Рассказ свидетеля трагедии на горе Эверест сквозь разреженный воздух

На эту последнюю третью ночь в этом месте, я решил поселиться в палатке, которая пустовала после ухода Роба и Майка в базовый лагерь. Энди решил переехать вместе со мной. В два часа ночи я проснулся, разбуженный стоном Энди, сидящего рядом со мной. «Эй, Гарольд» - спросил я, не вылезая из спальника, - «ты в порядке?»

«Я не знаю. Что-то съел на ужин не то» - ответил он, и через секунду дернул молнию, закрывающую вход в палатку, и едва успел высунуться наружу, прежде чем его вырвало. Некоторое время после этого он без движения стоял на четвереньках, наполовину высунувшись из палатки, а потом вскочил на ноги, пробежал несколько метров в спринтерском темпе и рванул штаны вниз. Остаток ночи он провел на улице, избавляясь от содержимого желудочно-кишечного тракта.

Утром измученный и обезвоженный Энди страшно дрожал. Хелен посоветовала ему остаться в Лобудже, чтобы немного восстановить силы, но он отказался от такого предложения. «Я ни за что на свете не останусь в этой поганой дыре» - ответил он с гримасой отвращения на лице. «Я пойду в базовый лагерь вместе с вами, даже если мне придется ползти, черт возьми».

К девяти утра мы собрались и тронулись в путь. Большая часть группы быстро ушла вверх по тропе, а Хелен и я шли позади всех, вместе с Энди, который прилагал непомерные усилия только для того, чтобы передвигать ноги. Снова и снова он останавливался, согнувшись над лыжными палками, чтобы собраться с силами.

Несколько миль наш путь шел то вверх, то вниз между «живых» камней боковой морены ледника Кумбу, прежде чем выйти на сам ледник. Куски шлака, крупный гравий и осколки гранита и тут покрывали поверхность льда, но иногда тропа проходила участки чистого ледника – полупрозрачного вещества, сверкающего как отполированный оникс. Талая вода стекала по множеству каналов на поверхности и в толще льда, создавая призрачно-гармоничный шум, резонирующий в глубинах ледника.

К полудню мы дошли до причудливой вереницы отдельно стоящих ледяных остроконечных башен (самая большая из них высотой в 100 футов ), известных как Долина Призраков. Отточенные мощными солнечными лучами, мерцая кислотными оттенками бирюзового, башни возвышаются над окружающей местностью, словно гигантские акульи зубы. Хелен, не раз проходившая мимо этого места, сказала, что до лагеря теперь недалеко.

Еще через пару миль, в том месте, где ледник делает резкий поворот на юг, мы выбрались на вершину протяженного склона и увидели пестрый городок, состоящий из разноцветных нейлоновых куполов. Более трехсот палаток, вмещающих в себя шерпов и альпинистов из четырнадцати различных экспедиций, раскинулись на покрытом камнями льду. У нас ушло двадцать минут на то, чтобы найти свою группу, в этом разросшемся поселении. Когда мы преодолевали последний подъем, Роб поспешил нам навстречу. «Добро пожаловать в базовый лагерь Эвереста» - сказал он, широко улыбаясь. Альтиметр на моих наручных часах показывал 17,600 футов .
^ ^ ^
Эта искусственная деревня, которая должна была послужить нам домом на следующие шесть недель, располагалась в естественном амфитеатре, образованном склонами окружающих гор. Отвесные стены чуть выше лагеря были покрыты висячими ледниками, с которых в любое время дня и ночи сходили ледяные обвалы и лавины. Через четверть мили на восток, зажатый между стеной Нуптсе и западным плечом Эвереста, стекал нагромождением ледяных обломков ледопад Кумбу. Амфитеатр открыт на юго-запад и, таким образом, большую часть времени залит солнечным светом. В ясные безветренные дни можно было спокойно сидеть на улице в простой футболке. Но стоило солнцу опуститься за Пумори, конический пик высотой 23,507 футов , стоящий к западу от базового лагеря, как температура сразу опускалась на десяток градусов. Каждую ночь, возвращаясь в палатку, я слушал серенаду трещин и разломов, напоминающую о том, что я нахожусь на движущейся ледяной реке.

С грубостью окружающей нас природы резко контрастировали современный блага, присутствующие в лагере экспедиции Адвенче Консалтентс, в доме четырнадцати западников – которых шерпы называли одинаково «участник» или «сагиб» - и четырнадцати шерпов. В нашей общей палатке, которая представляла собой достаточно большую тентовую конструкцию, присутствовали: гигантский каменный стол, стерео система, библиотека и освещение на аккумуляторах, питающихся от солнечных батарей. В коммуникационной палатке, что находилась рядом, имелся спутниковый телефон и факс. Был импровизированный душ, сделанный из резинового шланга и корыта, воду подогревали наши кухонные работники. Свежий хлеб и овощи прибывали каждые два три дня на спинах яков. Продолжая традиции времен английского господства над Индией, установленные первыми экспедициями, каждое утро Чхонгба и его поваренок обходили всех клиентов, подавая прямо к спальному мешку кружку горячего шерпского чая.

Я знал множество рассказов о том, какую помойку устроили растущие с каждым годом толпы желающих взойти на Эверест, и знал о том, что главными виновниками считают участников коммерческих экспедиций. И хотя в 70е 80е годы базовый лагерь и вправду походил на большую мусорную свалку, в последние годы его превратили в относительно опрятное место. По крайней мере, он был самым чистым поселением, которое я увидел с тех пор как покинул Намче Базар. И надо сказать, что благодарить за эту очистку следует как раз коммерческие экспедиции.

Возвращаясь к Эвересту из года в год, гиды более заинтересованы в благопристойном виде лагеря, нежели одноразовые посетители. Частью экспедиции Роба Хола и Гарри Бола 1990 года, была компания по уборке пяти тонн мусора с территории базового лагеря. Параллельно с этим Хол и некоторые другие гиды сотрудничали с министерствами Непала, стараясь выработать политику, которая поощряла бы альпинистов к уборке мусора с горы. В 1996 году, кроме платы за разрешение на восхождение, экспедиции были обязаны вносить залог в 4,000 долларов, который возвращался, только если определенное количество мусора переносилось в Намче или Катманду. Даже бочки из наших туалетов необходимо было удалять из базового лагеря.

Базовый лагерь походил на муравейник. А палатки Адвенче Консалтентс служили своеобразным местом расположения правительства всего лагеря потому, что никто на горе не пользовался таким уважением как Хол. Что бы ни случилось: проблема с шерпами, срочная медицинская необходимость или нужен был совет при выработке тактики восхождения – люди шли к нашей общей палатке, чтобы поговорить с Робом. И он щедро раздавал накопленную годами мудрость даже прямым своим конкурентам, например, самому заметному из всех Скоту Фишеру.

До этого Фишер провел только одну удачную коммерческую экспедицию на восьмитысячник* – это было восхождение 1995 года на Броуд Пик в Карокарумском хребте Пакистана. Он также четыре раза пытался взойти на Эверест и один раз достиг вершины в 1994 году, однако не в роли гида. Весной 1996 года должен был состояться его первый визит на Эверест в качестве руководителя. В команде Фишера было восемь клиентов, также как и у Хола. Его лагерь, легко опознаваемый по гигантскому рекламному знамени Кофе Старбакс (Starbucks Coffee), висящему на гранитной скале размером с дом, располагался в пяти минутах ходьбы по леднику ниже нашего.

Мужчины и женщины, строящие свою карьеру на покорении величайших гор, образуют небольшое замкнутое общество. Хол и Фишер были конкурентами, но оба они являлись выдающимися представителями высотного братства и их пути часто пересекались, так что на определенном уровне они считали друг друга друзьями. Познакомились они в 1980 году в России на Памире, и часто встречались позднее в период с 1989 по 1994 на Эвересте. Оба строили планы совместного восхождения на Манаслу – сложный пик в центральном Непале высотой 26,781 футов. Восхождение намечалось сразу после работы с клиентами на Эвересте весной 1996 года.

Но в 1992 году они имели возможность по- настоящему хорошо узнать друг друга, когда встретились на К2, второй по высоте горе мира. Хол пытался совершить восхождение со своим товарищем и партнером по бизнесу Гари Болом, а Фишер был в экспедиции вместе с одним из лучших американских альпинистов Эдом Вистерсом. Спускаясь с вершины в сильный шторм, Вистерс, Фишер и третий американец Чарли Мэйс встретили Хола, который пытался помочь своему другу. Бол, испытывающий сильный приступ высотной болезни, был почти без сознания и не мог спускаться сам. Тройка американцев спасла Болу жизнь, спустив его в метель по лавиноопасным склонам. (Годом позже он погиб от высотной болезни на склонах Дхаулагири)

Фишеру исполнилось сорок лет. Это был человек мощного телосложения с длинными светлыми волосами, стянутыми в хвост. Он был переполнен какой-то маниакальной энергией. Когда ему было четырнадцать лет он жил в Баскинг Ридж (Basking Ridge), Нью Джерси. Тогда Скот и увидел по телевизору передачу об альпинизме, он был очарован. Следующим летом он поехал в Вайоминг и поступил на курсы выживания, устраиваемые Национальным Институтом Подготовки Инструкторов Экстремальных видов Спорта (НИПИЭС) (National Outdoor Leadership School - NOLS). А окончив среднюю школу, Фишер переехал на запад, чтобы работать в НИПИЭС в качестве инструктора, он сделал альпинизм центром своей собственной вселенной и никогда не жалел об этом.

Когда Фишеру было восемнадцать, он влюбился в одну из своих студенток на курсах НИПИЭС. Ее звали Джен Прайс. Прошло семь лет, они поженились, осели в Сиэтле и у них родились двое детей. Энди и Кейти Роз – им было соответственно девять и пять лет, в 1996, когда Фишер ушел на Эверест. Прайс получила удостоверение пилота, позволяющее ей летать на коммерческих рейсах, и стала капитаном «Аляска Айрлайнс» (Alaska Airlines). Эта престижная и хорошо оплачиваемая работа жены, дала Фишеру возможность не отрываться от занятий альпинизмом. Ее доходы также позволили ему создать в 1984 году компанию Маунтайн Мэднес (Mountain Madness).

Если название компании Хола, Адвенче Консалтентс , отображало методичные поиски лучшей стратегии восхождений, то имя Маунтайн Мэднес было еще более точным отражением стиля Фишера. Уже к двадцати годам он заслужил репутацию альпиниста сорвиголовы. В течение своей альпинистской карьеры, и особенно в ее начале, он пережил ряд неудач, каждая из которых, по всем признакам могла бы быть последней.

По крайней мере, дважды: однажды в Вайоминге и второй раз в Йосемитах, он падал на землю с высоты более 80 футов . Работая младшим инструктором НИПИЭСа в Вайлд Ривер Рэндж (Wild River Range), он провалился в 70ти футовую трещину в леднике Динвуди (Dinwoody). Но самое известное падение произошло во время занятия ледолазанием, когда Фишер был еще новичком в этом деле. Несмотря на недостаточное владение техникой, он решил сделать попытку первопрохода замерзшего каскада водопадов Брайдал Вейл (Bridal Veil) в каньоне Прово (Provo Canyon), штат Юта. Соревнуясь с двумя опытными ледолазами, Фишер потерял равновесие и упал, пролетев 100 футов .

К удивлению присутствующих, он поднялся с земли и сам отошел от стены, получив при падении сравнительно небольшие повреждения. Во время падения трубка клюва ледового инструмента насквозь пробила икру ноги Фишера, а когда клюв вытащили из раны, он вышел вместе с тканями мышцы, оставив в ноге дыру в которую можно было без труда вставить карандаш. Однако, покинув пункт скорой помощи, Фишер решил не тратить свои ограниченные средства на лечение, и вместо этого продолжил занятия альпинизмом и пол года ходил с открытой кровоточащей раной. Пятнадцать лет спустя, он с гордостью показывал мне свой шрам – две гладкие отметины, по обе стороны пяточного сухожилия, каждая диаметром с десятицентовую монету.

«Скот ставил себя за рамки физических ограничений», - вспоминает Дон Петерсон, известный американский альпинист, познакомившийся с Фишером после падения последнего на водопадах Брайдал. Петерсон стал своего рода наставником для Фишера, и следующие двадцать лет они время от времени совершали восхождения вместе. «Его сила воли поражала. Он продолжал путь, невзирая на то, сколько сил на это уходило. Он был не из тех, кто повернет назад только потому, что ногу натер» - говорит Петерсон.

«Скота жгло желание стать великим альпинистом, одним из лучших в мире. В штабе НИПИЭС было некое подобие спортзала, и Скот регулярно посещал его и вырабатывался там так, что его рвало, и он делал это регулярно. Не часто встретишь человека с таким зарядом».

Энергия Фишера, его открытость и бесхитростность, а также почти детский энтузиазм привлекали к нему людей. Неподдельно эмоциональный и несклонный к самоанализу, он обладал яркой магнетической индивидуальностью, и находил друзей повсюду – сотни людей, видевшихся с ним всего раз или два в жизни считали его своим закадычным другом. Кроме того, он был красивым человеком с фигурой атлета и улыбкой кинозвезды, что привлекало к нему представительниц слабого пола, а он в свою очередь, не избегал их внимания.

Будучи человеком с неудержимым темпераментом, Фишер курил много гашиша (хотя не во время работы) и выпивал выше нормы. Задняя комната офиса Маунтайн Мэднес служила для Скота чем-то вроде клуба: уложив детей спать, он любил посидеть там с друзьями, пустить трубку по кругу и посмотреть слайды со своих удалых восхождений.

В 80е годы Фишер, совершил ряд впечатляющих восхождений, который сделали его известным в своем узком кругу, но известности в мировой альпинистской среде не было. Несмотря на направленные попытки, он никак не мог получить спонсорской поддержки, которой пользовались известные альпинисты его уровня. Фишер считал, что многие альпинисты высокого уровня не уважают его.

«Признание было важным для Скота», - говорит Джейн Бромет, его публицист и доверенное лицо, сопровождавшая его в экспедиции Маунтайн Мэднес, чтобы отправлять отчеты о восхождении для Аутсайд Онлайн (Outside online). «Он стремился к признанию. Никто не замечал этого, но его действительно сильно волновало то, как его воспринимают. Он чувствовал пренебрежение к себе, и это его задевало».

Тем не менее, к началу 1996 года, он уже пользовался уважением и считал его заслуженным. И большей частью это признание пришло после его восхождения на Эверест без кислорода в 1994 году. Окрещенная Экспедицией по очистке Сагарматхи (Sagarmatha Environmental Expedition), команда Фишера сняла с горы 5,000 фунтов мусора, что пошло на пользу и окружающей среде и отношениям Фишера с общественностью. А в январе 1996, Фишер стал руководителем громкой экспедиции на Килиманджаро, высочайшую вершину Африки, мероприятие собрало полмиллиона долларов на благотворительность. Таким образом, благодаря этим двум экспедициям, ко времени начала восхождения на Эверест, имя «Фишер» уже достаточно часто упоминалось в средствах массовой Сиэтла, и его альпинистская карьера шла на подъем.

И, конечно, в любом интервью журналисты задавали неизбежный вопрос: как Фишер умудряется совмещать опасности альпинизма и роль мужа и отца. Он же отвечал, что теперь рискует не в пример меньше, нежели во времена своей беспокойной молодости, что теперь он стал более последовательным и консервативным альпинистом. Незадолго до отъезда из Сиэтла Фишер в разговоре с писателем Брюсом Баркотом сказал: «Я на сто процентов уверен, что вернусь… Моя жена на сто процентов уверена, что я вернусь. Она вообще не волнуется за меня, когда я работаю гидом потому, что знает – я все сделаю, как надо. Я считаю, что несчастные случаи происходят только из-за человеческих ошибок, и я собираюсь исключить этот элемент. В молодости я видел много неудач, было много причин, но главной всегда оставалась ошибка человека».

Но, несмотря на все уверения, семье Фишера несладко приходилось из-за его карьеры странствующего альпиниста. Он бесконечно любил своих детей, и когда находился в Сиэтле, уделял семье все свое внимание, но альпинизм отнимал его у жены и детей иногда на несколько месяцев подряд. Из девяти дней рождения своего старшего сына, Фишер присутствовал лишь на двух. Да и, вообще, по словам некоторых его друзей, на момент отъезда Фишера на Эверест, его брак был под угрозой.

Но Джен не считает, что виной их разладам служило увлечение мужа альпинизмом. Она рассказывала, что больше всего их отношения пошатнулись из-за проблем с ее работодателем: Джен стала жертвой сексуальной агрессии на работе и весь 1995 год вела судебную тяжбу с «Аляска Айрлайнс». И хотя, в конце концов, дело закончилось в пользу Джен, само разбирательство было отвратительным процессом, и к тому же в течение большей части года она не получала зарплату. Доходов от альпинистской деятельности Фишера едва хватало, чтобы залатать брешь в семейном бюджете, возникшую после потери стабильного дохода от полетов Джен. «В первый раз, с тех пор как мы переехали в Сиэтл, у нас возникли финансовые затруднения» - жаловалась она.

Как и большинство подобных компаний, Маунтайн Мэднес была с самого момента создания крайне непродуктивна с финансовой точки зрения: в 1995 году Фишер заработал только лишь 12,000 долларов. Однако ситуация менялась, появлялись перспективы, отчасти благодаря возросшей известности Фишера, отчасти благодаря целенаправленным и взвешенным поступкам его компаньона и офис-менеджера Карен Дикинсон, которая компенсировала своей рассудительностью и организаторскими способностями стиль работы Фишера, который предпочитал действовать по наитию. Оценив успехи Хола в восхождениях на Эверест, которые позволили ему назначать гораздо более высокую цену на свои услуги, Фишер решил, что настал час и ему войти в эту реку. И если бы ему удалось повторить достижения Хола, то Маунтайн Мэднес очень скоро стала бы приносить ощутимую прибыль.

Сами по себе, деньги мало значили для Фишера. Он мало заботился о материальном аспекте жизни, но он жаждал уважения, и понимал, что для общества, в котором он живет, деньги являются ключом к успеху.

Через несколько недель после победного возвращения Фишера с Эвереста в 1994 году, я встретился с ним в Сиэтле. Я не очень хорошо его знал, но у нас были общие знакомые, и мы изредка виделись на скалах или альпинистских вечеринках. А на этот раз он схватил меня за рукав и заговорил о своей будущей экспедиции на Эверест, он уговаривал меня пойти с ним и написать статью для «Аутсайд». Когда я ответил, что было бы безумием, мне с моим скудным опытом высотных восхождений пытаться взойти на Эверест, он только сказал: «Эй, роль опыта переоценивают. Не высотное мастерство важно, а высота мысли, брат. С тобой все будет в порядке. Ты уже бывал в таких нездоровых местах, что даже хуже Эвереста. Мы просчитали большое Э, там все провешено. Я тебе говорю, мы построили на вершину дорогу, выложенную желтыми кирпичиками».

Скота понял мой интерес к идее восхождения с ним, и он не прекращал попытки уговорить меня. Каждый раз, когда мы виделись он заводил разговоры про Эверест и постоянно надоедал редактору «Аутсайд», Брэду Ветзлеру. И к январю 1996, во многом благодаря упорству Фишера, журнал был готов послать меня на Эверест, и, как отметил Ветзлер, весьма вероятно в команде Фишера. Для последнего, это звучало как свершившаяся сделка.

Но за месяц до предполагаемого отъезда, Ветзлер позвонил мне и сообщил об изменении в планах: Роб Хол предложил редакции существенно более низкую цену и Ветзлер предложил мне присоединиться к экспедиции Хола. Я знал Фишера и он мне нравился, а про Хола я ничего не слышал, и поэтому отнесся к предложению с неохотой. Но после того, как мой давний товарищ по альпинизму, которому я доверял, подтвердил безупречную репутацию Хола, я с энтузиазмом согласился присоединиться к экспедиции Адвенче Консалтентс.

Как-то раз, уже в базовом лагере я спросил Хола, почему он так хотел, чтобы я пошел именно с ним. Он честно признался, что был заинтересован не во мне и даже не в интересе публики, который могут вызвать мои статьи, а в рекламе, которая стала бы результатом сделки с «Аутсайд».

Хол рассказал мне, что по условиям соглашения с журналом, только 10,000 долларов из суммы оплачиваемой редакцией, уплачивались наличными, а остаток покрывался дорогостоящей рекламой в журнале, направленной на ищущую приключений публику из высших слоев общества – как раз на тех, кто обычно составлял костяк экспедиций Хола. И как он подчеркнул: «Публика американская, а процентов восемьдесят девяносто рынка клиентов коммерческих экспедиций на Эверест и остальные горы «Семи вершин» приходится на штаты. После этого сезона, и после того, как мой приятель Скот стал теперь гидом, у него теперь будет большое преимущество только потому, что он сам из Америки. А чтобы конкурировать с ним на равных мне придется существенно увеличить расходы на рекламу».

В январе Фишер узнал о том, что Хол переманил меня в свою команду – это было для него ударом. Он позвонил мне из Колорадо, был очень расстроен, но сказал, что не намерен так просто сдаться и признать победу Хола. (Фишер как и Хол, не скрывал, что заинтересован не во мне, как человеке, а скорее в сопутствующей огласке и рекламе) Однако, в конце концов, Фишер не решился перебить предложение Хола.

А когда я прибыл в базовый лагерь, как клиент Адвенче Консалтентс, Фишер не держал на меня зла. Я зашел повидать его в лагерь Маунтайн Мэднес и он налил мне чашку кофе, хлопнул по плечу, и мне показалось, что он искренне рад меня видеть.

Некоторые товарищи по команде справлялись с высотой и нездоровой обстановкой еще хуже чем я. Энди, Майк, Кэролин, Лу, Стюарт и Джон страдали от кишечных расстройств, и не вылезали из уборных. Жестокая головная боль изнуряла Хелен и Дуга. Как описывал мне последний: «Как будто тебе гвоздь забивают между глаз».

Это была вторая попытка Дуга взойти на Эверест с Холом. Год назад, Роб развернул Дуга и трех других клиентов всего за 330 футов до вершины, из-за того, что было уже поздно, и гребень был скрыт под мощным слоем нестабильного снега. «Вершина была так близка», - вспоминал Дуг с угрюмой усмешкой. «Поверь мне, не прошло и дня с тех пор, когда я не думал о ней». Хол очень сожалел, что отказал тогда Дугу в возможности покорить вершину и уговорил Хансена сделать еще одну попытку, предложив ему значительную скидку.

Из всех клиентов, Дуг был единственным, кто мог находиться на горе без присмотра профессионального гида. Хотя он сам не был профи, однако, имея за плечами пятнадцать лет восхождений, он мог позаботиться о себе на высоте. По моим прикидкам, если кто-то из нашей экспедиции и должен был взойти на вершину, то это был Дуг, он был сильным, целеустремленным и уже бывал на высотах Эвереста.

Чуть меньше чем через два месяца Дугу должно было исполниться сорок семь лет. Дуг признался мне, что разведен уже семнадцать лет и с момента развода расстался уже со многими женщинами, каждая из которых сдавалась, устав от соревнования с горами за внимание Дуга. За несколько месяцев до поездки на Эверест, Дуг, во время визита к другу в Таксон, встретил женщину, в которую влюбился. Некоторое время они оживленно обменивались факсами, но затем прошло несколько дней без весточки от нее. «Наверное, она одумалась и выкинула меня из головы», - вздыхая, говорил удрученный Дуг. «Она очень хорошая женщина. Я уж было подумал, что она станет моей хозяйкой».

Но тем же вечером Дуг пришел к моей палатке, размахивая лентой факсимильного сообщения, зажатой в руке. «Карен Мэри переезжает в Сиэтл!» - выпалил он возбужденно. «Вау! Это уже серьезно. Мне надо взойти на вершину и выкинуть Эверест из головы пока она не передумала».

Кроме общения со своей новой подругой, Дуг посылал множество открыток ученикам начальной школы «Санрайз», общественного учебного заведения в Кенте, штат Вашингтон, которые продавали футболки, чтобы помочь ему собрать деньги на восхождение. Он показывал мне некоторые из открыток: «У некоторых людей большие мечты, а у других маленькие» – писал он маленькой девочке Ванессе. «Какой бы твоя мечта ни была – главное не переставать мечтать».