Предисловие к русскому изданию

Мир становится единым. И вначале была картина единой Земли.

Почти в трех часах лета от Пекина, в трех от Гонконга и в двух от Лхасы в Тибете расположен город Чэнду. Далекий административный центр провинции Сычуань в срединной части Китая известен в лучшем случае любителям острой китайской кухни, иностранные путешественники попадают туда лишь в результате вынужденной посадки. Однако Чэнду с его населением в 3,4 миллиона человек - один из наиболее быстро растущих мегаполисов мира.

Среди строительных площадок для новых блочных высотных зданий художники, чья основная специализация огромные портреты Мао, демонстрируют новый лик прогресса. Обернутые пленкой для защиты от едкой пыли многолюдных, но еще не заасфальтированных улиц, броские картины, наподобие гигантских телеэкранов, соблазняют прохожих. Розовое, как поросенок, бунгало, ядовито-зеленая трава, светло-голубой плавательный бассейн и счастливая китайская пара рядом с неестественно большим кабриолетом - вот типичный набор таких соблазнов [I].

На другом конце света, в глубине Амазонии, неподалеку от границы между Боливией и Бразилией, то же обещание доминирует на уличных щитах для объявлений и афиш. Строительная компания Mendes Junior из Сан-Паулу широко рекламирует во влажном тропическом лесу североамериканский тип ухоженных особняков, постройка которых наносит местной природе невосполнимый урон. А в заплесневелых хижинах на берегу пересохшей реки Пурус юные кабоклу - потомки от браков индейцев и негров-рабов - оживленно спорят о точных размерах бюста секс-дивы Памелы Андерсон, сыгравшей пловчиху-спасательницу в калифорнийском телесериале "Спасатели Малибу", как если бы она была девушкой с их улицы. Тем временем лесоторговцы используют кассеты с голливудскими фильмами как средство подкупа горстки индейцев, оставшихся в федеральном штате Рондония, с тем чтобы можно было проникнуть в их резервации и вырубить последние красные деревья [2].

Власть движущихся картинок дает о себе знать даже среди индейцев племени яномами, самобытность которых с таким жаром отстаивал рок-звезда Стинг, равно как и среди молодежи Бутана, который часто называют последней Шанг-ри-Ла*. В этом буддистском королевстве у подножия Гималаев население заставляют постоянно носить холщовый халат ниже колен и возделывать поля средневековым инвентарем. Жители этой страны часто вызывают у западного человека неподдельный восторг, даром что многие из них носят поверх своих неказистых национальных одеяний кожаные куртки и торгуют кассетами с американскими фильмами, записанными индийскими видеопиратами [З].

Американская мыльная опера "Род Денверов" давно уже стала привычной даже на Дальнем Востоке России. Директор Хабаровского аэропорта искренне возмутился, когда однажды зарубежные гости принялись объяснять ему, что такое "Шпигель". Выдержки из этого журнала регулярно публикуются в еженедельном приложении к местной ежедневной газете [4]. А на Копакабане* один пляжный торговец в соответствии со своими убеждениями поднимает по уик-эндам германский флаг. Этот темнокожий отнюдь не является потомком германских националистов; просто он восхищается "справедливостью в Германии, где бедных нет даже среди обычных людей" [5].

Не приходится сомневаться, что, если бы человечеству пришлось сегодня голосовать и выбирать стиль жизни, оно бы знало, что делать. Более 500 действующих спутников вращаются вокруг земного шара, посылая сигналы современности. Миллиард телевизионных экранов с одинаковыми картинками внушает одни и те же устремления на берегах Амура, Янцзы, Амазонки, Ганга и Нила. Даже в местах, где нет электричества, таких как Нигер в Западной Африке, тарелки спутникового телевидения и солнечные батареи перебросили миллионы людей "из их деревенской жизни в планетарное измерение", как выразился Бертран Шнайдер, генеральный секретарь Римского клуба** [б].

Оборонительное сражение китайского режима против факсов, электронной почты и телевизионного вещания из капиталистического мира ведется не только ради удержания власти, но и для защиты иной концепции общества Там, где к телевизионным картинкам из мира всеобщего потребления до сих пор относятся с неодобрением, как, например, в Северной Корее и ряде исламских стран, вместо них делают свое дело фотографии и подробные репортажи. Даже в Иране, где американский хэви-метал - наиболее популярная музыка среди подростков среднего класса [7], аятоллы больше не в состоянии полностью изолировать свою страну от остального мира.

Никогда прежде столь большое количество людей не слышало и не знало так много об остальном мире. Впервые в истории человечество объединено общим образом реальности.

Если бы почти 6 миллиардов жителей планеты могли бы на самом деле решить с помощью референдума, как они хотят жить, то подавляющее большинство проголосовало бы за тип существования среднего класса в пригороде Сан-Франциско. Знающее квалифицированное меньшинство дополнило бы свой выбор социальными стандартами ФРГ времен до падения Берлинской стены. Роскошное же сочетание карибской виллы со шведской системой социальной защиты удовлетворило бы всех без исключения.

Дисней-победитель

Почему же калифорнийский идеал жизни утвердился во всем мире? Почему на вершине оказался Дисней? Главной, но не единственной причиной этого стал размер американского рынка наряду с геополитическим положением Соединенных Штатов после второй мировой войны и их мощью в пропагандистских сражениях "холодной войны". Иными словами, Сталин хотел всемогущества, а Микки Маусу удалось стать вездесущим.

У медиа-магната Майкла Айзнера, президента и председателя совета директоров Walt Disney Corporation, имеется на этот счет своя точка зрения: "Американские развлечения предлагают огромное разнообразие индивидуального выбора и индивидуального выражения. Это то, чего люди хотят повсеместно". Без всякого стеснения этот голливудский делец добавляет: "Благодаря своей неограниченной творческой свободе американская индустрия развлечений отличается оригинальностью, которой нет больше нигде в мире" [8].

Наиболее непримиримым оппонентом Айзнера на данный момент является Бенджамин Р.Барбер, директор Центра Уолта Уитмена при Университете Рутжерса в штате Нью-Джерси, который предложил ставшую уже классической формулу "Джихад миру McDonalds".. По его мнению, тезис Айзнера о разнообразии является "откровенной ложью. Этот миф уводит нас в сторону от двух ключевых моментов: характера выбора и того обстоятельства, что независимость людских желаний во многом иллюзорна. Во многих американских городах, например, есть возможность выбора из десятков моделей автомобилей, но нет возможности выбрать средство общественного транспорта. И как может кто-либо принимать всерьез заявление о том, что рынок всего лишь дает людям то, чего они хотят, при одновременном существовании рекламной индустрии с бюджетом в 250 миллиардов долларов? Разве, к примеру, телевизионная станция MTV является чем-то бальшим, чем всемирная круглосуточная реклама продукции музыкальной индустрии?".

Согласно Барберу, полная победа "Дисней-колонизации глобальной культуры" покоится на феномене столь же древнем, как и сама цивилизация: на соперничестве между трудным и легким, медленным и быстрым, сложным и простым. Первый член в каждом из этих противопоставлений связан с удивительными достижениями культуры, тогда как второй соответствует "нашей апатии, усталости и тяге к расслаблению. Disney, McDonalds и MTV рассчитаны именно на удовлетворение стремления к легкому, быстрому и простому" [9].

Независимо от того, кто прав в оценке победы Голливуда - Айзнер или Барбер, - последствия ее окружают нас повсюду. "Синди Кроуфорд и герои мультфильма "Покахонтас" глядят на вас на каждом углу, как когда-то статуи Ленина в бывшем Советском Союзе. Песнопения Мадонны и Майкла Джексона - это призыв муэдзина нового мирового порядка", - полагает калифорнийский футуролог Натан Гардела, описывая таким образом монотонную панораму современного мира (10).

В громадных империях средств массовой информации солнце никогда не заходит. Голливуд - это международный генератор важнейшего сырья для постматериализма. Time Warner хочет слиться с принадлежащими Теду Тэрнеру Broadcasting Corporation и CNN, образовав, тем самым, лидера мирового рынка в области масс-медиа, а возможное слияние Walt Disney с телеканалом ABC стало бы вторым по величине корпоративным приобретением в американской истории. Sony владеет кинокомпанией Columbia Pictures, Matsushita в 1995 году продала гиганта индустрии развлечений МСА мультинациональному гиганту Seagram, производящему спиртные напитки. Между Кореей и Персидским заливом властвует австралиец Руперт Мэрдок. Его расположенная в Гонконге спутниковая станция Star TV охватывает четыре часовых пояса и половину населения мира. Сногсшибательно красивые дикторши- китаянки, индианки, малайки и арабки- переходят с китайского на английский и обратно, покрывая пространство и время на шести разных каналах. В настоящее время Мэрдок усиленно старается охватить своим вещанием территорию Китайской Народной Республики главным образом путем участия в кабельном телевидении. До сих пор только 30 миллионов жителей КНР имеют возможность принимать его программы на законном основании и без помех. Пекинские власти пока осторожничают, но уже намекнули индустрии средств массовой информации на то, какая формула позволит австралийцу осуществить задуманное: "Никакого секса, никакого насилия, никаких новостей".

Гиганты СМИ, в числе которых Герман Бертельсманн, его упорный конкурент Лео Кирх и итальянец Сильвио Берлускони, хорошо подготовлены к тому, чтобы обеспечить тот титтитейнмант, над которым властители мира размышляют на совещаниях, подобных организованному Фондом Горбачева в Сан-Франциско. Насаждаемые ими образы благополучия управляют мечтами людей, а мечты определяют действия.

Чем больше границ преодолевает кинорынок, тем же он становится. В среднем американская киноиндустрия тратит на художественный фильм 59 миллионов долларов - сумму, о которой европейским или индийским продюсерам пока остается только мечтать [II]. Кроме того, она постоянно устанавливает новые стандарты в области технологии и оборудования, достичь которых конкуренты могут лишь изредка. Вследствие этого продолжает усиливаться отток капиталов и квалифицированных кадров в направлении Голливуда и Нью-Йорка.

Обещанные каждой семье 500 телевизионных каналов принесут лишь видимость разнообразия. Несколько лидеров рынка будут слегка перекраивать и подновлять свою продукцию на нескольких станциях для различных групп-мишеней, а погоня за высокими рейтингами будет подстегивать процесс концентрации. Так, покупку права трансляции важнейших спортивных соревнований можно профинансировать только при огромных доходах от рекламы, а это могут себе позволить только крупные станции или международные дельцы. Единственными производителями, заинтересованными в рекламе и спонсировании, являются те, кто повсеместно присутствует на рынках зоны вещания, а это, прежде всего, транснациональные корпорации. В настоящее время всего лишь десять крупных фирм оплачивают почти четверть всей телерекламы в Германии (12). Полутораминутный рекламный ролик, который можно транслировать на нескольких континентах, стоит столько же, сколько в среднем тратится на европейский художественный фильм (13).

Рекламные агентства со своей стороны используют для своих клиентов декорации одной и той же земли обетованной. Немецкие телезрители уже настолько полюбили Нью-Йорк и Дальний Запад, что во время финального матча чемпионата национальной футбольной лиги в мае 1996 года станция RTL почти в половине своих рекламных роликов использовала картинки из этого далекого, но, очевидно, знакомого мира [14]. В наши дни, когда на экране багряное солнце садится в море рядом с пивом Beck, это происходит не на Капри, а за мостом Золотые Ворота. А покрышки Continental уже не визжат на гоночной трассе Нюрбурга в Германии, а изящно лавируют между небоскребами Манхэттена.

Усилители с обратной связью все более повышают степень глобального единообразия. Согласно прогнозу нью-йоркского видеохудожника Керта Ройстона, логическим конечным продуктом в области культуры стал бы монотонный американский "визг" по всему миру (15). В какой-то степени подтверждением этому является молодежный театральный авангард от Томска в Сибири до Вены и Лиссабона, вот уже несколько лет шумно имитирующий каждую деталь нью-йоркской сцены двадцатилетней давности с ее нарочитой яркостью красок, назойливым шумом, обилием нещадно орущих телевизионных мониторов - какая скука (16). Понемногу распространяется мнение, что во времена, когда все кричат, гораздо более возбуждающей и эффективной альтернативой может быть просто тишина (17).

В рамки предсказанного Ройстоном "глобального визга" удачно вписалось и "трио теноров" - Хосе Каррерас, Пласидо Доминго и Лучано Паваротти, - совершившее в 1996 году мировое турне. На переполненных стадионах от Мюнхена до Нью-Йорка огромные аудитории в большинстве своем едва ли слышали что-либо, кроме основных мелодий любимых ими классических произведений. Дабы посетители концертов именитой троицы ощутили себя причастными к уникальному событию, удручающее однообразие репертуарной сборной солянки каждый раз разбавлялось какой-нибудь изюминкой, отличавшей одно выступление от других. И надо сказать, что на всех четырех континентах, охваченных турне, зрители разных национальностей, несмотря на разделяющие их культурные барьеры, часто в едином порыве вызывали исполнителей на бис. Для японцев три звездных тенора исполнили "Кавано нагаре найоми", задушевный гимн вечно текущей реке. А рядом с Дунаем, который никак не назовешь голубым и ныне перегорожен дамбой как раз перед Венским стадионом, где выступили теноры, в ушах 100 000 немцев, чехов и венгров, в основном нуворишей, звенел застольный хит "Вена, Вена, лишь ты одна" [18].

При определении того, что должно понравиться различным нациям, трио чародеев бельканто вполне могло бы использовать опыт покорителя людских глоток номер один - Coca-Cola. В Китае этот гигант по производству безалкогольных напитков продает свою коричневую шипучку с одним вкусом, а в Японии - с другим: напиток подслащивается в соответствии с культурными предпочтениями и особенностями региона [19]. Во время Летних олимпийских игр 1996 года Coca-Cola в своих трансконтинентальных рекламных роликах использовала слегка расплывчатый слоган "для фэнов", но в знойной Атланте проницательные рекламодатели компании напрямую апеллировали к потеющим зрителям, написав на автобусах спортсменов: "Болельщики всегда хотят пить!" [20].

И в Европе спорт как продукт культуры быстро приспосабливают к сообществу болельщиков, которое в силу стойких предпочтений радо любой знакомой упаковке. Президент ФИФА Жоао Авеланж хочет, чтобы в футбольных матчах было больше рекламных пауз, как в американском футболе [21], в то время как германская Бундеслига стремится изменить имидж, ориентируясь на американскую Национальную баскетбольную ассоциацию. Привязанность к рекламному образу вытесняет чувство принадлежности к культуре, в которой ты вырос, поэтому мюнхенская "Бавария" продает в Гамбурге больше маек со своей символикой, чем две команды местной лиги, "ХСВ" и "Сан-Паули", в совокупности. Продажа болельщикам подобной продукции уже приносит ведущим клубам больше денег, нежели все статьи их доходов в начале 90-х годов, включая права на телетрансляцию матчей, вместе взятые. По мнению исследователя спорта Ганса И. Штолленверка, в силу того, что подогревающие интерес болельщиков разногласия между традиционно соперничающими командами разных городов естественным образом возникают все реже, "их приходится создавать искусственно даже между игроками, игроком и тренером, тренером и руководством клуба" (22).

Подобно своего рода глобальной лавине, сметающей все на своем пути, спрос миллиардов на поток товаров, рекламируемых в мировом масштабе, неумолимо подчиняет себе торговые улицы больших городов. "Превращение жажды в потребность в кока-коле", как однажды презрительно охарактеризовал этот процесс социолог Айвен Иллич, завершилось [23]. Во всех крупных городах доминируют знакомые торговые марки: Calvin Klein, Kodak, Louis Vuitton и иже с ними. Идеи и промышленные товары подвергаются глобализации наряду с музыкальными вкусами и ассортиментом фильмов немногих оставшихся кинотеатров. Они становятся все более однотипными, и темпы этой ассимиляции порой таковы, что угрожают разорением традиционным национальным поставщикам.

Последней жертвой этой лавины стала Вена, в прошлом столица империи. Бесчисленные магазинчики, оригинальное оформление которых придавало центру города приятный и самобытный облик, были вынуждены закрыться после того, как Австрия в начале 1995 года вступила в Европейский Союз, главным образом из-за одновременной отмены строгого регулирования арендной платы. Сети международных магазинов занимают лучшие места; унылого вида закусочные, фирмы - изготовители вызывающе откровенного нижнего белья и аптеки, оборудованные по последнему слову техники, открывают свои стерильные отделения.

Живущие в странах с процветающей экономикой горожане из среднего класса с невообразимой легкостью перемещаются по уменьшающейся голубой планете, совершая как деловые, так и увеселительные поездки. Уже 90 миллионов человек имеют постоянный доступ к Интернету, и к ним каждую неделю присоединяется еще по полмиллиона [24]. Венский фотограф, родившийся в земле Форарльберг, знает теперь нью-йоркский Уэст-Сайд лучше, чем Инсбрук; лондонскому биржевому маклеру ближе его коллеги в Гонконге, чем управляющий отделением банка в Саутгемптоне. Оба мнят себя непредубежденными космополитами, вовсе не подозревая о том, что их глобальные "связи" зачастую весьма провинциальны и ограничиваются их собственным окружением. Журналисты, специалисты по компьютерам или актеры путешествуют чаще и интенсивнее, чем дипломаты или деятели внешней политики: утром они еще могут быть в маленьком венгерском городке, ублажая отчаявшихся клиентов или ведя переговоры с потенциальными, днем - на запланированной деловой встрече в Гамбурге, вечером - у новой, но уже почти утраченной подружки в Париже, на следующий день - где-то в штаб-квартире компании, а затем летят в США или на Дальний Восток. Каждый, кому по пробуждении требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, на каком континенте он провел ночь, принадлежит к своего рода авангарду путешествующих по миру. "Смотрите, как бы вам по прилете обратно не встретиться на регистрации в аэропорту с самим собой!" - эту старую шутку, однажды адресованную Гансу-Дитриху Геншеру в бытность его министром иностранных дел, теперь повторяют столь непоседливым людям немногие оставшиеся у них друзья. Вместе с тем многие завидуют их подвижности, их высоким доходам и даже их "космополитическому" образу жизни.

Однако в то время как эти изнуренные слуги глобальных игроков сидят поздно вечером в барах известнейших отелей "Раффлз" в Сингапуре, "Савой" в Москве или "Копакабана пэлис" в Рио со слезами на глазах, их старые школьные друзья (с которыми они могут случайно столкнуться на улице во время происходящей у тех два раза в год туристической вылазки за границу) уже давно лежат в своих дешевых постелях и видят сладкие сны. В такие моменты эти потерянные для всех и самих себя невольники карьеры не находят себе места от парализующего ощущения пустоты и одиночества, наваливающегося на них после восьмого за год межконтинентального перелета. Знакомая обстановка, в которой они отдыхают, и впрямь глобальна, но при этом в конечном счете однообразна и невыносима. Где бы они ни оказались, они чувствуют себя узниками предсказуемо отвратительных и нестерпимо похожих друг на друга аэропортов, однотипных отелей и ресторанов, зверея от одного и того же набора каналов спутникового телевидения в снабженных кондиционерами, но вместе с тем затхлых гостиничных номерах. Души этих скитальцев не поспевают за их телами; если у них когда-либо и были силы, необходимые для того, чтобы заняться чем-то действительно новым и другим, то они уже давно их покинули. Поэтому, бывая повсюду, они неизменно оказываются в одном и том же месте; видя все, они видят только то, что им известно, и по ходу дела коллекционируют авиарейсы подобно тому, как домоседы собирают телефонные карты, почтовые марки или подставки под пивные кружки.

Но такая подвижность - показатель общей тенденции, когда весь мир летит со скоростью звука в беспокойное новое будущее. По всей вероятности, вскоре после наступления третьего тысячелетия в мире будет порядка тридцати космополитических конурбаций* с населением от 8 до 25 миллионов человек каждая, связанных между собой плотной паутиной электронных сетей, цифровыми спутниковыми телефонами, аэропортами с высокой пропускной способностью зонами беспошлинной торговли. Эти мегаполисы разбросаны по планете как случайные пятна света, расстояние между которыми измеряется тысячами километров, и все же обитатели каждого из них чувствуют себя ближе к жителям остальных, чем к соотечественникам, живущим на периферии, которой их собственная среда обитания в значительной степени обязана своим существованием.

Власть, как полагает итальянский футуролог Риккардо Петрелла, будет "принадлежать действующей в мировом масштабе лиге торговцев и муниципалитетов, чьей главной заботой станет обеспечение конкурентоспособности глобальных фирм" [25]. Уже каждый из главных азиатских центров изо всех сил старается вырваться вперед. Молодежь на всех континентах взрослеет с образом глобальных городов, радикально отличающимся от всего, что знали их родители. И уже не Париж, Лондон и Нью-Йорк блистают превосходными степенями, и не Москва или Чикаго. С марта 1996 года высочайшее здание в мире отбрасывает тень в столице Малайзии Куала-Лумпуре, а самое большое количество башенных кранов возвышается над крышами не Берлина, а Пекина и Шанхая.

Между Пакистаном и Японией дюжина бурно развивающихся регионов пробивается на сцену глобальной конкуренции, соперничая за роли, распределенные за последние десятилетия между крупными городами Запада. Бангкок, напри- мер, пытается отвоевать статус автомобильной столицы у Детройта. Японские производители - Toyota, Honda, Mitsubishi и Isuzu - уже давно собирают свои автомобили в Таиланде, тогда как Chrysler и Ford превращают свои отделения в этой стране в корпоративные базы для Юго-Восточной Азии.

Тайбей видит себя преемником Силиконовой долины, и не зря: Тайвань уже является одним из крупнейших мировых производителей мониторов, компьютерных мышей и сканеров. Малайзия рассчитывает добиться процветания на ниве экспорта высоких технологий подобно тому, как Рур в свое время совершил прорыв в сфере черной металлургии. Бомбей в настоящее время снимает 800 художественных фильмов в год: в четыре раза больше, чем Голливуд, а плата за аренду офиса в этом городе побила предыдущий рекорд, установленный в Японии.

Основным конкурентом Токио и Нью-Йорка в борьбе за роль нервного центра новых супергородов Азии является Шанхай. "Мы хотим к 2010 году стать международным финансовым и деловым центром в западной части Тихого океана", - объясняет Ху Янгжао, главный экономист городской комиссии по планированию. В процессе величайшей городской перестройки со времен осуществленной в XIX веке в Париже бароном Гауссманном старый Шанхай будет почти полностью разрушен, а на его месте будет возведен новый город. Четверти миллиона семей уже пришлось покинуть центр города, позднее к ним присоединятся еще 600 000. Здесь открыли свои офисы сорок из 100 крупнейших мультинациональных корпораций. Siemens изъявила желание помочь городу в строительстве метрополитена; в этом году с конвейеров Volkswagen-Shanghai сойдет 220 000 легковых автомобилей, годовой объем выпуска которых планируется к 2000 году довести до 2 миллионов. Колония британской короны Гонконг, которая в 1997 году будет возвращена Китайской Народной Республике*, пытается не отставать. "На нашей стороне география", - считает крупный банкир Клинт Маршалл. В новый аэропорт вкладывается двадцать миллиардов долларов, а всего в двадцати километрах бурно развивающаяся китайская провинция Гуандун уже является поставщиком глобальных рынков (26).

Экономический подъем Китая, став уже привычным явлением, несет в себе и сюрпризы, как приятные, так и не очень. Существует предположение, что к 2000 году "социалистическая рыночная экономика" Дена Сяомина займет второе место в мире, опередив японскую и германскую. Несмотря на то что в 1960-е годы европейские паникеры не раз беспокоились по поводу надвигающейся "желтой опасности" и ничего не случилось, теперь китайцев в Европе действительно много. Рабочие из шанхайской металлургической корпорации Meishan работают в Неаполе едва ли не круглосуточно. Они разбирают 24 000-тонный сталелитейный комплекс на 100 гектарах закрывшегося завода, принадлежащего итальянской фирме Bagnoli. Летом 1997 года его части будут вновь собраны за 14 000 километров от Неаполя, в Нанкине, портовом городе на реке Янцзы. Thyssen Steel, в свою очередь, демонтирует доменную печь, которая не работает на полную мощность, и перевозит ее в Индию, а австрийская фирма Voest-Alpine уже целиком переправила устаревший сталелитейный завод LD-2 из Линцы в Малайзию. В связи с этим жители Дальнего Востока приобретают качественные товары; они стали последними, кто извлекает выгоду из длившегося на протяжении нескольких десятилетий субсидирования европейской сталелитейной промышленности на суммы в миллиарды дойчмарок (27).

В наши дни глобализация продвигается вперед с прежде невообразимой быстротой. Экономист Эдвард Луттвак описывает новую эпоху как "слияние болот, прудов, озер и морей экономик деревень и провинций, регионов и государств в единый глобальный экономический океан, накатывающий на небольшие участки суши гигантские волны конкуренции, пришедшие на смену вчерашним легкой ряби и спокойным приливам" (28).

Весь мир является единым рынком, на котором, по-видимому, процветает мирная коммерция. Разве это не исполнение вековой мечты человечества? И разве не должны мы, живущие до сих пор изобильных индустриальных цитаделях, возрадоваться подъему столь многих развивающихся стран?

Нет.

Еще даже до того, как анонимный (а потому типично правый) террор бросил яркий отсвет социальной напряженности в Соединенных Штатах на транслируемые по телевидению олимпийские игры в Атланте, их организаторы сделали абсолютно очевидной несостоятельность всякого упоминания о международной сплоченности. Для начала они бесстыдно низвели 85 000 гостей, явившихся на торжественную церемонию открытия за 636 долларов каждый, до уровня статистов в потоке возбуждающих образов. Люди были вынуждены купить разноцветные шарфы, факелы и щиты и по команде размахивать ими перед камерой. Вскоре гвоздем вечера стало слово "мечта", которым американские пропагандисты любят заклинать даже больше, чем своей концепцией свободы. Атланта - это "веха мечты", гласило безвкусно роскошное табло стадиона. "Власть мечты" - пела Селин Дион. На табло в течение нескольких минут светилась строка из стихотворения Эдгара Аллана По: "Мечтам себя вверяй таким, на кои смертные отважиться не в силах были прежде!". И наконец, по рядам, как эхо, пронеслись исторические слова Мартина Лютера Кинга:

"У меня есть мечта!" (29).

О каких же мечтах идет речь? О том ли, что через тридцать лет после убийства этого черного защитника гражданских прав почти исключительно белокожие американцы из пригородов на прекрасном новом овальном стадионе в его родном городе ощущают самодовольный трепет, когда "то дрожащий, плохо записанный голос воспроизводится на тщательно подготовленной кассете? И отваживался ли Мартин Лютер Кинг мечтать о том, что почти исключительно чернокожие бездомные Атланты будут в полном составе вывезены на автобусах подальше от центра города на время олимпийских игр для того, чтобы образы американской действительности, не дай Бог, не попали в объективы телекамер съемочных бригад со всего мира?

Во всяком случае, в этом крупном городе американского Юга, вычищенные трущобы и давящие громады небоскребов которого вызывают то же ощущение пира во время чумы, что и вознесшаяся к небесам столица Малайзии Куала-Лумпур, слова "черный" и "бедный" остались синонимами. Есть своего рода самозащитный цинизм в том, что искушенный в вопросах социологии телепродюсер Барбара Пайл, одна из ключевых фигур в транснациональной вещательной корпорации Теда Тэрнера, комментируя формирующие новые стандарты игры 1996 года, сказала: "Прежде между высотными зданиями CNN и Coca-Cola находилось несколько бедных черных кварталов с дешевым жильем. Их сравняли с землей, чтобы построить на их месте Парк олимпийских игр столетия так называемой "Глобальной олимпийской деревни AT&T", и в будущем служащие этих двух корпораций смогут спокойно прогуливаться между головными офисами друг друга" [30].

Единый мир распадается

Хотя в настоящее время преобладающее влияние на планете имеют высокотехнологичные и замкнутые на себя городские конгломераты вроде Атланты, они все больше приобретают характер изолированных островков. Мировой архипелаг богатства, возможно, и состоит из цветущих анклавов, но в том, что до сих пор было "развивающимися странами", куала-лумпуры - не более чем цитадели глобальной экономики. Тем временем мир большей частью мутирует в люмпен-планету, львиная доля богатства которой сосредоточена в мегаполисах с мегатрущобами, где миллиарды человек влачат жалкое существование. Каждую неделю число людей, живущих в городах, увеличивается примерно на миллион [31].

В то же время "наше конфузливое безразличие сменилось безразличием самодовольным, - предостерегал Франсуа Миттеран в марте 1995 года. - Заинтересованность в помощи развивающимся странам полностью улетучилась. Такое впечатление, что каждая страна присматривает только за своим задним двором" (32).

Всего лишь 358 миллиардеров владеют таким же богатством, как и 2,5 миллиарда человек, вместе взятые, почти половина населения Земли [33]. Затраты индустриальных стран на "третий мир" неуклонно снижаются: так, Германия в 1994 году истратила на них 0,34 процента своего бюджета, а в 1995 - уже 0,31 процента [34]. Тот факт, что частные инвестиции из богатых стран недавно превысили официальную помощь развивающимся странам, не вызывает сомнения, однако, действительно, от этого выиграли лишь несколько регионов. Ожидаемый доход инвесторов на вложенный капитал зачастую "из-за риска" достигает 30 процентов годовых, что наглядно подтверждается на примере строительства водопроводов в Индии и Индонезии [35]. Вопреки неоднократным утверждениям правительств Севера о значительном сокращении суммарной задолженности развивающихся стран, она неизменно увеличивается и в одном только 1996 году выросла на 1,94 миллиарда долларов, почти вдвое превысив прирост десятилетней давности [36].

"Все это кончилось, - сделал логичный вывод египетский писатель Мохаммед Сид Ахмед. - Диалог Север-Юг так же мертв, как и конфликт Восток-Запад. Идея развития мертва. Больше нет ни общего языка, ни даже словаря для обозначения проблем. Юг, Север, "третий мир", освобождение, прогресс - все эти термины уже не имеют никакого смысла" (37).

В Европе и Соединенных Штатах все чаще можно слышать утверждение, что помощь давно уже нужна нам самим. Даже в бурно развивающихся конурбациях миллионы избирателей считают, что они - не более чем обманутые новыми временами. Обеспокоенные люди находят все больше оснований для парализующих страхов за свои рабочие места и будущее своих детей. Не станет ли уровень жизни среднего класса на Западе, до сих пор воспринимаемый как нечто само собой разумеющееся, в исторической перспективе всего лишь одним большим KaDeWe, тем субсидируемым роскошным магазином в Западном Берлине, что произвел фурор на неизбалованном товарным изобилием коммунистическом Востоке, но который при всей пропагандистской шумихе отнюдь не являлся отражением жизненных стандартов Западной Европы?

По мере расширения в обществе экономической пропасти между бедными и богатыми первые все чаще видят политическое спасение в отделении и обособлении. В последние годы потребовалось найти место на карте для десятков новых государств, и вот уже 197 национальных команд прошли маршем по олимпийскому стадиону в Атланте. Когда итальянцы и даже швейцарцы борются за свою самобытность, само единство нации становится проблематичным. Спустя пятьдесят лет после образования Итальянской Республики до 50 процентов населения регионов между Вентимильей и Триестом голосует за движение протеста "Лига Севера", лидер которого, Умберто Босси, призывает взрывать радио- и телевизионные станции государственной вещательной корпорации RAI. В сентябре 1996 года Босси даже провозгласил независимое государство Падания. Процветающие страны движутся к распаду и в других частях света. В Карибском бассейне, к примеру, доселе спокойные острова Сент-Китс и Невис, живущие главным образом за счет туризма, хотят покончить со своей федерацией (38).

Канаде и Бельгии подрезают крылья конфликты между их языковыми группами. В Соединенных Штатах, чьи волны иммигрантов давным-давно приняли один общенациональный язык, миллионы латиноамериканцов, в том числе во втором и в третьем поколениях, ныне отвергают английский. Повсюду набирает силу трайбализм, и во многих регионах он угрожает перерасти в воинствующий национализм или региональный шовинизм.

В отличие от войн XIX и начала XX столетий войны будущего в большинстве своем будут идти не между государствами, а в их пределах. В 1995 году лишь два из пятидесяти вооруженных конфликтов в мире укладывались в привычную схему: войны между Перу и Эквадором и между Ливаном и Израилем. Вместе с тем новые конфликты внутри национальных границ не привлекают должного внимания международной общественности. Так, например, следует отметить, что в Южной Африке в течение года, последовавшего за крахом апартеида, в результате актов насилия погибло 17 000 чело- ют все большую популярность от Марокко и Алжира до Индии и Индонезии.

Летом 1993 года профессор Гарвардского университета Сэмюел П.Хантингтонн опубликовал в "Форин эфеаз" эссе под ставшим знаменитым заголовком "Столкновение цивилизаций?" [42]. Согласно тезису Хантингтона, привлекшему исключительное внимание, особенно на индустриальном Западе, будущее будет определяться не конфронтацией между социальными теориями и политическими системами, как во времена "холодной войны", а конфликтами между цивилизациями на религиозной и культурной почве. Хантингтон с готовностью разделяет унаследованные от предков страхи относительно возможного завоевания и разграбления Европы (гуннами, турками или русскими в зависимости от столетия). Но прав ли гарвардский стратег? Столкнется ли когда-нибудь демократический Запад с остальным миром, с союзом деспотов и теократов вроде Саддама или Хомейни, да еще и поставившим себе на службу орды хорошо обученных и низкооплачиваемых наемников - соотечественников Конфуция?

На этот счет, безусловно, имеются более чем обоснованные сомнения, особенно в контексте нового, лишенного пространства мира тесно связанных между собой городов, в котором пока что процветающие страны поразительными темпами подрывают собственную социальную структуру и тем самым провоцируют политическую напряженность на Западе. В то же время унифицированная глобальная культура связывает воедино национальные элиты. Но самое главное то, что стремительно прогрессирующая Азия ни в коей мере не является однородным образованием. Разобщение и распад угрожают и Поднебесной. "На самом деле Китай мчится прямо на стену, считает - Тимоти Уирт, первый госсекретарь по вопросам геополитики, работающий в тесном контакте с президентом Клинтоном. - Дезинтеграция Китая может вскоре стать проблемой, затмевающей все остальные" [43].

Китайские крестьяне уже по горло сыты своей жалкой деревенской жизнью. Каких-то двадцать лет тому назад они не могли ничего услышать по контролируемому государством радио о сравнительно благополучных городах. Даже если они узнавали о них иным образом и пытались туда добраться, их немедленно задерживали непроницаемые полицейские кордоны на автострадах. Сегодня, однако, они пополняют собой армию бродяг, растекающуюся по трущобам в поисках заработка на хлеб насущный вдали от неусыпного ока коммунистической партии и органов местного самоуправления. Эта людская масса насчитывает уже свыше ста миллионов горемык и представляет собой наглядное свидетельство колоссального бремени, лежащего на самой населенной стране мира [(44).

Индия, которая еще до наступления нового тысячелетия станет второй страной в мире с более чем миллиардным населением, тоже испытывает все большее давление. В заголовках газет и журналов на смену Мехико и Сан-Паулу в качестве примеров города-кошмара приходят Бомбей и Нью-Дели. В каждом из этих мегаполисов уже проживает более 10 миллионов человек, и ожидается, что менее чем через двадцать лет эта цифра почти удвоится. Скоро еще одним пугалом для мировой прессы станет пока не столь часто упоминаемый в ней в таком контексте пакистанский город Карачи. Есть основания полагать, что к 2015 году его нынешнее население в 10 миллионов вырастет до 20 (45).

Нередко первоначальным источником информации об очередном незапланированном, несанкционированном и бесконтрольном разрастании Ныо-Дели для властей города служат фотографии, сделанные со спутника. Днем его улицы превращаются в своего рода дымовые туннели шириной в три и высотой в сотню метров. Весь город кашляет в тумане от ревущих "фут-фут", дешевых моторик. Треть здешних детей страдает от аллергического бронхита, лечение которого обычными лекарствами приносит в лучшем случае кратковременное облегчение. Ежегодно в столице Индии в дорожно-транспортных происшествиях гибнет около 2200 человек - цифра, которая, будучи отнесенной к числу автомобилей, превышает показатель Соединенных Штатов в тринадцать раз. И хотя еще в 1970-е Ныо-Дели славился как "город-сад", один из министров страны недавно назвал его "экологической черной дырой Азии", которая "совершенно непригодна для проживания" [46].

В Бомбее, который, по словам обозревателя Судхира Мульджи, превратился в "самую дорогую трущобу в мире" с тех пор, как экономика Индии стала открытой, такси по утрам пахнут, мягко говоря, неприятно, так как их водители не могут себе позволить отнимающую несколько часов поездку домой и ночуют в машине. Каждый день с улиц приходится вы- возить по 2000 тонн мусора; теоретически нужны сотни тысяч туалетов, но муниципальные власти не в состоянии обеспечить даже две трети необходимой для этого воды (47).

Тем не менее миллионы людей, живущих в деревнях или маленьких городках, отнюдь не стремятся в мегаполисы безоглядно, подобно леммингам. Изучение Нью-Дели показало, что большинство переселенцев решается на переезд только тогда, когда уже живущие там друзья или родственники могут помочь им найти работу. При этом приезжие зачастую оказываются в гораздо более выгодном положении, чем огромная масса бедняков, родившихся в городе [48]. Это обстоятельство, очевидно, является источником напряженности, способной породить новые и на сей раз ничем не сдерживаемые потоки переселенцев.

В том, насколько хрупкое образование представляет собой даже жестко управляемый Китай, в полной мере убедился германский федеральный министр Клаус Тепфер во время своего рабочего визита в Пекин. Он счел своим долгом напомнить премьер-министру Ли Пену, что права человека надо уважать даже в Поднебесной. "Предоставить такие права нашему народу, конечно, можно, - ответил могущественный китайский политик, - но готова ли Германия принимать у себя от десяти до пятнадцати миллионов китайцев в год и заботиться о них?"

Такой отповеди миссионер западной демократии никак не ожидал и не нашелся, что ответить. Тёпфер вспоминает, что он был обезоружен "невероятным цинизмом" коммуниста [49]. Но только ли цинизм выбил его из седла? Собственно говоря, тогда был поднят вопрос, на который человечество в целом и в особенности та его часть, что оказалась в выигрыше в Европе и Северной Америке, должны быть готовы дать ответ. Сколько свободы или, точнее, какого рода свобода еще возможна на голубой планете с ее населением, быстро приближающимся к 8 миллиардам? Какие правила, какие формы общественного устройства позволят разрешить проблемы экологии, голода и экономической жизни?

Лидеры мировой политики изрядно обеспокоены. "Сегодня мы живем посреди всемирной революции, - с недавних пор настойчиво повторяет в своих выступлениях генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос-Гали. - Планета зажата в тисках двух мощнейших противодействующих сил: глобализации и дезинтеграции".

Бутрос-Гали с глубокой неуверенностью добавляет: "История показывает, что застигнутые революционными преобразованиями редко понимают их конечный смысл" [50].

Конечно, модель цивилизации, изобретенная в Европе, оказалась исключительно динамичной и успешной. Но это не то, что требуется для формирования будущего. "Существенного подъема жизненных стандартов" в "слаборазвитых регионах" посредством "резкого роста их индустриальной активности", предложенного президентом Гарри Трумэном беднякам мира в 1949 году [51], не произойдет.

Именно сейчас, когда миллиарды людей, манимых одними и теми же образами от Боготы до Якутска, стремятся к развитию западного типа, торговцы этим обещанием разрывают контракт. Будучи неспособны обуздать растущее социальное разделение, они не могут сдержать слово даже у себя в Соединенных Штатах и Европе. Кто еще в "третьем мире" помышляет о развитии с минимизацией ущерба для экологии и справедливом распределении богатства? Самодовольная догма развития все в большей степени являет собой оружие из арсенала "холодной войны", реликт, место которому только в музее.

Новый лозунг: "Спасайся, кто может!". Но кто еще в состоянии спасти себя сам? Победа капитализма ни в коей мере не привела к "концу истории", провозглашенному в 1989 году американским философом Фрэнсисом Фукуямой; скорее, это конец проекта, столь смело названного "современностью". Времена изменились: теперь повседневную жизнь большей части человечества формируют не прогресс и рост благосостояния, а дезинтеграция, уничтожение окружающей среды и культурная деградация.

Мировая элита обсуждала в Сан-Франциско перспективу общества 20:80 в пока еще процветающих странах, но в мировом масштабе это процентное соотношение давно уже является нормой.

Эти факты хорошо известны, но силы, высвобожденные глобализацией, скоро заставят взглянуть на них под совершенно новым углом зрения. Богатейшая пятая часть государств распоряжается 84,7 процента мирового ВНП, на их граждан приходится 84,2 процента мировой торговли и 85,5 процента сбережений на внутренних счетах. С I960 года разрыв между богатейшими и беднейшими государствами более чем удвоился, что статистически подтверждает несостоятельность всяких обещаний справедливости в оказании помощи развивающимся странам (52).

В настоящее время, как известно, экологическим проблемам отводится более важное место, нежели вопросам занятости или общественного спокойствия, однако, судя по большинству публикаций, экологическое здоровье планеты нисколько не улучшилось. Всемирная модель эксплуатации ресурсов остается неизменной со времен конференции ООН по проблемам окружающей среды и развития, проведенной с большой помпой в 1992 году в Рио-де-Жанейро. Процветающие 20 процентов стран используют 85 процентов мировой древесины, 75 процентов обработанных металлов и 70 процентов энергии [53]. Выводы банальны и жестоки: достичь такого уничтожающего природу благоденствия всему населению планеты не удастся никогда. Земля накладывает на человечество собственные ограничения.

Всемирное распространение электростанций и двигателей внутреннего сгорания уже коренным образом нарушило энергетический баланс нашей экосистемы. Декларации о намерениях, изложенные на саммите в Рио, звучат в наши дни как трубы герольдов далекого прошлого. Представители мирового сообщества, собравшиеся на окраине красивейшего мегаполиса на Земле, на словах декларировали свою приверженность "устойчивому развитию", то есть экономическому курсу, который не оставит грядущим поколениям окружающую среду и природные ресурсы в худшем состоянии. Было заявлено, что к концу тысячелетия выбросы углекислого газа будут сокращены до уровня 1990 года по крайней мере в индустриальных странах. Германия заявила о намерении снизить их к 2005 году на 25 процентов.

Эти обещания на бумаге - не более чем макулатура, ибо ожидается, что в действительности к 2020 году мировое энергопотребление удвоится. На 45-90 процентов увеличится выделение газов, участвующих в парниковом эффекте [54]. Вот уже много лет климатологи, входящие в Межправительственную комиссию по изменениям климата, обмениваются результатами своих исследований и предупреждают о "заметном воздействии человека на мировой климат" (55).

Предотвратить изменения климата уже невозможно; в лучшем случае их можно смягчить, и это потребует неисчислимых жертв. "Глобальное потепление наряду с такими явлениями, как бури или наводнения, для нас уже реальность", - поясняет Вальтер Якоби из Gerling-Konzern крупнейшего страхователя германской промышленности. В 1980-е страховым компаниям во всем мире ежегодно приходилось компенсировать убытки в среднем от пятидесяти природных катастроф, каждая из которых причиняла ущерб на сумму как минимум в 20 миллионов долларов; в середине 1990-х среднегодовое число подобных катаклизмов равняется уже 125. В наши дни, по расчетам страхователей, один мощный шторм на Восточном побережье США или в Северной Европе может обойтись во много раз дороже - до 80 миллиардов долларов [56]. Соответственно возрастают страховые премии, вследствие чего в районах, находящихся под угрозой наводнения, домовладельцам все труднее договариваться о страховании на приемлемых условиях. Некоторые страны уже платят за климатический риск неисчислимую цену. Так, в Бангладеш все меньшая защищенность от ураганов отпугивает многих иностранных инвесторов [57].

Уже нельзя предотвратить и заметный подъем уровня Мирового океана. Таким образом, начавшаяся совсем недавно эпоха городов может внезапно завершиться еще до середины следующего столетия. Четыре из каждых десяти городов с более чем пятисоттысячным населением расположены вблизи побережий, включая три пятых конурбаций с населением свыше миллиона [58]. Под угрозой само существование Бомбея, Бангкока, Стамбула и Нью-Йорка, но лишь очень немногие города-монстры смогут позволить себе строительство дорогостоящих дамб голландского типа для защиты от затопления.

У Китая тоже есть основание опасаться штормовых приливов следующего столетия: Шанхай, Гонконг и десятки других городов с населением свыше миллиона человек находятся в прибрежной зоне. Однако наследники Мао извлекли уроки из большинства просчетов своей страны в текущем столетии и копируют (как с разрешения, так и без оного) достижения Запада. Сделав принципиальный выбор курса, самая населенная страна в мире присоединяется к долгому маршу в автомобильное общество. Прагматический расчет тут может быть только один: если чему-то и суждено накалиться, то пусть это будет мировой климат, а не страсти в китайском обществе, члены которого, став обладателями индивидуальных транспортных средств, успокоятся, подобно курильщикам опиума.

"Сегодня даже в Китае на велосипед смотрят как на признак отсталости", - заметил вашингтонский эксперт по транспорту Одил Тунали. В настоящее время по китайским дорогам ездят лишь 1,8 миллиона автомобилей - 5 процентов от общего количества машин в Германии, но ожидается, что менее чем через пятнадцать лет их будет 20 миллионов [59]. В борьбе за китайский авторынок, напоминающей золотую лихорадку, участвуют известнейшие международные торговые марки, причем, согласно прогнозам, около трети всех новых машин будет поставлять шанхайский завод Volkswagen. Кроме него, в поразительном прорыве Китая на автомобильном фронте участвуют General Motors, Chrysler, Mercedes-Benz, Peugeot, Citroen, Mazda, Nissan и южнокорейский концерн Daewoo. В ногу со временем шагают Индия, Индонезия, Таиланд и все остальные.

"Скоро азиатский рынок, доведя объем продаж до 20 миллионов автомобилей в год, достигнет размера европейского и североамериканского рынков, вместе взятых", - предсказывает Такахиро Фудзиомото,эксперт по автомобильной промышленности в Токийском университете [60]. Латинская Америка и Восточная Европа тоже сообщают о поразительных темпах роста: в 90-е годы производство автомобилей в Бразилии удвоилось, как и интенсивность дорожного движения на улицах Москвы. Граждане бывшего Восточного блока стремятся только к тому, чтобы достичь уровня своих западных соседей. Очарование собственного автомобиля, постепенно утрачивающее притягательность на Западе, еще не меркнет на новых рынках, где автомобиль - не просто транспортное средство, а главным образом символ движения вверх по социальной лестнице и свидетельство богатства, власти и местного представления о личной свободе. Ожидается, что к 2020 году свой вклад в глобальное загрязнение будут вносить миллиард автомобилей (вдвое больше сегодняшнего числа) с выбросом выхлопных газов, уже неподвластным никакому контролю.

Сегодня граждане Европейского Союза впустую расходуют в транспортных пробках количество топлива, в денежном выражении эквивалентное приблизительно 1,5 процента от их ВВНП[61]; в Бангкоке эта цифра составляет 2,1 процента [62]. Поездки через парализованную столицу Таиланда, прежде известную как Венеция Востока, отнимают столько времени, что водители из предосторожности возят с собой портативные туалеты. Компании в Японии обычно отправляют к клиентам три грузовика по разным маршрутам, чтобы уложиться в сроки поставки, невзирая на часовые простои на автомагистралях.

Ну и что из того? Мечты все равно остаются мечтами, даже когда давно ясно, что это тупики. Коль скоро автомобиль - символ процветания, то остановить безудержную автомобилизацию, ведущую, если так рассуждать, ко всеобщему благоденствию, вряд ли возможно. Предпринятые во многих странах попытки уменьшить глобальное потепление климата путем более экономного использования энергии и наложения ограничений на пользование моторизованным транспортом ни к чему не привели. Приходится платить горькую цену за то, что в 80-е годы индустриальные страны так и не смогли договориться о рациональных ценах на транспорт и бензин и никогда всерьез не пытались ввести справедливый экологический налог. Теперь же развитие событий выходит из-под контроля, и прежде обособленные новые участники глобального рынка извлекают выгоду из до смешного низкой цены на нефть. Пока расходы на окружающую среду столь мизерны, что их можно не брать в расчет, китайские торговцы, например, могут тоннами отправлять игрушки на другой конец полушария и все же предлагать их по более низкой цене, чем фабрики с низкой зарплатой в Чешской Республике, не говоря уже о компаниях стран ЕС.

Между тем индустриализация в развивающихся странах продвигается на фоне удручающего экологического невежества. Китайские города выбрасывают громадное ядовитое облако, которое простирается над Тихим океаном на 1700 километров. Жители Шанхая почти каждый рабочий день просыпаются под темно-оранжевым покрывалом смога (63..) Вблизи Чэнду неотфильтрованный черно-белый дым тысяч печей для обжига извести и кирпичных заводов стелется на десятки километров, создавая даже худшую экологическую обстановку, чем в печально известной долине Катманду в Непале, где воздух поражает слизистые оболочки, как в смоговом аду мегаполисов [64]. Длительная поездка по Дальнему Востоку произвела на британского архитектора Джона Сирджента неизгладимое впечатление: "Я видел будущее большой части бассейна Тихого океана, и я напуган до смерти. Четверть населения планеты повышает свой жизненный уровень, попутно обрекая на гибель изрядную часть земного шара" [65].

Китай находится в хорошей компании, мы все знаем это, мы сами - ее часть. Несмотря на значительное усиление негативных последствий глобального потепления, большинство населения пока что процветающих стран считает, что их уровень жизни от этого не снизится. Но экологический фактор является еще одной причиной формирования общества 20:80. Мало кто сможет позволить себе производимые в небольших количествах и дорогие натуральные продукты. Те же, кто возьмет их под свой контроль, наверняка, будут иметь с этого немалый дополнительный доход.

К примеру, на элитарном горнолыжном курорте Лехам-Арльберг, что в земле Форарльберг, с недавних пор можно ощутить скрытую радость местного населения, когда метеорологи прогнозируют очередной неудачный год для зимнего туризма в Австрии [66]. Дело в том, что эта деревня, расположенная на высоте 1450 метров над уровнем моря, богатеет, когда ниже данной отметки нет снега. Таким образом, катание на лыжах в Альпах становится таким же спортом для избранных, как и поло в Великобритании. Да, многие владельцы отелей, сделавшие в свое время чрезмерные спекулятивные инвестиции, изнемогают под тяжестью долгового бремени, но 1380 жителей Леха, проявив изрядную дальновидность, заявили свои права на каждую пядь своей земли, куда другим землевладельцам дорога теперь заказана. Лехцы обеспечили своим детям и внукам "золотое дно". Если те когда-нибудь, году этак в 2060, просто покроют лыжни под Кригерхорном и Моненфлю с помощью дорогостоящегооборудования для получения искусственного снега, все они станут миллионерами и смогут жить на проценты со своего капитала и строить для себя новую жизнь безо всяких усилий.

Кому-то этот пример, вероятно, покажется отталкивающим, но извлечь из него вывод-другой, пожалуй, можно. Одной из причин не слишком интенсивной организации широкого политического фронта против глобального потепления является то обстоятельство, что многие миллионы людей рассчитывают извлечь выгоду из изменения климата. С другой стороны, неверно полагать, что все усилия напрасны и апокалипсис неизбежен. Такое заключение лишь побуждает других закрыть глаза на факты и служит оправданием их собственной бездеятельности. Сидеть и дожидаться конца света - не самый достойный выход.

Однако судный день, знаменующий конец всевозможных конфликтов, не настанет. Человечество должно выжить и будет жить еще долго. Вопрос лишь в том, как оно будет жить, то есть какой процент людей будет ближе к изобилию, чем к жестокой нужде, в том числе и в индустриальных странах. Разумеется, "экологическая судьба человечества будет решена в Азии", как уверенно подчеркивает глава Greenpeace International Тило Боде [67). Тем не менее основная ответственность за переустройство в соответствии с требованиями экологии лежит на первоначальных создателях потребительского рая, поклоняющихся его образам как идолам.

Отказ от привычной модели экономического развития, требующий определенных жертв, вовсе не подразумевает "скорбное шествие к нищете"; на самом деле он "мог бы привести к новым формам социальной защиты", утверждает Эрнст Ульрих фон Вайцзеккер, президент Вуппертальского института [68]. В качестве директора этой хорошо зарекомендовавшей себя лаборатории будущего он в 1995 году детально изложил свои идеи в соавторстве с североамериканскими экспертами по энергетике Эймори Б.Ловинсомм и Л.Хантеромм Ловинсом. По крайней мере в Германии их книга неожиданно стала бестселлером [69].

При том, что в важнейших регионах Европы население полностью автомобилизировано и в каждой семье есть как минимум один телевизор, вдумчивые граждане все больше освобождаются от этих икон современности. И даже там население становится все более поляризованным. В наши дни, когда усилия, затрачиваемые на поиск парковки, перевешивают удовольствие от вождения, идеал общества равноправных автомобилистов уходит в прошлое. Массовые транспортные пробки тоже означают, что далеко не все равны. Прежде автомобиль и телевизор действительно подтверждали статус их владельца, но теперь стала роскошью возможность обойтись без автомобиля и быть независимым от телевизора. Всякий, кто может это себе позволить, предпочитает жить в тихом районе центра города вблизи парка, а не в пригороде, куда трудно добираться. Всякий, у кого насыщенная и интересная жизнь, с радостью обходиться без мерцающего мира телевизионной иллюзии и не желает ничего знать о титтитейнменте.

Подобное бегство от действительности неспособно заменить неизбежные в наши дни социальные перемены, которые уже давно предрекались аналитиками, начиная с Денниса Мидоуза ("Пределы роста", 1972) и заканчивая вице-президентом США Элом Гором ("Земля в равновесии", 1992). В начале лета 1989 года в повестке дня совещания глав "большой семерки" впервые появились такие вопросы, как проблемы окружающей среды и климатическая катастрофа, что, по-видимому, свидетельствует о коренном переломе в мышлении правителей. "Девяностые будут критическим десятилетием", - предсказал в своем сенсационном заявлении мозговой трест влиятельного вашингтонского Института мировых ресурсов [70]. "В следующем столетии будет уже слишком поздно, - вторит им биолог Томас Лавджой из Смитсоновского института в Вашингтоне. - Решающие сражения будут выиграны или проиграны в девяностых" [71].

Через несколько месяцев после падения Берлинской стены оптимисты полагали, что битва за спасение планеты могла бы заменить идеологическую войну между Востоком и Западом [72]. Поначалу это представление и впрямь было соблазнительным. В конце концов, "холодная война" велась с огромными затратами и великим фанатизмом, и вдруг эти ресурсы оказались невостребованными. Однако антикоммунизм был направлен против очевидного внешнего врага и находил поддержку в человеческих инстинктах, уходящих в прошлое на тысячелетия. "Но сегодняшняя угроза обезличена; наш враг - это мы сами",- говорит Бетран Шнайдер из Римского клуба [73].

Пшеница как мировая власть

Одним из известнейших специалистов, которые наряду с Римским клубом предупреждают человечество об экологической катастрофе, несомненно, является Лестер Браун. Основанный им в 1974 году Институт изучения мировых проблем стал наиболее часто цитируемым частным исследовательским институтом в мире, а его ежегодные отчеты "Положение в мире" переводятся на двадцать семь языков. Они являются обязательным чтением как для серьезных политиков, так и для студентов, посещающих курсы, которые в одних только Соединенных Штатах ежегодно организуются почти в тысяче колледжей и университетов [74].

Браун - весьма востребованный консультант; к его услугам прибегают самые известные люди в мире. Так что он был просто обязан присутствовать на встрече, устроенной фондом Горбачева в Сан-Франциско. Можно было видеть, как он в своих излюбленных спортивных туфлях на резиновой подошве быстро ходит пружинистым шагом по толстым коврам и космополитическим коридорам "Фермонт-отеля".

Специалист по мировым проблемам высматривает своих близких друзей - Теда Тэрнера и его жену Джейн Фонда. Это главным образом по настоянию Брауна CNN снимает замечательные документальные фильмы об экологии и вместо ставшего модным вышучивания конференций ООН последних лет дает развернутые сообщения по обсуждаемым на них вопросам. Через несколько минут босс CNN обратится к гостям с приветственной речью на церемонии открытия элитной конференции, где ожидается присутствие таких нобелевских лауреатов, как, например, Ригоберта Менчу. Чтобы гости не голодали, на буфетных стойках красуются десятки двухкилограммовых консервных банок с русской малосольной икрой. На расположенной по соседству кухне лучшие кулинары Америки - шеф-повар "Сквэа уан" Джойс Голдстайн, хозяин "Спэгоу" Вольфганг Пук и др. - готовят свои изысканные блюда к ужину.

Браун, очевидно, тоже интересуется едой, но совершенно другой. Этот знаменитый человек взволнован, как юный студент, который только что узнал тему своей дипломной работы: "Знаете ли вы, что Китай впервые в своей истории импортирует крупную партию пшеницы? Кто прокормит эту гигантскую страну в будущем? Это будет иметь огромные последствия для всех нас" (75).

"Несколько дней назад, - рассказывает Браун, - в Вашингтоне, Федеральный округ Колумбия, состоялось совещание экспертов по сельскому хозяйству, метеорологов и специалистов по анализу спутниковых фотографий. Когда они дошли ' до коридора в дальнем конце южного крыла министерства сельского хозяйства, вооруженный охранник закрыл за ними тяжелую стальную дверь и запер ее на замок и на засов. В конференц-зале, где затем собрались ученые, были отключены телефоны и компьютеры. Жалюзи исключали всякий визуальный контакт с внешним миром. Герметически закупоренная группа провела всю ночь за анализом и сравнением данных от различных отраслевых служб. Совещание в министерстве, сильно смахивавшее на работу секретной службы или фильм про мафию, было посвящено оружию, которое можно было бы привести в боевую готовность всего за несколько лет, а именно - мировым запасам зерна".

Словно тренируясь для поддержания формы, Совет США по наблюдению за мировым сельским хозяйством примерно в той же конспиративной манере делает выводы на основе прогнозов урожая в различных регионах планеты и данных о потреблении главных видов зерновых в ста с липшим странах. В настоящее время секретность нужна лишь для предотвращения утечек информации на том или ином этапе совещаний до их завершения. Дело в том, что любые заключения о положении с зерном в мире, попав к спекулянтам, могут немедленно принести им доходы с большим количеством нулей на связанных между собой компьютерами биржах и поставить под удар бесчисленных производителей сельхозпродукции и тех, кто ею торгует.

Скоро, опасается Браун, данные такого рода станут непосредственной причиной серьезных политических конфликтов, поскольку отдельным странам в борьбе за хлеб насущный придется использовать все мыслимые преимущества. В 1995 году запасы пшеницы, риса, кукурузы и других зерновых находились на самом низком уровне за два прошедших десятилетия. В 1996 году зернохранилища по всему миру содержали запасы только на сорок девять дней - наименьшее количество, когда-либо зарегистрированное. "Впервые в истории, - делает заключение этот эксперт в "Фермонте", - человечество должно быть готово к постоянному снижению доступного объема продовольствия на душу населения в течение неопределенного периода".

Достигнут ли в таком случае тот поворотный пункт, который Браун на протяжении многих лет пытался отвратить своими неустанными предупреждениями? Есть немало оснований полагать, что это так. Запасы кукурузы уже меньше, чем в 1975 году, и, вероятно, будут сокращаться и далее. Пророчества о мировой ситуации с продовольствием в духе Кассандры едва ли в моде со времен ошибочных теорий, выдвинутых в прошлом веке Мальтусом*, но, с другой стороны, если нынешние тенденции должны быть повернуты вспять, то потребуется вторая "зеленая революция"* невиданного масштаба. Несмотря на повышение урожайности с помощью генной инженерии, дальнейшее совершенствование высокопродуктивного посевного материала и технологии внесения удобрений, никто и нигде не считает, что продуктивность посевных площадей можно увеличить до такой степени, чтобы сдержать рост цены на пшеницу. Даже если бы земельные угодья, законсервированные в последние годы в Европе и Северной Америке, возделывались и дальше, то и в этом случае, по мнению "Франкфурте? альгемайне цайтунг", газеты, которую при всем желании не назовешь Кассандрой, до удовлетворения быстро растущего спроса было бы очень далеко [76].

В то же время продолжается хищническая эксплуатация высокопродуктивных почв. С 1960-х годов Япония, Южная Корея и Тайвань - первые азиатские страны, совершившие скачок к индустриализации, - пожертвовали в общей сложности 40 процентами посевных площадей зерновых культур, отведя их под строительство тысяч фабрик, жилых массивов и автострад. В Индонезии на одной только Яве ежегодно уничтожается 20 000 гектаров пахотных земель - площадь, способная прокормить 360 000 ее жителей. Тем временем население этой страны, приступившей к интенсивной индустриализации сравнительно недавно, увеличивается за тот же период на 3 миллиона человек. Китай и Индия также поддаются непреодолимому искушению уничтожать сельскохозяйственные угодья ради своей автомобильной промышленности и экономического бума в целом. Конечно, огромные территории на планете остаются неиспользованными, но это - не заменитель. Такие земли либо уже слишком эродированы, либо находятся в районах слишком засушливых, холодных или негостеприимных для того, чтобы их обработка себя окупала.

Несмотря на то что с мая 1995 по май 1996 года цена на пшеницу уже выросла почти на 60 процентов, зерновые дилеры на биржах невозмутимо ждут дальнейших резких скачков. Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН ФАОО с центральным правлением в Риме подсчитала, что это уже дополнительно обходится бедным странам-импортерам в 3 миллиарда долларов в год [77].

"Когда пирогов не хватает на всех, говорит Лестер Браун, - меняется политическая динамика". В настоящее время во всем мире ежегодно экспортируется двести миллионов тонн зерна, причем половина из Соединенных Штатов. "Это означает - подытоживает Браун свое выступление в Сан-Франциско, - что и в области продовольствия США в предстоящие годы останутся мировым лидером, причем продовольствие, наверняка, будет использоваться как средство политического давления". Так, согласно последним оценкам, в 2000 году Китаю придется импортировать порядка 37 миллионов тонн пшеницы - больше того ее совокупного объема, который США в настоящее время поставляет за рубеж.

Но тогда глобализация, как однажды посетовал бывший министр культуры Франции Жак Лан, отнюдь не ограничится "американским культурным империализмом" в сфере развлечений. Соединенные Штаты как "сверхдержава массовой культуры" (Лан) будут не только решать, какими быть зрелищам, но и выдавать хлеб [78], Не имел ли бывший советник по вопросам национальной безопасности США Бжезинский в виду и это, когда, выступая перед Лестером Брауном и остальными участниками встречи в Сан-Франциско, представлял миру свою концепцию титтитейнмента?

Тот факт, что человечество продолжает проедать свой капитал, администрацию США, по-видимому, нисколько не заботит: ни каких-либо контрмер, ни даже какой бы то ни было конструктивной инициативы с ее стороны до сих пор не последовало. Пока стремительно повышаются цены на пшеницу, засоление, эрозия, загрязнение воздуха и усиливающаяся летняя жара оказывают все более негативное воздействие на плодородность почвы во многих частях света; оскудевают не только новые земли, но и запасы воды и удобрений. Нам, европейцам, вот уже много десятилетий являющимся надежными союзниками Северной Америки по другую сторону океана, ничто из перечисленного пока не дает ни малейшего повода для апокалиптических стенаний. 9 декабря 1995 года в газетах появилась хорошая новость, однако, затерявшись среди других экономических сообщений, она не вызвала особой сенсации. "Франкфуртер альгемайне цайтунг", к примеру, сухо отрапортовала: "Европейская Комиссия обложила единым налогом экспорт пшеницы из Сообщества, с тем чтобы ограничить отток пшеницы из ЕС на мировой рынок" [79].

Злые остряки, возможно, отметят, что с назначением на должность члена Еврокомиссии, ответственного за сельское хозяйство, Франца Фишлера появился еще один австриец*, озабоченный ситуацией с продовольствием на европейском континенте; лица, склонные к трезвому расчету, наверняка, рассудят, что на этот раз, с введением нового налога, деньги наконец-то потекут в легендарный общий котел ЕС, вместо того чтобы из него вытекать. Во всяком случае, одно последствие новой политики будет очевидно и для насмешников, и для бесстрастных аналитиков: если Европейский Союз больше не субсидирует экспорт своих продовольственных излишков, а облагает их налогом, удорожая их, то там, в остальном мире, положение дел станет намного хуже.

"Кто отдаст приказ стрелять?"

Сказка сказана, и теперь, когда ее знают все крестьяне Камчатки, Огненной Земли и Мадагаскара, вся бедная молодежь и молодая беднота где бы то ни было, возникает вопрос: неужели мечта никогда не станет реальностью? Никакой Калифорнии или Германии для всех? Это еще куда ни шло. Но никакой Калифорнии или Германии для всех за пределами ЕС, Японии и "Богом благословенной страны", Соединенных Штатов Америки? Действительно, никакой жизни из грез для тех, кто уже ничего не имеет?

Никогда!

Навязываемое единообразие уже приносит свои плоды. Везде, где населению нечего ожидать, кроме бедности, и где туристы и телевизионные картинки демонстрируют жизненные стандарты высокоразвитых индустриальных стран, жадная до жизни молодежь поворачивается спиной к своей родине и собирается в путь к земле обетованной. Еще сто лет назад Европа впервые экспортировала свое стремительно растущее население и свои армии бедняке на другие континенты. Одну только Великобританию покинуло восемнадцать миллионов человек, что в шесть раз превышало население Лондона, в то время крупнейшего города в мире [80]. В наши дни, когда беднеют и британцы, и жители других стран ЕС, видимо, настало время новой волны эмиграции. Но куда?

Люди, которым живется гораздо хуже, перебираются через Рио-Грандев вожделенные Соединенные Штаты или через Средиземное море в Европу с ее кризисом рабочих мест. Уже в 70-е годы на путь эмиграции встали 20 процентов рабочей силы Алжира наряду с 12 процентами марокканцев и 10 процентами тунисцев рабочего возраста [81]. В конце концов Евросоюз ужесточил правила приема эмигрантов и стал отказывать в выдаче виз и разрешений на работу. Но для крепости под названием Европа имеющийся ров с водой слишком мал, чтобы изолировать ее полностью. Гибралтарский пролив, отделяющий богатых от бедных, можно за довольно короткое время переплыть даже на обычной доске для серфинга с самодельным парусом. Главы правительств стран ЕС уже давно решили вооружить своих пограничников. "Придут миллионы, - ожидает Бертран Шнайдер из Римского клуба. - Кто отдаст приказ стрелять, чтобы от них отбиться?"[82].