрей смеются, пряча лица от Лены. Раздается сигнал электронных часов. Все оборачиваются на них: на циферблате сплошные нули. Одновременно начинает звонить телефон. Сидящий ближе всех Андрей поднимает трубку, говорит сходу:

- Ноль часов - ровно...

На том конце провода аккуратно кладут трубку.

Мимо длинного, недавно построенного дома, едет открытый бортовой грузовик, до отказа забитый мебелью и разнообразной домашней утварью. Внезапно он резко тормозит. Сидящая в кузове на диване женщина еле успевает подхватить падающий торшер. Приоткрыв дверь кабины, водитель высовывается наружу и указывает на одну из парадных, на двери которой приклеена огромная бумажная стрелка с надписью «Здесь».

Человек сорок, все празднично одетые, сидят и полулежат прямо на полу и вдоль стен совершенно пустой, без мебели и занавесок, полутемной комнаты. На обоях развешены фотографии, рисунки, плакаты, лозунги, карикатурные портреты. У противоположной стены, в окружении четырех девушек, стоит Володя. На двух табуретках по бокам горят свечи.

…Там, иногда, не доставало

Любимых всеми сухарей,

И дева там не оживляла

Скупую прозу зимних дней.

Девушки (поют хором, глядя в листки):

То не женская доля -

грызть последний сухарь,

То не женская доля -

греть собою пухарь,

То не женская доля -

Непомерный груз несть,

То не женская доля -

по скале гладкой лезть.

Володя:

Смеркалось: на полу, чихая,

Шипел вечерний примусок,

Большую банку нагревая,

А в горле ждал сухой кусок.

Первая девушка:

Разлитый грязною рукою,

По кружкам темною струею

Уже грузинский чай бежал,

Дежурный сахар подавал.

Володя:

Семенов то вздохнет, то охнет,

Стакан дрожит в его руке,

Кусок еды, забытый, сохнет

На воспаленном языке.

К плечу головушка склонилась,

Пуховка легкая спустилась

С его усталого плеча...

Раздается резкий и продолжительный звонок в дверь. Женщина в длинном черном декольтированном платье идет открывать. За дверью - Андрей и Валера, уже сильно пьяные, но старательно пытающиеся это скрыть.

Тамара: Вы чего опаздываете? Давайте скорей!

Валера: Вас пока найдешь...

Из комнаты доносятся взрывы хохота.

Валера и Андрей заходят в пустую, почти без мебели, кухню, посреди которой стоит стол, уставленный салатами в мисках, коробками с нарезанными пирогами и тортами. Они садятся на свободные от сумок табуретки, Валера достает из кармана пиджака плоскую металлическую флягу и что-то наливает в пару чайных чашек. Из комнаты доносятся дружные аплодисменты и смех. Коридор заполняется голосами. К кухне приближаются быстрые шаги. Валера прячет флягу под стол. С невинным видом они оборачиваются к окну. В кухню заходит Светлана - в короткой джинсовой юбке, белой крепдешиновой блузке и со слегка подкрашенными глазами:

- Привет! А вы чего тут сидите?

Андрей (как бы не замечая ее): Валера, обрати внимание, какое необычное архитектурно-планировочное решение. Архитектура - это застывшая музыка...

Валера (смущенно): Привет! Мы готовимся... мы сейчас... мы уже идем.

Андрей оборачивается и видит Светлану:

- Света! Какая ты ослепительная сегодня!

Светлана смущенно улыбается.

Стуча каблучками, Светлана уходит по коридору. Дверь на лестничную площадку распахнута - там курят Слава, Сергей, Гена, Виктор, Виталий, еще несколько человек. Слава о чем-то рассказывает, все смеются. В комнате горит верхний свет. Большим покрывалом завешивают окно и балконную дверь. Юлик и Костя устанавливают на табуретке восьмимиллиметровый кинопроектор, Татьяна разворачивает на стене экран. Валера и Андрей выходят на лестницу.

Высовывается из квартиры Наташа:

- Народ! Пошли в комнату, все готово.

Постепенно комната снова заполняется, все рассаживаются по своим местам. На «сцену» выходит Ира, смотрит в программку:

- Выступает семьдесят шестой год. Кинематографическая зарисовка из цикла «От Люмьеров - до наших дней». «Год 1969». Пожалуйста! Зрители хлопают. Выходит Татьяна:

- Сегодня в нашей синематеке вы увидите старую кинопленку, случайно обнаруженную на дне сундука, принадлежащего бабушке Кости Калинина... Свет погасите, пожалуйста!

Наконец, кто-то находит выключатель и гасит свет. Татьяна включает магнитофон. Звучит легкая мелодия начала тридцатых годов. Юлик запускает проектор. На экране возникает небольшого размера черно-белое изображение с расплывчатыми краями. На него то и дело выползают узоры из скопившейся на пленке грязи. Мерцает неравномерный свет проекционной лампы.

Появляется первый титр: «1969 год. Вести». За ним следующий: «Часть первая. Новости архитектуры». На экране - очень молодые Виктор, Эдик, Виталий, Альберт, Тамара, Ира и еще какие-то люди в спортивной одежде бегут по набережной Фонтанки, мимо решетки Летнего сада, скачут на одной ножке вверх по лестнице полуразрушенного особняка; лазают по кирпичной стенке Петропавловской крепости, в бойницах которой лежит их городская одежда; двигаются друг за другом невысоко над землей по большим гранитным блокам старого здания. Съемки выполнены явным непрофессионалом: камера все время дрожит, постоянно куда-то панорамирует, ни секунды не задерживаясь на одном месте, то наезжает на лица людей, то снова отдаляется. К тому же, из-за неверной скорости проектора, люди на экране движутся слишком быстро, как в старых фильмах. В комнате начинают узнавать себя и друг друга, веселятся, негромко комментируют изображение. Титр: «Архитектура Петербурга располагает к занятию альпинизмом, так как выполнена уроженцами Альп: Трезини, Кваренги, Росси».

Новый титр: «Часть вторая. В чем трагедия русской интеллигенции?» На экране - в большом темном помещении идет официальная церемония вручения дипломов... Улица перед зданием ЛИСИ: молодые Виталий, Эдик и Виктор демонстрируют в камеру свои свеженькие, только что полученные дипломы. Титр: «Более 80% альпинистов в СССР имеют высшее образование…»

Музыка сменяется на более трагичную, чувственную. Титр: «Часть третья. Драматическая». Теперь кадры совершенно статичны. На экране появляется переснятый со старой открытки вид железнодорожного вокзала. Крупно - табличка с названием города, по-видимому висящая на здании этого же вокзала: «Нижнекорячинск». Далее - несколько переснятых со старых фотографий жанровых сценок провинциальной жизни начала века.

Титр: «Акт первый. Лирическая мелодрама». На экране - Татьяна, дома, в прическе начала века, любовно сдувает пыль и протирает тряпкой большую фотографию Кости - в широкополой шляпе, с трубкой во рту. Титр: «Она любит его…» Зрители радостно хохочут. На экране - Костя, в той же шляпе, с дымящейся трубкой во рту, бамбуковой тростью и плетеной корзиной за плечами, быстро и целеустремленно поднимается вверх по тропе. Титр: «Он любит горы…» На экране - Татьяна в бешенстве рвет фотографию Кости на кусочки, топчет обрывки ногами и, заламывая руки, плачет огромными искусственными слезами, оставляющими на лице следы черной туши. Титр: «Горы разлучают любящие сердца…»

Опять титр: «Акт второй. Бытовая драма». Снова появляется то же самое изображение Кости, уходящего вверх по тропе. Титр: «Он любит горы…» Снова появляется плачущая Татьяна, рвущая его фотографию на куски и топчущая их ногами. Титр: «Она не любит его зарплату…»

Пленка в кинопроекторе неожиданно застревает и на экране быстро разрастается пятно плавящейся эмульсии. Юлик выключает проектор.

- Свет!

Воспользовавшись паузой, Андрей, Володя и Валера выбираются на балкон. Вокруг - новые, прямоугольные, еще только частично заселенные коробки домов. Валера достает из кармана флягу, предлагает Володе выпить. В балконную дверь выглядывает Ира:

- Вы идете? Мы продолжаем.

Андрей: У тебя нет, случайно, ботинок сорок третьего размера?

В комнате снова начинает стрекотать проектор. Ира скрывается за покрывалом. Из окон дома напротив раздаются крики: «Горь-ко! Горь-ко!»

Финальный смех и аплодисменты в комнате, по-видимому, означают окончание кинопоказа. С окна снимают покрывало. Светлана открывает дверь:

- Андрюша, Валера, ваш выход.

Андрей (хмуро): Ну что, пошли?

Они заходят в комнату.

Зрители хлопают. Выходят Андрей и Валера, раскланиваются.

Несколько человек притаскивают из соседней комнаты небольшой журнальный столик и недостающую табуретку. С кухни приносят миску салата и бутылку коньяка:

- Водки нет. Коньяк пойдет?

Андрей: Ладно, пусть будет коньяк.

Они с Валерой садятся за стол, друг напротив друга.

Воцаряется тишина. Слышно, как в соседнем доме горланят на свадьбе народные песни. Андрей лезет в карман и достает оттуда три граненых стакана:

- Да, я еще забыл сказать - нам еще нужен Сашка.

Третий голос: У вас же дуэт!

Кто-то смеется. Саша удивленно смотрит на Андрея и Валеру. Они жестами показывают ему, чтобы шел к ним. Недоуменно пожав плечами, Саша пробирается через сидящих к столу. Андрей жестом показывает ему на свободную табуретку рядом с собой. Саша садится. Андрей расставляет стаканы, откупоривает коньяк, разливает. Потом они чокаются, выпивают. Валера и Андрей блаженно откидываются от стола. Саша потягивает свой коньяк, следя за их дальнейшими действиями. Сделав еще пару глубоких глотков, Андрей ставит стакан на стол, чуть не выронив его по дороге и слегка залив себе брюки.

Несколько человек начинают смеяться.

Валера лезет в карман и достает оттуда три столовые ложки. После этого они втроем слегка закусывают салатом. Потом Валера разливает по новой. Ожидая развития действия или какого-нибудь подвоха, зрители с интересом следят за ними.

- В рукав кури!

Зрители веселятся. Андрей закуривает. Потом закуривает Валера, потом они снова выпивают и снова закусывают салатом. Когда они разливают коньяк в четвертый раз, зрители начинают понимать, что их бессовестно обманывают.

- Это что, все?

- Куликов, перестань пить наш коньяк!

Андрей вздымает руку вверх, прося тишины:

- Тихо! Мне есть, что сказать людям...

Он лезет во внутренний карман своего пиджака, вытаскивает оттуда ворох бумаг и начинает среди них что-то искать. Сыплются на пол просроченные лотерейные билеты, использованные проездные талоны. Валера и Саша, уже вдвоем, с удивлением наблюдают за ним.

- Мы вам уже не верим!

Наконец, Андрей выуживает из пачки нужный ему клочок бумаги:

- Тихо! Экспромт! Написано за пятнадцать минут до начала выступления! Вариация на тему «Маленький мальчик зацепку искал»!

Зрители смеются, охотно успокаиваются.

Андрей (трагично, простирая вдаль руку):

Маленький мальчик зацепку искал,

В трещинке ручку заклинивать стал... -

во время недолгой паузы он успевает залпом осушить содержимое своего стакана. -

Хлопнули мощно стальные капканы -

Долго смеялся директор «Светланы»...

Стараясь не шуметь, Андрей из прихожей, на цыпочках, проходит прямо в кухню, снимает мятый праздничный пиджак, шарит по кастрюлям, потом зажигает газ и ставит на плиту чайник. Кутаясь в халат, на кухню выходит уставшая и осунувшаяся мать Андрея, останавливается в дверях.

Андрей лезет в холодильник, достает оттуда масло и сыр. Отрезает кусок хлеба и мажет себе бутерброд.

Андрей, начиная злиться, садится за стол:

- Оно же не летом предстоит, а осенью, даже почти зимой! Потом, в конце концов, это что, какое-то небывалое событие? В истории человечества такого никогда еще не происходило?!

Мать: Тише, тише - папа спит, разбудишь... Вчера работал много, поздно пришел...

Андрей сбавляет звук, переходя на громкий шепот:

- Зачем мне-то здесь торчать все лето? - он яростно откусывает кусок бутерброда.

Мать: Неужели ты не понимаешь таких элементарных вещей? Нине нужен покой, за ней нужно поухаживать, последить, в чем-то помочь... Ей же нельзя носить тяжести, не все можно есть, нельзя, между прочим, нервничать, а твой отъезд - это, как раз, повод для волнений, для неприятных мыслей, для бессонных ночей...

Андрей, перестав на время жевать, кричит:

- Да почему это повод для бессонных ночей?! - и, осекшись, опять переходит на шепот, снова продолжая жевать. - Потом, почему ты все время говоришь за Нину, будто ее самой как бы и не существует?! Можно подумать, что мы с ней ни разу об этом не говорили!.. Зачем делать из меня какого-то монстра, синюю бороду? Нина, между прочим, меня отпускает, она даже говорит, что ей так будет проще!

Мать: Ну-у, она так говорит потому, что не хочет тебе мешать. Но я уверена, что в глубине души ей наоборот хочется, чтобы ты остался здесь и был сейчас рядом.

Андрей: А почему бы ей, тогда, не сказать этого прямо? Зачем это скрывать? Если ей действительно этого хочется?.. Ты говоришь то, что считаешь нужным делать сама, но это еще не значит, что все кругом думают точно также. Она что, говорила, что хочет, чтоб я остался?

Мать: Нет, впрямую не говорила...

Андрей: Ну а чего тогда выдумывать?

Закипает чайник. Андрей резко встает, вынимает из сушилки джезву.

Андрей садится на стул, отставляет джезву в сторону:

- Почему это невозможно? Все вокруг говорят, а дома, почему-то, невозможно!

Мать: Ну, во-первых, не вдруг, а уже давно...

Андрей: Не знаю! Ни у кого, кроме тебя, таких проблем, почему-то не возникает!

Мать (устало): Ну ладно, давай сейчас обо мне говорить не будем... Но вот о Нине я тебе советую хорошенько подумать. Для женщины это всегда тяжелое испытание, а первый раз - особенно... И всегда лучше, когда кто-то близкий есть рядом. Мы с папой, конечно, тоже не чужие люди, но мы - другое дело.

Андрей: Хорошо, договорились! Я обязательно подумаю.

Мать хочет еще что-то добавить, но только безнадежно машет рукой:

- Ну ладно, я пойду, попробую еще немного поспать, может быть удастся...

Андрей: Попробуй...

Плотно притворив за собой дверь, мать уходит в комнату. Андрей остается сидеть за столом, равнодушно глядя на беснующийся чайник.

купить книгу