Путеводитель хитч-хайкера по Галактике

Она родилась на борту звездолета, летевшего из какого-то «откуда-нибудь» в какое-то «куда-то», а по прибытии оказалось, что конечный пункт рейса — лишь начальный пункт следующего, и опять был долгий перелет «куда-то еще» и так далее, и тому подобное.

Поэтому ее нормальным состоянием было ожидание распоряжения собрать вещи и вновь отправиться в дорогу. Она привыкла к тому, что все время находится НЕ НА СВОЕМ МЕСТЕ.

Непрерывные путешествия во времени тоже добавили сумятицы: так что она привыкла не только к тому, что находится не на своем месте, но и к тому, что находится не в своем времени.

Конечно, сама она этого даже не осознавала: ведь жить по-другому ей пока еще не доводилось, и ей никогда не казалось странным, что, куда бы она ни попадала, ей приходилось то навешивать на себя свинцовые грузила, то надевать антиперегрузочный костюм — а уж специальный дыхательный аппарат вообще прирос к ее лицу. Единственными мирами, где она чувствовала себя хорошо, стали миры, которые она создавала сама для себя — виртуальные миры в электроклубах. Ей и в голову не приходило, что в реальной Вселенной можно чувствовать себя на своем месте и в своей стихии.

Не была исключением и эта планета — эта драная Лемюэлла, — куда запихнула ее мать. Не был исключением и этот человек, который, сам того не зная, подарил ей бесценную жизнь только для того, чтобы получить место в первом классе. Хорошо еще, он оказался на поверку довольно добрым и безобидным, а то могло дойти до неприятностей. И это не пустые слова: в кармане у нее на всякий случай был припасен острый камень, которым она могла доставить кучу неприятностей кому угодно.

Выходит, опасное это дело — пытаться взглянуть на мир с абсолютно чуждой тебе точки зрения.
Они сидели на месте, которое особенно нравилось Артуру: на склоне холма, обращенном к долине, в которой угнездилась освещенная лучами заката деревня.

Единственное, что раздражало тут Артура, — это то, что отсюда виднелся маленький кусочек соседней долины, где глубокая черная плешь в лесу отмечала место гибели его лайнера. Хотя, возможно, именно это и заставляло его приходить сюда. Столько вокруг было мест, с которых открывался замечательный вид на живописные холмы и долины Лемюэллы, но ноги несли его только сюда, где взгляд царапала чуть видная отметина боли и ужаса.

С той минуты когда его вытащили из-под обломков, он ни разу еще не возвращался туда.

И не вернется.

Просто сердце не выдержит.

Вообще-то если честно, на следующий день после катастрофы, еще не придя в себя после шока, он чуть туда не вернулся. У него были сломаны нога и пара ребер, он заработал несколько тяжелых ожогов, голова отказывалась думать, и все же он настоял, чтобы жители деревни отнесли его туда, и те нехотя повиновались. Впрочем, они так и не смогли дойти до того места, где земля расплавилась от страшного жара, — попятились.

Вскоре разнесся слух, что лес тот проклят, и туда никто и никогда больше не совался. Вокруг столько прекрасных и уютных долин, так стоит ли возвращаться в ту, куда ходить — только зря расстраиваться? Пусть прошлое остается в прошлом, ну а настоящее пусть бежит стремглав к радостному будущему.
Рэндом осторожно поворачивала часы в руке так, чтобы лучи заходящего солнца играли на многочисленных царапинах, паутиной покрывавших толстое стекло. Непрерывное движение тоненькой секундной стрелки по кругу завораживало ее. И каждый раз, когда стрелка проходила полный круг, та из двух главных стрелок, что длиннее, перемещалась на одно из шестидесяти маленьких делений, на которые был разбит циферблат. А когда длинная стрелка завершала круг, перепрыгивала на следующую цифру и коротенькая.

— Ты на них уже битый час смотришь, — негромко заметил Артур.

— Сама знаю, — ответила Рэндом. — Час — это когда большая стрелка пройдет целый круг, да?

— Правильно.

— Значит, я смотрю уже час и семнадцать минут.

Загадочно улыбнувшись, она чуть подвинулась так, что слегка коснулась локтем его руки. Артур едва заметно вздохнул — этот вздох он сдерживал уже несколько недель. Ему очень хотелось обнять дочь за плечи, но он чувствовал, что для этого еще не настало время, что Рэндом растерянно отпрянет. И все же что-то менялось. Что-то внутри нее таяло. Часы внесли какой-то долгожданный смысл в ее доселе бессмысленную жизнь. Артур не знал еще, что это за смысл, и все же был рад, что хоть что-то растревожило ее душу.

— Объясни мне еще раз, — попросила Рэндом.

— Ничего сложного в этом нет, — приосанился Артур. — Часовые механизмы делают уже сотни лет...

— Земных лет?

— Да. Они становились все точнее и точнее, сложнее и сложнее. Это очень замысловатый, тонкий механизм. Их размеры старались все уменьшать и уменьшать, но при этом они должны были идти точно, хоть роняй их, хоть тряси.

— Но только на одной планете?

— Да, на той, где их сделали, понимаешь? Никто не рассчитывал, что они попадут куда-то еще, где будут другие солнца, луны, магнитные поля и все такое. Я хочу сказать, что эта штука до сих пор работает идеально, но в такой дали от Швейцарии это не имеет особого смысла.

— От чего вдали?

— От Швейцарии. Это где их сделали. Маленькая горная страна, красивая до одури. В общем, те, кто их сделал, не знали, что есть и другие обитаемые планеты.

— Много же они не знали.

— М-м... да.

— Тогда откуда ОНИ родом?

— Они... то есть мы... ну, мы там и выросли. Мы все родом с Земли. Из... ну не знаю, из слизи там...

— Как эти часы.

— Гм... Вряд ли часы произошли из слизи.

— ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ! — Внезапно вскочив на ноги, Рэндом сорвалась на крик: — Ты не понимаешь! Не понимаешь меня, вообще НИЧЕГО не понимаешь! Дурак непроходимый! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

Не разбирая дороги, она бросилась вниз по склону, сжимая в руке часы и продолжая кричать, что ненавидит его.

Артур тоже вскочил — в полной растерянности. Путаясь в высокой траве, больно коловшей ноги, он побежал за ней следом. При катастрофе космического корабля он заработал сложный перелом ноги, так что до сих пор хромал.

Неожиданно она обернула к нему свое потемневшее от гнева лицо.

— Ты что, не понимаешь, что где-то есть место, предназначенное для них? — Она взмахнула часами в воздухе. — Место, где они работают так, как надо?

Она снова отвернулась от него и побежала дальше. Бегала она хорошо, и ноги у нее не болели, так что Артур начал заметно отставать.

Дело вовсе не в том, что он заранее не представлял себе, какое это тяжкое бремя — быть отцом. Просто он как-то не ожидал, что вдруг окажется чьим-то отцом. Во всяком случае, при таких вот обстоятельствах и на чужой планете.

Рэндом снова обернулась, чтобы крикнуть. Странное дело, каждый раз он тоже останавливался вместе с ней.

— Кто я такая, по-твоему? Билет в первый класс? Кто я для мамы? Билет в жизнь, которой у нее нет?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — прохрипел измученный Артур.

— Да что ты вообще понимаешь!

— О чем ты?

— Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!

— Скажи мне! Пожалуйста! Что за жизнь, которой у нее нет?

— Она хотела остаться на Земле! Она жалеет, что улетела с этим тупицей о двух головах, и в обеих вместо мозгов жвачка! С Зафодом! Она думает, что жизнь могла бы повернуться совсем по-другому!

— Но, — возразил Артур, — она бы погибла! Ее бы уничтожили вместе с Землей!

— Но это была бы другая жизнь, верно?

— Так ведь...

— Ей не надо было заводить меня! Она меня ненавидит!

— Ты не можешь говорить так! Как может кто-то... э... я хотел сказать...

— Она завела меня, чтобы у нее было хоть что-то свое. Но все вышло еще хуже! Вот она меня и сбагрила с рук, а сама живет, как жила — по-дурацки!

— Что такого дурацкого в ее жизни? Ей фантастически везет, разве нет? Все пространства и времена открыты для нее, и субэфирное...

— Дурацкое! Дурацкое! Дурацкое! Дурацкое!

Рэндом повернулась и побежала дальше. Артур попробовал было бежать за ней, но отстал окончательно и был вынужден присесть — отдышаться и дать передохнуть больной ноге. Как справиться с кашей в голове, он все равно не знал.

Артур открыл дверь в свою хижину. Рэндом, притихнув, съежилась у стола.

— Прости меня, — сказала она. — Прости.

— Ничего, — произнес Артур так мягко, как только мог. — Иногда полезно... ну, поговорить. Столько всего надо узнать друг про друга, а жизнь, ну, сама понимаешь, не из одних роз состоит...

— Прости, пожалуйста, — повторила она, всхлипывая.

Артур подошел к ней и положил руку ей на плечо. Она не отпрянула и не оттолкнула его. И тут Артур увидел, за что она просит прощения.

На столе, в круге света от лемюэлльской лампады, лежали его часы. Рэндом сковырнула заднюю крышку ножом для масла, и все колесики, пружинки и прочие часовые потроха высыпались на скатерть.

— Я хотела только посмотреть, как они устроены, — всхлипнула Рэндом. — Только посмотреть! Прости! Я не могу их собрать обратно! Извини меня! Я не знаю, что делать! Я починю! Правда, починю!

В самом деле, когда прибыла посылка — ее доставил летающий робот, испускавший звуки, которые обычно испускают летающие роботы, — в деревне начало нарастать явственное ощущение, которое можно было бы выразить так: «Ну, это уж того... слишком».

Робота, впрочем, ни в чем винить нельзя. Все, что ему требовалось, чтобы улететь восвояси, — это подпись, или отпечаток пальца, или на худой конец клочок кожи с шеи адресата. В ожидании этого он висел в воздухе, абсолютно безразличный к загадке содержимого посылки. Тем временем Кирп поймал еще одну рыбу с головой вместо хвоста, однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это вообще-то две рыбы, разрезанные пополам и в придачу крайне неряшливо сшитые. Поэтому мало того, что Кирпу не удалось пробудить особенного интереса к своей рыбе, он значительно подорвал доверие к подлинности первой. Только птички-пикка, судя по всему, не сомневались в том, что все в порядке.

Наконец летающий робот заполучил подпись Артура и удалился. Артур отнес посылку к себе в хижину, сел и уставился на нее.

— Давай вскроем! — предложила Рэндом, чье настроение этим утром значительно улучшилось из-за того, что вокруг воцарилась привычная сумятица. Но Артур покачал головой.

— Но почему?

— Она адресована не мне.

— Нет, тебе.

— Нет, не мне. Она адресована... ну, вообще-то мне, но не мне, а для передачи Форду Префекту.

— Форду Префекту? Тому самому, который...

— Да, — коротко ответил Артур.

— Я о нем слышала.

— Еще бы.

— Давай все равно вскроем. Ну что нам с ней еще делать?

— Не знаю, — вздохнул Артур. Он и на самом деле не знал.

Утром спозаранку он отнес свои покалеченные ножи к кузнецу, и Стриндер пообещал посмотреть, что тут можно сделать.

Они, как обычно, помахали ножами в воздухе, пробуя их балансировку, и заточку, и гибкость, и все такое, но прелесть этого занятия куда-то улетучилась, и Артура не покидало невеселое предчувствие, что недолго ему осталось быть Мастером Сандвичей.

Он окончательно пал духом.

На носу был осенний ход Абсолютно Нормальных Зверей, но Артур обнаружил, что ожидание охоты и празднества не будоражит его так, как раньше. Что-то изменилось на Лемюэлле, и Артура мучило ужасное подозрение, что это не Лемюэлла изменилась, а он сам надорвался.
— Ну, как ты думаешь, ну что там может быть? — допытывалась Рэндом, вертя посылку в руках.

— Не знаю, — ответил Артур. — Впрочем, это наверняка какая-нибудь гадость.

— Почему ты так уверен? — возмутилась Рэндом.

— Жизнь научила. Где Форд Префект, там гадости, а где гадости — там Форд Префект. И только пока Форда Префекта нет, гадостей тоже нет, — сказал Артур. — Уж поверь мне на слово.

— Ты чем-то расстроен, да? — спросила Рэндом.

— Да что-то тоскливо, — признался Артур.

— Извини, — сказала Рэндом и убрала посылку. Она понимала, что Артур не на шутку огорчится, если она ее вскроет. Значит, придется вскрывать так, чтоб он не видел.

16
Артур так и не смог потом вспомнить, чего — или кого — хватился сначала. Когда он обнаружил, что одной из них нет на месте, мысли его мгновенно переметнулись ко второй, и он уже знал, что пропали обе, а с ними вместе пошла прахом вся его жизнь.

Рэндом на месте не было. И посылки тоже.

Весь день он продержал ее на полке, на самом виду — как знак доверия.

Он знал, что родители должны выказать свое доверие к ребенку; только так закладывается фундамент дружеских отношений. Он никак не мог отделаться от ощущения, что поступает как идиот, и все же поступал так, даже зная заранее, что ничем хорошим дело не кончится. Век живи — век учись. Или хотя бы живи.

Живи и паникуй.

Артур выбежал из хижины. Смеркалось. Небо хмурилось, с горизонта надвигалась гроза. Рэндом нигде не было видно. Он всех опрашивал. Никто ее не видел. Порыв ветра прогулялся по деревенской околице, срывая и крутя в воздухе все, что плохо лежало.

Артур отыскал Старика Трашбарга и задал свой вопрос ему. Трашбарг смерил его мрачным взглядом и ткнул пальцем в единственном направлении, которого Артур панически боялся, инстинктивно чувствуя, что туда-то она и пошла.

Итак, худшее уже известно.

Она пошла в то самое место — видимо, рассудила, что туда-то он за ней не пойдет.

Бросив взгляд на хмурое, покрытое рваными облаками небо, Артур поймал себя на мысли, что на фоне такого небосвода даже четверо Всадников Апокалипсиса не будут смотреться полными идиотами.

С нелегким предчувствием двинулся он в путь по дороге, ведущей в соседнюю долину. На землю упали первые тяжелые капли дождя, и Артур перешел на неровную трусцу.

Было совершенно очевидно, что посылку нельзя вскрывать ни в хижине, ни вообще в деревне: в любой момент он мог вернуться. Что означало: нужно идти туда, куда за ней не пойдут.

В принципе, можно было бы сделать это и здесь, на холме. Она ушла сюда в надежде, что он не пойдет за ней, а если и пойдет, никогда не найдет ее на лесистых склонах холма, да еще ночью и в дождь.

Всю дорогу посылка болталась у нее под мышкой. Вид у нее был чрезвычайно соблазнительный: коробка с квадратной крышкой размером локоть на локоть, высотой в ее руку, обернутая коричневым упаковочным пластиком. Швы были заделаны новомодной ниткой-самошиткой. При встряхивании внутри ничего не побрякивало; основная тяжесть посылки концентрировалась в самой ее середине.

Впрочем, раз уж она зашла так далеко, еще приятнее будет не задерживаться здесь, а дойти до цели — места, где разбился отцовский звездолет. Она не очень понимала, почему это место проклято и что вообще значит «проклято», но в любом случае здорово было бы это выяснить. Так что она наберется терпения и прибережет посылку до того места.

Темнота сгущалась. Боясь быть замеченной, Рэндом еще не включала свой маленький электрический фонарик. Но теперь без него не обойдешься — ну да ладно, от деревни ее загораживает холм.

Она включила фонарь. Почти в тот же миг вилка молнии вспорола небосвод над долиной, куда она спускалась, и Рэндом вздрогнула от неожиданности. Наступившая темнота показалась ей еще темнее, а раскаты грома заставили ее почувствовать себя очень маленькой и одинокой. Никого рядом — только пляшет беспомощный лучик фонаря, что сжимает она в дрожащей руке. Может, лучше остановиться и вскрыть посылку прямо здесь? Или вообще пойти домой, а сюда вернуться завтра? Впрочем, колебалась она только одно мгновение. Она прекрасно понимала, что сегодня для нее обратной дороги нет. А может, и вообще не будет.

Она почти спустилась с холма. Дождь припустил всерьез. Капли барабанили по листве, земля под ногами совсем раскисла.

То есть ей хотелось надеяться, что это только капли долбят по листьям, а не... Луч света метался между деревьями, и из мрака на нее то и дело выскакивали какие-то тени. Мерещится, конечно...

Еще десять — пятнадцать минут она упрямо шагала вперед, мокрая до последней нитки, дрожащая от холода. Ей все больше становилось не по себе — тем более что, помимо света от фонаря, все явственнее становился заметен и другой свет. Тусклый такой — она никак не могла понять, есть он там на самом деле или только чудится. Она выключила фонарик. Нет, впереди и впрямь что-то светилось. Вновь включив фонарик, она двинулась на таинственный огонек.

Лес, по которому она шла, был какой-то... неправильный? Нехороший?

Она не могла с ходу определить, что с ним не так, но лес этот никак не походил на нормальный, здоровый, веселый древесный массив. Деревья росли, нездорово пригибаясь к земле, словно им только что закатили чудовищную оплеуху. То и дело Рэндом казалось, будто их ветки тянутся к ней, пытаясь схватить, хотя это была всего лишь иллюзия, порожденная игрой теней от ее фонарика.

Вдруг на землю перед ней что-то упало с дерева. Она отпрянула, уронив фонарь и посылку, и схватилась рукой за камень в кармане.

В луче фонарика Рэндом увидела, что упавший с дерева предмет движется. Огромная, причудливой формы тень надвигалась на девочку. Сквозь шум дождя послышались писк и шуршание. Рэндом наклонилась, нашарила рукой фонарь и нацелила его прямо на неизвестную тварь.

И в ту же секунду в нескольких футах от нее на землю плюхнулась еще одна зверюга. Рэндом испуганно перевела луч фонаря на нее. Камень уже лежал в ее руке, готовый к атаке.

Звери оказались на деле довольно мелкими. Маленькими, рыженькими, пушистыми. Тут и третий спрыгнул на землю рядышком. Он приземлился прямо в круг света, так что Рэндом разглядела его очень отчетливо.

Зверек мягко приземлился, повернулся и вместе с первыми двумя медленно, но целеустремленно двинулся к Рэндом.

Она не трогалась с места. Она не выпускала камень из рук, но начала колебаться: очень уж зверьки, в которых она приготовилась его бросать, походили на белок. Мягкие, теплые, пушистые, неотличимые от белок зверьки приближались к ней довольно зловещей походкой.

Рэндом направила свет прямо в глаза первому. Тот испустил агрессивное, полное угрозы, скрипучее ворчание. В передней лапке он держал маленький полуистлевший, сырой лоскуток розового полотенца. Рэндом угрожающе помахала в воздухе своим камнем, однако на белку, приближающуюся к ней с розовым лоскутком полотенца, это не произвело ни малейшего впечатления.

Рэндом попятилась на шаг, недоумевая, что же теперь делать. Если бы к ней приближались клокочущие яростью злобные твари со сверкающими клыками, она без колебаний бросилась бы в атаку, но вот как быть, если на тебя грозно наступает шеренга белок, она просто не знала.

Она отступила еще на шаг: с правого фланга ее начала обходить вторая белка. С чашкой в лапках. Нет, не с настоящей чашкой, а с чашечкой от желудя. Третья пока держалась поодаль. Что там у нее в лапках? Похоже, клочок грязной бумаги, решила Рэндом.

Отступив еще на шаг, девочка споткнулась о корень и растянулась на земле — хорошо хоть, упала не лицом в грязь, а на спину.

Первая белка немедля ринулась вперед и, с холодной решимостью в глазах и лоскутком мокрого розового полотенца наготове, прыгнула ей на живот.

Рэндом попыталась вскочить, но, едва дернувшись, замерла. Белка на ее животе испуганно встрепенулась, что, в свою очередь, напугало Рэндом. Белка застыла, уцепившись коготками за кожу Рэндом под мокрой рубашкой. Потом медленно, дюйм за дюймом, поползла по ее лицу, остановилась и протянула ей лоскуток полотенца.

Ее крошечные блестящие глазки почти загипнотизировали Рэндом. Настойчиво вереща, белка снова и снова протягивала ей полотенце до тех пор, пока Рэндом не взяла его неуверенно. Она была совершенно сбита с толку. По лицу ее стекали струйки дождя и грязи, а верхом на ней сидела белка. Девочка утерла глаза кусочком полотенца.

Торжествующе пискнув, белка схватила полотенце, соскочила с Рэндом, вприпрыжку унеслась в темноту, взлетела на дерево и нырнула в дупло, где и уселась, закурив сигарету.

Тем временем Рэндом пыталась отбиться от двух других белок — с желудевой чашечкой, полной дождевой воды, и бумажкой. Изловчившись, она перевернулась на живот.

— Нет! — крикнула она. — Убирайтесь прочь!

Белки испуганно отпрянули, но тут же вновь бросились к Рэндом. Та с криком швырнула в них свой камень. Белки отшатнулись, нерешительно обежали вокруг нее. Потом одна кинулась к ней, сунула ей в руку свой желудь и ускакала в ночь. Вторая постояла секунду, положила свою бумажку на траву перед Рэндом и тоже исчезла.

Рэндом снова была одна. Она неуверенно поднялась на ноги, подобрала свой камень и посылку, потом подумала и подобрала бумажку, которая так отсырела, что трудно было разобрать, в каком качестве она начала свой жизненный путь. Скорее всего это был обрывок журнала для пассажиров космических лайнеров.

Пока Рэндом пыталась понять, что же это все значит, на поляну, где она стояла, вышел человек, поднял к плечу устрашающего вида бластер и застрелил ее.
В двух или трех милях от нее Артур отчаянно карабкался вверх по склону холма.

Собрался он быстро: только забежал домой за фонарем. Не электрическим — единственный электрический фонарик в деревне взяла с собой Рэндом. Этот походил на штормовую лампу: перфорированный металлический цилиндр из кузницы Стриндера, внутри которого находились сосуд с горючим рыбьим жиром и фитиль из скрученного пучка сухой травы; сверху цилиндр был обернут прозрачной пленкой из кишок Абсолютно Нормального Зверя.

И вот фонарь потух.

Несколько секунд Артур бестолково крутил его в руках. Ясное дело, не стоило и пытаться зажечь его в разгар грозы, хотя попытка не пытка... И все же оживить фонарь не удалось.

Что теперь? Дело ясное, что дело дохлое. Мало того, что промок насквозь, так вдобавок остался без огня в кромешной тьме.

На долю секунды он чуть не ослеп от света, потом вновь оказался в кромешной тьме.

И все же свет молнии помог ему угадать, где он — почти у вершины холма. Стоит подняться еще немного, и... ну там будет видно, что делать дальше.

Он пополз вперед и вверх.

Через несколько минут, задыхаясь, он понял, что долез до вершины. Внизу брезжило неясное свечение. Он не знал, что это, и, честно говоря, знать не хотел. Но теперь надо было превозмочь страх и спускаться вниз. Ничего больше не оставалось.
Струя смертоносного света прошла сквозь Рэндом, а вслед за ней — и сам стрелявший. Не обратив ни малейшего внимания на девочку, сквозь которую буквально просочился, он бросился к своей жертве — кому-то, стоявшему прямо за спиной у Рэндом. Когда девочка оглянулась, тип с бластером, наклонившись к убитому, рылся у него в карманах.

Изображение на миг застыло — и исчезло, чтобы секундой спустя смениться двумя рядами белоснежных зубов в обрамлении огромных, сочных, ярко-алых губ. Сгустившаяся из воздуха исполинская голубая щетка начала, разбрызгивая белую пену, полировать зубы.

Рэндом захлопала глазами — и вдруг догадалась.

Реклама.