Франц Кафка «Превращение»
100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
другой еде. Со слезящимися от наслаждения глазами он быстро уничтожил подряд сыр,
овощи, соус; свежая пища, напротив, ему не нравилась, даже запах ее казался ему
несносным, и он оттаскивал в сторону от нее куски, которые хотел съесть. Он давно уже
управился с едой и лениво лежал на том же месте, где ел, когда сестра в знак того, что ему
пора удалиться, медленно повернула ключ. Это его сразу вспугнуло, хотя он уже почти
дремал, и он опять поспешил под диван. Но ему стоило больших усилий пробыть под
диваном даже то короткое время, покуда сестра находилась в комнате, ибо от обильной еды
туловище его несколько округлилось и в тесноте ему было трудно дышать. Превозмогая
слабые приступы удушья, он глядел выпученными глазами, как ничего не подозревавшая
сестра смела веником в одну кучу не только его объедки, но и снедь, к которой Грегор
вообще не притрагивался, словно и это уже не пойдет впрок, как она поспешно выбросила
все это в ведерко, прикрыла его дощечкой и вынесла. Не успела она отвернуться, как Грегор
уже вылез из-под дивана, вытянулся и раздулся.
Таким образом Грегор получал теперь еду ежедневно – один раз утром, когда родители
и прислуга еще спали, а второй раз после общего обеда, когда родители опять-таки ложились
поспать, а прислугу сестра усылала из дому с каким-нибудь поручением. Они тоже, конечно,
не хотели, чтобы Грегор умер с голоду, но знать все подробности кормления Грегора им
было бы, вероятно, невыносимо тяжело, и, вероятно, сестра старалась избавить их хотя бы от
маленьких огорчений, потому что страдали они и в самом деле достаточно.
Под каким предлогом выпроводили из квартиры в то первое утро врача и слесаря,
Грегор так и не узнал: поскольку его не понимали, никому, в том числе и сестре, не
приходило в голову, что он-то понимает других, и поэтому, когда сестра бывала в его
комнате, ему доводилось слышать только вздохи да взывания к святым. Лишь позже, когда
она немного привыкла ко всему – о том, чтобы привыкнуть совсем, не могло быть, конечно,
и речи, – Грегор порой ловил какое-нибудь явно доброжелательное замечание. «Сегодня
угощение пришлось ему по вкусу», – говорила она, если Грегор съедал все дочиста, тогда как
в противном случае, что постепенно стало повторяться все чаще и чаще, она говорила почти
печально: «Опять все осталось».
Но не узнавая никаких новостей непосредственно, Грегор подслушивал разговоры в
соседних комнатах, и стоило ему откуда-либо услыхать голоса, он сразу же спешил к
соответствующей двери и прижимался к ней всем телом. Особенно в первое время не было
ни одного разговора, который так или иначе, хотя бы и тайно, его не касался. В течение двух
дней за каждой трапезой совещались о том, как теперь себя вести; но и между трапезами
говорили на ту же тему, и дома теперь всегда бывало не менее двух членов семьи, потому
что никто, видимо, не хотел оставаться дома один, а покидать квартиру всем сразу никак
нельзя было. Кстати, прислуга – было не совсем ясно, что именно знала она о
случившемся, – в первый же день, упав на колени, попросила мать немедленно отпустить ее,
а прощаясь через четверть часа после этого, со слезами благодарила за увольнение как за
величайшую милость и дала, хотя этого от нее вовсе не требовали, страшную клятву, что
никому ни о чем не станет рассказывать.
Пришлось сестре вместе с матерью заняться стряпней; это не составило, впрочем,
особого труда, ведь никто почти ничего не ел. Грегор то и дело слышал, как они тщетно
уговаривали друг друга поесть и в ответ раздавалось «Спасибо, я уже сыт» или что-нибудь
подобное. Пить, кажется, тоже перестали. Сестра часто спрашивала отца, не хочет ли он
пива, и охотно вызывалась сходить за ним, а когда отец молчал, говорила, надеясь этим
избавить, его от всяких сомнений, что может послать за пивом дворничиху, но тогда отец
отвечал решительным «нет», и больше об этом не заговаривали.
Уже в течение первого дня отец разъяснил матери и сестре имущественное положение
семьи и виды на будущее. Он часто вставал из-за стола и извлекал из своей маленькой
домашней кассы, которая сохранилась от его погоревшей пять лет назад фирмы, то какую-
нибудь квитанцию, то записную книжку. Слышно было, как он отпирал сложный замок и,
|