Овидий
Прошло несколько минут, и в комнату вошел седой подполковник в мокрой плащ-палатке.
Смотрите, Лапин подал ему шифровку, этот текст был послан в эфир трижды, причем довольно мощной радиостанцией. Зуев использовал, вероятно, армейскую. Немецкую. Шифр обусловленный, но адресует какому-то "ксендзу" в Берлине. Думаю, что он хочет, чтобы мы устроили лишнее подтверждение. Видно ему там приходится туго. Как вы думаете, Станислав Николаевич, можно это срочно сделать?
Трудно, Петр Иванович, но постараемся. Через два часа - не поздно?
Думаю, что нет. Но чем раньше - том лучше, действуйте, Станислав Николаевич!
... Сандров никогда не видел полковника в таком возбужденном состоянии.
Семен Петрович, у Зуева есть что-то очень важное для нас. Он просит свидания лично со мной, нет, вы что-нибудь понимаете? Причем на той стороне. За время войны Алексей трижды побывал в тылу у немцев, и такого, насколько я осведомлен о его деятельности там, не случалось. Вероятно, ему никак нельзя уйти, или не хочет уходить. Так и шлет. Будем думать... Пойду к генералу, надо связаться с Москвой.
...Радиограмма из Берлина на имя оберста Гербстмана – для ЗЭТ 18 гласила: "слушать эфир через каждые четыре часа, начина с 12-го на волне 23,33 метра".
Зуев почти не отлучался из комнаты радистов. Для уверенности он уговорил оберста дать ему две рации: за одну он посадил опытного радиста, который через каждые четыре часа в течении пятнадцати минут добросовестно следил за указанной волной. Сам же постоянно шарил по эфиру, напряженно ища нужный позывные. На вторые сутки он вдруг схватил карандаш и стал быстро-быстро что-то записывать.
________________________________________
** Двуликий Янус – италийский бог. Его оружие – ключ.
Затем, вглядевшись в написанные цифры еще раз, вынул зажигалку, сжег лист с радиограммой и объявил отбой вахтам.
Оберст Гербстман был бы рад отделаться от назойливого гауптмана, действия которого доставляли лишние хлопоты.
А их у полковника в эвакуационный период было более чем достаточно: фронт стремительно приближался. Более того, американцы не спешили, а русские – вот-вот должны были появиться на подступах к городу. Тогда без боя оставлять город было нельзя. А о каком бое может быть речь, когда в руках руководителей защиты находились нити от потрепанных в боях разношерстных частей.
Оберст понимал и другое: никакие сверхмощные "оружия возмездия" третьего рейха не помогут конец близок и уже настоящее возмездие не за горами.
Макс Гербстман в последнее время все чаще и чаще непроизвольно трогал красно-белую ленту на мундире: "железный крест", полученный из рук самого рейхсфюрера СС Гиммлера за успешно проведенную операцию в плане "Нахт унд небель". Умный, волевой и энергичный оберст отлично понимал, что сверхсекретный план, эта гитлеровская система массового истребления рано или поздно потребует сурового ответа, и все чаще оберст вспоминал документ, пришедший к нему по особому каналу. Это материалы Крымской конференции глав правительств трех держав. В заявлении, сделанном ими о результатах работы Крымской конференции в частности сказано:
"…Мы договорились об общей политики и планах принудительного осуществления условий безоговорочной капитуляции, которые мы совместно предпишем нацистской Германии после того, как германское вооруженное сопротивление будет окончательно сокрушено...
Нацистская Германия обречена. Германский народ, пытаясь продолжать свое безнадежное сопротивление, лишь делает для себя тяжелее цену своего поражения...
Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантии в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушать мир всего мира..."
"Нахт унд небель" - "Ночь и туман"... Фраза, взятая из программы одного из произведений Вагнера, которого так любит слушать фюрер. (Еще долго после войны люди с некоторым содроганием будут слушать музыку этого композитора!)
А тут еще странный гауптман. Он или почувствовал, что за ним установлена слежка или действительно его служебное рвение настолько высоко, что безвылазно сидит у рации и ищет что-то...
Разрешите, господин полковник? стремительно вошел в кабинет гауптман Гейнц, - Вероятно это последняя просьба!
Вытянувшись перед оберстом Зуев источал всем своим существом радость и почтение.
Сегодня в шестнадцать ноль-ноль мне необходимы два отделения солдат, единственное, что я могу вам конфиденциально сообщить для встречи и охраны одной высокой особы из ... одним словом, прошу оказать эту любезность. Солдаты нужны всего на два-три часа.
Оберст внутренне обиделся, однако не подал виду. Гауптман, вероятно, действительно послан для каких-то особых целей, если сюда прибывает высокое начальство, а его руководителя "охранных отрядов" СС - даже не поставили в известность.
В шестнадцать ноль-ноль два отделения в распоряжение гауптмана Гейнца! приказал оберст в телефонную трубку. В пять часов вечера старый заброшенный аэродром под городом был оцеплен солдатами. Ровно в шесть на нем зажглись импровизированные посадочные огни. И сразу же откуда-то с юга донесся мощный гул и при свете прожекторов совершил посадку трехмоторный самолет. Открылась дверь, и по стремянке спустился майор в черной форме СС, огляделся и, заметив приближающегося гауптмана Гейнца, нетерпеливо махнул ему рукой, явно поторапливая.
Тем временем из самолета вышел генерал со своей охраной, сразу же с немецкой аккуратностью образовавшей внутреннее оцепление.
Генерал высокомерно поприветствовал вытянувшегося в струнку гаупмана и зашагал взад-вперед у самолета, при тусклом свете бортовых огней. Гауптман следовал на полшага справа и отвечал на вопросы, задаваемые в быстром темпе.
Все это видел в сильный бинокль оберст, прибывший на всякий случай и сидевший в своей машине у края аэродрома.
Генерал передернул плечами, поежился, поглядел на хмурое небо и поднялся в самолет. Гауптман последовал за ним.
Странно было видеть полковника Лапина в форме немецкого генерала. Зуев, как только дверь захлопнулась, бросился к Петру Ивановичу:
Вот это маскарад, товарищ полковник, виноват герр генерал и племянник с дядей, оба в немецкой форме обнялись.
У нас мало времени: через два часа наши истребители снова поднимутся с аэродромов, чтобы рассчитать наш новый коридор для обратного пути. Почти все, что ты рассказал, мы еще неделю назад доложили командованию. Но некоторые дополнительные твои сведения новы для нас и ко времени. Твоя идея пробраться к американцам заманчива. Летя на встречу с тобой, я и не предполагал, что так обернется. Дать добро я не могу, не посоветовавшись кое с кем.
Лапин устало откинулся на мягкое сидение. Затем, достав из кармана переднего кресла несколько листов бумаги с убористо отпечатанным текстом, протянул Зуеву.
Вот, Леша, дополнительные сведения в твоей "биографии", которые ты просил. Читай. Не думал, не думал, что ты собираешься к янки в гости. Давай условимся: когда в эфире открытым текстом зазвучат слова "Капуцин прибыл" двигай прямиком к Пашу. Значит, дано "добро", а склады с сырьем под нашим контролем.
Затем, достав из внутреннего кармана небольшой пакет с пятью сургучными печатями, полковник Лапин лукаво улыбнулся:
А этот сюрприз передай оберсту Гербстману с моими извинениями. Теперь читай свою легенду правдивую и точную!
... Когда спустя час сорок минут самолет после короткого разбега взмыл вверх и растаял в вечерней мгле, гауптман Гейнц направился к машине оберста.
Господин полковник, произнес гауптман почтительно открыв дверцу, генерал просил извинить его за то, что не имел времени побеседовать с ваш. Вот пакет, которой он приказал передать лично в ваши руки! С этими словами, Алексей щелкнул каблуками и вручил конверт.
Оберст кивком поблагодарил Зуева и, спрятав его в карман, тронул шофера за плечо, Алексей с уважением отметил выдержку полковника и застыл в приветствии, провожая глазами резко взявшую с места машину эсесовца.
Дорогой Макс! так начиналось письмо, лежавшее поверх бумаг в конверте.
Оберст нетерпеливо перевернул несколько страничек этого неожиданного послания и прочел подпись: Твой Ганс Пиккенброк.
Так вот он снова вспомнил о нем!
Уже с большим нетерпением он стал читать письмо того, кто был совсем недавно правой рукой Канариса, кто довольно успешно руководил гигантской армией шпионов и получал от самого фюрера тайные поручения.
Теперь Макс Гербстман отчетливо представил себе хитрый ход Ганса Пиккенброка: близкий к Канарису и военному руководству, Ганс прекрасно был осведомлен о намерении ряда генералов, которые готовили покушение на фюрера. Поэтому, чтобы обезопасить себя, он решил отдалиться от заговорщиков и по собственному желанию оставил службу в разведке. Ганс даже согласился пойти на восточный фронт командиром пехотного полка, хотя несколько позже его назначили командиром дивизии.
Да, давно они не писали друг другу... Ну конечно, сразу же после 20 июля сорок четвертого, после покушения на фюрера!
"Дорогой Макс! читал оберст с волнением, Мы так долго не переписывались, что тебе, вероятно, будет трудно поверить в это послание. Да, Макс, это я Ганс! И, скорее всего я пишу тебе в последний раз: сижу в "котле"! Котел этот Котбус. Выход отсюда, из этого адского окружения, только по воздуху. Сегодня один из моих друзой летит в твою сторону и передаст кое-какие документы. Сохрани их: на случай, если моя дивизия, а вместе с ней и генерал-лейтенант Ганс Пиккенброк лягут на поле сражения за Великую Германию пусть они останутся у тебя. Положение наше незавидное. Но не обо мне речь!
Макс, мы терпим окончательное поражение. Ты, наверное, это сам давно понял. Перед лицом смерти я не боюсь доверить тебе и этому письму свои мысли. А чтобы ты поверил, что это пишу я, напомню несколько моментов, о которых знаем только мы вдвоем.
Ты помнишь, Макс, в августе сорокового мы сопровождали Канариса в Испанию? Он же сопровождал комиссию наших офицеров, которая потом доложила фюреру, "что захват Гибралтара вполне возможен". Ты отвечал за конспиративность поездки. И по моему указанию ты устранил не в меру любопытного слугу отеля...
Когда в Париже была организована "Абверляйтштелле Франция"*, ты перед поездкой в Бордо и Дижон, где должен был проинспектировать там периферийные органы абвера, зашел за мной и мы устроились в кафе "Золотой Каплун". До сегодняшнего дня вижу твое удивленное лицо, когда после кафе я в сердцах процитировал слова генерала Гаусгофера** "Хороший дипломат должен иметь предчувствие, подкрепленное тщательной разведкой", сказал: "Будущая война с Россией сулит нам одни неприятности, Макс! Может нечто более худшее…. И дипломатия, и разведка против нас!" Ты, как всегда, со мной был честен и не сообщил в гестапо.
Теперь же, когда ты поверил, послушай моего совета: пока у тебя относительно спокойно, подумай о будущем. Твой опыт в разведке клад для некоторых держав. Каких решай сам. Нужно после поражения (а оно, повторяю, неизбежно!) выждать, чтобы начать все с самого начала. Не попадай в "котел"! Твой долг перед нашей великой идеей – выжить. Для Микки тоже. Цена твоей коммерции – жизнь, а хорошие покупатели в теперешней обстановке, я думаю, американцы.
Очень сожалею, что мы так и не поговорили по душам. Прощай, Макс! Не проливай зря кровь немецких солдат.
Твой Ганс Пиккенброк.
7 апреля 1945 года.
... А в это время некогда грозный шеф разведки, кавалер двадцати трех наград, сплетавший как паук, паутину, тайную шпионскую сеть во многих странах мира и решавший судьбы людей, сидел на тюремной табуретке перед следователем советских органов госбезопасности и пятый день без запинки давал показания…
Оберст Гербстман, дочитав до конца письмо, снова пробежал его глазами, останавливаясь на некоторых местах, словно пытаясь прочесть что-то между строк, и надолго задумался. "Ах, Микки, Микки. Почему у нас нет сыновей! Но может это к лучшему! "
Затем решительно нажал кнопку вызова. Унтер офицер Наазе, будто ожидавший звонка, вырос у распахнутых дверей.
Немедленно поставить охрану у комнаты гауптмана Гейнца! приказал оберст и стал разбирать остальные бумаги, прибывшие вместе с письмом от генерал-лейтенанта Ганса Пиккенброка, бывшего "разведчика номер два".
Полковник Гербстман уже давно пришел к выводу, что никакой энтузиазм не сможет остановить приближение бесславного конца. На его глазах рухнули, рассыпались устои, на которых зиждилась некогда мощная государственная машина.
Нужно было быть последним идиотом, чтобы не понять это. Тогда как понимать то упорство, с которым германские солдаты защищают каждый город, каждую улицу?
Не нужно быть и очень умным, чтобы не понять быстрое продвижение американо-английских войск по территории Германии. Конечно, лучше сдать без боя город американцам, чем коммунистам.
Он по себе и по офицерам, которые всего лишь полчаса назад сидели вот за этим длинным столом и обсуждали схему обороны Торгау, почувствовал, как в душе у каждого что-то надломилось. Бессмысленность сопротивления... Но долг!
Полковник еще раз мысленно сформулировал план действий на сегодняшний день и собрался было позвонить, когда без стука отворилась дверь и в кабинет медленно вступил длинный как жердь генерал Кунцрюк.
Он молча кивнул головой в ответ на нацистское приветствие и устало опустился на стул, не снимая перчаток и фуражки с высокой тульей.
Не нужно официальностей, Макс, заговорил генерал тусклым голосом, я здесь проездом. Расскажи о ваших планах обороны от русских, подчеркиваю от русских. Только коротко. Через..., генерал Кунцрюк также медленно глянул на часы, через час я хотел бы уже быть за пределами вашего города...
Как ты решил поступить с пленными? задал последний вопрос генерал, уже также медленно направляясь к двери. Слышал о сегодняшнем послании?
Кунцрюк впервые глянул своими умными глазами в лицо полковнику Гербстману. В его взоре из-под седых бровей в какое-то мгновение промелькнули безнадежность и сожаление.
Возвращаясь к себе в кабинет по длинному коридору, полковник Гербстман своей цепкой памятью восстанавливал текст услышанной им утром передачи:
"...Любое лицо, виновное в дурном обращении или допустившем дурное обращение с любым союзным военнопленном, будь то в зоне боев, на линии коммуникаций, в лагере, в госпитале, в тюрьме или в другом месте, будет подвергнуто беспощадному преследованию и наказанию.
Правительства Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании предупреждают, что они будут считать эту ответственность безусловной при всех обстоятельствах и такой, от которой нельзя будет освободиться, переложив её на какие-либо другие власти и лица."
Маршал Советского Союза И. СТАЛИН
Президент Соединенных Штатов Америки Г. ТРУМЭН
Премьер-министр Великобритании У.ЧЕРЧИЛЛЬ
"23" апреля 1945 года
Ну, что ж. Генерал Кунцрюк дал понять, что он, Гербстман, может действовать сообразно обстановке.
Он начнет действовать. И немедленно!
Вот и дверь. Указав часовому на противоположную двери стену, чтобы исключить невольное подслушивание, полковник повернул ключ и вошел. Это была та самая комната, где Гауптмана Гейнца осматривал Дункель, а ныне камера предварительного заключения.
Довольно вежливо поприветствовав лежащего одетым на диване Гейнца, полковник присел за стол, смахнул невидимые пылинки с его поверхности и, немного помолчав, спросил:
Послушайте, Гейнц, не стройте из себя оскорбленную добродетель!
Алексей Зуев даже не пошевелился, продолжая медленно затягиваясь сигаретой, пускать дым в потолок.
Я стар, гауптман, но я опытный. Сколько лет вы в армии?
Это - допрос? – наконец произнес Зуев и впервые скосил глаза на полковника.
Что ж, считайте, что это пока! допрос ...
А затем?
Все зависит от вас, гауптман!
Резким движением сбросив ноги с валика дивана, Гюнтер Гейнц уселся в позе, подобающей допрашиваемому.
В армии, если вас интересует армия, я служу три года с лишним.
А до армии? - полковник не подал и виду, что этот вопрос для него очень важен.
Я сирота. Меня воспитывали сначала бабушка, а затем дядя. Вам известно что-нибудь о профессоре Гейнце из Страсбургского университета?
Кое-что слышал. Так это ваш дядя?
Точно так, герр оберст. Но дядю я видел в последний раз двенадцать лет назад. Опекали меня незнакомые люди. Почти каждый год разные. Частный пансион. Затем школа. Специальная. Армия потом.
Вы можете быть со мной откровенны, гауптман, я в свое время (правда это было давно), прошел ваш путь. Видите, я скромен в своих вопросах! полковник улыбнулся краями губ. Я не спрашиваю о вашем задании. Но скажите, в каких городах вы побывали в последние три года.
Список будет длинным полковник.
Я не спешу!
Так ли это? Впрочем, вопросы задаете вы. Итак: Великие Луки, Смоленск, Рига, Брянск, Чернигов в России, Яссы - в Румынии. Это основное... Знаете, герр оберст, я лучше знаю, вероятно, другие государства, чем родной фатерлянд. Таково мое монашеское воспитание.
Неудивительно, гауптман, мы все имеем какие-либо пробелы. Вы говорите Чернигов? Там дислоцировался мой приятель, командир полка особого назначения оберст Курт...
Курт Беккер? Не повезло бедняге!
То есть?
Перед моим отъездом, помнится в начале сорок третьего, погиб от пули бандита-партизана.
Итак, гауптман Гейнц, допрос окончен! полковник встал и заходил по комнате, почти насильно усадив, вставшего было также Зуева. Какие языки вы знаете?
Немецкий! быстро ответил Зуев и, увидев как нахмурился полковник, спокойно продолжал: русский и английский. – Потом добавил:русский свободно говорю и пишу, английский только разговорный.
Так вы клад, Гейнц! Где же вы были до этого?
В распоряжении Рейсфюрера, герр оберст! в том же шутливом тоне, в каком был задан последний вопрос, ответил улыбаясь, Алексей.
Полковник присел рядом с Зуевым и тихим голосом заговорил, словно рассуждая сам с собой.
Вот что, гауптман. Слушайте меня внимательно. Я старый волк и меня не так уж просто провести, думаю, что вы посланы к англичанам. Не протестуйте, дайте договорить, Цель? Меня это не интересует, хотя, по правде говоря, любопытно. Вы ждете сигнала. Вы нервничаете. Вы не знаете, как перебраться на ту сторону, ибо на вашем пути много препятствий и одно из них оберст Гербстман. А Макс Гербстман, то есть я, понял давно, что его песня карьера опытного разведчика уже спета. Но в оберсте Гербстмане ещё много сил и он кое-кому может пригодиться...
Англичанам, например?
Да, скорее всего, именно англичанам!
Не могу ничего посоветовать, герр оберст. Единственное, что мне остается выразить вам мое искреннее сочувствие! И напоминание: фюрер назначил нашего рейхсфюрера командующим "внутренней армией", предоставив, как вы прекрасно знаете, ему широчайшие полномочия для борьбы с антигерманскими настроениями
Полковник резко поднялся и нервно заходил по комнате. Вы мне не верите, Гейнц. Зря. Я не предатель. Сейчас я проводил генерала Кунцрюка... Это один из тех, с которыми советуется сам рейсхфюрер. Так вот он, правда, довольно туманно, высказал мнение: хотя война и проиграна, но рано или поздно нужно начинать все с самого начала. Выждать, а затем взять реванш. Как это печально: вся история Великой Германии в надежде на очередной реванш. Такие как мы с вами, Гейнц, еще будем нужны, знайте это. А пока, я думаю, нужно бороться. У нас всех единственный враг коммунистическая Россия. Вести же борьбу против неё можно и в рядах англичан или ...
Я вас прекрасно понимаю, дорогой полковник. Но, повторяю, ничем не могу помочь, разве только...
Согласен на все ваши условия, гауптман. Я знаю мог бы это сделать и без вас, но чует мое сердце, что с вами переход к англичанам будет не столь позорным... Перспектива пленного, пусть даже и высшего офицера, мне мало улыбается. Учтите, Гейнц, я долгое время был международником. Знаю настроения англичан, американцев и французов. При небольшой протекции довольно легко смог найти с ними общий язык. И чтобы вы не улизнули без меня, я велел на некоторое время охранять вас. Вдвоем сделать это, думаю, куда легче!
Полковник Гербстман не кривил душой. Всегда немногословный, на этот раз его речь била фонтаном. Еще бы. Ведь на карту поставлена его жизнь! Ею же сейчас Макс Гербстман дорожил, как никогда до сего времени.
Хорошо, словно решившись только сию минуту, произнес Зуев. Я подумаю над тем, как это осуществить! Обратясь к полковнику он жестко сказал: Может это, герр оберст, какой-нибудь из ваших проверочных трюков, но учтите: те полномочия, те условия, которые я должен выполнить, благодаря вам под угрозой срыва или может быть уже сорваны! Будем надеяться, что это не так. Мне нужна мощная рация... Да, кто ближе сюда: англо-американские или русские войска?
Через час в комнате Зуева стоял лучший радиопередатчик. У дверей уже сменялись двое эсесовцев.
Полковник Гербстман продолжал руководить мероприятиями по обороне. Словом, все шло как прежде.
Одно то, что гауптман Гейнц не сказал "нет", подняло и без того высокое о себе мнение полковника как опытного разведчика. Кроме того, нужно учитывать и его тайную надежду приобрести без лишних хлопот новых хозяев. А это уже многое!
Гауптман? Он мелкая дичь, хотя сегодня просто необходим ему, но после, после того, как Макс Гербстман достигнет своей цели - избавиться от Гейнца не составит особого труда.
Зуев методично исследовал эфир. Волна ликования захлестнула его, когда Советское Информбюро передало, что "23 апреля войска 1-го Белорусского фронта прорвали сильно укрепленную оборону немцев, прикрывающую Берлин с востока, продвинулись вперед от 60 до 100 километров, овладели городами Франкфурт-на-Одере, Вандлиц, Ораниенбург, Биркенвердер, Геннигсдорф, Панков, Фридрихфельде, Кепеник и ворвались в Берлин!"
А сигнала к действию нет. Не было его и последующие часы. Может быть, он был послан в предыдущие дни, когда Зуев сидел под арестом? Будь, что будет! Алексей, решившись, взялся за ключ и трижды передал в эфир пять цифр...
... Не поддается расшифровке? полковник Гербстман задумчиво смотрел мимо дежурного радиста, принесшего листок с перехваченной радиограммой. Говорите мало? Ну что ж, продолжайте наблюдение лично. Предупреждаю, никто не должен об этом знать!….
Алексей Зуев не снимал наушников. Наконец, в ноль часов пятьдесят минут он наткнулся на далекую морзянку, передающую его пять цифр, но уже в обратном порядке. В паузах звучал пароль, знакомый ему лишь одному. Наконец-то! Быстрый обмен знаками. Выслушав краткое сообщение, Алексей снял наушники, потер воспаленные глаза тыльной стороной ладони и медленно побрел к столу с телефоном у изголовья дивана.
Герр оберст? Здесь гауптман Гейнц. Прошу как можно скорее свидания с вами!
Полковник Гербстман отпустил взмахом руки прибежавшего снова к нему радиста и, заперев предварительно сейф, направился в комнату гауптмана.
Пора действовать герр оберст, произнес Зуев, лишь только полковник плотно прикрыл за собой дверь. На рассвете мы должны сняться с места! Нам необходимо именно сегодня убраться из города. Алексей устало опустился на диван и добавил: закрытая машина, два человека охраны. Поведу сам. Разбудите через три часа!
Почти всем немцам свойственно стремление сделать все чисто и аккуратно, точно и вовремя, т.е.Gründlichkeit.
Макс Гербстман не был исключением. Ожидая прибытия штурмбанфюрера Пильца, он мысленно перебирал все то, что он успел за последние два часа. Два комплекта штатской одежды в машине. Бумаги из сейфа в солдатском ранце. Тоже в машине. Еда, боеприпасы там же. Охрана в машине. Документы готовы.
Пильц! оберст стремительно поднялся навстречу штурмбанфюреру, по распоряжению генерала Кунцрюка я сейчас еду осматривать первую линию обороны. Думаю, что сегодня к вечеру или, в крайнем случае, ночью вернусь. Побудьте здесь за меня. Вот ключ от сейфа. Держите связь со мной через командиров батальонами. Вам приходится это делать не в первый раз, так что до встречи! Полковник спокойно застегнул все пуговицы своего плаща и выкинув руку в приветствии древнеримских легионеров, перенятом нацистами, не спеша вышел из кабинета.
Трижды, прежде чем они выехали за город, их останавливал патруль. Увидев, что рядом с гауптманом, сидящем за рулем, ехал сам оберст, их быстро пропускали.
Зуев уверенно свернул на дорогу, по которой он добирался всего лишь несколько дней назад. Полковник не задавал вопросов. Скоро их остановил новый патруль, дальше нельзя, герр оберст, там приближаются русские передовые отряды. Мы точно не знаем, сколько километров от нас, но там опасно!
Спокойно, лейтенант, ждите нас обратно очень скоро! впервые за все время вмещался гауптман Гейнц.
Вот поворот на проселочную дорогу. А вот и поваленное дерево с большой развилкой посередине ствола.
Остановив машину, Зуев полез в багажник и достал саперную лопату.
Подождите меня здесь! приказал он направившемуся было за ним солдату, и скрылся в чаще.
Когда полковник Гербстман собрался было уже броситься на поиски гауптмана, последний вышел из леса, насвистывая весело задорную мелодию "Мой милый Августин". За его плечами висела портативная рация последнее чудо германской радиопромышленности.
Снова в обратный путь. Промчавшись на большой скорости мимо знакомого патруля и помахав ему рукой из окошка, Зуев, также весело насвистывая, повернул машину по окружной дороге прямо на юг.
Алексей размышлял. Так ли уж нужен ему сейчас полковник? Скорей всего да. В смысле удобства продвижения на запад и в смысле временной безопасности. Правда, это удобство в скором времени может быть большой помехой. Постоянный испытывающий, хотя и молчаливый надзор вызывал у Зуева тревожное чувство, что полковник наперед рассчитал все варианты этой рискованной игры.
Ну, что ж, думал Зуев, лихо лавируя между самым разнообразным на дороге транспортом, на котором ехали, который тянули и толкали многочисленные беженцы, идущие нескончаемым потоком навстречу друг другу, ибо понятие о фронте давно смешалось, ну, что ж, подсунем полковнику ход, который он наверняка не учел!
Пора позавтракать! произнес Зуев, останавливая машину у обочины дороги. Погуляйте-ка неподалеку, обратился он к солдатам, взявшимся было за свой скромный паек.
На переднем сидении появились продукты. Достав флягу с коньяком, Алексей разлил его в маленькие походные рюмочки.
За наши успехи! произнес Зуев по-английски свой краткий тост.
С удовольствием! улыбнулся полковник.
Как далеко до последнего пояса обороны?
Пояс! полковник Гербстман улыбнулся, слишком громко сказано. За нами уже наблюдают. Видите кустарник? Там командный пункт третьего батальона. А вот и сам Ганс Нагель направляется к нам. Его вероятно предупредили. Пока мы не попали в теплые объятия Нагеля, давайте проведем маленький совет, герр оберст. Нам необходимо форсировать Эльбу и двигаться на юго-запад. Охрану оставим здесь. Надо найти предлог. Будем двигаться налегке, если только мост на шоссе Торгау Лейпциг еще не взорван. Если он цел надо проскочить на машине. Не возражаете? Зуев закурил, убирая одновременно остатки еды.
Я уже успел заметить вам, гауптман: я в вашем распоряжении. Действуйте!
Ганс Нагель, командир третьего батальона (если так можно назвать его часть, сформированную из юнцов и стариков, а также из солдат, отбившихся от своих частей или просто дезертиров) не высказал особого удивления и довольно спокойно приветствовал оберста, который вышел из машины.
Как дела, Ганс? громко спросил полковник.
Все также, герр оберст. Беженцы говорят, что на юго-востоке видели русские танки. Ждем их с минуты на минуту... Нагель произнес это тихим, бесцветным голосом.
Как мост через Эльбу? Алексей, продолжавший сидеть за рулем, слышал этот вопрос и напрягся.
Заканчиваем минирование.
Проехать на ту сторону можно?
Можно, если ненадолго: штурмбанфюрер Пильц, ссылаясь на ваш приказ, велел взорвать его к двенадцати часам.
Сейчас девять. Вот что, Ганс, я проскочу на ту сторону. Через час обратно. На том берегу спокойно?
Постреливают. Кто в кого непонятно.
У полковника давно созрел ясный план действий, который должен реабилитировать его поступки.
Поехали, гауптман! полковник Гербстман небрежно кивнул Нагелю и, подождав пока захлопнулась дверца за солдатами охраны, спокойно сел на свое место.
Мост охранялся. Несколько человек тянули провод к блиндажу, отрытому тут же на крутом берегу. Нагель успел, вероятно, предупредить, так как их пропустили беспрепятственно.
По мере того, как приближалась решительная минута, полковник стал проявлять признаки беспокойства.
Алексей Зуев решил пока положиться на действия полковника Гербстмана, который что-то задумал.
Остановитесь, гауптман! произнес полковник, лишь только мост, оставшийся позади в трех километрах, скрылся из виду. Они выскочили на перекресток трех автострад, дороги были пустынны. Редкие беженцы не беспокоили полковника.
Стоя у обочины, полковник чего-то ждал. Обернувшись к солдатам, он тихо приказал снести два чемодана и солдатский ранец к дороге и замаскировать.
Зуев, догадавшись, тоже снес свои нехитрые пожитки, чем заслужил одобрительный кивок Макса Гербстмана.
На большой скорости пронеслось несколько машин. Вот в дали появился, нещадно дымя выхлопными газами, старенький "мерседес-бенц". Полковник решительно двинулся навстречу ему и остановил его. Из машины выскочил молоденький лейтенант связи.
Откуда? вопрос был задан суровым тоном.
От генерала Кунцрюка к майору Вурсту со срочным приказом.
Какова обстановка там? полковник махнул в сторону, откуда появился лейтенант.
Американцы, герр оберст! Они уже в тридцати километрах.
Без паники, лейтенант. Пересаживайтесь в мою машину вместе с вашим водителем. За мостом вас встретит обер-лейтенант Нагель.
Доставьте его сюда. Под конвоем! Моя охрана проследит, чтобы он по дороге не натворил что-либо. Выполняйте!
Но, герр оберст, генерал Кунц...
Вы что, оглохли? Полчаса на выполнение. А затем вы проследуете дальше!
Пока водитель, двое солдат, охранявших до сих пор полковника, и сам лейтенант погрузились в лимузин оберста, Гербстман, будто вынимая из-под своего сидения автомат, уверенным движением сломал стеклянную головку химического взрывателя...
Обер-лейтенант Нагель, стоял на высоком берегу Эльбы, шарил биноклем по другому. Его беспокоило отсутствие оберста, который должен был уже вернуться. Без него он не мог взорвать этот злополучный мост.
Наконец-то. Но что это?!
Черный "хорх" полковника вдруг на глазах стал разваливаться. Огромный язык пламени словно вырвался на свободу, и в разные стороны, словно в кино, полетели части машины. Все окуталось черным дымом. Спустя некоторое время донесся звук взрыва.
..."Таким образом, возвращаясь обратно, машина подорвалась на спаренной или даже строенной противотанковой мине. Сдетонировавшие боеприпасы, находившиеся в машине оберста Гербстмана, оказали разрушительное действие. Останки сгорели. Наличие двух канистр свидетельствуют о большом запасе горючего в машине. Недостаток времени не позволил произвести тщательное расследование.
Мост, согласно вашего приказа, взорван в 12:00.
Хайль Гитлер!
24 апреля 1945 года Обер-лейтенант Ганс Нагель."
Дочитав до конца донесение командира третьего батальона, штурмбанфюрер Пильц откинулся на спинку кресла и... втайне позавидовал полковнику.
...Алексей Зуев принимал наставления полковника Лапина. Несмотря на хаос в эфире, Алексей умудрялся ловить морзянку без помех. Описав вкратце обстановку, Зуев сообщил, что отныне связь будет осуществляться уже не по радио. Используя последнюю возможность связи, он уточнял некоторые детали.
Полковник Гербстман терпеливо ждал все эти два с лишним часа, пока гауптман, весь потный от напряженной работы (ведь шифровка производилась в уме), не сказал устало "все" и не выключил передатчик.
Взглянув на полковника, Зуев решительно покачал головой: оберст успел сменить свой черный мундир на гражданскую одежду.
Нет, герр оберст, не стану переодеваться, меня и в этой одежде американцы встретят и распростертыми объятиями. Если шальная пуля случайно... Да, кстати, обстановка несколько изменилась.
Что вы имеете ввиду, Гюнтер? Полковник невольно перешел на первый шаг сближений, назвав собеседника по имени.
К сожалению, англичане далеко. Приказ: идти к американцам.
Что ж, Гюнтер, кисло улыбнулся полковник, у меня нет выбора, лучшее средство от седины это лысина.
Последующие события развернулись со скоростью кинематографа. Полтора часа езды и они наткнулись на американский бронетранспортер за которым следовало два студебеккера полные американских солдат.
Пленение походило на серый спектакль, причем с давно отработанными и заученными ролями.
Но когда оба добровольных пленника заговорили на сносном английском языке, один из американских офицеров стал более вежливым и внимательным.
Мне нужно немедленно повидать полковника Паша! – заявил Алексей Зуев, едва только выдалась минута, когда американец и он остались с глазу на глаз.
Офицер казалось бы, невозмутимо продолжал жевать резинку.
Кто он такой? наконец безразлично спросил американец.
Прошу направить меня в вашу контрразведку уже более решительном тоном заявил Зуев. Сведения, которые я имею, в высшей степени важны и срочны!
Во взоре американского офицера промелькнула на мгновение заинтересованность.
Что же это вы хотите ему сказать?
Что он ищет не там, где следовало бы выпалил Зуев, осененный неожиданной мыслью.
Американец выплюнул резинку, повернулся к Зуеву всем корпусом и произнес уже веселым тоном:
Дьявольщина! Я из-за вас потерял сон. Где же вы пропадали? Вот уже пять дней мы ждем и ищем вас!
Меня? С какой стати?
Шеф получил известие о том, что вы направлены к нему еще неделю назад. Вот мы и носимся, ища вас среди пленных! Американец тем временем махнул рукой, подзывая капрала, стоящего невдалеке. Так значит, по вине этого переодетого немецкого полковника десятки таких групп мыкаются по всему фронту? Дьявольщина! Он поплатится за это! возвестил американец радостно, словно речь шла о каком-то удовольствии.
Так как насчет полковника Паша? спросил Зуев нетерпеливо.
О, через два часа вы его увидите! Капрал, обратился офицер к подошедшему, охрану тому бошу, переодетому. Следуйте с ним. Съедобный гриб прячется, пробурчал он недовольно, ядовитый всегда на виду. Поехали?
Зуев, как ни старался, так и не мог понять, что имел в виду американец, когда заметил по поводу съедобных и несъедобных грибов.
Сидя в тряском бронетранспортере, Алексей старался расслабиться перед предстоящей встречей с полковником Пашем, тем самым Борисом Пашем, который осуществлял операцию под кодовым названием "миссия Алсос".
Зуев мысленно повторил приказ Лапина: сообщить американцам без искажений все, что рассказал ему шпион для передачи американцам.
Вероятно, Лапин уже контролирует склады с урановыми концентратами или успел даже вывезти их, если дал такое указание.
Интересно, кто же сообщил полковнику Пашу о том, что к нему направляется немецкий офицер с высшей степени важными сведениями. Скорей всего постарался Петр Иванович.
В это же самое время все советские люди слушали радио. Передавалось экстренное сообщение ТАСС. Из всех репродукторов лился суровый голос Левитана, который возвестил, что "агентство Рейтер передало опубликованное канцелярией премьер-министра Великобритании заявление, в котором говорится, что Гиммлер сделал предложение, согласно которому Германия готова безоговорочно капитулировать перед Англией и Соединенными Штатами. В этом заявлении сообщается, что правительства Англии и Соединенных Штатов ответили, что они примут безоговорочную капитуляцию только перед всеми союзниками, включая Советский Союз.
ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение подтверждается ответственными советскими кругами.
Право же, откуда было знать Алексею Зуеву, что предложение, которое сделал Гиммлер англичанам и американцам, было послано специальным курьером.
Этот самый курьер из высших чинов Германии передал также, что независимо от того, будет принято указанное предложение или нет, тайная договоренность о передаче американскому командованию всех складов с урановым сырьем будет выполнена.
Не сегодня завтра должен прибыть офицер с нужными сведениями.
Еще неделю назад, когда только спецкурьер Гиммлера вручил соответствующим лицам тайное послание, полковник Паш, до которого сразу же дошли сведения о немецком офицере следующем к нему, стал стараться всячески ускорить эту встречу.
Хорошая дорога позволяла вездеходу развивать скорость до восьмидесяти миль. В довольно просторной кабине сзади разместились четверо: американский офицер, Зуев и два солдата.
Сквозь гул двигателя офицер и Зуев вели отрывистый разговор.
Солдаты с некоторым, нескрываемым оттенком любопытства поглядывали на Зуева, небрежно расстегнувшего свой офицерский китель, давая возможность отдохнуть своей груди и без того туго стянутой бинтами, сквозь которые проступили свежие пятна крови.
Зуев еще и еще раз пытался расслабиться. Всеми своими нервами он чувствовал: предстоит огромная работа и очень скоро.
Взглянув в заднее бронестекло, он машинально отметил, что студебеккеры с кузовами, полными американских солдат, не отстают ни на шаг от бронетранспортера.
Словно догадавшись, офицер медленно, двумя пальцами извлек из зубов резинку, приподнял стальную квадратную крышку верхнего люка и ловким щелчком выкинул ее в образовавшееся отверстие.
Алексей невольно подставил свое лицо холодной струе воздуха, ворвавшегося в кабину.
Понимая его, американец оставил люк открытым.
Зуев, глядя в заднее стекло, сначала удивился странной окраске студебеккеров. Затем его осенило:
Африка? Скорее утвердительно, чем вопросительно кивнул он офицеру, указывая назад.
Офицер кивнул. Словно в подтверждение, солдаты в следом идущей машине затянули грустную песню:
День и ночь, день и ночь мы идем по Африке,
день и ночь, день и ночь все по той же Африке...
И только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог
отдыха нет на войне солдату...
Что-то знакомое. Зуев где-то слышал или читал слова этой песни.
Но где? Он стал мысленно перебирать всю литературу на английском языке. Неужто его память, память, о которой ходили целые легенды в институте иностранных языков, на этот раз подвела, впрочем, немудрено: ведь он учился на немецком отделении, а английский дополнительная нагрузка, которую сам себе установил Алексей.
Пить, пить, пить, пить нет колодца, нет воды,
Пить, пить, пить, пить, а кругом одни пески...
И только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог отдыха нет...
Ну, конечно! Это же песня английских солдат в Африке!
Киплинг? спросил для уверенности Зуев. Офицер недоуменно пожал плечами.
Песню написал Киплинг? снова сквозь рев моторов спросил Алексей.
Возможно, буркнул офицер только её поют американские солдаты и считают, что она написана солдатом, побывавшем в Африканской пустыне.
Алексей улыбнулся. Глядя на офицера, безразлично разворачивающего новую порцию жевательной резинки, он вспомнил опять-таки Киплинга: "В Ужасно Унылой Пустыне жил Ужасно Унылый Верблюд..."
Многое отдал бы сейчас Зуев, чтобы снова очутиться в кабинете соседа по квартире, и как в юности, забравшись с ногами на старую софу, уткнуться в какую-нибудь редкую книгу на английском языке...
У тебя, Алеша, большие способности к языкам, часто говорил ему старый сосед, тебе нужно отрабатывать правильность речи.
Теплая волна благодарности наполнила Зуева при воспоминании о чудаке-пенсионере, любителе книг, знатоке многих языков, который много лет заменял ему, рано осиротевшему, и мать, и отца и учителя.
Алексей и не подозревал тогда даже, что его сосед-пенсионер не только интересный собеседник, но и бывший соратник Дзержинского.
Смерть, смерть, смерть, смерть из-за каждого угла,
Смерть, смерть, смерть, смерть из-за каждого ствола...
И только пыль, пыль...
Заботы как птицы. Они возвращаются.
Зуев снова и снова повторял в мыслях сведения, которые ему сообщил Лапин в последнем сеансе радиосвязи.
Американский офицер глянул на часы и велел остановить бронетранспортер. Зуев машинально отметил: шестнадцать ноль-ноль.
Взяв наушник от портативной радиостанции и приложив его к уху, офицер второй рукой уверенно стал настраиваться. Обменявшись с корреспондентом несколькими словами, он перешел на какую-то тарабарщину, отдаленно напоминающую ужасный нью-йоркский жаргон-сленг, скорее всего разговорный код.
Без всякого перехода, закончив сеанс, американец включил громкоговорящий прием и, настроившись на какую-то станцию, внимательно стал слушать.
Передавались последние известия какой-то мощной радиостанцией на английском языке.
Зуев едва смог скрыть охватившую его радость:
Англо-американские войска говорилось в сообщении, ударом с запада и войска 1-го Украинского фронта с востока рассекли фронт немецких войск и в 13 часов 30 минут соединились в центре Германии в районе города Торгау...
Капут! воскликнул офицер и хлопнул Зуева по колену.
Алексей, сдерживая нахлынувшие чувства, высокомерно, чисто с немецким аристократизмом, отвернулся в сторону и стал, не спеша, прикуривать сигарету.
…Солдаты 90-й дивизии американской армии обнаружили в соляных копях близ Мюльхаузена золотой запас Германского имперского банка, состоящий примерно из 100 тонн в золотых слитках и золотой валюте… 214. Янус.
В это время один студебеккер вырвался вперед и занял место впереди бронетранспортера. Вторая машина с солдатами, шедшая несколько позади, заняла место первой. Колонна двинулась дальше.
Алексей понял, что скоро конец пути.
Поворот. Началась тряска на проселочной дороге. С двух сторон к ней подступал жиденький лес.
Еще полчаса и машины остановились у небольшого аккуратного немецкого хутора с мельницей на окраине.
В сумерках, при свете фар Зуева препроводили в один из домов, во дворе которого стучал электродвижок.
* * * * * *
Достарыңызбен бөлісу: |