КНИГА 2. ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ

Первое, что необходимо, — это убедиться, что не осталось неоплаченных долгов. Каждая душа имеет долги в жизни, которые требуется оплатить. Это может быть долг перед матерью или отцом, братом или сестрой, мужем или женой, или другом, или же перед детьми, расой, человечеством. Если человек не оплатит то, что должен, тогда останутся нити, внут­ренне связывающие его, и они будут тянуть назад. Жизнь в мире — это справедливая торговля. Если бы человек смог понять это, если бы он только знал, как много есть на этом свете душ, с которыми он связан или родствен в той или иной степени, из тех, которых мы встречаем каждый день как будто впер­вые. Любой из них мы чем-то обязаны, и, если не выполнить своих обязательств, в дальнейшем при­дется заплатить сверх того.

Есть внутренняя справедливость, которая работа­ет по ту сторону мирской справедливости, и, если человек не соблюдает внутренний закон справедли­вости, это потому, что он теперь опьянен, его глаза закрыты, и он в действительности не знает закона жизни. Но опьянение не будет длиться долго, при­дет день, когда глаза каждой души откроются, жаль только, если глаза откроются слишком поздно. Лучше, чтобы глаза были открыты, когда мошна полна, ведь так тяжело прозреть, когда за душой нет ничего. Одним нужна забота, другим — ува­жение, кому-то — служение, кому-то — терпение, некоторым — прощение, а иным — помощь. Так или иначе, в любых взаимоотношениях, при каж­дой связи нужно платить, и прежде чем пускать­ся в путь, нужно знать, что вы все оплатили, быть уверенными, что вы все оплатили сполна и никому ничего не должны. Кроме того, необходимо, что­бы человек, прежде чем пускаться в путешествие, осознал, что выполнил свой долг по отношению к окружающим его людям и по отношению к Богу. Но тот, кто считает свой долг по отношению к ближним священным, уже выполняет свой долг по отношению к Богу.

Прежде чем пускаться в путешествие, человеку надлежит задуматься, все ли он познал, что хотел познать в этом мире. Если есть что-либо, что он не узнал, ему следует закончить свое обучение, преж­де чем пускаться в поход. Так, если он думает: «Я начну путешествие, хотя мне хотелось бы узнать кое-что перед его началом», то в этом случае он не сможет достичь своей цели, желание узнать это «кое-что» будет тянуть его назад. Любое желание, любая амбиция, любое стремление, которое он име­ет в жизни, «должно быть вознаграждено. И не толь­ко это. Пускаясь в путешествие, человек не должен иметь никаких угрызений совести, никакого раска­яния. Если у него имеются какие-либо угрызения совести или раскаяние, то их следует прекратить до начала путешествия. Не должно быть места недо­вольству против кого бы то ни было, не следует дер­жать обиду на кого-либо за нанесение вреда, ибо все эти вещи принадлежат этому миру, и, если человек возьмет их с собой, они станут тяжким бременем на его духовном пути. Этот путь достаточно труден, он станет еще труднее, если придется нести тяжесть. Если человек уносит с собой бремя недовольства, неудовлетворенности, неудобства, ему трудно будет идти по этому пути. Этот путь ведет к свободе, и, чтобы пуститься к свободе, человек должен освобо­диться, не должно остаться никаких привязанностей, тянущих его назад, никакое удовольствие не должно манить его обратно.

Кроме подготовки, человеку нужна повозка — такая повозка, в которой он отправится в путеше­ствие. Повозка эта имеет пару колес, и колеса — уравновешенность во всем. Односторонне развитый человек, как бы ни была велика его сила яснови­дения или яснослышания, каково бы ни было его знание, все же ограничен, он не сможет продви­нуться очень далеко, потому что его повозке не­достает пары колес. Должно присутствовать рав­новесие: равновесие головы и сердца, равновесие силы и мудрости, равновесие работы и отдыха. Это то равновесие, которое дает человеку силы про­тивостоять тяготам своего пути и позволяет про­двигаться вперед, делая его дорогу легкой. Не думайте, что те, кто показывают недостаточность терпения, будут в состоянии сколько-нибудь про­двинуться в своем духовном путешествии, какими бы ни казались они с внешней стороны духовно устремленными. Это доступно только уравновешен­ным людям, способным воспринимать внешнюю жизнь так же полно, как внутреннюю, наслаждать­ся мыслью так же полно, как чувством, отдыхать, равно как и действовать. Центром жизни является ритм, и ритм есть причина равновесия.

Кроме того, в этом путешествии необходимы не­кие монеты на карманные расходы. Что же это за монеты? Это глубокомысленные выражения в сло­ве и в действии. В это путешествие человек должен взять провизию, чтобы было что есть и пить, и такая провизия — это жизнь и свет. С собой чело­веку необходимо взять какую-то одежду, чтобы в случае необходимости защититься от ветра, бури, жары и холода. И такой одеждой ему будет обет секретности, тяга к молчанию. Отправляясь в пу­тешествие, человеку надлежит попрощаться со все­ми остальными, и это прощание — отъединение от них с любовью. Прежде чем уйти, ему надлежит оставить после себя что-то своим друзьям, и это — счастливые воспоминания прошлого.

Все мы пребываем в путешествии, сама жизнь — путешествие. Никто не пришел сюда навсегда, все мы приходим и уходим, поэтому неверно было бы сказать, что, отправляясь в духовное путешествие, мы нарушаем привычный уклад жизни, ибо нет здесь человека, который вел бы устроенную жизнь, — все мы неустроенны, каждый по-своему. Но, предпри­нимая духовное путешествие, вы избираете иной путь, этот путь легче, лучше и приятнее. Те же, кто не идет таким путем, все равно придут к той же цели в конце — разница только в пути. Один путь легче, лучше, ровнее, другой же полон трудностей, а поскольку конца трудностям в жизни не видно и они начинаются прямо в тот миг, когда мы откры­ваем глаза на этой земле, то человек волен выби­рать болюсе гладкий путь, чтобы прибыть в пункт назначения, куда все души придут когда-нибудь.

Под «внутренней жизнью» имеется в виду жизнь, направленная к совершенству, которое можно оп­ределить как совершенство любви, гармонии и кра­соты, — говоря словами ортодокса, направленная к Богу.

Внутренняя жизнь не обязательно лежит в на­правлении, противоположном мирской жизни, но внутренняя жизнь — это более полная жизнь. Мирская жизнь означает ограничение жизни, внут­ренняя жизнь означает полную жизнь. Аскеты, избравшие направление, совершенно противопо­ложное мирской жизни, поступили таким образом для того, чтобы получить возможность погрузиться в исследование глубин жизни; но если двигаться только в одном направлении, то не будет полной •жизни. Поэтому внутренняя жизнь означает пол­ноту жизни.

Очень коротко можно сказать, что внутренняя жизнь состоит из двух вещей: действия со знанием и отдыха с пассивностью ума. Через осуществление этих двух противоположных движений, удерживая равновесие в этих двух направлениях, человек при­ходит к полноте жизни. Тот, кто живет внутренней жизнью, невинен как дитя, даже невиннее, чем дитя, но в то же время мудрее нескольких умных вместе взятых. Это показывает, каков результат развития в двух противоположных направлениях. Невинность Иисуса известна в веках. В каждом своем движении, в каждом действии он был как дитя. Все великие святые и мудрецы — те великие люди, что освобо­дили человечество, были так же невинны, как дети, и в то же время мудрее — намного мудрее — чем самые признанные в мире умы. Почему это так? Откуда берется у них это равновесие? Это отдых в пассивности. Когда они стоят перед Богом, они сто­ят, уподобив сердце пустой чаше. Когда они стоят перед Богом, дабы познать, они вычеркивают все то, чему прежде научились в миру. Когда они стоят перед Богом, их эго, их «я», их жизнь не существу­ют перед ними. Они не думают о себе в этот момент: ни о желании, исполнения которого хотели, ни о побуждении, которое должно исполниться, они не имеют никакого выражения своего «я», но уподоб­ляются пустым чашам, чтобы Бог мог наполнить их существо, чтобы они могли покинуть свое лож­ное «я».

Вот почему это состояние помогает им в каж­додневной жизни проявить отблеск того тихого от­дохновения, в котором они пребывали с Богом. В своей повседневной жизни они выказывают невин­ность, но не невежество, они знают многое, и они не знают. Они знают, когда кто-либо говорит не­правду, но разве они обвиняют его? Разве они го­ворят: «Ты лжешь»? Они выше этого. Они знают все игры в мире, и они смотрят на них пассивно. Они поднимаются над вещами этого мира, которые не производят на них впечатления. Они принима­ют людей очень просто. Некоторые подумают, что они невежественны в своей жизни в миру, но они не замечают вещей, которые не имеют значения. Активность в сочетании с мудростью делает их еще мудрее, потому что не каждый в этом мире умеет сочетать каждое свое действие с мудростью. Есть многие, кто, предпринимая какое-либо действие, никогда не обращаются к мудрости за советом, есть и ищущие прибежища у мудрости уже после пред­принятого действия, что очень часто бывает слиш­ком поздно. Но живущие внутренней жизнью — все они управляют своей деятельностью с мудро­стью: каждое их мгновение, каждый поступок, каж­дая мысль, каждое слово тщательно обдумывается, прежде чем получить выражение. Вот почему все, что они делают в миру, делается с мудростью, но перед Богом они стоят с невинностью, туда они не берут с собой мирскую мудрость.

Человек часто совершает ошибки, выбирая тот или иной путь, поэтому ему недостает равнове­сия и он не может приблизиться к совершенству. Например, когда он выбирает деятельность на пу­ти к Богу, ему и там хочется применять свою мудрость. На пути к Богу, когда ему не нужно действие, он хочет действовать. Это подобно тому, как плыть против прилива. Если там, где надле­жит быть невинным, вы примените мудрость, это будет величайшей ошибкой. Кроме таких людей есть и другие, что привыкли принимать пассив­ность за принцип, которым они руководствуются, когда стоят перед Богом в своей невинности, и хотят применять тот же принцип во всех направ­лениях жизни, что было бы неправильно.

Работа внутренней жизни — сделать Бога реаль­ностью, так чтобы Он перестал оставаться лишь в воображении, чтобы эти взаимоотношения, скла­дывающиеся у человека с Богом, показались ему более реальными, чем любые другие взаимоотношения в этом мире. И когда такое произойдет, то любые отношения, какими бы близкими и дороги­ми они ни были, станут меньше связывать его. Но в то же время человек не станет от этого холоднее, он станет еще более любящим. Только безбожный человек холоден, подавленный эгоизмом и отсут­ствием любви в этом мире, потому что он заим­ствует это из обстоятельств, в которых живет. Но любящий Бога, тот, кто установил с Богом взаимо­связь, чувствует, как любовь его становится живой, он более не холоден, он выполняет свои обязанно­сти по отношению к тем, с кем он связан в этом мире, намного лучше, чем безбожный человек.

А теперь относительно вопроса о способе, с помощью которого человек устанавливает это вза­имоотношение, которое больше всего желательно установить с Богом. Что же нужно для этого вооб­разить? Бога как Отца, как Творца, как Судию, как Прощающего, как Друга или как Возлюбленного? Ответ таков: в каждом качестве жизни мы должны отводить Богу место в соответствии с требованием момента. Когда, раздавленный несправедливостью и холодностью мира, человек смотрит на Бога — са­мо совершенство Справедливости, — он не нервни­чает больше, его сердце перестает возмущаться, он утешается справедливостью Бога. Он помещает справедливого Бога перед собой и тем самым узнает справедливость — чувство справедливости пробуждается в его сердце, и он видит все вещи со­вершенно в ином свете.

Когда человек остается в этом мире без матери или без отца, тогда он думает, что мать его и отец пребывают в Боге, и даже если бы он находился в присутствии матери и отца, они связаны с ним только земными узами. Материнство и Отцовство Бога — единственная реальная связь. Мать и отец на земле — это только отражение искры той мате­ринской и отцовской любви, которой Бог облада­ет в полноте и совершенстве. Тогда человек на­ходит, что Бог умеет прощать подобно тому, как родители прощают ребенка, когда он ошибается, тогда человек ощущает благость, доброту, защиту, поддержку, симпатию, которые приходят к нему со всех сторон, он научается чувствовать, что они исходят от Бога, Отца-Матери, через все вокруг.

Когда человек в своем воображении рисует Бога как Прощающего, он обнаруживает, что в этом мире есть не только строгое правосудие, но и развитая любовь, есть милость и сострадание, есть чувство прощения, что Бог не слуга закона, подобно судье в этом мире. Он — Владыка закона. Он судит тогда, когда Он судит, и когда Он прощает — Он проща­ет. Он обладает и той и другой властью. У Него власть судить, и у Него власть прощать. Он Судия, потому что Он не закрывает глаза ни на что из того, что делает человек, Он знает, Он взвешивает и от­меряет, и Он возвращает человеку то, что ему по­ложено. И Он — Прощающий, потому что вне и выше Его силы справедливости есть Его великая сила любви и сострадания, которая является самим Его существом, которая есть Его собственная при­рода, и поэтому ее больше и в большей пропорции, она работает с большей активностью, чем Его сила справедливости. Мы — люди, пребывающие в этом мире, избегаем судить людей, если есть в наших сердцах искра добра или доброты. Мы предпочита­ем прощение суду. Прощение дает нам, естествен­но, больше счастья, чем месть, если только человек не идет по совершенно иному пути.

Человек, осознающий Бога как друга, никогда не бывает одинок в мире: ни в этом мире, ни в

последующей жизни. У него всегда есть друг: и в толпе, и в одиночестве, и пока он спит, не осо­знавая внешнего мира, и когда он бодрствует и осознает его. В обоих случаях друг здесь, в его мысли, в его воображении, в его сердце, в его ду­ше. Его сердце пробудилось ко всей красоте как внутри, так и снаружи.

А человек, который сделал Бога Возлюбленным, — чего более желать ему? Для него все сущее го­ворит, все самораскрывается, во всем — красота для глаз его, поскольку Бог вездесущ, во всех име­нах, во всех формах, поэтому Возлюбленный ни­когда не отсутствует. Как счастлив тот, чей Воз­любленный всегда с ним, ибо вся трагедия жизни состоит в отсутствии возлюбленного, а его Воз­любленный всегда с ним: и когда он закрывает глаза — его Возлюбленный внутри него, и когда он открывает глаза — его Возлюбленный вне его. Каждое его чувство воспринимает Возлюбленного, его глаза видят Его, его уши слышат Его голос. Когда человек подходит к этому осуществлению, он, так сказать, живет в присутствии Бога, тогда для него различные формы и верования, вероис­поведания и общины не имеют значения. Для него Бог — это все во всем, для него Бог — везде. Идет ли он в христианскую церковь, в синагогу или в буддийский храм, в индуистское святилище или в мечеть мусульман — там пребывает Бог. В пусты­не, в лесу, в толпе — везде он видит Бога.

Это показывает, что внутренняя жизнь состоит не в том, чтобы закрыть глаза и вглядываться в глубь себя. Внутренняя жизнь состоит в том, что­бы смотреть наружу и вглубь и находить своего Возлюбленного везде. Но Бога нельзя сделать Воз­любленным до тех пор, пока элемент любви не пробудится в достаточной степени. Ненавидящий врага своего и любящий своего друга не сможет

назвать Бога своим Возлюбленным, ибо он не зна­ет Бога. Когда любовь придет в своей полноте, тогда он будет смотреть на друга с приязнью, на врага — с прощением, на незнакомца — с симпа­тией. Именно любовь во всех своих аспектах и выражается тогда, когда любовь возвышается до своей полноты, и только полнота любви достой­на быть предложенной Богу. Только тогда человек узнает в Боге своего Возлюбленного, свой Идеал, и через это, несмотря на то что он возвысился над узкой привязанностью в этом мире, он воистину знает, как любить даже своего врага. Только лю­бящий Бога знает любовь, возвысившись до уров­ня полноты любви.

Вся образность суфийской литературы, излагае­мая на персидском языке такими великими поэта­ми, как Руми, Хафиз и Джами, касается взаимоот­ношений между человеком как любящим и Богом как Возлюбленным, и когда человек читает с по­ниманием этого и вырабатывает такую привязан­ность, тогда он видит, какие картины нарисовали мистики, и чувствует, на какой лад было настрое­но их сердце. Нелегко развить в сердце любовь к Богу, потому что, если человек не видит или не осознает объект своей любви, он не может любить. Бог должен стать осязаемым, чтобы Его можно было полюбить, но, как только человек достигает этой любви, он поистине начинает путешествие по духовному пути.
Глава 3. ВЫПОЛНЕНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Положение человека, ведущего внутреннюю жизнь, напоминает жизнь взрослого человека сре­ди множества детей. В то же время, при взгляде с внешней стороны, кажется, что нет той разни­цы, которая очевидна между детьми и взрослыми, — отличие заключается только в кругозоре, а это не всегда очевидно. Человек, живущий внутренней жизнью, становится намного старше, чем люди, окружающие его, и все же внешне он выглядит так же, как любой другой человек. Поэтому тот, кто достиг полноты своей внутренней жизни, при­нимает совершенно другую политику в отличие от того, кто только вступает на этот путь, а также от того, кто интеллектом знает нечто о внутренней жизни, но по-настоящему ею не живет. Опять же, действие происходит по-разному в этом мире, и такой человек будет критиковать других, которые не знают всего, что, как он полагает, известно ему, он будет смотреть на них взглядом гордеца и с определенным тщеславием или презрением, думая, что они не возвысились до мистерии, до той высоты, которой достиг он и которую он

понимает. Он хочет отгородиться от людей, гово­ря, что они отстали в своей эволюции, что он не может идти с ними рядом. Он говорит: «Я более развит, я не могу быть с ними по любому пово­ду, они — одни, а я — другой». Он смеется над мелочностью мыслей тех, кто его окружает, и смотрит на них как на человеческие существа, с которыми не стоит общаться и участвовать во всем, что они делают, потому что он намного более развит, чем они.

Однако для того, кто пришел к полноте внут­ренней жизни, общаться со своими собратьями — великая радость, так же как для родителей радост­но играть со своими малышами. Лучшие мгнове­ния в их жизни — это те, когда они могут стать как дети со своими детьми и участвовать в их играх. Добрые и любящие родители, когда дитя приносит им игрушечную чашку, делают вид, что пьют чай, и наслаждаются этим. Они не дадут почувствовать ребенку, что они выше его или что есть нечто, в чем они не будут участвовать. Они играют с ребенком и счастливы с ним, потому что счастье детей — это и их счастье. Так поступает человек, живущий внутренней жизнью, и по этой причине он соглашается с людьми, он гармоничен с людьми любых уровней эволюции, каковы бы ни были их идеи, их мысли, их суждения или веро­исповедания, в какой бы форме они ни покло­нялись Богу и ни выказывали свой религиозный энтузиазм. Он не скажет: «Я намного более раз­вит, чем вы, идти с вами для меня значило бы идти назад». Тот, кто настолько ушел вперед, никогда не откатится назад, но, присоединяясь к ним, он подтягивает их за собой вперед. Если бы он шел один, он считал бы, что по отношению к своим собратьям уклоняется от долга, который должен выполнить. Только пустой кувшин бывает гулким, но наполненный до краев не издает ни звука, он молчалив, безмолвен.

Так и мудрые, что живут среди людей этого ми­ра, — их нельзя назвать несчастными людьми. Тот, кто любит, не может быть несчастлив. Не­счастен тот, кто смотрит на мир с презрением, кто ненавидит людей и полагает себя выше их. Тот же, кто любит людей, считает, что они просто проходят через тот же процесс, через который прошел когда-то и он. Из тьмы он вышел на свет. Дело только в разнице моментов, и он с великим терпением проходит эти моменты со своими со­братьями, все еще погруженными во мрак, не да­вая им понять, что они во тьме, не задевая их чувства этим пониманием, не взирая на них с презрением, только считая, что у каждой души есть период детства, юности и зрелости. Так что для любого человека естественно пройти через такой процесс. Собственными глазами я видел души, которые достигли святости, и те, кто до­стиг великого совершенства, и все же человек такой души мог стоять перед каменным идолом рядом со своим собратом и поклоняться идолу, не давая собрату понять, что он во всех отношениях более развит, чем остальные люди, оставаясь в самом скромном виде и не претендуя на то, что он прошел дальше других в своей духовной эво­люции.

Чем дальше продвигается душа человека, тем бо­лее смиренным он становится; чем больше тайна, которую он постиг, тем менее он будет говорить о ней. Трудно себе представить, но за четыре года присутствия моего Муршида мы говорили на духов­ные темы один-два раза. Обычно разговор затраги­вал вполне мирские темы, как у всех, никто не мог бы заметить, что это Богоосуществивший человек, всегда пребывающий в Боге. Его разговор был таким же, как у любого другого человека, он говорил обо всем, что принадлежит этому миру, никогда не поднимая духовных тем, не показывая благочестия или духовности, и все же его атмосфера, голос его души и его присутствие открывали то, что было сокрыто в его сердце.

Богоосуществившие — те, кто прикоснулся к мудрости, говорят на эти темы очень мало. Толь­ко незнающие пытаются их обсуждать, не потому, что они знают, а потому, что у них самих есть со­мнения. Когда есть знание — есть удовлетворение и нет стремления к дискуссии. Когда человек дис­кутирует — это потому, что он чем-то не удовлет­ворен. Нет в этом мире ничего, будь то состояние, ранг, положение, власть или познание, что могло бы дать такое тщеславие, чтобы человек не мог сделать еще один шаг, когда он пригвожден к ме­сту, которое занимает, ибо сама идея духовного осуществления состоит в бескорыстии. Человеку надлежит осознать себя либо как нечто, либо как ничто. В осознании себя как ничто присутству­ет духовность. Если человек обладает небольшим знанием внутренних законов природы и гордится этим знанием, или же в том случае, если он на­ходит смысл думать: «Какой я хороший, какой я добрый, какой благородный, какой воспитанный, какой я влиятельный и какой привлекательный», — малейшая мысль такого рода, приходящая на ум, закрывает двери, ведущие в духовный мир. Легкий путь, и все же так трудно идти по нему. Гордость очень естественна для человека. Человек может тысячу раз отрицать добродетель на словах, но он не может не принять ее своими чувствами, поскольку само по себе эго — это гордость. Гор­дость есть эго, человек не может жить без нее. Для того чтобы осознать внутреннюю жизнь, че­ловеку не надо очень много знать, ему надлежит

знать то, что он уже знает, только это необходимо открыть в себе. Для понимания духовного знания ему не нужно никакого знания, только знание самого себя. Он обретает знание своего «я», ко­торое и есть он сам, и это знание лежит так близ­ко и все же так далеко.

Еще одна тенденция, характерная для человека, любящего Бога, — та же, что и для влюбленного в человека: он не говорит о своей любви никому — он не может о ней говорить. Человек может сказать, как сильно он любит возлюбленного, но никакие слова этого не смогут выразить, и, кро­ме того, он не хочет говорить об этом никому. Даже если бы он и смог сказать, он замыкает уста в присутствии своего возлюбленного. Как в таком случае может любящий Бога проповедовать: «Я люблю Бога!»? Истинно любящий Бога хранит свою любовь, молчаливо спрятанную в сердце, как семя, посаженное в землю. И если оно прораста­ет, то будет расти в его поступках по отношению к собратьям. Все его поступки наполнены добро­той, он не может не испытывать чувства всепро­щения, каждое его движение, каждое действие го­ворит о его любви, но не уста.

Это показывает, что во внутренней жизни са­мый главный принцип, которого надлежит придер­живаться, состоит в том, чтобы быть нетребова­тельным и спокойным, не показывая мудрость, не демонстрируя познание, не желая дать другим по­нять, насколько вы развиты, не давая даже себе понять, насколько далеко вы продвинулись. Зада­ние, которое надлежит выполнить, — это достиже­ние полного забвения самих себя и гармонизация со своими собратьями, это действие в согласии со всеми, отношение ко всем соответственно их уров­ню, общение с каждым на его языке, ответ на смех ваших друзей улыбкой, на боль ближнего слезами,

пребывание со своими друзьями в радости и горе, какова бы ни была личная степень эволюции. Если бы человек, проживая жизнь, становился ангелом, он очень мало успел бы совершить, ибо свершение, наиболее желанное для человека, — выполнить обязательства человеческой жизни.