Посвящается
жүктеу/скачать 6.05 Mb.
|
| Глава I
ЧЕШСКИЙ ВЗГЛЯД НА БУДУЩЕЕ В восточноевропейских коммунистических странах за пределами Советского Союза период после смерти И.Сталина в 1953 году, разоблачений Н.Хрущева в 1956, а также «польской оттепели» и «венгерской революции» в 1956—1957 годах отличался необычайным интеллектуальным и политическим брожением. Вокруг прежних порядков развернулась острая дискуссия, в центре которой оказались адекватность ленинской партийной модели, достоинства коллективизации, отрицательные стороны централизованного планирования. Была поставлена под сомнение традиционная доктрина — исторический материализм, классовая теория, природа отчуждения. Бессмысленные идеологические догмы потихоньку отодвигались в сторону, и в их числе оказались жесткие концепции диалектического материализма, положение о ссудном проценте как элементе эксплуатации, а также взгляд на науку как на часть социальной «надстройки»85. Однако, как ни странно, во всем этом брожении почти не нашлось места сколько-нибудь серьезному обсуждению представлений о будущем обществе и о том, что предвещало традиционному коммунистическому мировоззрению изменение характера социальной структуры индустриального типа. Прения по некоторым из этих проблем были открыты лишь в начале 60-х годов, но затем вследствие восстановления идеологической дисциплины они во многом были пресечены86. Наиболее важным документом, появившимся в результате обсуждения упомянутых выше проблем, стало выдающееся исследование Р.Рихты и группы ученых Академии наук Чехословакии под названием «Цивилизация на перепутье: социальные и человеческие последствия научно-технической революции», ко-
143
торое вышло в свет в 1967 году. Издания этой книги на чешском и словацком языках тиражом 50 тыс. экземпляров быстро разошлись. Английский перевод был отпечатан в Чехословакии в октябре 1968 года и распространялся через американского посредника, но, что примечательно, не привлек особого внимания на Западе. Тем не менее этот документ, «задуманный в атмосфере критического, радикального поиска и энергичного обсуждения дальнейшего развития общества, достигшего индустриальной зрелости в период радикальных социалистических преобразований», имеет важнейшее значение для дискуссии по поводу меняющихся социальных структур коммунистических и западного обществ87*. Отправной точкой дискуссии является научно-техническая революция, которая стала очередной надеждой коммунистических идеологов. Однако, в отличие от русских, исследовательская группа Р.Рихты рассматривает такую революцию как процесс, идущий также и в западных обществах (большинство русских не решается обсуждать этот вопрос, поскольку это подвергло бы сомнению некоторые положения, касающиеся природы капитализма, и открыло бы дорогу концепциям индустриального и постиндустриального общества), и, что более важно, ее члены не отбрасывают проблемы изменения классовой структуры и возникновения нового господствующего класса в ходе подобного развития событий. Исследование начинается с «аналитического противопоставления промышленной и научно-технической революции» и строится вокруг тезиса о том, что последствием происшедших изменений стала трансформация не только рабочей силы, но и всего производства в непрерывный механизированный процесс, в котором человек теперь находится «рядом» с производством, тогда как прежде он был «его основной движущей силой». По существу, не рабочая сила (и не пролетариат), а наука (и образо-
* Richta R. Civilization at the Crossroads. N.Y., 1969. P. 21. 144 Глава I
ванные классы (knowledge classes)) служат решающим фактором роста общественных производительных сил*: «На место простого, фрагментарного труда, который до сих пор составлял основу производства, в настоящее время приходит наука и ее применение в форме технологии, организации труда, профессионального мастерства и так далее. Наука, ранее отделенная от промышленности и лишь время от времени привносившаяся в нее небольшими дозами извне, становится сегодня сердцем производства и всей социальной жизни. Эта сфера, в которой не так давно насчитывалось несколько сот тысяч человек, превращается в огромную материальную силу, включающую наряду с широкой технической базой армию численностью в 3,5 миллиона специалистов и 11 миллионов взаимодействующих с ними работников по всему миру. Согласно оценкам некоторых экспертов, в недалеком будущем (к началу следующего столетия) в сфере науки и исследований будет занято 20 процентов совокупной рабочей силы»**. «Иными словами, наука становится ведущим фактором в национальной экономике и важнейшим измерителем прогресса цивилизации. Существуют признаки нового («постиндустриального») типа роста, отличающегося динамизмом, проистекающим из непрерывных структурных изменений в производительных силах, снижением роли количества средств производства и людских ресурсов по сравнению с их качественными характеристиками и степенью их использования. Именно в этом кроются интенсивные факторы развития, здесь заключено ускорение, тесно связанное с началом научно-технической революции»***. «На определенном этапе технологической революции и в ходе изменений порожденных ею моделей роста все закономерности и пропорции общественного развития предстают в новом свете. Это прежде всего касается взаимосвязей науки, технологии и производства в собственном смысле слова; можно сказать, что достигнуто состояние, за пределами которого они приобретают не менее существенное значение, чем взаимоотношения между
** Ibid. P. 36. *** Ibid. P. 39. От индустриального общества к постиндустриальному 145
первым и вторым подразделениями общественного производства в эпоху индустриализации, [то есть схемы, предложенные К.Марксом в "Капитале"]. В условиях научно-технической революции развитие производительных сил подчиняется закону <...> приоритета науки над технологией и технологии над промышленностью»*. Различие, допускаемое авторами между индустриальным и постиндустриальным, или научно-техническим, обществом, по существу, означает, что некоторые упрощенные марксистские понятия больше не имеют силы. Наиболее важным из них, очевидно, является утверждение о ведущей роли рабочего класса: «Совершенно новым феноменом, демонстрирующим развитие между индустриальной и научно-технической революциями, становится относительное уменьшение количества рабочей силы, используемой в промышленности и связанных с ней видами деятельности, сопровождаемое сдвигом от традиционных к прогрессивным отраслям внутри промышленного сектора. Эта тенденция, вне всякого сомнения, опровергает точку зрения, утверждающую абсолютную ценность процесса индустриализации и структуры "индустриального общества..."»**. «В целом можно предположить, что в ходе научно-технической революции объем услуг в предстоящие десятилетия возрастет до отметки 40—60 процентов совокупной рабочей силы, а в долгосрочной перспективе их доля станет еще большей. Цивилизацию, к которой мы движемся, было бы вполне разумно назвать "постиндустриальной цивилизацией", "третичной цивилизацией", "цивилизацией услуг" и так далее»88***. «Самый поразительный результат, однако, имеет растущее число технических и профессиональных работников во всех секторах экономики за пределами непосредственного производства. В 50-е и 60-е годы в Соединенных Штатах эта группа по темпам роста опережала все остальные: она увеличивалась в два раза * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 41. ** Ibid. P. 120.
146
Глава I быстрее, чем число конторских служащих (категории работников, бывшей рекордсменом в 40-е годы), и в семь раз быстрее среднего темпа роста занятости»*. Однако самое примечательное, вероятно, состоит в том, что утратила свое значение прежняя марксистская концепция «законов общественного развития»: «Законы, по которым развивается общество, не предопределяются заранее, они не следуют какой-то установленной схеме. Обусловленные содержанием истории, движением самого общества, они изменяются с каждым поворотом в его глубинных основах. Радикальное вмешательство в цивилизационные основы человеческой жизни, ознаменованное научно-технической революцией, рассматриваемой в неразрывной связи со всеми аспектами социальной трансформации наших дней, не может не повлиять на фундаментальные законы истории. Во многих отношениях развитие цивилизации приобретает новую логику и новый временной масштаб»**. «Оценивая события с точки зрения длительной перспективы, можно ожидать, что история утратит характер естественного процесса, который в период традиционной индустриальной цивилизации утверждал неоспоримый ход событий, прерывавшийся время от времени действием отдельных альтернативных тенденций социального развития»89***. Даже идеи планирования и его временных циклов, основанных на ритмических колебаниях накопления капитала и его оборачиваемости, в настоящее время ставятся под сомнение: «Ритм цивилизации всегда определяется основным ее субъектом. Было время, когда тон задавало естественное воспроизводство первобытного сообщества, и до наших дней естественный ежегодный цикл обретения средств существования в изолированных общи- * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 131. **• Ibid. P. 210. 89 В данном случае в тексте имеется сноска на Ф.Энгельса, посвященная идее истории как естественного процесса: «Таким образом, история, как она шла до сих пор, протекает подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам развития» (письмо Ф.Энгельса Я.Блоху от 21 сентября 1890 года процитировано автором по книге: Marx [К., Engels F.] Selected Works. Moscow, 1933. Vol. 1. P. 382 [перевод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 38. С. 396]). *** Richta R. Op. cit. P. 277. От индустриального общества к постиндустриальному 147
нах определяет масштаб времени в значительной части мира. В условиях классической индустриальной цивилизации период оборота капитала в процессе расширенного воспроизводства становится отправным пунктом всякого рода предположений о будущем и прогнозов, обычно рассчитанных на несколько лет вперед. Аналогичным образом пяти- или семилетние планы при социализме — хотя они не слишком часто базируются на осведомленности об этом обстоятельстве — соответствуют среднему периоду оборота общественной рабочей силы и связанных с нею активов. Как только прогресс начинает определяться наукой и ее применениями, точки зрения, основанные на предположении прочных экономических отношений, неизбежно утрачивают свое значение, хотя почти все практические расчеты продолжают основываться именно на них» *. Наука как таковая имеет особый характер, отличающий ее от других видов деятельности, в том числе и от труда; именно этот ее характер отделяет опирающееся на науку общество от общества индустриального: «Наука обязана своим статусом прежде всего исключительной силе обобщения. В отличие от остальных продуктов, научный вывод не потребляется в ходе использования; напротив, он продолжает совершенствоваться и при этом ничего не стоит. Более того, наука обладает исключительным потенциалом роста. Каждый вывод является как результатом, так и отправной точкой дальнейших исследований; чем больше мы знаем, тем больше мы можем узнать. Эта внутренне присущая ей экспоненциальная функция резко выделяет науку из всех видов традиционной деятельности индустриального типа» **. Из всего этого возникают три исключительно важные социологические проблемы. Во-первых, если рабочий класс не может возглавить научно-техническую революцию, то какова в таком случае его роль в будущем обществе? Во-вторых, система стратификации нового общества неизбежно подчеркнет особое значение доминирующего положения профессиональных и технических классов. В-третьих, если формирование и поддержание научного * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 269. ** Ibid. P. 217. 148 Глава I
мастерства потребуют наличия профессионально подготовленной научно-исследовательской элиты, подкрепленной многочисленным штатом технических работников, то не означает ли все это характерных признаков нового, потенциально правящего, класса? Рихта и его коллеги пишут: «Любая революция в процессе производства — включая промышленную революцию — была до сих пор делом того класса, который обеспечивал ее проведение и который в этой роли приходил на смену прежнему правящему классу, осуществляя весь процесс преобразований за счет класса, составлявшего большинство общества. Если созданная нами модель научно-технической революции соответствует действительности, то следует предположить, что развитие этой специфической, всеобщей революции в области производительных сил будет невозможно — во всяком случае в полной мере — без позитивного участия большинства населения, и в конечном счете всех членов социума»*. «По мере изменения классовой структуры при социализме... главной чертой социального расслоения становится дифференциация прежде всего по признаку содержания трудовой деятельности. Длительное сосуществование двух работающих бок о бок различных групп — специалистов, выполняющих творческую работу, и людей, занятых рутинными производственными операциями, — следует рассматривать как серьезную проблему... До тех пор, пока научные и технологические достижения не будут поставлены под рациональный контроль во всех их социальных и человеческих проявлениях, мы будем сталкиваться с расхождением между профессиональным и демократическим подходами. Это может найти отражение в технократических тенденциях, которые не проистекают, однако, из науки и технологии как таковых, а скорее являются результатом условий, усиливающих классовые интересы тех групп, которым подчинены наука и технологии. Между тем с самого начала научно-технической революции практическое управление во многих капиталистических странах переходит в руки высококвалифицированной управленческой элиты, которая в условиях государственной монополии приобретает некоторую независимость — по крайней мере от традицион- От индустриального общества к постиндустриальному 149
ных капиталистических группировок, — хотя по своему положению она еще вполне является прислужницей капитала»90*. При социализме подобное расхождение между профессиональной элитой и остальной массой населения происходит в силу того, что рабочий класс не является руководящей силой нового общества: «Столкнувшись с феноменом, который продемонстрировала нам индустриальная цивилизация, нельзя не прийти к выводу, что даже при социализме рабочие не смогут быть в одночасье вовлечены в активное участие в научно-технической революции. В прежних социальных системах ощущался недостаток соответствующих форм, и мы не можем рассчитывать на то, что сейчас процесс пойдет автоматически и без проблем; этого никогда не было ни на одном этапе революции»**. Проблема социальной дифференциации может возникнуть вновь вследствие возможного появления новых научных и технических элит и их усилий, направленных на укрепление их привилегированного положения: «Нет никакого смысла закрывать глаза на то, что острой проблемой нашего столетия станет преодоление острого противоречия внутри индустриальной цивилизации, которая, как с огромной тревогой осознал А.Эйнштейн, от- * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 245. 90 Проблема определения класса управляющих, научной элиты и нового среднего класса остается явно сложной для группы чешских ученых, даже отошедших от догматических марксистских категорий. Ранее, характеризуя изменения в социальном расслоении при капитализме, авторы отмечали тенденцию (описанную рядом социологов) подъема «нового среднего класса», трансформации профессиональных и технических кадров и тому подобное. Это, по их утверждению, нельзя назвать тем не менее подлинной переменой. Не считая «небольшой группы администраторов, которые живут в основном за счет прибыли, что является результатом классовой дифференциации внутри интеллигенции» [sic!], рост класса специалистов отражает в значительной степени развитие нового рабочего класса. Однако очевидно, что, когда авторы обращаются к обсуждению социализма, проблема обостряется до предела (см.: Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 247). К числу работ, упоминаемых ими в связи г изменениями в социальной стратификации капиталистического общества, относятся: Young М. The Rise of the Meritocracy. L., 1958; Bell D. [статья в ] Dun's Review and Modern Industry. 1962. No 1; Schelsky H. Die Sozial Folgen der Automatisierung. Duesseldorf - Koeln, 1957; Schelsky H. Auf der Suche nach Wirklichkeit. Koeln - Duesseldorf, 1965. * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 249-250. ** Ibid. P. 252. 150 Глава І
і дает судьбы беззащитных масс населения в руки высокообразованной элиты, обладающей властью в сфере науки и технологии. Возможно, это будет одной из наиболее сложных задач, стоящих перед социализмом. Обстоятельства ставят имеющую огромную важность науку и технологию под контроль сознательных, прогрессивных людей — профессионалов, ученых, технических специалистов и организаторов, а также квалифицированных рабочих. Но даже при социализме можно обнаружить тенденции к элитарности, монополию на образование, преувеличенные претензии на более высокий уровень жизни и тому подобное; данная группа может забыть, что эмансипация одной части общества всегда связана с эмансипацией целого»*. Вековая мечта социалистов о новом, гармоничном обществе обречена, таким образом, на несбыточность. Вместо этого новое общество породит конфликты и столкновения, причем не обязательно на прежних направлениях классовой и политической борьбы, но вызываемые различным отношением к происходящим изменениям и к науке как таковой: «В условиях научно-технической революции любые представления о будущем обществе, лишенном конфликтов и столкновений, будут скорее всего опровергнуты. Идея, согласно которой вместе с социализмом человечество вступит в эпоху, где больше не будет личного напряжения и индивидуальных усилий и где общество позаботится обо всем необходимом, является одной из иллюзий индустриальной действительности, которая просто абстрагируется от обоюдоострой природы промышленного механизма... Трения могут возникнуть среди самых разных групп населения, причем наиболее устойчивые из них будут вызваны различиями в содержании трудовой деятельности и проистекающим отсюда несогласием с характером жизни в свободное от работы время... В равной степени может обостриться непонимание между представителями различных поколений, вызванное нарастающими различиями их образов жизни в течение двух-трех десятилетий. Существуют признаки того, что общество подвергнется новой, более сильной, чем когда-либо, поляризации, элементами которой станут прогрессивные и консервативные силы. Это вы- От индустриального общества к постиндустриальному 151
двинет на первый план исследование роли социальных условий, в которых происходит такая дивергенция сил, изучение того, насколько эти тенденции связаны с неумолимой пожизненной раз-деленностью людей по признакам классовой принадлежности, собственности и власти, пусть даже антагонизмы между ними уже не будут приводить к жестокой борьбе. Это требует создания условий, позволяющих дивергенции принимать мобильные, функциональные формы, адекватные подлинной диалектике конфликта. Усилия, предпринимаемые отдельными лицами и группами, будут, разумеется, сопровождаться риском, столкновениями, в которых неизбежны победители и побежденные, хотя произвол со стороны победителей и унижение потерпевших поражение могут и должны исчезнуть со сцены. И в самом деле, историческая миссия социализма заключается именно в этом — в преодолении подобных (возникающих и заканчивающихся) социальных расколов, которые не основаны на классовых различиях, с помощью системы новых, приемлемых методов, использующих все подходящие средства из арсенала прежних общественных форм — экономические рычаги, демократические, социальные и политические институты и так далее»*. Исследованием Р.Рихты мы завершаем полный цикл. Его идеи, выходящие за пределы марксистского учения, знаменуют то, что можно было бы назвать постсоциалистическим обществом. Это общество относится в то же время к разряду постиндустриальных. Однако оно также сливается — по своим проблемам, но не обязательно по их последствиям — с посткапиталистическими обществами, определяющей особенностью социальной структуры которых (хотя, возможно, не политики и культуры) стала научно-техническая революция, или то, что я в своих работах называю центральной ролью теоретического знания как главного принципа социальной организации, тогда как отличительным признаком новой системы расслоения станет разделение между научными и техническими классами, с одной стороны, и теми, кто останется вне этой категории, — с другой. Приставка «пост-» уместна во всех наших рассуждениях не потому, что она служит определением новой общественной фор- * Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 250. * Ibid. P. 257-258. 152
Глава Г мы, а потому, что обозначает процесс перехода. Следует подождать и увидеть, каким в реальности окажется новое общество, ибо роль определяющего органа в нем играет не технология, а характер политических менеджеров, которые придадут организованную форму этому новому стратегическому ресурсу и используют его для формирования новой политической системы. При всем вышеизложенном, находясь у истоков новых головоломных социальных перемен, мы должны отступить от теории, если под таковой понимается модель социальной структуры, конкретизирующая определенное взаимодействие основных переменных величин системы, устанавливающая эмпирические закономерности, позволяющие предсказать будущие формы социальных взаимосвязей, и обеспечивающая принципиальное разъяснение их истории и функционирования. Мы вынуждены возвратиться к созданию новых парадигм в том смысле, в котором использовал данное понятие Т.Кун, то есть концептуальных построений, которые сами по себе не являются ни моделями, ни теориями, а точками зрения; на их основе могут строиться модели и развиваться теории. ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО: КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СХЕМА Понятие «постиндустриальное общество» делает упор на центральное место теоретических знаний как на тот стержень, вокруг которого будут организованы новые технологии, экономический рост и социальная стратификация. Эмпирически можно показать, что этот осевой принцип становится все более доминирующим в развитых индустриальных обществах. В данном случае речь идет не о принципе конвергенции. Он базируется на предпосылке, согласно которой существует один основополагающий институт, определяющий общество. Так, много лет назад П.Сорокин и Ч. Райт Миллс пришли к выводу, что Советский Союз и Соединенные Штаты становятся «похожими» друг на друга, поскольку обе державы превращаются в централизованные бюрократизированные общества, подчиненные единственной цели — подготовке к войне. Несколько иным образом Я.Тинберген и его коллеги утверждали, что в силу экономиче- От индустриального общества к постиндустриальному 153
скои рациональности и коммунистические, и капиталистические страны развиваются в направлении единой модели модифицированного планирования (прямого или индикативного), связанного с использованием рынков. М.Леви и в некоторой степени У.Мур доказывали, что в своих главных чертах все индустриальные общества оказываются схожими вследствие унифицированных требований промышленного производства, взаимозависимости образования и профессиональной принадлежности, а также характера технических знаний91. Однако немногие общества как сложившиеся исторические и политические единицы могут быть определены исключительно исходя из единственного института, как это полагал К.Маркс; вряд ли возможно охарактеризовать систему как капиталистическую и полагать, что все остальные взаимоотношения — культурные, религиозные, политические — вытекают из этого базового принципа. Общества отличаются друг 91 Тезис о конвергенции Советского Союза и Соединенных Штатов как централизованных, бюрократических обществ развивается в работах: Wright Mills С. The Causes of World War Three. N.Y., 1958; Sorokin P. The Basic Trends of Our Times. New Haven (N.J.), 1964. Противоположная точка зрения изложена в: Wolfe B.D. Russia and the USA: A Challenge to the Convergence Theory // The Humanist. September - October 1968. По вопросу экономической конвергенции см.: Tinbergen J. Do Communist and- Free Economics Show a Converging Pattern? // Soviet Studies. April 1961; Linnemann H., Pronk J.P., Tinbergen J. Convergence of Economic Systems in East and West. Rotterdam, Netherlands Economic Institute, 1965. Противоположная точка зрения содержится в: Halm G.N. Will Market Economies and Planned Economies Converge? // Streissler A., et al. (Eds.) Essays in Honour of Friedrich A. von Hayek. L., 1969. По проблеме индустриальных обществ имеется обширная литература. Основное заявление о конвергенции принадлежит: Levy М., Jr. Modernization and the Structure of Societies. Princeton (N.J.), 1966. Более осторожное мнение высказали: Feldman A., Moore W. Industrialization and Industrialism: Convergence and Differentiation // Transactions of the Fifth World Congress of Sociology. Washington (D.C.) September 1962. Хотя понятие «индустриальное общество» интерпретируется советскими авторами в качестве главного примера теории конвергенции (краткий обзор этого вопроса см. в: Black С. Marx and Modernization // Slavic Review. June 1970), а Р.Арон считается родоначальником теории индустриального общества, сам Р.Арон выразил большое сомнение по поводу тезиса о конвергенции (см.: Aron R. The Industrial Society. N.Y., 1967. P. 105-130). Два і )сновных обзора литературы и полемики относительно конвергенции см. в: Weinberg ). The Problem of Convergence of Industrial Societies: a Critical Look at the State of Theory // Comparative Studies in Society and History. January 1969; Meyer A.G. Theories of Convergence // Johnson Ch. (Ed.) Change in Communist Systems. Stanford (Ca.), 1970. 154
жүктеу/скачать 6.05 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|