Первая грань пирамиды

- Если вам доводилось когда-либо бывать в Крыму, вы могли наблюдать, к примеру, следующую картину...
КРЫМ. ЯЛТА. НАБЕРЕЖНАЯ ПОРТА.

Вечерняя сумеречная набережная порта. Пустынно. У причала одиноко стоит освещенный яркими огнями белоснежный лайнер с латинскими буквами на борту. На палубах ни души, только из репродукторов раздаются громкие звуки оркестра, аккомпанирующего певице, исполняющей бойкую немецкую песню. На редких скамейках - немногочисленная публика, отдыхающая в межсезонье, в основном пожилые люди. Сняв шляпы и отложив в сторону костыли и палочки, они слушают немецкую речь, смотрят на море и на иллюминированный иностранный корабль.

В стороне дымит небольшой мангал, возле которого ожидает шашлыков тихая, человек в шесть, очередь. Бесцеремонно оттеснив стоящих, к прилавку подвигается толстый небритый кавказец в адидасовском костюме. Вытянув руку в сторону свежеприготовленных порций, он обращается к хозяину мангала, вяло шевеля тремя пухлыми волосатыми пальцами в золотых печатках:

- Гоча, мне «троечку», пожалуйста.

Под высокой металлической опорой канатной дороги стоит тускло освещенный пустой вагончик. Возле открытой двери салона прохаживается, заложив руки за спину, сопровождающий в фуражке с околышками. По лестнице шумно поднимается веселая хмельная компания, человек в десять: солидные, слегка раздобревшие мужчины лет за сорок и холеные увядающие женщины в сногсшибательных вечерних туалетах и золотых украшениях. Одна из них ведет на серебристом поводке огромного пятнистого дога. Со смехом они заваливаются в салон вагончика, слегка покачивающегося под их тяжестью.

Сопровождающий (несколько подобострастно и манерно): Прошу минуточку внимания, господа!.. По нашим последним метеосводкам сюда идет необычайно мощный Северо-Восточный циклон. В мои обязанности входит предупредить вас об этом. Если он застигнет нас во время нашей экскурсии, то там, наверху, - он указывает рукой куда-то в небо, в темноту, - станет очень холодно, быть может, даже выпадет снег... Я бы настоятельно советовал вам взять с собой какие-нибудь теплые вещи, если они, конечно, имеются у вас в наличии. В особенности это касается ваших нежных дам.

Слова сопровождающего приводят женщин в радостное возбуждение:

- О-о-о! Снег! Какая прелесть!

- Это будет очень романтично...

- Вот видите, Верочка, а вы так огорчались, что не успеете попрощаться с зимой.

Мужчина с бутылкой коньяка в руке игриво щелкает по ней пальцами:

- Шеф, а внутреннее разве нас не спасет, а? Как вы думаете?

Сопровождающий безразлично пожимает плечами:

- Не знаю, господа, решайте сами... Мое дело вас предупредить.

Мужчина: Тогда три секунды, шеф... Павлик, Боренька, - он обращается к двум самым молодым своим товарищам, - пулей! Туда и обратно.

Те сбегают по ступенькам на небольшую асфальтированную площадку, распахивают дверцы двух белых «Волг», извлекают оттуда ворох песцовых шуб, дубленок и лисьих шапок и бегом возвращаются с ними в салон. Сопровождающий задвигает дверь. Раздается короткий звонок. Дернувшись, перегруженный вагончик, слегка пружиня, начинает подниматься вверх по склону, проплывая между аккуратно подстриженными кипарисовыми деревьями.

Огромное, отслоившееся от стены, каменное перо торчит черным силуэтом на фоне густо-синего вечернего неба, кроваво освещенного последними лучами заходящего солнца. Застрявший между пером и скалой камень заткнул, как пробка, образовавшуюся глубокую расщелину. Острая вершина пера несколько раз обмотана изношенной веревкой, на которой висят связанные за шнурки растерзанные кроссовки, пара лысых истончившихся узконосых галош, несколько карабинов и каска, прищелкнутая за петлю ремешка. Вторая веревка постелена зигзагом на пробку, под тонкий белый полиуретановый коврик, на котором, тесно прижатые друг к другу с боков скалой и пером, лежат Андрей и Валера. Каждый из них продел по одной руке в рукава пуховой куртки, тщательно подоткнутой с боков, а свешивающиеся вниз ноги засунуты в рюкзак, подвешенный к скале. Андрей лежит на боку, положив голову в каске на каменный выступ и глядя прямо перед собой. Его лица почти не видно, торчит только нос и вспыхивающий во время очередной затяжки кончик сигареты. Валера, вывернувшись на живот и подперев подбородок свободной рукой с зажженной сигаретой между пальцами, слегка свесившись, смотрит вниз. На голове у него круглая вязаная шапочка и болониевый капюшон от куртки.

Дует ровный сильный ветер. Далекий полукруглый серебристый горизонт моря еще освещается солнцем, а земля внизу уже затянулась мглой, сквозь которую мутно проступают бледные огни Ялты и ее городов-спутников, соединенные между собой пунктиром дороги, идущей вдоль самого берега.

Андрей: Ну и холодина сегодня...

Валера: Это муссон... Теплый ветер тибетского нагорья...

Андрей: С чего бы это?

Валера: Ясно, с чего, - он затягивается сигаретой, - к нам едет Сережа Борисович, - жди холодов, ураганов, травм, землетрясений... Ночью снег пойдет, помяни мое слово!

Андрей (смеется): Лишь бы войны не было...

Их разговор прерывается криками птиц, стаей пролетающих мимо. Они молча следят за ними, пока те не скрываются за поворотом скалы.

Ночное пустынное шоссе укрыто глубоким слоем нетронутого снега. Ветви обступающих дорогу деревьев согнуты под тяжестью крупных белых хлопьев. Утопают в сугробах крутые каменистые склоны. Покрыты инеем провода, столбы, дорожные знаки и стрелки указателей. Крошечная белка аккуратно пробирается по толстой еловой ветке и осторожно заглядывает в круглый зеркальный знак «Обгон запрещен». В этот момент в нем, внезапно, отражаются две яркие фары. Белка испуганно убегает.

Из-за поворота выныривает тускло освещенный изнутри одинокий заснеженный троллейбус, вдоль и поперек разрисованный рекламными пляжными картинками, и деловито прокладывает себе дорогу по гладкой поверхности белоснежной целины. Временами, пробуксовывая в вязком снегу, он застревает на одном месте и надрывно взвывает, неимоверными усилиями пытаясь выбраться из очередной снежной западни.
САЛОН ТРОЛЛЕЙБУСА:

В салоне троллейбуса, вольно раскинувшись на двух десятках сидений, спят молодые люди, укрывшись куртками, одеялами и спальными мешками. Среди них - Сергей, Юлик, Татьяна, Володя, - остальные нам пока еще не знакомы. Их полураспакованные рюкзаки свалены в проходе, смотанные бухтами веревки, сумки и вынутые вещи разбросаны на свободных местах.

От очередного толчка и завывания одна из девушек просыпается, поднимает голову, привстает на сиденье и сонно выглядывает в окно. За стеклом проплывают укрытые шапками снега темные ели и гигантские сугробы - настоящая рождественская ночь. Решив, что это ей снится девушка улыбается, укладывается обратно на сиденье, еще плотнее закутывается в толстое домашнее байковое одеяло, устраивается поуютнее и снова погружается в сон.
КРЫМ. ШОССЕ АЛУШТА-ЯЛТА. ПОСЕЛОК НИКИТСКОЕ.

Знакомый нам, расписанный пляжной рекламой, но уже опустевший, троллейбус быстро несется под гору по чистому сухому асфальту шоссе. Навстречу ему по кромке дороги не спеша бегут спортсмены в легких футболках и спортивных трусах. За тонкими южными тополями мелькает ровная синяя поверхность моря. Спортсмены пробегают мимо рюкзаков, сумок и веревок, сваленных кучей на пустынной остановке с большой бетонной надписью «Никитский ботанический сад». Камера останавливается на груде вещей. Из-за кустов, с освещенной солнцем поляны, доносятся усталые мужские голоса:

- Кто сдает?

- Вовик.

- Раз.

- Два.

- Четыре...

- Пас.

- Семь вторых...

По узкой дорожке, проложенной между глухих высоких оград, из-за которых свисают зеленые ветви деревьев, поднимаются Саша и Светлана. Саша - невысокого роста, крепкий, с античным профилем, темными волосами и черными глазами. Светлана - тонкая, на пол головы выше него, смешливая, курносая, с веснушками, ямочками на щеках и двумя несерьезными белобрысыми косичками. Это та самая девушка, которая просыпалась ночью в троллейбусе. Всматриваясь в нарисованный на листке бумаги план, они то и дело останавливаются и озираются по сторонам. Наконец, толкают какую-то малозаметную калитку и входят во двор. Поднявшись по каменной лестнице мимо изящного двухэтажного домика, утопающего в усыпанных розовыми цветами абрикосовых деревьях, они попадают в небольшой сад и, пройдя его насквозь, оказываются возле одиноко стоящего в стороне кособокого одноэтажного строения с маленькой верандой и низкой дверью. Дверь оказывается запертой. Светлана легонько стучит в стекло веранды, всматривается вглубь дома, прислушивается. Саша громко и бесцеремонно колотит ногой в дверь. Никто не отвечает.

Возле домика под цветущей яблоней стоит круглый деревянный стол, накрытый клеенкой, в углублениях которой скопились лужицы росы. На столе лежат чистые, перевернутые вверх дном белые тарелки и несколько аэрофлотовских чашечек. Они присаживаются к столу на два влажных стула, смотрят на море. Солнце, проходя через ветви яблони, отбрасывает на белой штукатурке стены расплывчатый, слегка колеблющийся узор. Тепло, безветренно.

Светлана: Так и сидела бы всю жизнь... - она машинально чертит пальцем на клеенке какие-то фигуры. Потом, внезапно, широко раскидывает руки в стороны и начинает кричать во все горло, - Один раз в год са-ды цветут!..

Саша (смеется): Дура, что ли? Сейчас хозяев разбудишь...

Светлана: Плевать! Хозяева на работе! - она патетически простирает к нему руки. - Весной лю-бви один раз ждут!..

Продолжая смеяться, Саша немного отстраняется от нее:

- О, смотри, - записка, - он вынимает прижатый тарелкой влажный листок бумаги с привязанной к нему шоколадной конфетой.

Светлана: Конфета, чур, моя! - она разворачивает фантик и тут же отправляет конфету в рот.

Саша раскрывает записку и начинает читать ее вслух, с выражением:

- Дорогие друзья!.. Мы рады приветствовать вас на Южном Берегу Крыма! Ключи висят на гвоздике справа от двери. Еда кончилась вчера утром. Портвейн белый крымский, а также и красный крымский продается там же, где и всегда - в конце пляжа, вниз по лестнице в «Малом зале». Мы будем, наверное, сегодня во второй половине дня. Бухайте на здоровье! Как всегда ваши - Валера и Андрей.
КРЫМ. ПОДНОЖИЕ ГОРЫ АЙ-ПЕТРИ.

Серая стена Ай-Петри в тумане. Влажный сосновый лес. Мягкий ковер сухих коричневых иголок с редкими пятнами белых камней. Щебечут утренние птицы, журчит ручей. Сосредоточенно глядя под ноги, Валера и Андрей бегут вниз по склону, петляя между деревьями и перепрыгивая через упавшие на тропу сухие стволы. За плечами у Валеры рюкзак. Теперь видно, что Валера - маленького роста, очень плотный, с крупными чертами лица, большими ступнями и кистями рук. Возле прозрачного лесного родника они останавливаются. Жадно пьют, опустившись на колени.

По шоссе тянется бесконечная вереница машин. Со стороны поселка стоят, в ожидании просвета, Саша и Светлана. Светлана прижимает к груди охапку батонов, у Саши в руках и под мышками дюжина бутылок кефира. Они что-то кричат сидящим на остановке, но из-за шума их никто не слышит. Поток автомобилей усиливается еще больше. Устав держать бутылки, Саша опускает их на асфальт и присаживается на поребрик.

Теперь рюкзак несет Андрей. По сухой грунтовой дорожке они идут мимо пустых виноградников с пожухлыми прошлогодними лозами. Выходят на верхнее шоссе, к безлюдной автобусной остановке с надписью «Ореанда». Андрей устало плюхается на траву и прислоняется рюкзаком к бетонной стене будки. Валера блаженно растягивается на деревянной скамейке, закинув руки за голову. Далеко внизу синеет море.

В глубокой расщелине Никитских скал еще лежит тень, а верхние лесистые гребешки уже освещены ярким утренним солнцем. Тихо, пустынно. Внезапный крик откуда-то сверху оглашает скалы:

- Бросаю-у-у!!..

Эхо множит звуки и разносит их вокруг. Быстро разматываясь, катится по скале клубок веревки. С противоположной стороны расщелины первому голосу вторит другой:

- Кидаю-у-у!!..

Летит вниз, раскручиваясь со свистом, бухта веревки.

Бегут по скалам новые клубки веревок.

Конец первой веревки шлепается на землю. Другая, не успев размотаться до конца, застревает в колючих кустах. Третья повисает в полуметре от земли, продолжая раскачиваться из стороны в сторону... И снова тишина, и никакого движения.

Возле остановки «Hикитский ботанический сад» притормаживает порожний «КАМАЗ». Из кабины спрыгивают Андрей и Валера и, перейдя через дорогу, поднимаются по живописному зеленому склону к узкому проходу в расщелину Hикитских скал. Возле самого входа они замедляют шаги и, прячась за большим камнем, прислушиваются к доносящимся из расщелины звукам. Потом рывком выбегают на ровную площадку посреди расщелины и останавливаются, глядя на происходящее: паутина веревок оплетает скалы; человек десять, как тараканы, расползаются в разные стороны, вверх по вертикальным стенам; многочисленные нити, идущие от них, как от марионеток к кукловодам, сходятся в одной точке - внизу, в самом центре площадки, где, пригревшись на теплых камнях, сидят кучкой их разомлевшие на солнце напарники и о чем-то весело болтают между собой, время от времени поглядывая на своих подопечных и лениво выбирая каждый свою веревку.

Он начинает заливисто свистеть в два пальца.

На койке, повернувшись лицом к стене, спит больной. За окном палаты раздается громкий свист, точно такой же, как и в предыдущей сцене. После небольшой паузы свист повторяется. Потом с улицы раздаются крики.

Андрей резко садится на кровати. Накидывает поверх пижамы больничный халат, со сна не сразу попадает в тапочки. Подходит к окну и распахивает его. На дворе больницы - весна, вовсю светит солнце, поют птицы. Голые деревья отражаются в лужах. Внизу, на сухом асфальтовом островке посреди моря воды, стоят Саша, Светлана и Валера и, как потерпевшие кораблекрушение моряки, размахивают полиэтиленовым пакетом.

Андрей присаживается на подоконник.

Андрей вынимает из пакета апельсины, два парниковых огурца, несколько лимонов без кожуры и небольшого формата бумажный сверток, красиво перевязанный атласной ленточкой:

- Гран рахмат... А это что такое? - разглядывая сверток, он скидывает сумку вниз и она планирует в кусты. Саша на цыпочках, по грязи, пробирается за ней.

Светлана: Велено тебе передать - для поднятия самурайского духа.

Валера: Так ты на майские-то хоть придешь?

Андрей: Не знаю... Я приду, когда раскинет ветви...

Валера (смеется): Когда откинет ветви...

Светлана: Нинка не приходила сегодня?

Андрей: Приходила утром. Обещала еще зайти - после третьей пары, если успеет.

Светлана: Если придет, передай, пусть позвонит Ирине вечером, после десяти.

Андрей: Хорошо.

Саша: Ладно, Андрюха, мы пойдем - у нас билеты в кинематограф.

Андрей: Что за фильм?

Саша: А мы и сами не знаем. Костя дал три билета, говорит, все равно пропадают...

Андрей: Везет!

Светлана: Пока! Выздоравливай.

Валера: Ты постарайся хоть к лету-то выйти!

Андрей (смеется): Я попробую. Хотя от меня тут ничего не зависит...

Саша, Светлана и Валера идут к воротам больницы. По лужам, навстречу им, санитары катят накрытое белой простыней тело. Светлана испуганно оборачивается им вслед.

Сидя на подоконнике, Андрей очищает апельсин, одновременно развязывает атласную ленточку и раскрывает бумажный сверток. Сверху он обнаруживает почтовый конверт, жирным шрифтом на нем напечатано: «Пригласительный билет». Андрей извлекает из него сложенную вдвое самодельную открытку, на обложке которой нарисован тушью его карикатурный профиль. Он разворачивает открытку. Ясный звонкий восторженный женский голос за кадром читает написанное:

- Божественному Андрею ибн Анатольевичу... О, мой златокудрый повелитель! В благоуханном Самарканде, в знойное время третьего месяца лета, как цветок граната, распустилась любовь моя к тебе! О! Инжир Моего Сердца! Презирая опасность, я на крыльях дивной страсти прокралась в страну туманного севера, чтобы только на миг увидеть тебя, Урюк Дерева Моей Души!.. Двадцать седьмого мая, в семнадцать-ноль-ноль, у достопочтимой Ковалевой-байши явись, Божественный Юноша!.. Да продлит Аллах часы твоего обеда!

Как бы влезая в разговор, за кадром раздается еще один голос - деловой, мужской:

- Вход по пригласительным.

Улыбаясь, Андрей, с едой и посланиями, возвращается на кровать, забирается на нее прямо в тапках, устраивается поудобнее, подложив под спину подушку и, продолжая есть апельсин, разворачивает пакет дальше. От неловкого движения из него вываливаются несколько исписанных стихами листочков и рассыпаются по полу. Андрей поднимает самый ближний. На нем надпись: «А.С.Боткин. Поэма». Еще один мужской голос за кадром:

- Александр Сергеевич Боткин. Поэма.

Выждав необходимую паузу, голос за кадром начинает читать поэму. Мы слышим ее уже на следующих кадрах.
ДВОР В СТАРОМ РАЙОНЕ.

Солнце. Голые деревья. Старый двухэтажный свежеоштукатуренный дом. Два мальчика с велосипедом (мы уже видели их в начале фильма). Только что они починили свою цепь и теперь испытывают велосипед на прочность. Старший брат, уже в который, наверное, раз, лихо проносится мимо младшего, обдав его водой из лужи. Младшему тоже нестерпимо хочется прокатиться. Он бежит некоторое время за старшим, пытаясь его остановить:

- Лефа, ну Лефа же!..

Где там! Брат уже далеко - мчится по аллее во весь дух, выпендриваясь, - отпустив руль и заложив руки в карманы.

Наш дядя самых честных правил.

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог...

Младший брат хватает с земли кусок асфальта и швыряет вдогонку старшему. Он плачет от обиды, стоя прямо в луже.

...Его пример другим наука;

Но, боже мой, какая сука?!

(В столовке, видимо, ЛИСИ,

О, нас там, боже, пронеси)

Непропеченный пирожок

Или бифштекс полусырой

(Чей биф был отнесен домой)

Вам подложила - ешь, дружок!

Подумав молча про себя:

«Пускай микроб возьмет тебя!»...
БОЛЬНИЦА ИМЕНИ БОТКИНА.

Андрей выходит за ворота больницы, стоит, засунув руки в карманы, вдыхает свежий весенний воздух, смотрит на голубое небо и редкие белые, похожие на горы, облака.

...Или в лесах печальных Крыма,

После победы роковой,

Светилом яростным палимы

Устало вы брели домой.

И вдруг, в кустах у Ореанды,

Вас нить прекрасной Ариадны

Выводит к горному ручью,

И тут - я, право, не шучу,

Не разбирая, что? откуда?

В Тавриде раннею весной

Фонтан из-под земли струей?!

И, уповая лишь на чудо,

Ты к влаге с жадностью приник,

А злой микроб в тебя проник...

УЛИЦЫ ЛЕНИНГРАДА.

Андрей идет по шумному Староневскому. Звонит из телефонной будки - на том конце никто не берет трубку. Проходит, разглядывая витрины, Невский, потом Владимирский. То теряется в толпе, то появляется снова. Сворачивает на Загородный, с него на Московский, потом на Вторую Красноармейскую улицу.

Голос за кадром:

...Судьба... она не разбирает

И даже лучших из мужей

Порой жестоко поражает

Десницей властною своей.

Ты сам во младости далекой,

Сестрой смущенный светлоокой,

Свой жребий радостно избрал

И с той поры с огнем играл.

А эти Боткина палаты -

Не худший жребий; как-нибудь

В забвенье Леты канет муть

Уколов, клизм, диет, халатов.

Да пусть не истребит зараза

В тебе студента - стенолаза!
ИНЖЕНЕРНО-СТРОИТЕЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ.

Андрей заходит в высокую дверь стеклобетонного архитектурного корпуса. Поднимается по лестнице. С кем-то здоровается, кому-то кивает. Возле подоконников толпятся богемного вида продуманно-небрежно одетые студенты и студентки - архитекторы: свитера, бороды, длинные волосы, сумки от противогазов через плечо, глубокомысленные разговоры, сигаретный туман. Андрей в раздумье останавливается перед своей родной аудиторией, с надписью «2-А-5», и прислушивается к доносящимся оттуда звукам. Поколебавшись некоторое время, он толкает дверь и заходит внутрь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ – ГОРОД.
СТУДЕНЧЕСКАЯ АРХИТЕКТУРНАЯ МАСТЕРСКАЯ.

Негромко играет магнитофон. В глубине аудитории гремит хорошо поставленный бас преподавателя. Желая остаться незамеченным, Андрей быстро ныряет в узкое пространство между высокими стеллажами. Там уже сидят три девушки и два парня. Все они усердно - каждый на своем подрамнике - покрывают яркими красками фасады замысловатых коттеджей. Молодой человек у окна первым замечает Андрея:

- Ка-кие люди!

Андрей (шепотом, грозя ему кулаком): Тише!

Однако бас преподавателя уже неотвратимо приближается. Андрей, на ходу здороваясь, перелезает через столы и стулья и усаживается на высокий табурет напротив своего девственно-белого подрамника, едва тронутого неясной сеткой карандашных линий. К подрамнику приколота записка. Андрей отрывает ее, торопливо разворачивает.

В это время из-за угла выплывает преподаватель. У него правильные, но мелкие черты лица, ухоженная седая бородка и аккуратно расчесанные на пробор волосы. Небольшой животик выпирает из джинсовых брюк, рукава рубашки закатаны по локоть. Андрей поспешно прячет записку.