Пройти по краю



Pdf көрінісі
бет2/5
Дата19.05.2022
өлшемі383.35 Kb.
#457869
1   2   3   4   5
Пройти по краю - Евгений Черносвитов(部分)

Вступление
 
Что ж, и хорош: а коль хочешь мое мнение знать, то больше дурен.
Сама видишь какой человек, больной человек!
Ф. М. Достоевский. Идиот
Я думаю, что люди вообще ошибаются, когда считают, что
лишь повседневное представляет реальность, а все остальное ирреально.
В широком смысле страсти, идеи, предложения столь же реальны, как
факты повседневности, и более того – создают факты повседневности.
Я уверен, что все философы мира влияют на повседневную жизнь.
X. Л. Борхес. Всеобщая история бесчестья
Книга – это попытка вновь услышать голос В. М. Шукшина, жгучее желание узнать
от него с а м о е сокровенное, то единственное вещее с л о в о, которое дано произносить
только пророкам.
Что он оставил нам? Абсолютное убеждение, что «нравственность есть Правда», и пол-
ный растерянности вопрос: «Что с нами происходит?» Сначала одно, затем другое. Не в этих ли
пределах пульсирует мысль Шукшина? «Большое видится на расстоянии», – сказал горячо
любимый им поэт. И в р е м я есть это «расстояние», и традиция есть оно. Все есть для того,
чтобы остаться наедине с мыслями (или, вернее, «думами») В. М. Шукшина. Но может быть,
время, фиксирующее м ы с л ь и переводящее ее в историю, и есть традиция?
Написано о Шукшине много. Георгий Бурков вспоминает, что Василий Макарович часто
говорил: «Наста нет скоро время, придет пора нам расшифровываться». Еще одна загадка
между правдой и растерянностью. Передо мной разные книги о В. М. Шукшине, о его творче-
стве. Ни история, ни традиция без этого необходятся. Это и нам не обойти. Подберем цитаты
1
.
Коробов пишет: «…Василий Макарович, только слегка „прячась“ за героями, будет
нередко проводить именно собственные выстраданные мысли о жизни современности».
Л. А. Аннинский, говоря о «шукшинской мифологии», признается: «Не знаю, есть ли в этой
„мифологии“ внешняя логичность, но внутренняя последовательность в ней есть. И есть
система, выстраданная жизнью». И дальше: «…Шукшин был, конечно, – по нравственному
отношению к вещам – настоящим, прирожденным философом… Шукшин был философ в рус-
ской традиции, когда система воззрений выявляется в „окраске“ самого жизненного пути,
когда она растворена в творчестве и изнутри насыщает, пропитывает его, не кристаллизиру-
ясь в „профессорскую“ схему. Все крупные русские писатели были философами…» Сам Шук-
шин говорил: «Три вещи надо знать о человеке: как он родился, как женился, как умер». Прав
Виктор Горн: требуется немалая художественная (да и человеческая!) сила, чтобы достоверно,
художественно, убедительно показать смерть. Его, Шукшина, смерть – глубоко символическое
событие. Он ведь умер дважды: публично в образе Егора Прокудина («Он свою удивленную
смерть предсказал всенародно в картине», – писал А. Вознесенский) и т а й к о м, «без сожа-
ления и страха» ночью на 2 октября 1974 года у себя в каюте «Дуная».
Кто-нибудь обязательно раскроет содержание и проследит генезис художественно-фило-
софского понятия ч у д и к. Ведь реальность его в классической русской литературной тради-
ции несомненна. Это понятие далеко не однозначно. Обратим внимание лишь на некоторые
моменты, философское осмысление которых помогло бы, на наш взгляд, раскрыть феномен ч
у д и к а и ч у д а ч е с т в а на Руси. Пусть читатель примет это как психотерапевтический
прием, который позволит нам остаться наедине с Шукшиным.
1
В списке литературы указаны все цитируемые произведения и страницы.


Е. В. Черносвитов. «Пройти по краю»
8
Красная площадь, 2. В самом центре нашей Родины находится храм Василия Блажен-
ного. Десятая церковь собора Покрова, что на Рву, сооружена над могилой известного в конце
XVI века в Москве юродивого. Собор с тех пор в честь его переименован. В конце XVII века
ставят одиннадцатую церковь Покровского собора, опять же над могилой юродивого, Иоанна
Блаженного, похороненного здесь еще почти сто лет назад. Любовь всенародная? И ненависть
всенародная – «собаке собачья смерть!» – это на гибель Гришки Распутина. Борис Годунов
гением Пушкина на веки вечные связан с Николкой юродивым. Юродивый, по определению
Д. С. Лихачева и А. М. Панченко, переводит себя в «особую систему значений» и таким обра-
зом добивается «обновления вечных истин». Но как разнообразны и разновелики юродивые!
Ф. М. Достоевский в образе «Идиота» стремился показать «положительно прекрасного чело-
века». В поисках решения этой «труднейшей задачи» он обращается к опыту не только рус-
ской, но и мировой художественной литературы. «…Из прекрасных лиц в литературе христи-
анской, – писал Достоевский С. А. Ивановой, – стоит всего законченнее Дон Кихот. Но он
прекрасен единственно потому, что в то же время и смешон. Пиквик Диккенса (бесконечно
слабейшая мысль, чем Дон Кихот, но все-таки огромная) тоже смешон и тем только и берет.
Является сострадание к осмеянному и не знающему себе цены прекрасному, а стало быть,
является симпатия и в читателе. Это возбуждение сострадания и есть тайна юмора». Главное
устремление князя-«идиота» Достоевский определяет так: «…восстановить и воскрасить чело-
века». В самые крайние, трагические и личные минуты свои князь занимается разрешением
общих вопросов (особенно показательна в этом отношении речь князя в гостиной Епанчиных,
ч. IV, гл. VII). «Идиот» не только «смешон». «Берет» он другим – «о н н е в и н е н». В уста
князя писатель вложил протест против бесчеловечного отношения общества к преступнику,
к падшей женщине, к больному, к ребенку.
На роковом распутье русской истории появился «Парамон-юродивый» Г. И. Успенского.
Он возник в атмосфере, созданной людьми, «искони потерявшими смысл и аппетит «жизни»,
когда «ни одной светлой точки не было на горизонте. «Пропадешь!» – кричало небо и земля,
воздух и вода, люди и звери… И все ежилось и бежало от беды в первую попавшуюся нору».
Вместе с ним к людям с «завядшими сердцами»,
с сознанием «безнадежности и тоски жизни» «что-то необыкновенное – не то погибель,
не то милость, не то само будущее шло…». От явления Парамона-юродивого «толчок был
силен необыкновенно, и благодаря ему, мы неожиданно стали на дороге, по которой можно бы
дойти до сознания прав живого человека на земле». Лица приобрели «посторонние» смерти
и тоске выражения. А конечный результат – предательство: «Но главное, что охладило к нему –
это и м е н н о е г о б е з б о я з н е н н а я у в е р е н н о с т ь в е в о ей п р а в о т е. Испу-
гайся он, засуетись, начни врать, кланяться – мы бы поняли его». Рядом с «Парамоном-юро-
дивым» находятся «Больная совесть», «Будка», «Спустя рукава», «Неизлечимый», «Власть
земли», «Выпрямила», «Книжка чеков» и «Вольные казаки». Да, наряду с юродивыми и чуди-
ками в «своеобразной мистерии будней» (Б. Дыханова) появляется вольный казак: «Нет… жив
Степан Тимофеевич, Стенька Разин по прозванию…» Но в каком виде? «Весь грязный, вино-
ватый, подлый, он до глубины души проклинает всю свою грязь, вину, подлость, он знает зло
во всевозможных источниках, видах и оттенках, и проклятие его производит потрясающее
впечатление на толпу, куда, конечно, загнала его та же пробудившаяся совесть, просветлев-
шая мысль. Злой и скверный, грязный знаток всякого зла, греха и всякой своей и чужой под-
лости, сам же проклинающий эту свою и общую подлость, вот и еще весьма приметный тип
в толпе бродячих по Руси вольных людей, «добрых молодцев», порожденных периодом хищ-
ничества на Руси». Нет, мы не собираемся проводить какой-либо параллели между В. М. Шук-
шиным и Г. И. Успенским. Но явная перекличка между ними слышится (мы не случайно при-
вели названия рассказов из вышедшей в издательстве «Правда» в 1985 году «Книжки чеков»
Г. И. Успенского). И верно подмечено в предисловии к этой книге, написанном Б. Дыхано-


Е. В. Черносвитов. «Пройти по краю»
9
вой: «Сквозь частный случай просматривается как бы общая ситуация человеческой жизни».
Мы еще вернемся к «вольному казаку», всегда готовому «провозгласить: «Сарынь на кичку!»
в виде каких-нибудь грандиозных финансовых предприятий», когда назовем имя Рема Сте-
пановича Кочергина. Речь «идиота» в гостиной Епанчиных, развратный, хищный древний
Рим, вольница Стеньки Разина, чудовищные преступные финансовые операции времен «ели-
сеевского магазина» – все агглютинирует в себя образ главного героя «Последнего переулка»
Лазаря Карелина. История замкнется в традиции.
Б. Дыханова в предисловии к «Книжке чеков» пишет: «И повествователь вполне осо-
знанно становится в ряды русских „ленивцев“ и чудиков, не желающих приспосабливаться
к жизни, конструируемой по законам „порядка“. Всевозможные чудачества вроде покупки бой-
цового гуся или петуха становятся одной из причудливых форм российского протеста, пара-
доксальным образом проявляя общественную ситуацию». Она вплотную подходит к точному,
на наш взгляд, определению этого художественно-философского понятия «чудик» – «под-


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет