Франц Кафка «Превращение»
100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
Впрочем, мать относительно скоро пожелала навестить Грегора, но отец и сестра
удерживали ее от этого – сначала разумными доводами, которые Грегор, очень внимательно
их выслушивая, целиком одобрял. Позднее удерживать ее приходилось уже силой, и когда
она кричала: «Пустите меня к Грегору, это же мой несчастный сын! Неужели вы не
понимаете, что я должна пойти к нему?» – Грегор думал, что, наверно, и в самом деле было
бы хорошо, если бы мать приходила к нему. Конечно, не каждый день, но, может быть, раз в
неделю; ведь она понимала все куда лучше, чем сестра, которая при всем своем мужестве
была только ребенком и в конечном счете, наверно, только по детскому легкомыслию взяла
на себя такую обузу.
Желание Грегора увидеть мать вскоре исполнилось. Заботясь о родителях, Грегор в
дневное время уже не показывался у окна, ползать же по нескольким квадратным метрам
пола долго не удавалось, лежать неподвижно было ему уже и ночами трудно, еда вскоре
перестала доставлять ему какое бы то ни было удовольствие, и он приобрел привычку
ползать для развлечения по стенам и по потолку. Особенно любил он висеть на потолке; это
было совсем не то, что лежать на полу; дышалось свободнее, тело легко покачивалось; в том
почти блаженном состоянии и рассеянности, в котором он там наверху пребывал, он подчас,
к собственному своему удивлению, срывался и шлепался на пол. Но теперь он, конечно,
владел своим телом совсем не так, как прежде, и с какой бы высоты он ни падал, он не
причинял себе при этом никакого вреда. Сестра сразу заметила, что Грегор нашел новое
развлечение – ведь ползая, он повсюду оставлял следы клейкого вещества, – и решила
предоставить ему как можно больше места для этого занятия, выставив из комнаты
мешавшую ему ползать мебель, то есть прежде всего сундук и письменный стол. Но она
была не в состоянии сделать это одна; позвать на помощь отца она не осмеливалась,
прислуга же ей, безусловно, не помогла бы, ибо, хотя эта шестнадцатилетняя девушка,
нанятая после ухода прежней кухарки, не отказывалась от места, она испросила разрешение
держать кухню на запоре и открывать дверь лишь по особому оклику; поэтому сестре ничего
не оставалось, как однажды, в отсутствие отца, привести мать. Та направилась к Грегору с
возгласами взволнованной радости, но перед дверью его комнаты умолкла. Сестра, конечно,
сначала проверила, все ли в порядке в комнате; лишь после этого она впустила мать. Грегор
с величайшей поспешностью скомкал и еще дальше потянул простыню; казалось, что
простыня брошена на диван и в самом деле случайно. На этот раз Грегор не стал
выглядывать из-под простыни; он отказался от возможности увидеть мать уже в этот раз, но
был рад, что она наконец пришла.
– Входи, его не видно, – сказала сестра и явно повела мать за руку.
Грегор слышал, как слабые женщины старались сдвинуть с места тяжелый старый
сундук и как сестра все время брала на себя большую часть работы, не слушая
предостережений матери, которая боялась, что та надорвется. Это длилось очень долго.
Когда они провозились уже с четверть часа, мать сказала, что лучше оставить сундук там,
где он стоит: во-первых, он слишком тяжел и они не управятся с ним до прихода отца, а стоя
посреди комнаты, сундук и вовсе преградит Грегору путь, а во-вторых, еще неизвестно,
приятно ли Грегору, что мебель выносят. Ей, сказала она, кажется, что ему это скорей
неприятно; ее, например, вид голой стены прямо-таки удручает; почему же не должен он
удручать и Грегора, коль скоро тот привык к этой мебели и потому почувствует себя в
пустой комнате совсем заброшенным.
– И разве, – заключила мать совсем тихо, хотя она и так говорила почти шепотом,
словно не желая, чтобы Грегор, местонахождения которого она не знала, услыхал хотя бы
звук ее голоса, а в том, что слов он не понимает, она не сомневалась, – разве, убирая мебель,
мы не показываем, что перестали надеяться на какое-либо улучшение и безжалостно
предоставляем его самому себе? По-моему, лучше всего постараться оставить комнату такой
же, какой она была прежде, чтобы Грегор, когда он к нам возвратится, не нашел в ней
никаких перемен и поскорее забыл это время.
|