1 Обл. Сл., 4.
2 Сахаров., I, 27.
3 Номис, 5.
4 Эта. Сб., 1, 353.
5 Абев., 235.
6 Ист. очер. рус. слов., I, 490.
7 Печать — эмблема налагаемых уз: запечатать кому уста все равно что «завязать кому рот», т. е. заставить молчать. Особенно важную роль играет это слово в заговорах на остановление крови («запечатать рану»), вследствие сродства его с выражением: кровь или рана запеклась (см. заговор, приведенный г. Буслаевым в Архиве ист.-юрид. свед., II, пол. 2, 40).
8 Архив ист.-юрид. свед., II, пол. 2, 53—54.
репятствовать, не допустить: «мини як завязано» (малорос. ) — мне ничто не удается. Заговорные слова, означавшие победу заклинателя над нечистыми духами болезней и смерти, опутывание их, словно пленников, цепями и узами (по необходимому закону древнейшего развития, когда все воплощалось в наглядный обряд) вызвали действительное завязывание узлов; узлы эти завязывались на теле больного, так как, по древнему воззрению, демон болезни вселялся в самого человека. До сих пор еще наузы нередко состоят из простой нитки или бечевки с узлами; так от лихорадки носят на руках и ногах повязки из красной шерсти или тесьмы; девять ниток такой шерсти, навязанные на шею ребенка, предохраняют его от скарлатины = краснухи; от глистов употребляют то же навязывание пряжи на детей1. Красный цвет нити указывает в ней символическое представление молнии, прогоняющей всякую демонскую силу. В Тверской губ. для охраны стада от зверей вешают на шею передовой2 коровы сумку с каким-то снадобьем; сумка эта называется вязло3, и значение чары состоит в том, что она связывает пасть дикого зверя. При весеннем выгоне лошадей в поле крестьяне берут висячий замок и, то запирая его, то отмыкая, обходят трижды кругом стада и причитывают: «замыкаю я сим булатным замком серым волкам уста от моего табуна». За третьим обходом запирают замок окончательно и кладут его в воротах, через которые выгоняют лошадей; после того подымают замок и прячут где-нибудь, оставляя замкнутым до поздней осени, пока табун гуляет в поле. Крепкое слово заговора, словно ключом, замыкает уста волков4. Подобным образом болгары думают сберечь свои стада суеверным обрядом, основанным на выражении зашить волчьи уши, очи и уста. Вечером баба берет иголку с ниткою и начинает зашивать полу своей одежды, а какой-нибудь мальчик ее спрашивает: «что шиеш, бабо?» — Зашивам, сынко, на влъцы-те уши-те, да не чуят ов-це-те, козы-те, свине-те и теленца-та. Мальчик повторяет свой вопрос и получает ответ: «зашивам, сынко, на влъцы-те очи-те, да не видят овце-те» и т. д. В третий раз баба говорит: «зашивам на влъцы-те уста-те, да не едят» овец, коз, свиней и те-лят5. Во-2-х, науза рассматривалась как крепкий запор, налагаемый на человека с целию преградить (= замкнуть, завязать) доступ к его телу. Нить или бечева с наглухо затянутыми узлами, или еще лучше — сеть (потому что нигде нет столько узлов, как на ней), почитаются охранительными средствами против нечистой силы, колдунов и ведьм. Чтобы поймать ведьму, должно спрятаться под осиновую борону и ловить ее уздою; под бороною она не может повредить человеку, так как верхняя часть бороны делается из свитых (сплетенных) вместе лоз. В некоторых местах, наряжая невесту к венцу, накидывают на нее бредень (рыболовную сеть) или, навязав на длинной нитке, как можно — более, узелков, подвязывают ею невесту; делается это с намерением противодействовать порче. Точно так же и жених и самые поезжане опоясываются сеткою или вязаным поясом — в том убеждении, что колдун ничего злого не в силах сделать до тех пор, пока не распутает бесчисленных узлов
1 Иллюстр. 1845, 565; Пузин., 160; Neues Lausitz. Magazin 1843, III—IV, 322; Громанн, 112: красная повязка оберегает ребенка от порчи.
2 Корова, которая ходит впереди стада.
3 Обл. Сл., 34.
4 Библ. для Чт. 1848, IX, ст. Гуляева, 55—56.
5 Черниг. Г. В. 1861, 6. В Смоленской губ., выгоняя скот на Юрьев день в поле, читают следующее заклятие: «глухой, глухой! ци слышишь? — Не слышу! — Когда б дал Бог, чтоб волк не слыхал нашего скота. Хромой, хромой! ци дойдзешь? — Не дойду! — Когда б дал Бог — не дошел волк до нашего скота. Слепой, слепой! ци видзишь? — Не вижу! — Дай Бог, чтоб волк не видал нашего скота» (Цебрик., 273).
сети или пока не удастся ему снять с человека его пояс1. Некоторые крестьяне думают, что ходить без пояса грешно2. В-З-х, с наузою соединялось понятие целебного средства, связующего и скрепляющего разбитые члены больного. Если разовьется рука, т. е. заболит связка ручной кистиз, то на Руси принято обвязывать ее красною пряжею. Такое симпатическое лечение известно и у немцев. Кроме того, на Vogelsberg'e от лома в костях носят железные кольца, выкованные из такого гвоздя или крюка, на котором кто-нибудь повесился4. Чтобы избавиться от головной боли, немцы обвязывают виски веревкою, на которой был повешен преступник; во Франции же такую веревку носят для отвращения зубной боли: эта повязка должна закрепить и череп, и зубы5. В случае вывиха или перелома и у нас и в Германии поселяне отыскивают дерево, которое, разделившись на две ветви, потом снова срослось в один ствол, и в образовавшееся оттого отверстие протаскивают больных детей; иногда нарочно раскалывают молодое зеленое дерево (преимущественно дуб) надвое, протаскивают больного сквозь расщепленные половины и потом связывают их веревкою: пусть так же срастется поломанная кость, как срастается связанное дерево (II, 157—8). Наконец, есть еще обычай, в силу которого снимают с больного пояс и бросают на дороге; кто его подымет и наденет на себя, тот и заболеет, т. е. к тому болезнь и привяжется, а хворый выздоровеет6.
Вещие мужи и женки призываются для унятия разгневанного домового, кикимор и разных враждебных духов, овладевших жильем человека; они обмывают притолки от лихорадок, объезжают с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов7; когда на хлебные растения нападет червь, то нарочно приглашенная знахарка три зори выходит в поле, нашептывает заклятия и делает при концах загонов узлы на колосьях: это называется «заламывать червей», т. е. преграждать им путь на зеленеющие нивы8. Колдун — необходимое лицо на свадьбах; на него возлагается обязанность оберегать молодую чету и всех «поезжан» от порчи. В Пермской губ. при невесте всегда находится знахарка, а при женихе — знахарь. Этот последний едет впереди свадебного поезда — с озабоченным лицом, озираясь по сторонам и нашептывая: по народному объяснению, он борется тогда с нечистою силою, которая следует за новобрачными и строит им козни9. Вообще в затруднительных обстоятельствах жизни: нападет ли на сердце кручина, приключится ли в доме покража или другая беда, отгуляет ли лошадь, угрожает ли мщение врага и т. д. — во всех этих случаях крестьяне прибегают к колдунам и колдуньям и просят их помощи и советов10. Так ведется исстари. По свидетельству слова о злых дусех: «когда (людям) кака-либо казнь найдеть, или от князя пограбление, или в дому пакость, или болезнь, или скоту их пагуба, то они текуть к волхвом, в тех бо
1 Иллюстр. 1846, 333; О. 3. 1848, т. LVI, 204. Кто желает добыть шапку-невидимку или неразменный червонец от нечистого, тот, по народному поверью, может выменять у него эти диковинки на черную кошку; но непременно должен обвязать ее сетью или ниткою с узелками, а то — беда неминучая! Сказанное же средство спасает от несчастия, потому что нечистый до тех пор связан в своих злобных действиях, пока не распутает всех узлов. — Ворон. Бес, 192; Сахаров., I, 55.
2 Владим. Г. В. 1844, 49.
3 То место, где кисть руки соединяется с костью, идущею от локтя, крестьяне называют заве(и)ть. — Библ. для Чт. 1848, X, ст. Гуляева, 119.
4 D. Myth., 1117, 1121; Die Götterwelt, 197.
5 Beiträge zur D. Myth., I, 247.
6 Этн. Сб., VI, 129.
7 Сахаров., II, 95.
8 Владим. Г. В. 1844, 49.
9 Сахаров., 1, 56; II, 17, 107—9; Очерк Арханг. губ. Верещагина, 181—3.
10 Сахаров., I, в отделе: «Чернокнижие»; Вест. Р. Г. О. 1852, V, смесь, 34; Ж. М. Н. П. 1746, XII, 208.
собе помощи ищуть»1. В Святославовом изборнике замечено: «аште и сн (сон) тя смоутить, к сньноуоумоу сказателю течеши; аште и погоубиши (потеряешь) что, то к влхвоу течеши»2. Колдуны и ведуньи тотчас обличают вора и находят потерянную вещь; они обладают способностью проникать в чужие мысли, знают все былое, настоящее и грядущее; для них достаточно посмотреть человеку в очи или прислушаться к его голосу, чтобы в ту же минуту овладеть его тайною3. От глубокой древности и до наших дней их считают призванными совершать гадания, ворожить и давать предвещания. В. кн. Олег обращался к волхвам с вопросом: какая суждена ему смерть? и получил в ответ: «князь! ты умрешь от любимого коня». Рассказавши о том, как сбылось это предвещание, летописец прибавляет: «се же дивно есть, яко от волхования сбывается чародейством»4. По указанию Краледворской рукописи Кублай собирал чародеев, и те гадали ему: на чью сторону должна склониться победа. Те же вещие дарования нераздельны и с понятием жречества. Везде, где только были жрецы и жрицы, на них возлагались обязанности творить суд, совершать гадания, предсказывать будущее, произносить заклятия и врачевать недуги (см. стр. 45—46)5; с водворением же христианства некоторые из этих обязанностей были усвоены служителями новой религии. Не останавливаясь на так называемых «божьих судах» и заклинательных молитвах, наполняющих старинные служебники, заметим одно, что во все продолжение средних веков духовенство предлагало свою врачебную помощь, пользовалось для этого частию религиозными обрядами, частию средствами, наследованными от незапамятной старины6. Наделяя вещих жен и мужей теми же эпитетами и названиями, какие употреблялись для обозначения облачных духов, присваивая тем и другим тождественные признаки, естественно было породнить и смешать их: за первыми признать стихийные свойства, а последних низвести на землю и поставить в условия человеческой жизни. Большая часть народных поверий о ведунах и ведьмах представляет такие яркие, знаменательные черты древнейших воззрений на природу, которые не оставляют ни малейшего сомнения, что первоначально они могли относиться только к демонам облачного мира. Таковы поверья: а) о наслании ведунами и ведьмами грозовых туч, бурных вихрей и града, b) о скрадывании ими росы, дождей и небесных светил, с) о их полетах в воздушных пространствах, d) сборищах на «лысой горе», неистовых плясках и нечестивых оргиях, е) о доении ведьмами коров, f) о влиянии колдовства на земное плодородие и, наконец, g) о волшебной силе оборотничества.
В Германии ведьмам даются названия: wettermacherin, wetterhexe, nebelhexe, strahlhexe, blitzhexe, zessenmacherin (от стар. zessa — sturm, буря, гроза), что, во-1-х,
1 Москв. 1844, 1, 244.
2 Ист. Христом. Бусл., 274.
3 Иллюстр. 1846, 135.
4 П. С. Р. Л., I, 16. Гедимину волхв растолковал его чудесное видение. — Вест. Евр. 1821, XVI, 310—1. Напомним и народные поговорки: «хорошо тому жить, кому бабушка ворожит», «бабка надвое сказала!»
5 У литовцев, например, жрецы давали прорицания, гадали по крику птиц, лечили болезни, заживляли раны, останавливали кровь, навязывали амулеты и пр. ; верховный жрец назывался у них криве кривейте = судья судей. — Ж. М. Н. П. 1844, IV, ст. Боричевск., 15—21. По чешскому преданию, у Крона было три вещие дочери, из которых одна знала силу трав, умела целить болезни и ведала все, о чем бы ее ни спросили, вторая была жрицею, научила чехов поклоняться богам и приносить им жертвы, а третьей Любуше принадлежали суд и управа.
6 D. Myth., 1103; П. С. Р. Л., I, 81: «аще кто коли принесяше детищь болен... ли свершен человек, кацем-либо недугом одержим, приходяще в манастырь к блаженному Феодосью — повелеваше сему Дамьяну молитву створити болящему; и абье створяше молитву и маслом помазаше, и приимаху и(с)целенье приходящие к нему».
роднит их с валькириями, которые носятся на облачных конях и сотрясают на землю росу, во-2-х, — сближает их с сербскими вилами, собирательницами облаков, и, в-3-х, — напоминает греч. νεφεληγερέτης — один из эпитетов Зевса1. Славянская «Кормчая» (по списку 1282 г. ) и «Домострой» называют чародеев облакопрогонниками2; митрополит Даниил советует налагать запрещение на «глаголемых облакопрогонников и чаровников и наузников и волшебников3. В западной Европе существует глубоко укорененное верование, что колдуны и ведьмы могут носиться в тучах, производить грозы, напущать бури, дождевые ливни и град. Верованье это идет из отдаленной древности. Фессалийские волшебницы обвинялись между прочим и во всех бедствиях, причиняемых опустошительными бурями. В средневековых памятниках (VIII—IX вв. ) чародеи именуются tempestarii, immissores tempestatum, и это основывалось на общем убеждении, что «homo malus vel diabolus tempestatem faciat, lapides grandinum spergat, agros devastet, fulgura mittat». Скандинавская сага говорит о двух полубогинях-получародейках Ирпе и Торгерде (Yrpa и Thorgerd), которые производили ненастье, бури и град. Из преданий, сохраненных германскими племенами, узнаем, что колдуны и ведьмы употребляют для этого кружки или чаши. Подобно тому, как древние боги и богини проливали из небесных урн дожди и росу, так точно колдуны и ведьмы, уносясь в воздушные выси, посылают из своих кружек разрушительную бурю; опрокидывая одну кружку, они творят гром и молнии, из другой пускают град и метели, из третьей — суровые ветры и ливни. Облака и тучи, содержащие в своих недрах дождь, град и снег, в поэтических сказаниях старины представлялись сосудами, котлами и бочками, в которых изготовлялся и хранился волшебный напиток, или небесными родниками и колодцами. На этих давно позабытых метафорах основаны многие из народных поверий. Так, о ведьмах рассказывают, что, погружая в воду горшки и взбалтывая ее, они вызывают ненастье; с тою же целью они потрясают котлом или вздымают пыль против солнечного заката; сверх того, в своих котлах и горшках они стряпают (варят) непогоду, проливные дожди и град; рассказывают еще, что ведьмы пускают по воде синие огоньки, бросают в воздух кремневые камни (т. е. возжигают в дождевых источниках молнии и мечут «громовые стрелки») и катают бочки, разрыв которых производит грозу и бурю. По немецким актам XVI и XVII столетий, ведьмы собирались около озер и источников, били по воде хлыстами, и когда от летящих брызг подымался туман, то сгущали его в черные тучи; на этих тучах ездили они по воздушным пространствам, направляя их бег в ту сторону, где хотели произвести опустошение. Бросая в колодцы и пруды камни, чародеи могут вызывать грозы, дожди и град: поверье, общее германцам с кельтами и финнами. И лоза, и камень — символы молнии. В Греции совершался следующий обряд: когда наступала засуха, Зевсов жрец шел к источнику, посвященному нимфе, творил там жертвоприношение и дубовою веткою касался поверхности вод; думали, что вследствие этого обряда непременно должны подняться туманы, собраться в облака и напоить землю дождем. Немецкая сага рассказывает о ведьме, которая из маленького облачка создала большую грозовую тучу и, носясь в ней, словно в воздушном корабле, воздвигла сильную бурю; на ту пору шел по дороге охотник; застигнутый ненастьем, он зарядил свое ружье освященной пулею и выстрелил в самую середину черной тучи, где мрак был сгущен всего больше, и вслед за выстрелом перед ним упала убитая голая жен-
1 D. Myth., 1042-3.
2 Истор. Христом. Бусл., 381; Времен., I, 43.
3 Пам. стар. рус. литер., IV, 202. В финских рунах «колдун» называется Ukon poika = сын громовника Укко. — Учен. Зап. Ак. Н. 1852, IV, 514—5.
щина; в то же мгновение буря затихла и небо стало проясняться. Сказание это известно и словенцам1; смысл его — тот, что облачная жена гибнет от громовой стрелы дикого охотника (Одина). В Каринтии поселяне стреляют в грозовые тучи, чтобы разогнать злых духов, собирающихся в надземной области держать совет и уготовлять беды. Ветры, сопровождающие полет туч, заставили уподобить эти последние раздувательным мехам. О норвежских чародейках сохранилось предание, что они заключали ветры в мешок (windsack) и завязывали его узлами, а в случае надобности разрешали эти узлы, произнося заклятие: «wind, ins teufels namen!» — и в ту же минуту подымался бурный вихрь, опустошал землю, волновал море и разбивал корабли. Норманны и вообще жители северных поморий верили, что колдуны могли продавать ветры морякам, давая им кожаные мешки с волшебными узлами: когда развязывали один узел — начинали дуть тихие и благоприятные ветры, развязывали другой — ветры крепчали, а вслед за разрешением третьего узла — наставала страшная буря. Напомним, что с дующими ветрами фантазия сочетала представление о буйных, неистовых существах, которым удалось вырваться на свободу; в тихое же время они сидят в заключении, окованные и связанные своим владыкою (I, 158). Управляя ветрами, колдуны и ведьмы могут не только собирать, скучивать облака, но и прогонять их с небосклона и производить бездождие и засуху, не менее гибельные для жатв, как и безвременные ливни и все истребляющий град2. В Испании простолюдины убеждены, что ведьмы как только захотят — тотчас же добудут ветра, потому что им сам черт поддувает3. То же воззрение на колдовство разделялось и славянскими племенами. По их рассказам, ведуны и ведьмы могут, по своему произволу, и насылать и отвращать бури, грозы, дожди и град; могут морочить (затуманивать или отводить очи), т. е. застилать окрестные места и предметы туманом, и, придавая им обманчивые образы, заставлять человека видеть совсем не то, что есть на самом деле4.
В Малороссии ведьму называют мара, а словом заморока обозначается и чаровница, и темнота ночная5. Оба названия указывают на мрак, производимый наплывом черных туч. Эта связь с тучами и вихрями, в которых издревле рисовались народному воображению великаны, змеи и другие нечистые духи, враждебные светлым богам неба, наложила на колдунов и ведьм демонический характер. Уже в Индии верили в злое влияние колдовства. В народных сказках колдун и ведьма нередко заступают место дракона или черта, и подобно им — налетают грозовою тучею, ударяют громом и сверкают молниями6. Отсюда-то возник целый ряд суеверных преданий, по свидетельству которых чародеи и чародейки предаются дьяволу, заключают с ним договоры и действуют его именем, направляя свои вещие дарова-
1 Рус. Бес, 1857, 111, 112.
2 D. Myth., 559—560, 606, 1026, 1040—2; Der Ursprung der Myth., 260-1; Библ. для Чт. 1842, XI, 56. Фритиоф-сага предлагает следующее свидетельство: сыновья конунга Бели послали за двумя ведьмами, заплатили им деньги и заставили на погибель Фритиофа возбудить морскую бурю. Ведьмы приготовили пары и, взобравшись на утес, вызвали заклинаниями буйные ветры. Море запенилось, заклубилось, и пловцов окружила непроницаемая тьма... — Опыты истор.-филология, трудов Глав. Педаг. института (1852 г. ), 154—9.
3 Телескоп 1834, IV, 224.
4 Киевлян. 1865, 69; Гануш: Дед и Баба, 53; Zarysy domove, III, 150, 166; Москв. 1848, VIII, 71—73; Маяк, XII, 21. На Руси можно услышать рассказы о том, как положили колдуна или ведьму наказывать плетьми, а им и горя мало: всем кажется, что плеть бьет по голой спине, а она ударяет по земле или бревну. Мороча людей, колдуны напускают обманчивое наводнение = марево (Н. Р. Ск., V, 16; VI, 21; Чудинск., 24).
5 Киев. Г. В. 1845, 13; Старосв. Банд., 333. 6 Чудинск., стр. 14, 32.
ния не столько на пользу, сколько во вред и на пагубу человеческого рода1. В южной России существует любопытный рассказ о знахаре, который по собственному желанию мог располагать и дождем, и градом. Бывало, во время жатвы надвинется на небо дождевая туча; все бросятся складывать снопы, станут убираться домой, а ему и горя мало! «Не будет дождя!» — скажет он — и туча пройдет мимо. Раз как-то собралась страшная гроза, все небо почернело; но знахарь объявил, что дождя не будет, и продолжал работать на своей ниве. Вдруг откуда ни взялся скачет к нему черный человек на черном коне: «пусти!» — умоляет он знахаря. — Ни, не пущу! — отвечает тот, — було не набирать так богато! Черный ездок исчез; тучи посизели, побледнели, и мужики стали ожидать граду. Несется к знахарю другой ездок — весь белый и на белом коне: «пусти, сделай милость!» — Не пущу! «Эй, пусти; не выдержу!» Знахарь приподнял голову и сказал: «ну, вже ступай, да тилько у той байрак, щò за нивою». И вслед за тем град зашумел по байраку2. Чехи передают этот рассказ в такой форме: завидя градовую тучу, заклинатель решился отвести ее от засеянных полей на дальние пустынные горы; но из средины тучи раздался голос: «пусти меня! я не в силах сдерживать больше». Заклинатель бросился к соседу своему — судье, выпросил у него позволение провезти груз через его владения, и через несколько минут все судейские поля были побиты градом; прочие же окрестные поля остались нетронутыми3. В бурных, стремительных ветрах поселяне усматривают полет колдуна или ведьмы. По немецкому выражению, колдун ездит на хвосту ветра; как скоро ему понадобится перенестись в дальнюю сторону. Ветр приглашает его: «setz dich auf meinen schwanz!»4 На Руси существует поверье, что на Благовещенье, когда повеет весна, черти проветривают колдунов и с этою целью подымают их на воздух и держат головами вниз5. От малорусов можно услышать следующее предание: работал мужик в поле; глядь — прямо на него летит вихорь, мужик выхватил из-за пояса секиру и бросил в самую средину вертящегося столба пьши. Вихорь понесся дальше и увлек за собою топор, вонзившийся в него, словно в дерево. Вскоре случилось этому мужику остановиться на ночлег в одной деревушке; было поздно, когда он вошел в хату, в которой еще светился огонь. В хате лежал больной, и на вопрос пришельца домашние сказали: «то наш батька скалечил себя секирою!» Располагаясь спать, мужик ненароком заглянул под лавку и увидел там свой собственный топор; тотчас узнал он, что ранил колдуна, и в страхе, чтобы не попасться ему на глаза, поспешил из хаты вон6. Таким образом колдун, увлекаемый буйным ветром, подвергается удару топора — точно так же, как в вышеприведенной саге выстрел охотника поражает ведьму, несущуюся в бурной туче. О крутящемся вихре крестьяне наши думают, что это вертится нечистый дух, что это — свадебная пляска, которой предается он вместе с ведьмою; чехи о том же явлении выражаются: báby čarujou, т. е. ведьмы чаруют, подымают вихрь. Чтобы напутать путников, ведьма нередко превращается пыльным столбом и мчится к ним навстречу с неудержимою быстротою. По народному поверью, если в столб пьши, поднятый вихрем, бросить острый нож, то можно поранить черта или ведьму, и нож упадет на землю
1 Поэтому и в народных заклятиях испрашивают защиты «от бабьих зазор, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи, от ведьмы киевской и злой сестры ее — муромской». — Сахаров., 1, 19.
2 Кулиш, II, 40; Москв. 1846, XI—XII, критика, 153—4.
3 Громанн, 34—35: по другому варианту, колдун велит граду спуститься на поля нечестивой бабы.
4 Die Götterwelt, 98; Beiträge zur D. Myth., II, 362.
5 Сахаров., 1, 52.
6 Lud Ukrain., II, 100.
весь окровавленный1. Канцлер Радзивил, описывая в своих мемуарах страшную бурю, которая была 5 мая 1643 года, утверждает, что ее произвели ведьмы2: так глубоко проникли в народное убеждение заветы старины, что и самые образованные люди XVII века не теряли к ним доверия. Отсюда становится понятною примета, по которой ни одна баба не должна присутствовать при отправлении рыбаков в море; особенно стараются, чтобы она не видела — как забирают и кладут в лодку рыболовные и мореходные снасти: не то ожидай большой беды!3
Достарыңызбен бөлісу: |