Посвящается
жүктеу/скачать 6.05 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Социальная структура постиндустриального общества (американская модель)
I 498
Эпилог комической функции, [имеющий место] даже тогда, когда наблюдается вмешательство государства. Решающим социальным изменением, происходящим в наше время, — обусловленным зависимостью людей от сложного характера экономических процессов, возникновением проблемы внешних побочных эффектов, а также необходимостью контроля за последствиями научно-технического прогресса, — стало подчинение экономической функции политическому фактору. Формы, которые примет этот процесс, будут варьироваться и определяться историческими особенностями различных политических систем — централизованным государственным контролем, государственными корпорациями, децентрализованными предприятиями и центральной системой политических директив, смешанными государственными и частными предприятиями и т.п. Одни из них будут демократичными, другие — нет. Но главный факт очевиден: автономия экономики (и власти людей, которые ею управляют) приходит к концу; возникают новые, качественно отличные системы управления. Контроль над обществом перестает носить в основном экономический характер и становится преимущественно политическим. Второй важнейший исторический сдвиг — отделение общественной функции (или места человека в обществе, обычно задаваемого характером его занятий) от собственности. В западном обществе, особенно на капиталистической стадии развития, общественная функция могла быть трансформирована в собственность (землю, машины, акции и т.д.), которая сберегалась как богатство и передавалась по наследству в целях создания преемственности прав — привилегий, которые постепенно оформились в социальную систему. В новом обществе, которое формируется ныне, индивидуальная частная собственность теряет свое общественное предназначение (защиты труда в том смысле, как это понимал Дж.Локк, контроля или управления производством, вознаграждения за риск) и сохраняется лишь как функция. Автономность функции, или техническая компетентность, была основой технократической теории А. де Сен-Симона. Она стала базой нравственного подхода выдающегося английского социалиста и историка народного хозяйства Р.Г.Тауни. В своем авторитетном трактате «Стяжательское общество» он доказывает, что владение собственностью потеряло связь с моральным правом быть
499
основой вознаграждений и поэтому стало в меньшей степени критерием престижа или социального положения, чем функцией, которую он определил «как активность, заключающую в себе и выражающую собой идею социальной цели»4. Р.Г.Тауни дает определение профессионализма, и если его теория верна, то сердце постиндустриального общества — это класс, который прежде всего является профессиональным классом. Хотя границы, возникающие при определении статуса каждой группы, подвижны и зачастую расплывчаты, тем не менее ядро определяющих его элементов четко обозначено5. Профессия — это теоретически усвоенная (т.е. постигаемая) деятельность, и, таким образом, она предполагает процесс формальной подготовки, но в широком интеллектуальном контексте. Принадлежность к какой-либо профессии означает формальное или неформальное признание этого людьми или специальным официальным органом. При этом профессия содержит в себе норму социальной ответственности. Это не означает, что профессионалы более великодушные или идеалистически настроенные люди, но ожидаемая модель их поведения по сравнению с другими гражданами предопределяется этикой их деятельности, которая, как правило, первична по отношению к этике эгоизма6. По этим причинам представление о профессионализме заключает в себе идею компетентности и авторитета технического и морального поряд- 4 Tawney R.H. The Acquisitive Society. N.Y., 1920. P. 8. См. в особенности главы шестую — «Функциональное общество» и десятую — «Положение работника умственного труда». 5 Классическое обсуждение этого вопроса можно найти в: Carr-Saunders A.M., Wilson P.A. The Professions. Oxford, 1933 (особенно в четвертой части «Профессионализм и общество будущего»); суммированное изложение концепции — в статье: Parsons Т. Professions // The International Encyclopedia of the Social Sciences. Vol. 12. N.Y., 1968. Ряд независимых дискуссий по вопросу о профессионализме освещен в: Wilensky H. The Professionalization of Everyone // American Journal of Sociology. Vol. 70. No. 2. September 1964 и Jackson J.A. (Ed.) The Professions and Professionalization. Cambridge (UK), 1970. 6 Можно сказать, что бизнес «подотчетен» потребителям через рынок, в то время как профессионал «подотчетен» своим руководителям в пределах профессиональной группы. Собственность ассоциируется с богатством, которое передается непосредственным юридическим образом; профессия определяется навыками, передающимися лишь опосредованно через культуру, которую могут унаследовать дети представителей класса профессионалов. 500
Э п ил о г Повестка дня Эля будущего 501
ка и предполагает, что профессионал имеет основания занять заметную позицию в иерархической структуре общества. В шестой главе я уже останавливался на изменениях, которые претерпели классы и власть в индустриальном обществе. Исходя из этих посылок, можно попытаться оценить тенденции будущего развития. Если рассматривать социальную структуру постиндустриального общества в двух отмеченных выше аспектах, можно сделать два вывода. Во-первых, основной класс в нарождающемся социуме — это прежде всего класс профессионалов, владеющий знаниями, а не собственностью. Но, во-вторых, система руководства обществом определяется не передачей власти по наследству, а политической системой, и вопрос о том, кто стоит у ее руководства, остается открытым. СХЕМА
I. Статусные группы: ось стратификации основывается на знании (горизонтальные структуры) A. Класс профессионалов — четыре сословия: 1. научное 2. технологическое (прикладные типы знания: инженерные, экономические, медицинские) 3. административное 4. культурологическое (художественная и религиозная деятельность) Б. Техники и полупрофессионалы B. Служащие и торговые работники Г. Ремесленники и полуквалифицированные рабочие («синие воротнички») II. Ситусные группы: сферы приложения профессиональной деятельности (вертикальные структуры) A. Экономические предприятия и коммерческие фирмы Б. Правительство (юридическая и административная бюрократия) B. Университеты и научно-исследовательские институты Г. Социальная сфера (больницы, службы быта и т.д.) Д. Военные
1. Аппарат президента 2. Лидеры законодательной власти 3. Руководители бюрократии 4. Высшее военное руководство
Б. Политическе группы: социальные объединения и группы давления: 1. Партии 2. Элиты (научная, академическая, деловая, военная) 3. Мобилизованные группы: а) функциональные группы (деловые, профессиональные, группы, выделяемые на основе специфики труда) б) этнические группы в) узконаправленные группы: (1) функциональные (мэры городов, бедняки и т.д.) (2) группы носителей специфических интересов (молодежь, женщины, гомосексуалисты и т.д.). С точки зрения статуса (престиж, признание и, возможно, доходы) класс профессионалов может стать высшим классом нового общества, но в самой его структуре отсутствует потенциал для формирования нового класса как на основе корпоративных характеристик нового экономического класса, так и нового политического класса, претендующего на власть. Причины этого становятся очевидными после изучения вышеприведенной схемы. Класс профессионалов, как я его определяю, состоит из четырех сословий: научного, технологического, административного и культурного7. Хотя эти сословия в целом связаны общим этосом, они не имеют объединяющих их глубинных интересов, за исключением совместной защиты идеи познания; фактически их многое разделяет. Научное сословие осуществляет фундаментальные исследования и, естественно, озабочено поиском путей защиты условий их проведения, свободных от политического и любого 7 Идея разделения на четыре сословия заимствована из весьма заметной книги: Price D.K. The Scientific Estate. Cambridge (Ma.), 1965. Д.Прайс выделя-it четыре функции правительства — научную, профессиональную, административную и политическую — и преобразует каждую из них в качестве идеального і ипа в отдельное сословие. Мои разногласия с Д.Прайсом лежат в двух плоскостях: я думаю, что сословия могут быть более точно определены как социальные группы, нежели как функции; что более важно, я не считаю, что политическая функция логично поставлена в один ряд с другими, так как я рас-( матриваю ее в качестве контролирующей системы всей социетарной структуры. В терминологическом отношении там, где Д.Прайс употребляет понятие <■ профессиональный», я применяю слово «технологический» (подразумевая прикладные знания), поскольку использую его для более широкого обозначения нсего класса; я также выделяю и культурологическое сословие, чего не делает Д.Прайс. Тем не менее я испытываю по отношению к нему чувство глубокой признательности. 500
Э п ил о г Повестка дня Эля будущего 501
ка и предполагает, что профессионал имеет основания занять заметную позицию в иерархической структуре общества. В шестой главе я уже останавливался на изменениях, которые претерпели классы и власть в индустриальном обществе. Исходя из этих посылок, можно попытаться оценить тенденции будущего развития. Если рассматривать социальную структуру постиндустриального общества в двух отмеченных выше аспектах, можно сделать два вывода. Во-первых, основной класс в нарождающемся социуме — это прежде всего класс профессионалов, владеющий знаниями, а не собственностью. Но, во-вторых, система руководства обществом определяется не передачей власти по наследству, а политической системой, и вопрос о том, кто стоит у ее руководства, остается открытым. СХЕМА
I. Статусные группы: ось стратификации основывается на знании (горизонтальные структуры) A. Класс профессионалов — четыре сословия: 1. научное 2. технологическое (прикладные типы знания: инженерные, экономические, медицинские) 3. административное 4. культурологическое (художественная и религиозная деятельность) Б. Техники и полупрофессионалы B. Служащие и торговые работники Г. Ремесленники и полуквалифицированные рабочие («синие воротнички») II. Ситусные группы: сферы приложения профессиональной деятельности (вертикальные структуры) A. Экономические предприятия и коммерческие фирмы Б. Правительство (юридическая и административная бюрократия) B. Университеты и научно-исследовательские институты Г. Социальная сфера (больницы, службы быта и т.д.) Д. Военные
1. Аппарат президента 2. Лидеры законодательной власти 3. Руководители бюрократии 4. Высшее военное руководство
Б. Политическе группы: социальные объединения и группы давления: 1. Партии 2. Элиты (научная, академическая, деловая, военная) 3. Мобилизованные группы: а) функциональные группы (деловые, профессиональные, группы, выделяемые на основе специфики труда) б) этнические группы в) узконаправленные группы: (1) функциональные (мэры городов, бедняки и т.д.) (2) группы носителей специфических интересов (молодежь, женщины, гомосексуалисты и т.д.). С точки зрения статуса (престиж, признание и, возможно, доходы) класс профессионалов может стать высшим классом нового общества, но в самой его структуре отсутствует потенциал для формирования нового класса как на основе корпоративных характеристик нового экономического класса, так и нового политического класса, претендующего на власть. Причины этого становятся очевидными после изучения вышеприведенной схемы. Класс профессионалов, как я его определяю, состоит из четырех сословий: научного, технологического, административного и культурного7. Хотя эти сословия в целом связаны общим этосом, они не имеют объединяющих их глубинных интересов, за исключением совместной защиты идеи познания; фактически их многое разделяет. Научное сословие осуществляет фундаментальные исследования и, естественно, озабочено поиском путей защиты условий их проведения, свободных от политического и любого 7 Идея разделения на четыре сословия заимствована из весьма заметной книги: Price D.K. The Scientific Estate. Cambridge (Ma.), 1965. Д.Прайс выделя-it четыре функции правительства — научную, профессиональную, административную и политическую — и преобразует каждую из них в качестве идеального і ипа в отдельное сословие. Мои разногласия с Д.Прайсом лежат в двух плоскостях: я думаю, что сословия могут быть более точно определены как социальные группы, нежели как функции; что более важно, я не считаю, что политическая функция логично поставлена в один ряд с другими, так как я рас-( матриваю ее в качестве контролирующей системы всей социетарной структуры. В терминологическом отношении там, где Д.Прайс употребляет понятие <■ профессиональный», я применяю слово «технологический» (подразумевая прикладные знания), поскольку использую его для более широкого обозначения нсего класса; я также выделяю и культурологическое сословие, чего не делает Д.Прайс. Тем не менее я испытываю по отношению к нему чувство глубокой признательности. 502
Эпилог Повестка дня для будущего 503
другого внешнего влияния. Технократы, будь то инженеры, экономисты, физики, основывают свою работу на системе кодифицированных знаний, но применение таковых для социальных или хозяйственных целей оказывается ограниченным политикой общественно-экономических структур, к которым они принадлежат. Управленческие слои заняты руководством организациями, и они связаны как эгоистическими интересами самой организации (ее сохранением и расширением сферы ее влияния), так и выполнением социальных задач, и могут входить в конфликт с любой другой профессиональной общностью. Культурное сословие — представители искусств и религиозные деятели — выражает себя в символизме (пластическом или идейном) форм и понятий; однако в том случае, если оно будет в большей степени увлекаться понятийным символизмом, оно может входить во все более враждебное состояние по отношению к технократам и управленцам. Как я уже отметил в Предисловии, осевой принцип современной культуры с ее сосредоточенностью на личности является антино-мичным и антиинституциональным и потому враждебен принципу функциональной рациональности, который в целом определяет специфику применения знаний технологическим и административным сословиями. Таким образом, в постиндустриальном обществе все больше обнаруживает себя отрыв от социальной структуры, который неизбежно влияет на взаимосвязи и даже затрагивает корпоративное сознание четырех профессиональных сословий8. В то время как классы могут быть расположены горизонтально по статусному принципу (возглавляемые четырьмя профессиональными сословиями), общество организовано вертикально по принципу разделения на ситусы, которые являются действительным фокусом профессиональной активности и интересов. Я использую не вполне привычный социологический термин ситусы, чтобы подчеркнуть тот факт, что в повседневной деятельности взаимодействие и конфликт интересов проис- 8 Легко заметить, что наиболее экстремистские формы «нового сознания», выраженные, например, в работах: Rozsak Т. The Making of a Counter-Culture. [N.Y., 1964] или Reich Ch. The Greening of America. [N.Y., 1970], — отличаются открытой враждебностью не только по отношению к сайентизму, но и к науке в целом. ходят скорее между организациями, к которым относятся люди, нежели между более расплывчатыми классами или статусными группами. В капиталистическом обществе собственники или бизнесмены, взятые как класс, сосредоточены исключительно в коммерческих фирмах или корпорациях, и, таким образом, статусные и ситусные группы совпадают. В постиндустриальном обществе, однако, члены четырех профессиональных сословий входят в состав различных ситусов. Ученые могут работать на предприятиях, в государственном аппарате, университетах, в сфере услуг или в военной области (хотя значительная часть «чистых» ученых может быть найдена в университетах). Аналогичным образом распределены технократы и управленцы. Из-за этого «разброса» вероятность чистого корпоративного сознания, способного к яркому политическому выходу, имеет тенденцию к уменьшению. Наконец, если важнейший исторический поворот последней четверти века сводится к подчинению экономической функции социальным целям, то политическая система неизбежно превращается в контролирующую структуру общества. Но кто управляет ею и в чьих (или каких) интересах? Прежде всего это изменение может означать, что традиционные социальные конфликты просто сместились из одной сферы в другую, что борьба традиционных классов в сфере экономики, где люди добивались сравнительных преимуществ в статусе, привилегиях и влиянии, в настоящее время переместилась в сферу политики, и по мере этого процесса группы носителей специфических интересов и этнические группы (бедные и черные) сейчас стремятся получить посредством политических действий привилегии и преимущества, которые они не в состоянии приобрести в экономической сфере. Именно этот процесс происходил в последние годы, и он будет продолжаться в будущем. Второй, и в структурном отношении более глубокий, сдвиг сводится к тому, что в постиндустриальном обществе ситусы в большей мере, чем статусы, будут представлять собой зоны сосредоточения основных политических интересов. В какой-то мере это проявляется в уже знакомом феномене групп давления. Однако в постиндустриальном обществе более вероятно, что именно ситусы достигнут больших корпоративных связей между собой и станут главными претендентами на общественную поддержку и основными факторами, определя- 22 - 2537 504 Эпилог
ющими государственную политику9. И тем не менее те же силы, которые восстановили примат политической системы в технологическом мире, создали обстановку, при которой потребовалось определить ряд взаимосвязанных целей этого процесса и четко сформулировать общественную философию, которая представляла бы собой нечто большее, чем сумму политических амбиций людей, объединенных по принципу единой сферы общественной деятельности или социальных групп. В попытках создания этой взаимосвязи можно обнаружить зачатки конституирующих принципов профессионального класса постиндустриального общества. Новая социальная система, в отличие от того, что утверждает К.Маркс, не всегда зарождается в недрах старой, но в ряде случаев вне ее. Основу феодального общества составляли дворяне, землевладельцы, военные и священнослужители, чье богатство было связано с собственностью на землю. Буржуазное общество, зародившееся в XIII веке, сложилось из ремесленников, купцов и свободных профессионалов, чья собственность состоит в их квалификации или их готовности идти на риск и чьи земные ценности совершенно несовместимы с уходящей театральностью рыцарского стиля жизни. Однако оно зародилось вне феодальной землевладельческой структуры, в свободных общинах или городах, которые к тому времени уже освободились от вассальной зависимости. И эти маленькие самоуправляющиеся общины стали основой европейского торгового и индустриального общества10. 9 Ограниченность данного анализа определяется тем, что хотя постиндустриальное общество по своей социетарной структуре становится в значительной степени функциональным обществом, политическая система не организована по функциональному принципу. Так, существующие традиционные географические районы и соответствующее рассредоточение людей означают, что политические вопросы в каждый конкретный момент более всепроникающи, чем интересы какой-либо статусной или ситусной общности. Это также указывает на то, что ситусные группы, как и группы давления, действуют прежде всего через лоббирование законодательной и исполнительной власти, нежели воздействуют напрямую через механизм выборов. Реальность серьезно усложняет любые идеальные представления. 10 Парадокс состоит в том, что прогресс этого общества начался только после того, как его корни, уходящие в замкнутую хозяйственную жизнь общи ны, были подорваны широкомасштабной индустриализацией, когда появление отдельных отраслей промышленности дало возможность покупать сырье в од ном городе и продавать продукцию в другом, процессом, который пробивал Повестка дня для будущего 505
Такой же процесс происходит в настоящее время. Корни постиндустриального общества лежат в беспрецедентном влиянии науки на производство, возникшем в основном в ходе преобразования электроэнергетической и химической отраслей промышленности в начале XX века. Но, как заметил Р.Хейлбронер: «наука, как мы знаем, зародилась задолго до капитализма, но не получала своего полного развития до тех пор, пока капитализм прочно не встал на ноги». И наука как квазиавтономная сила будет развиваться и после капитализма. Исходя из этого можно сказать, что научное сословие — его форма и содержание — является монадой, содержащей в себе прообраз будущего общества11. 2. БУДУЩЕЕ НАУКИ ЭТОС НАУКИ Хотя идея науки восходит еще ко временам Древней Греции, организация научных работ в основном начинается в XVII веке созданием академий или научных обществ, находившихся на содержании богатых меценатов и развивавшихся вне университетской системы, с целью поощрения научных исследований. Ин- себе путь как сквозь отжившие феодальные порядки, так и регулирующие ограничения цехового строя, и развертывался параллельно с политической централизацией нарождающегося национального государства в рамках абсолютной монархии.
506
Эпилог ституционализация научных работ, однако, развивается только с учреждением национальных академий, как во Франции в конце XVIII столетия, и развитием наук в университетских центрах, начавшемся в Германии в XIX веке, а также с созданием научных лабораторий при университетах, которые стали центрами научных сообществ в конкретных областях знаний12. Несмотря на то, что университеты действовали в рамках государственной системы — в Германии и Франции университеты и академии были государственными организациями, а их профессо- нашу эпоху — сила науки и научной технологии» (Heilbroner R. The Limits of American Capitalism. P. 116-117). Я думаю, что хотя первоначальное предположение может быть и правильным, Р.Хейлбронер упускает из виду метаморфозу самой науки, когда она становится «Большой наукой» и тесно переплетается с государством в решении современных социальных и политических проблем. Именно эта метаморфоза, как я показываю в ходе последующего изложения, делает проблематичной утопическую составляющую постиндустриального общества.
Эти незапланированные и непредсказуемые процессы были более решитель ным шагом в деле организации науки, чем предшествовавшая ему реформа на чала XIX века. Исследовательская работа становится регулярной сферой дея тельности, и ученые в целом ряде областей начинают создавать более тесные сети общения между собой, чем раньше. Их ядрами стали университетские ла боратории, готовившие многих талантливых студентов и способствовавшие ус тановлению между ними личных взаимоотношений, эффективных форм тес ных связей, что положило начало сознательно сконцентрированным и скоорди нированным исследованиям в отдельных областях науки» (Ben-David J. The Scientist's Role in Society. P. 124-125). Повестка дня Эля будущего 507
pa были государственными служащими, — истинная автономность науки, как самоуправляющегося сообщества, распространялась на выбор направлений исследования, дискуссии относительно значимости того или иного знания, признание научных заслуг и присуждение званий и степеней. Эта автономия является центром это-са — и организации — научной деятельности. И тем не менее, хотя моральная сила науки заключена в этосе саморегулирующегося научного сообщества, рост научного сословия в годы после окончания второй мировой войны, когда и зародилось постиндустриальное общество, изменил науку в такой степени, что возник коренной разрыв между сутью и традиционными методами организации науки и реальностью ее структуры и роли как Большой науки. Именно это разделение ставит вопрос: не может ли парадокс возникновения капитализма (см. примечание 10) быть повторен во взаимодействии науки и государства и не могут ли традиционные этос и имидж науки иметь иное значение в постиндустриальном обществе? Научное сообщество — уникальное явление человеческой цивилизации13. У него нет идеологии, так как у него нет набора постулируемых догм, но у него есть нравственные устои, которые предопределяют неписаные нормы поведения. Это не политическое движение, в которое можно вступить по желанию и стать полноправным членом только на выборной основе, но движение, для принадлежности к которому необходимы талант и убеждения. Это не церковь, где элемент веры базируется на догме и уходит в таинство, однако вера, страсть и таинство присутствуют, хотя они направлены на поиск объективных знаний, предназначение которых состоит в том, чтобы проверять и ниспровергать старые верования. Как почти каждое человеческое учреждение, оно имеет свою иерархию и систему привилегий, но
Это представление является идеальным типом и, как таковое, иногда противоречит действительности. Скептическая точка зрения по этому вопросу содержится в работе: Rothman R.A. A Dissenting View on the Scientific Ethos // British Journal of Sociology. Vol. XXIII. No. 1. March, 1972. 506 Эпилог ституционализация научных работ, однако, развивается только с учреждением национальных академий, как во Франции в конце XVIII столетия, и развитием наук в университетских центрах, начавшемся в Германии в XIX веке, а также с созданием научных лабораторий при университетах, которые стали центрами научных сообществ в конкретных областях знаний12. Несмотря на то, что университеты действовали в рамках государственной системы — в Германии и Франции университеты и академии были государственными организациями, а их профессо- нашу эпоху — сила науки и научной технологии» (Heilbroner R. The Limits of American Capitalism. P. 116-117). Я думаю, что хотя первоначальное предположение может быть и правильным, Р.Хейлбронер упускает из виду метаморфозу самой науки, когда она становится «Большой наукой» и тесно переплетается с государством в решении современных социальных и политических проблем. Именно эта метаморфоза, как я показываю в ходе последующего изложения, делает проблематичной утопическую составляющую постиндустриального общества.
Эти незапланированные и непредсказуемые процессы были более решитель ным шагом в деле организации науки, чем предшествовавшая ему реформа на чала XIX века. Исследовательская работа становится регулярной сферой дея тельности, и ученые в целом ряде областей начинают создавать более тесные сети общения между собой, чем раньше. Их ядрами стали университетские ла боратории, готовившие многих талантливых студентов и способствовавшие ус тановлению между ними личных взаимоотношений, эффективных форм тес ных связей, что положило начало сознательно сконцентрированным и скоорди нированным исследованиям в отдельных областях науки» (Ben-David J. The Scientist's Role in Society. P. 124-125). Повестка дня Эля будущего 507
pa были государственными служащими, — истинная автономность науки, как самоуправляющегося сообщества, распространялась на выбор направлений исследования, дискуссии относительно значимости того или иного знания, признание научных заслуг и присуждение званий и степеней. Эта автономия является центром это-са — и организации — научной деятельности. И тем не менее, хотя моральная сила науки заключена в этосе саморегулирующегося научного сообщества, рост научного сословия в годы после окончания второй мировой войны, когда и зародилось постиндустриальное общество, изменил науку в такой степени, что возник коренной разрыв между сутью и традиционными методами организации науки и реальностью ее структуры и роли как Большой науки. Именно это разделение ставит вопрос: не может ли парадокс возникновения капитализма (см. примечание 10) быть повторен во взаимодействии науки и государства и не могут ли традиционные этос и имидж науки иметь иное значение в постиндустриальном обществе? Научное сообщество — уникальное явление человеческой цивилизации13. У него нет идеологии, так как у него нет набора постулируемых догм, но у него есть нравственные устои, которые предопределяют неписаные нормы поведения. Это не политическое движение, в которое можно вступить по желанию и стать полноправным членом только на выборной основе, но движение, для принадлежности к которому необходимы талант и убеждения. Это не церковь, где элемент веры базируется на догме и уходит в таинство, однако вера, страсть и таинство присутствуют, хотя они направлены на поиск объективных знаний, предназначение которых состоит в том, чтобы проверять и ниспровергать старые верования. Как почти каждое человеческое учреждение, оно имеет свою иерархию и систему привилегий, но
Это представление является идеальным типом и, как таковое, иногда противоречит действительности. Скептическая точка зрения по этому вопросу содержится в работе: Rothman R.A. A Dissenting View on the Scientific Ethos // British Journal of Sociology. Vol. XXIII. No. 1. March, 1972. 508 Эпилог
этот порядок уникальным образом базируется исключительно на результатах и их одобрении научными авторитетами, а не на наследовании, возрастном цензе, грубой силе или изощренных манипуляциях. В общем, оно представляет собой разновидность социального контракта, но в форме, которую не предвидели Т.Гоббс или Ж. Ж.Руссо, так как, хотя и существует добровольное подчинение сообществу и возникающее на этой основе моральное единение, суверенитет не возникает насильственным путем, а совесть остается индивидуальным делом каждого. По своему образу научное сообщество ближе всего к идеальному древнегреческому полису — республике свободных мужчин и женщин, объединенных общей целью поиска истины. Наука, как и религия, определяет ступени на жизненном пути. «Человек становится членом гражданского общества самим фактом своего рождения и оказывается полноправным гражданином, достигая определенного возраста. Но иначе обстоит дело в научной Республике, где необходимо тщательно искать своего места, которое даруется только избранным». Именно так Б. де Жувенель описывал начало этого процесса. Человек живет в рамках великой традиции, сформированной из ошибок и успехов прошлого. Первой значительной ступенью становится университет. В школе ученик может заучивать доктрины, научные истины, «мертвые азы» науки. Университет же стремится к тому, чтобы студент осознал всю относительность знания и его вечно изменяющийся характер. Быть ученым — значит быть учеником. Как и в искусстве, здесь иногда встречаются оригиналы или самоучки, но человек достигает научной квалификации благодаря руководству учителя. «В великих школах науки, — пишет М.Полани, — прививаются наиболее важные навыки научного поиска. Повседневная деятельность учителя раскрывает их способному студенту и передает ему также некоторые интуитивные знания, которыми он руководствуется в своей работе... Вот почему нередко великие ученые следуют за своими великими учителями в качестве учеников. Работа Э.Резерфорда несет на себе четкий отпечаток школы Дж.Дж.Томсона. Между тем не менее четырех Нобелевских лауреатов в свою очередь являются непосредственными учениками Э.Резерфорда...» Если существует наставничество, то есть и последователи. Достаточно познакомиться с книгой В.Гейзенберга «Физика и за ее Повестка дня для будущего 509
пределами», чтобы понять, что в 1920-х годах специалистам-ядерщикам передалось все мироощущение авангардистского движения. Молодые физики устремились в Гёттинген, Берлин, Копенгаген и Кембридж учиться у великих ученых и участвовать в захватывающей перестройке вселенной. Они ощущали свою принадлежность к особой системе и поддерживали близкие личные взаимоотношения. Впечатляет атмосфера сотрудничества и в то же время соперничества, в которой ученые, работавшие на передовых рубежах физики, такие, как Н.Бор, П.Дирак, Э.Шрёдингер, В.Гейзенберг, В.Паули находили друг друга, чтобы обменяться идеями и поговорить о физических проблемах; где такие корифеи, как Н.Бор, чувствовали возможности молодых и приглашали их к сотрудничеству либо вели с ними продолжительные беседы, позволявшие проверить и прояснить их взгляды14. Ключевым моментом науки является определение предмета исследования. Последнее есть попытка решить вопрос, который не «задан», но сам по себе составляет проблему. Начало исследования основывается на предположении, что доныне неизвестные, но реальные силы являются связующим звеном совершенно различных феноменов, и научный метод сужает проблему до нескольких альтернатив, дающих возможность проведения опытной проверки. Теория — это не механический алгоритм, который лишь перебирает все возможные перестановки или комбинации, а представляет собой гипотезу, которую необходимо проверить. Если ученому не удалось провести этот эксперимент с особой тщательностью, то он, может быть, и приблизится к ис- 14 В этом отношении наука подобна многим интеллектуальным или художественным сообществам, где живописцы или писатели творчески общаются друг с другом, а чувство общего интереса активизирует их работу. Примером может служить сообщество живописцев-абстракционистов 1950-х годов, когда такие художники, как Хофман, Поллок, де Кунинг, Стилл и Мазервелл, довели технику нанесения краски — то есть эффект текстуры как измеритель живописи — до формальных пределов самой живописи и таким образом по существу исчерпали эту парадигму. Тем не менее, несмотря на то что они общались друг с другом (хотя Стилл и был отшельником), они не образовали сотрудничающей группы для решения художественных проблем или придания завершенности некоей стадии интеллектуальной традиции. Наука же — это проверка скоординированных знаний в рамках устойчивой парадигмы. Сколь бы ни были индивидуализированы исследования, их результаты призваны дать исчерпывающее изложение, если не доходчивые ответы, в определенной области. 510
Эпилог тине, но не сделает научного открытия в полном смысле этого слова. Чтобы открытие было признано, оно должно подвергнуться жесткой критической оценке. Имеются «арбитры» первой ступени, чье благоприятное мнение способствует публикации результатов исследований в научных журналах. Существуют и высшие авторитеты, чьи слова приносят уважение и признание. В научном сообществе, как и в других институтах, есть старейшины, которые зачастую входят в состав академий или других организованных структур и являются его неофициальными управителями. «Следуя их совету, — как отмечает М.Полани, — могут затормозить или ускорить исследования на новых направлениях... Присуждая премии и иные поощрения, они могут наделить перспективного первопроходца авторитетом и независимостью... В течение десяти лет или около того путем подбора соответствующих кандидатов на профессорские должности, которые ранее были вакантными, может быть образована новая научная школа. Эта проблема может быть решена даже более эффективно созданием новых профессорских должностей». Наряду с этим процессом развивается и этос науки, основанный на нормах свободного исследования. Он воспринимается как обязательный не потому, что по техническим или процедурным соображениям эффективно способствует прогрессу научной работы, хотя это и так, но потому, что считается правильным с моральной точки зрения. Этот этос, систематизированный Р.Мертоном, состоит из четырех элементов: универсализма, коммунального характера, бескорыстия и всепроникающего скептицизма. Универсализм требует, чтобы карьера была доступной каждому талантливому человеку. Он отвергает притязания по принципам личных связей или социальной принадлежности индивидуума, таким, как раса, национальность, происхождение или класс. Коммунализм предполагает, что знание является общественным продуктом, взятым из общего наследия прошлого и свободно передаваемым будущим поколениям наследников. Присуждение в науке вновь открытому закону имени его открывателя (как, например, газовый закон Бойля) — это увековечение его памяти, а не право собственности. Можно запатентовать изобретение и извлечь из этого прибыль, но не теорию, которой
511
руководствовались при данном открытии15. Научная теория представляет собой общественное достояние, и в этом смысле свободное и открытое общение — необходимое условие для прогресса знаний. Бескорыстие — это вопрос не личной мотивации (ученые так же ревнивы в своем отношении к славе, как и другие люди, если не в большей степени, поскольку слава — их главное вознаграждение), а нормативных императивов. Фактическое отсутствие лжи в летописи науки — отличительная ее черта от всех других сфер общественной деятельности — в меньшей степени объясняется личными качествами ученых, нежели самой природой научных исследований. «Требование бескорыстия, — пишет Р.Мертон, — прочно зиждется на общественном и верифицируемом характере научного знания, и это обстоятельство, как можно предположить, способствует цельности личности ученых». Культивируемый скептицизм подчеркивает беспристрастную скрупулезность, самоотказ от веры, разрушение стены между святым и мирским, что так присуще науке. Научные знания — это не идеология (хотя они могут быть приспособлены для подобных целей), а система объяснения, подлежащая постоянной проверке. Физика Эйнштейна, как утверждали советские идеологи 30-х годов, являлась воплощением «буржуазного идеализма», но именно советская идеология, а не физика Эйнштейна, потерпела крах. Если наука заявляет абсолютные права на автономию и свободу, то она добивается этого посредством открытости своих результатов. Наука — это особый вид социальной организации, предназначенной для достижения, по выражению Дж.Займана, «рационального консенсуса мнений». Такой же в идеале является и функция государства; отличия здесь лежат на уровне процедур. В науке истина достигается через споры и критику, в процессе которых вырабатывается единственно правильный ответ. В политике консенсус достигается посредством торга и уступок, и окончательные решения являются компромиссом. 15 Так, И.А.Раби со своей работой по молекулярному излучению и Ч.Таунс с его концепцией излучения создали теорию, которая непосредственно привела к изобретению лазера. В то время как промышленные корпорации могут получать из этого прибыли, наградой И.А.Раби и Ч.Таунсу явилось научное признание; оба они стали лауреатами Нобелевской премии. 512
Эпилог . Так как ни одна комиссия, не имеющая прямого отношения к науке, не может предсказать ее будущего прогресса, кроме экстраполяции существующих парадигм, то он может направляться только самими учеными. Таким образом, научное сообщество — это группа горячих приверженцев знания, признающих авторитет друг друга, работающих внутри одной самоуправляющейся общины и несущих ответственность скорее перед собственными идеалами, нежели перед обществом в целом. Процесс и этос порождают призвание. Это призвание потому, что, как отмечает М.Вебер: «Наука... предполагает, что ее результаты важны с той точки зрения, что "это следует знать", даже если само утверждение не может быть доказано научными методами и должно быть соотнесено с ценностями, на которые ориентируется человек. Поэтому посвящение себя науке требует качеств, имеющих налет "святости", и этос науки можно описать в терминах "харизматического сообщества"». Ключевым понятием в этом описании выступает сообщество науки. Именно этот термин высвечивает характерную социальную разделенность, возникшую в последней четверти нашего столетия. Сообщество с точки зрения социологии — это Gemeinschaft, первичная группа, объединенная по принципу личных связей и регулирующая себя посредством традиций и убеждений. Противовесом Gemeinschaft, в знакомой социологической дихотомии, выступает Gesellschaft, обезличенное общество, состоящее из вторичных организаций, руководимых бюрократическими правилами, где люди управляют другими под страхом их увольнения. Сегодня наука представляет собой как Gemeinschaft, так и Gesellschaft. Существует научное сообщество, система признания авторитетами выдающихся открытий, имеющих качества харизматических творческих начинаний и отвечающих нормам беспристрастных знаний. Но существует и «профессиональное общество» — широкомасштабная экономическая структура, чьей нормой является «полезная отдача» обществу или предприятию (некоммерческому или ориентированному на получение прибыли) и которая становится все больше и больше, грозя поглотить научное сообщество. Черты «профессионального общества» очевидны. В его глубине кроются явные черты бюрократизации: масштабы, диффе-
513
ренциация и специализация, — исходящие от которых опасности Г.М.Эйзенбергер назвал «индустриализацией ума». Предприятие управляется — в меньшей степени в университетах, в большей в исследовательских лабораториях — формальной иерархией и обезличенными правилами. Люди теряют представление о целостности проблемы, решая сиюминутные задачи, утрачивают контроль над общим процессом. В результате мы имеем очевидное отчуждение на рабочем месте. Внешне наука зависит от финансовой поддержки государства («Вне всякого сомнения, — пишет Д.Прайс, — ненормальным явлением в эпоху Большой науки являются деньги»), а также от требования подчинить ее развитие «национальным нуждам», будь то научно-исследовательские работы в военной сфере, внедрение новых технологий, охрана окружающей среды и т.п. Вместо свободного научного поиска появляется «научная политика», которая неизбежно превращается в форму «планирования» науки, планирования, не отделимого от таких экономических вопросов, как масштабы расходов на науку, измеряемых как доля в валовом национальном продукте, относительное распределение средств среди отраслей науки, определение приоритетов в научных исследованиях и т.д. Сообщество может требовать автономии, но любая значительная бюрократическая система подлежит общественному или государственному контролю, или, как и любое другое финансируемое учреждение, сама ищет пути влияния на политические решения в угоду своим интересам и претендует на определенную роль в политической системе. С другой точки зрения, это изменение в социальной структуре выдвигает ряд исключительно важных вопросов относительно принципов и этоса науки. Научное сообщество является одним из удивительных примеров институционализации оживленной харизмы. Харизма, как мы знаем, представляет собой одну из главных форм узаконивания изменений, особенно революционных. Харизматическая власть, как правило, хотя и не обязательно, сосредоточенная в руках заметных личностей, становится моральным оправданием разрушения устоявшихся традиционных систем. Однако в религии и политике можно найти исторические подтверждения того, что период господства харизмы обычно сменяется рутинизацией, в которой первоначальный харизматический импульс (христианство, коммунизм) укореняется и сам 514
Эпилог Повестка дня для будущего 515
начинает отвергать изменения. В науке этого не происходит. Общепринятой нормой научного сообщества является перманентная революция, осуществляемая посредством узаконенных правил. Научное знание обречено подвергаться -испытаниям, и хотя отдельные личности по вполне понятным причинам могут сопротивляться ниспровержению определенной теории или парадигмы, сообщество в целом должно принять ход революции16. Это «харизматическое сообщество» присутствовало на протяжении всей истории науки, сохраняя в неприкосновенности революционные принципы и действуя в качестве инструмента придания законности новым парадигмам, признания и вознаграждения тех или иных ученых17. Но с развитием Большой науки, особенно после второй мировой войны, отличительной чертой «профессионального общества» стал тот факт, что немногие люди «делают» науку, хотя многие проводят исследования. «Профессиональное общество» неизбежно порождает структуру представительства, которая функционирует либо политически, служа связующим звеном с государством, 16 Как писал М.Вебер в работе «Наука как призвание»: «В науке, и каждый из нас знает это, созданное человеком устареет через десять, двадцать, пятьдесят лет. Это судьба, которая определяет развитие науки, это сама сущность научной работы... Каждое "научное достижение" ставит новые "вопросы", оно требует, чтобы его превзошли и сделали пройденным этапом. Кто бы ни желал служить науке, он должен подчиниться этому факту. Научные работы могут жить вечно как "произведения искусства" ввиду присущего им высочайшего уровня исполнения или сохранять свое значение в качестве средства обучения. Однако, надо еще раз подчеркнуть, они будут превзойдены научно, так как это наша общая судьба и более того — наша общая цель. Мы не можем работать без надежды, что другие продвинутся еще дальше, чем мы. В принципе этот процесс продолжается до бесконечности...» (Weber M. Science as a Vocation [n.c, n.d.]. P. 138). 17 Я обязан этой мысли и фразе Й.Бен-Дэвиду, хотя подозреваю, что он может не согласиться с моей манерой изложения. См. его статью: Ben-David J. The Profession of Science and Its Powers // Minerva. London. July, 1972. Характер научного сообщества как механизма признания и поощрения был продемонстрирован в ряде исследований Р.К.Мертона и его коллег (см.: Zuckerman H., Merton R.K. Partners of Evolution in Science: Institutionalization, Structure and Functions of the Referee System // Minerva. London. January, 1971; Cole St., Cole J.R. Scientific Output and Recognition: A Study in the Operation of the Reward System in Science // American Sociological Review. Vol. 32. No. 3. June, 1967; Zuckerman H. Stratification in American Science. // Lauman E.O. (Ed.) Social Stratification: Research and Theory for the 1970s. Indianapolis, 1970; Storer N. (Ed.) The Sociology of Science — Theoretical and Empirical Investigations. Chicago, 1973. либо в качестве лоббистской группы (подобной торговой ассоциации), стоя на страже профессиональных интересов науки. Основной проблемой науки в постиндустриальном обществе становится характер связи между «харизматическим сообществом» («невидимым колледжем»), обеспечивающим признание и статус, и бюрократическими институциями (научно-техническими обществами, научно-исследовательскими институтами, техническими ассоциациями и им подобными) профессионального общества, которое вторгается в него не только посредством земных благ, таких, как карьера, продвижение по службе или деньги, но и через неизбежное планирование науки, проистекающее из того, что отношения свободного сотрудничества между наукой и государством уже исчезли, и вопрос о том, чем должна заниматься наука (если она требует от общества поддержки и финансов), становится предметом переговоров18. Любая социальная система в конечном счете характеризуется ее этосом — ценностями, которые стали символами веры, справедливостью вознаграждений, нормами поведения, воплощенными в самой ее структуре. Протестантская этика составляла этос капитализма, а идея социализма — этос советского общества. Таким же образом этос науки есть этос нарождающегося постиндустриального общества. Однако в первых случаях этос разошелся с реальностью. В буржуазном обществе люди стали руководствоваться скорее мирскими стяжательскими принципами и жаждой гедонистских наслаждений, нежели готовностью к самоотверженному труду; коммунистическое общество в настоящее время поддерживает огромные различия в привилегиях, которые становятся наследственными, несмотря на официально провозглашаемый эгалитаризм. В конечном счете и протестантская этика, и 18 Как заметил Ж.-Ж.Соломон: «В наши дни... если и возникает конфликт между наукой и государством, то он развивается не под старым знаменем поиска истины, но под лозунгом эффективности. Требование получения быстрейшей отдачи, вероятно, составляет современную индустриальную версию угроз, которые власть догматов могла осуществлять в прошлом. Рассматриваемая в качестве подобного инструментария, наука есть только одно из средств, которое общество использует для достижения конкретных целей, и процесс принятия решений здесь не может быть изолирован от аналогичных процессов в других областях, таких, как экономика или оборона» (Solomon J.-J. Science Policy in Perspective // Studium Generale. No. 24. 1971. P. 1028. 516
Эпилог Повестка дня Эля будущего 517
идея социализма стали скорее идеологиями, набором формальных постулатов, маскирующих социальную действительность, нежели моральными нормами поведения. То же самое может случиться и с этосом науки. Сформулированные на стадии невинности, они рискуют превратиться в идеологию постиндустриального общества: символ веры, провозглашающий в качестве нормы беспристрастное знание, но расходящийся с бюрократическими и технологическими реалиями, тесно увязанными с централизованной политической системой, стремящейся поставить под контроль сложное и фрагментированное общество. Произойдет ли это — и при каких условиях это может произойти — является предметом следующего раздела. ПОЛИТИКА НАУКИ В своем романе «Облик грядущего», написанном более пятидеся ти лет назад, Г.Дж.Уэллс описал опустошенный войною мир, в котором одетые в рубища неандертальцы сражаются дубинами и копьями на безмолвных руинах погибшей технологической цивилизации. Наконец человечество возрождается усилиями роскошно одетой группы ученых, которые ушли несколько десятилетий назад в некие отдаленные евроазиатские пустыни, чтобы создать рациональную цивилизацию, а теперь прибыли обратно и с по мощью изобретеннего ими сверхоружия устанавливают всеобщий мир среди враждующих наций19. Технократический путь к счастью всегда питал фантазии учс ных, которые накладывали свою концепцию порядка на хаотич ную общественную жизнь. Это мессианство частично проистеки ет из харизматического характера науки и исходного представ ления о Weltanschauung, через призму которых наука рассматри валась как форма просвещения, боровшегося против магии и ре лигий. Эта схема впервые появилась в «Новой Атлантиде», где создан образ научных откровений, преобразующих невежество м предрассудки человечества. Отец Соломонова дома говорит гостям: «На наших совещаниях мы решаем, какие из наших изобретений и открытий должны быть обнародованы, а какие — нет. И все мы даем клятвенное обязательство хранить в тайне те, которые решено не обнародовать; хотя из этих последних мы некоторые сообщаем государству, а некоторые — нет»20. Эта мысль получила свое наиболее полное современное выражение в фантастической повести «Голос дельфинов», опубликованной в 1961 году вездесущим Л.Сцилардом, человеком, который инициировал цепь событий, положивших начало проекту создания атомной бомбы. Написанная с позиции научных знаний 2000 года, книга рассказывает о том, как всемирное разоружение было достигнуто путем вмешательства scientists ex machina. В этой сказке группа американских и русских ученых открыла способ контакта с дельфинами, значительные возможности мозга которых предполагают наличие высшего разума. Они получают через них решения различных биологических проблем, отмеченные присуждением многочисленных Нобелевских премий и созданием коммерчески выгодных видов товаров. Таких форм связи, конечно, не существовало. Идея использования дельфинов была необходима, чтобы замаскировать объединение научных усилий США и СССР, когда ученые, жертвуя личной славой, аккумулировали большие суммы денег и использовали их для подкупа коррумпированных политиков. Это политическое движение с центром в институте «Амрусс» в конечном счете добилось того, что мировые державы разоружились к 1988 году. В фантастике А.Сциларда поражают не столько идеи технологических новинок, сколько два мессианских образа. Первый из них — это идея власти избранных. Она основывалась на мысли, которую после войны высказал В.Гейзенберг: «Летом 1939 года двенадцать людей, придя к согласию, могли бы предотвратить создание атомной бомбы». Второй — презрение к политикам и вера, что только ученые, а не политические деятели могут найти рациональные решения мировых проблем. В фантастических работах Л.Сциларда рассказчик, оглядываясь назад, отмечает: «По- 19 Финальная сцена книги и фильма, в котором Раймонд Масси играет ролі, главного ученого, показывает, как старшее поколение ученых, сейчас уже не мощное, благоговейно и гордо наблюдает, как следующее поколение делает ещг один великий шаг в науке — устремляется к Луне! 20 Bacon F. New Atlantis // Andrews Ch.A. (Ed.) Famous Utopias. N.Y., n.d. P. 171 [перевод этой цитаты приводится по: Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. М., 1972. Т. 2. С. 523]. 518
Эпилог Повестка дня Эля будущего 519
литические вопросы зачастую бывали сложны, но они редко были так глубоки, как научные проблемы, решенные в первой половине двадцатого столетия. Это происходило потому, что ученый обсуждает проблему с коллегой, стремясь понять, является ли нечто истинным, в то время как политик подозрительно выясняет, почему человек говорит то или это»21. Однако мессианская роль науки (хотя ей в творческих изысканиях и уделено огромное внимание) редко соблазняла многих ученых. Большинство из них, по понятным причинам, предпочитали «делать науку» и держаться подальше от политики. Исторически свободы университетов и автономия науки гарантировались государством по негласному уговору, что было философски осмыслено М.Вебером в его различии между фактом и ценностями и низведении ценности (и политики) в разряд «предельных» вопросов, по которым наука не в состоянии сказать свое слово. На другом конце спектра существовала небольшая группа ученых, которые, побуждаемые чувством ответственности перед обществом или патриотизмом (к которым неизбежно примеши- 21 Немногие современные ученые обладали столь же сильным мессианским видением своей роли, как Л.Сцилард, который, наряду с Дж. фон Нейманом, был одним из последних ученых того типа, который восходит еще к эпохе Возрождения. Физик, биолог, основатель теории информации, он внес свой вклад почти в каждую сферу, которой коснулось его неустанное внимание. В своих поразительных мемуарах Л.Сцилард рассказывает, что в 1932 году в Берлине он прочитал книгу Г.Дж.Уэллса «Освобожденный мир», написанную в 1913 году, где было предсказано открытие искусственной радиоактивности (которое автор относил к 1933 году, т.е. на год раньше ее действительного обнаружения), получение атомной энергии, разработка атомных бомб и мировая война, которую Англия, Франция и Америка ведут против Германии в 1956 году, разрушая при этом все крупные города мира атомными бомбами. Год спустя Л.Сцилард становится беженцем в Англии, и речь Э.Резерфорда, с пренебрежением отвергнувшего возможность получения атомной энергии на промышленной основе, заставила его задуматься над предсказаниями Уэллса. Идея самоподдерживающейся цепной ядерной реакции настолько завладела его умом, что в 1934 году он вывел теоретические уравнения для управления ею. Начитавшись Уэллса и опасаясь, что эти знания станут известны широкому кругу людей, Л.Сцилард передал соответствующую документацию Британскому адмиралтейству, чтобы сохранить их в секрете. Когда Л.Майтнер сообщила об опыте Гана—Штрассмана по расщеплению ядер урана, Л.Сцилард одним из первых осознал его возможные последствия. Он участвовал в первых исследованиях цепных реакций в Колумбийском универси жүктеу/скачать 6.05 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|