Рассказы орусскихнемца х Светлой памяти родителей моих Ивана Фридриховича и Марии Генриховны посвящаю

Деда звали Фридрих Ритчер (Friedrich Ritscher).Родился он в 1878-ом году.

Предки его происходили из города Хамма (Hamm)*, находящегося в округе города Вормса (Worms) исторической земли Рейн-Гессен (Rein-Hessen). Документы, германские и российские, сохранили для потомства некоторые имена. Чтобы поколенная роспись их была нагляднее, присвоим им порядковые номера, начиная от самого старшего из известных предков.

1. Ханс Ритцер (Hans Ritzer), родился в 1600-ом году в городе Хамме, и его жена Элизабет, о которой других сведений нет.

2. Ханс Якоб Ритцер, Хамм, 1627-ой год, и Барбара Вебер, место и год рождения неизвестны.

3. 
   Иоганнес Ритчер (Ritscher)**, Гернсхайм (населённый пункт в 10 километрах от Хамма), 1673-ий год, и Анна-Катарина Эйп (Eyp), Хамм, 1686-ой год.
   
4. 
   Иоганнес Георг Ритчер, Хамм, 1714-ый год, и Элизабет Фейс (Feys), 1717-ый год.
   
5. 
   Иоганнес Георг Ритчер, Хамм, 1737-ой год, и Маргарита Биттель, Хамм, 1739-ый год.
   
6. 
   Рудольф Ритчер, Хамм, 1759-ый год, и Элизабет Шадель, Айх (Eich, населённый пункт в 5-ти километрах от Хамма), 1763-ий год.
   
7. 
   Иоганнес Ритчер, Айх, 1783-ий год, и Барбара Хёрштрас (Hoerstrass), Айх, 1792-ой год.
   

8. Адам-Рудольф Ритчер.

Именно он положил начало моим российским предкам, эмигрировав в 1841-ом году в составе небольшой группы земляков в Россию. Он направлялся в один из очагов немецкой колонизации, называемый Grunau Gebiet, - это в районе города Мариуполя. Здесь 25-ти семействам переселенцев (из них 15 были из его родных мест: Хамма, Айха и Иберсхайма) предстояло основать новую колонию - Мариенфельд. Рудольф должен был стать одним из них. Однако свершиться этому суждено не было. Вскоре по прибытии на место он познакомился с торговцем из Поволжья Адольфом Бремом (Brehm), выходцем из его родных мест. Брем оценил хорошую грамотность и смышлёность молодого человека и взял его себе в помощники. Они вместе уехали в Екатериненштадт, где в 1843-ем году Рудольф женился на дочери своего хозяина Агате-Луизе Брем, 24-х лет от роду. В 1844-ом году у них родился первенец

9. Рудольф-Иоганнес Ритчер.

В 30-летнем возрасте он женился на местной девушке Констанции Штайнвальд (Konstanz Schteinwald), 1854-го года рождения, дочери ремесленника Фридриха Штайнвальда. 15 ноября 1878-го года у них родился сын

10. Фридрих Ритчер. Это был мой дед.

Родители его богатства не нажили, однако дали ему возможность окончить школу 2-ой ступени, и это образование вкупе с природными способностями позволили деду не заниматься ни ремеслом, ни крестьянским трудом, ни тем более подёнщиной. Он стал писарем и долгое время был писарем волостной управы в селе Унтервальден.

Профессия деда требовала от него одинаково хорошего знания и русского, и немецкого языков, во всяком случае, в объёме, достаточном для исполнения далеко не простых обязанностей волостного писаря. Официальное делопроизводство в то время требовалось вести только на русском языке, для переписки же и оформления неофициальных бумаг в немецкой среде использовался родной язык, к тому же не простой латинский, а более сложный готический шрифт.

Умер дед Фридрих молодым, в 1914-ом году во время операции аппендицита, видимо, сильно запущенного.

Мать отца звали Софья Генриховна Геннинг (Henning), родилась она в 1882-ом году, замуж за деда вышла в 1803-ем году.

Её предками, переселившимися из Германии, были Иоганнес Готтфрид Генниг и его жена Мария Шмидт. В 1765-ом году они были обвенчаны в городе Рослау и в том же году прибыли в Поволжье. Город Рослау не был их родиной, туда они заявились из каких-то других мест Германии. Ни об этих, ни о других предках по этой линии сведений не имеется.

У Фридриха Ритчера и Софьи Геннинг было четверо детей: три сына и одна дочь, старшим был мой отец.

Передо мной фотография 1910-го года. На ней – молодые дед с бабкой и трое их сыновей. У деда – небольшие твёрдо смотрящие глаза, невысокий лоб, густые тёмные назад зачёсанные волосы, усы. Одет он в чёрный костюм-тройку, белую рубашку со стоячим воротником и светлым галстуком. Баба Соня в белой кофте с высоким воротом и длинными рукавами, в длинной чёрной юбке с широким поясом. У неё высокая пышная причёска, она выглядит напряжённее, чем дед, и глаза чуть испуганные. Старшие мальчики – в тёмных костюмчиках с большими белыми пристёгнутыми воротниками Семья как семья, всё чинно и прилично. Но говорила про деда мне мать, что был он пьяницей, что и умер-то он только потому, что перед операцией основательно выпил.

Примечания к предыдущей странице.

* Название города – Hamm – происходит от древнегерманского ham, имевшего несколько значений, среди которых главное – место жительства, дом. Генетически сюда же примыкают более позднее немецкое Heim, английское home, даже славянское дом.

** Об изменении фамилии Ритцер в Ритчер – в главе «Кое-что о фамилиях и именах».

После смерти мужа баба Соня распродала, что было возможно из имущества, расплатилась с долгами, устроила сыновей у брата и сестры, а сама с грудной дочерью на руках уехала в Саратов и нанялась санитаркой в клинику доктора А.Л.Грасмика*. Там проработала она до конца гражданской войны (клиника была превращена в госпиталь), после чего вернулась в родной город.

В 20-х годах Софья Андреевна (это привычная форма перевода имени Генрих) вышла замуж за Ивана Ивановича Эрфурта, с которым и прожила до конца своих дней. Сначала они жили в Марксштадте, а в 1934-ом году перебрались в Энгельс, где им была выделена квартира в так называемом соцгороде – новом микрорайоне.

В сентябре 1941-го года Софью Андреевну и Ивана Ивановича выслали в Красноярский край, а через 4 месяца отправили в Дудинку, за полярный круг. Там определили их в рыболовную артель, в которой им было поручено выполнять хозяйственную работу: содержать в порядке барак, стирать одежду, готовить пищу на всю артель. Было очень трудно, но всё-таки им повезло: там они были сыты и не испытали тех унижений, которым подверглось большинство немцев.

В 1950-ом году, когда Софье Андреевне было уже 68 лет, им разрешили уехать из Дудинки, и они с Иваном Ивановичем перебрались на Алтай к дочери, Софье Фёдоровне Кальхерт. В её семье и жили они в дальнейшем.

Умерла Софья Андреевна в 1970-ом году, в возрасте 88-ми лет. Похоронена в Барнауле.

В мои молодые годы говорила мне моя мать, что в роду Риделей велась поколенная запись истории их рода со времени переселения в Россию, что она сама её читала у своего дяди Александра Риделя (видимо, её отец не очень этим интересовался). Она называла мне имена предков и даты, но всё прошло мимо ушей: кого в молодости интересуют подобные пустяки?

Много лет спустя, когда мать была уже тяжело больна, захотел я услышать тот давний рассказ снова. Но она вдруг призналась, что в своё время не записала то, что знала, понадеявшись на память, а потом оказалось, что она почти всё забыла. Из того, что она ещё помнила, складывалась такая картина.

Первым поволжским Риделем, нашим предком, был Иосиф (Joseph) Ридель, в 1766-ом году прибывший в Россию с женой и маленьким сыном 1765-го года рождения, имя которого, как и имя его матери, забылось. Место рождения и германского жительства Иосифа Риделя – город Рослау Саксонского курфюршества. В 1799-ом году родился следующий Ридель, и опять без имени. Его сына, появившегося на свет в 1828-ом году, назвали Готлибом (Gottlieb). Готлиб Ридель взял себе в жёны местную девушку, дочь ремесленника Марию Виншу (Wienschuh), у них было несколько детей, одним из которых был мой дед. Мать моя родилась в 1908-ом году, когда в живых не было уже ни деда Готлиба, ни бабы Марии; своё имя она получила в память покойной.

В книге Карла Штумпа «Die Auswanderung aus Deutschland nach Russland in Jaren
* О докторе А.Л. Грасмике – в очерке «Город Бальцер и его округа».

1763 bis 1862», которую моя кузина Светлана Сапрыгина прислала мне из Германии уже после смерти моей матери, в перечне имён переселенцев в Поволжье имени Иосифа Риделя я не нашёл. Зато там оказалась Мария Ридель, прибывшая в Поволжье в 1766-ом году из Рослау. Чтобы бы это значило?

А значить это могло многое. Первое: списки Штумпа неполны; и в этом пришлось вскоре убедиться, в них занесена в лучшем случае лишь одна четверть поволжских переселенцев. Второе: Мария Ридель – жена Иосифа Риделя, по каким-то причинам не попавшая в список. Третье: Иосиф Ридель умер в самый период переселения, и в Поволжье прибыла только его вдова. Четвёртое: никакого Иосифа Риделя в природе не было, а была согрешившая девица Мария Ридель, убежавшая в Россию от позора и уже на новом месте родившая «незаконного» младенца, получившего её фамилию и ставшего родоначальником екатериненштадтских Риделей; может быть, он-то как раз и носил имя Иосиф. Пятое, шестое… - варианты есть.

Моя кузина Нина Ридель, давно уже живущая в городе Франкентале земли Рейнланд-Пфальц, тоже озаботилась этой проблемой и обратилась в архивы города Рослау. Оттуда ей сообщили, что в книгах записи переселенцев в Россию в 1763-67-ом годах (они сохранились!) имени Иосифа Риделя нет. Дело зашло в тупик.

Только время спустя, почти случайно, с помощью той же кузины Нины удалось кое-что из утраченного восстановить.

Начало поволжским Риделям положил Мартин Ридель, 25-летний сын мельника из баварского городка Ансбаха (Ansbach), который в 1767-ом году прибыл в Екатериненштадт с 20-летней женой Маргаритой, урождённой Экк (Eck), и сыном Михаэлем 1765-го года рождения. Как и большинству переселенцев, ему пришлось заняться землепашеством. У Михаэля, его первенца, в 1799-ом году родился сын Иосиф. Имя жены его осталось неизвестно. У Иосифа (имя его жены также не удалось восстановить) в 1828-ом году появился сын Готлиб. Это был мой прадед. О жене его, Марии Виншу, сказано чуть выше.

Значит, Иосиф Ридель в роду всё-таки был. Но почему моя мать произвела его в родоначальники? Думаю, что я нашёл ответ на этот вопрос, и нашёл совершенно случайно. В номерах 2-81 и 1-82 альманаха «Heimatliche Weiten» был напечатан роман Вильгельма Брунгарда «Sebastian Bauer», повествующий о переселении немцев в Поволжье. Когда-то прочитал я страниц 50 и бросил: прописные истины. Недавно вернувшись к нему, я понял: рано бросил. На 110-ой странице в романе появляется новое действующее лицо. «Ich heise Joseph Riedel, - sagte er, - bin aus dem Sachsischen Land von Stadt Roslau»*. Надо заметить, что этот Иосиф Ридель у Брунгарда – довольно неприятный тип.

Предполагать, что моя мать романа не читала, нелепо. Но вот почему-то она со мной не поделилась, открыв этого литературного Риделя. Я заинтересовался Брунгардом и обнаружил нечто любопытное. Он материн одногодок, сын писаря из села Герцог, учился в Марксштадте, закончил сначала семилетку, потом педагогический техникум. Но и мать моя в то же время училась в этой семилетке. Ну никак не могла она не знать этого Брунгарда! Вывод из этого всего напросился сам собой: это Брунгард был тем парнем, с которым мать, как тогда выражались, «дружила» и которого «оставила с носом» (её слова), когда за ней начал ухаживать мой отец. Очень вероятно, что она что-нибудь рассказала ему о своих предках, и он вспомнил одно имя, когда писал свой роман, и вывел под ним героя явно не положительного: вспомнилась старая обида. Ну а мать, многое о своих предках забывшая, перенесла этого литературного Риделя на почву нашей реальной фамилии.

У Штумпа нашёл я ещё пятерых Риделей, прибывших из Германии в другие районы России; двоих из них звали Иосиф. Странные, надо сказать, совпадения. Но вернёмся к

деду Генриху.

* «Меня зовут Иосиф Ридель, - сказал он, - я из Саксонии, из города Рослау».

Иоганнес-Генрих Ридель был умным, предприимчивым и достаточно для того времени грамотным человеком. Он добрый десяток лет прослужил приказчиком – управляющим у крупного землевладельца Геннинга. В 1908-ом году сам Геннинг умер, и вдова его Терезия начала распродавать и сдавать в долгосрочную аренду доставшиеся ей в наследство земли. 150 десятин из них купил мой дед; поле это располагалось недалеко от города.

Это было время столыпинской аграрной реформы. Местная земская власть была наделена земельными участками, которые сдавались в аренду проверенным крестьянам для организации фермерских хозяйств*. Земская управа пригласила деда на должность управляющего волостным земельным участком (фондом), и он исполнял эти обязанности до 1917-го года. По этой службе в городе деда, чтобы отличить от других Риделей, называли Utschastriedel’ем.

В 1910-ом году, когда в семье было 5 сыновей и 2 дочери, дед решил строить новый дом. Предполагалось, что дом этот должен стать центром жизни всей семьи не только в настоящем, но и в будущем, поэтому в нём должны быть комнаты для каждого из сыновей, куда они могли бы привести молодых жён и жить там до строительства собственного жилья, комната родителей, девичья, гостиная, большая кухня. И дед этот дом построил. Это был большой деревянный особняк на пересечении улиц, стоявший на почти двухметровом кирпичном цоколе. Он имел Г-образную форму, на обеих выходящих на улицы сторонах было у него по семь больших окон. Высота потолков в комнатах – почти 4 метра. Во дворе были сооружены соответствующие дому надворные постройки: кладовые, летняя кухня, дровяник, конюшня, шаер, погреб. Окрашен дом был красной краской и у жителей города имел название «красный дом».

Будучи представителем, как сейчас сказали бы, среднего класса, дед старался дать хорошее образование всем своим детям. Все они после начальной школы посещали школу более высокой ступени, младшие смогли получить среднее образование - Ольга успела окончить гимназию, Иван учился в реальном училище и окончил его уже как советскую школу.

Умер дед Генрих летом 1919-го года от водянки. Похоронили его в семейном склепе, который, конечно, не сохранился: с 1941-го года смотреть за ним стало некому.

Моя бабушка Анна Фридриховна Прахт (Anna Pracht) родилась 22-го сентября 1872-го года. Замуж за деда она вышла в 1890-ом году, когда ей было 18, а ему 30 лет. У них было 8 детей: Александр родился в 1891-ом году, Фридрих (Фёдор) – в 1893-ем, Генрих (Андрей) – в 1895-ом, Густав – в 1898-ом, Ольга – в 1900-ом, Иоганнес (Иван) - в 1903-ем, Мария (моя мать) – в 1908-ом и Минна – в 1916-ом году.

Прожила она долгую и тяжёлую жизнь. Сначала всё складывалось относительно благополучно. И с мужем повезло. И из десяти рождённых ею детей только двое умерли во младенчестве, а это, по меркам того времени, много лучше среднего уровня.

Несчастия начались сразу после революции. В 1919-ом году умер муж, в 1920-ом умерла от тифа Ольга, в 1921-ом убили Ивана, а тиф унёс пятилетнюю Минну. Сама бабушка тяжело болела и в 1920-ом, и в 21-ом году и едва осталась жива. В 1924-ом году умер Александр, у которого был врождённый порок сердца. За 5 лет, с 1919-го по 1924-ый годы, семья потеряла пять человек. Вскоре пришлось расстаться и с домом, в который много сил вложила вся семья.

Эта история и доныне не совсем ясна. По рассказу моей матери, в конце 20-ых годов администрация завода «Коммунист» обратилась к бабушке как владелице дома с предложением произвести его обмен на отдельные квартиры для семей Александра,

Андрея и Густава. Фёдор, обретавшийся в Покровске около власти и лучше других
* Именно тогда в языке поволжских немцев появилось слово Utschastbesitzer (по аналогии с Gutbesitzer – «богач, помещик»), означавшее человека, который смог получить в аренду большой участок земского поля.
сознававший опасность владения крупной собственностью, настоятельно потребовал согласиться с этим предложением. Таким вот образом семейное гнездо Риделей на улице Коммунистической, бывшей Набережной, стало общежитием заводской школы ФЗУ. Бабушка переселилась в семью Андрея, где ей была выделена отдельная комната. По словам Нины, дочери Андрея, случилось это в 1932-ом году.

По заявлению же одного из свидетелей по делу Андрея Риделя на допросе в НКВД, «после революции дом Риделей был национализирован, а остальное хозяйство они успели продать». То есть в конце 20-х – начале 30-х годов дом этот собственностью бабушки уже не был, а принадлежал государству. Мне думается, что так оно и было, а мать моя и кузина ошибаются. Нина сообщила мне также, что она и её сестра Эрика были в июне 1989-го года в Марксе, и дом ещё стоял – в нём было устроено несколько квартир; а при приезде через год обнаружила, что его уже снесли. Значит, дедов дом простоял 80 лет.

С 1936-го года начались новые потрясения. Сначала арестовали зятя – моего отца, в семье которого бабушка тогда жила. В ноябре 1937-го года арестовали Андрея и в том же месяце расстреляли; о расстреле никому: ни жене, ни матери, как и водилось, не сообщили. В 1938-ом году арестовали Фёдора, через год выпустили умирать от чахотки, в последней стадии которой он находился. Бабушка уехала в Покровск ухаживать за ним: жена его оставила. Вскоре не стало и его. Из 8-ми её детей в живых оставалось только двое: Густав и моя мать.

Пришёл 1941-ый год. В Сибирь отправлены почти все родные: сын, снохи, 11 внуков, все родственники из Прахтов. Бабушка осталась в семье моей матери, которую в Сибирь не сослали как жену русского, за которого она перед этим вышла замуж. Из всех выселенных родных уже перед самой смертью, в 1956-ом году, дал ей Бог радость увидеть сына, который после снятия комендатуры сумел приехать в Красноармейск из Новосибирской области.

С 1940-го года до самой своей смерти бабушка жила в нашей семье. Последние 20 лет жизни она страдала ревматизмом, передвигалась с трудом, только с палкой, и практически не выходила за пределы двора.

Верующей она, как я считал, не была, однако иллюстрированная Библия, напечатанная готическим шрифтом, у неё имелась. Однажды я спросил, что изображено на одной из картинок Библии, она стала рассказывать мне историю Иосифа, и я помню, что всё понял. Но я никогда не видел, чтобы она Библию читала. Скорее всего, она делала это в одиночестве, ведь вокруг были одни атеисты. И старенькие очки у неё были.

Невзгоды и болезни переносила она стоически, без жалоб и стонов, тем более демонстративных; была во всём непритязательна и сохранила от прошлого единственную слабость – к кофе. Когда иссяк небольшой довоенный запас натурального кофе (он хранился в 800-грамовой бутылке и расходовался буквально по зёрнышку), она перешла на эрзац: из ячменя, цикория, желудей.

Умерла бабушка Анна Фридриховна 28-го июня 1957-го года, похоронена в городе Красноармейске.

Глава вторая

Отец

Тиран, предатель или узник.

Село Унтервальден (русское название – Подлесное, имелось и второе немецкое, менее употребительное название – Майнгард) расположено на левом волжском берегу, таком же высоком, как и в Екатериненштадте. Оно основано в 1767-ом году как одна из 27 колоний барона Кано де Борегарда. По числу жителей среди немецких материнских колоний Унтервальден считался небольшим селом (в 1912-ом году там проживало 3600 человек), но при этом он был волостным центром Николаевского уезда Самарской губернии.

Детство отца было таким, каким оно было у большинства немецких детей в сельской местности (то, что отец его – писарь, роли не играло): с ранним приобщением к домашнему труду (корова, свинья, козы, куры и огород были обязательной составляющей жизни), вознёй с младшими братьями, со строгостью родителей, с обязательным соблюдением всех религиозных установлений. Но зато Волга вносила в их жизнь такие радости, о каких дети из глубинки могли только мечтать: купание, рыбалка, катание на лодках. Сюда надо прибавить то непередаваемое удовольствие, которое каждый человек испытывает при наблюдении за жизнью реки: пассажирскими пароходами, грузовыми баржами, влекомыми маленькими пароходиками- катерами, огромными плотами сплавного леса или просто за тем, как бесконечно течёт вода. А чего стоят вечера на Волге, когда всё затихает, скрывается в сумерках противоположный берег, начинают плескать крупные лещи и сазаны, а вода такая тёплая, и на берегу весело играет огонёк небольшого костерка. Такие впечатления остаются с человеком на всю жизнь.

В Унтервальдене отец пошёл в школу и проучился там 2 года. После смерти отца в 1914-ом году мать определила его в семью своей сестры Анны Бельц, у которой и своих детей было трое, все девочки: Берта, Мария и Люси. Они жили в Екатериненштадте, там отец продолжил учёбу и в 1916-ом году заверщил курс своего общего образования – 4 класса начальной школы.

У каждого в детстве есть друзья, у кого больше, у кого меньше. Я не знаю имён всех друзей отца, до меня дошли только те, что зафиксированы в протоколах допросов его. Но о допросах – это дальше.

Известные же мне друзья его детства – это Борис Вильгельми, одногодок и одноклассник, с которым он подружился в 1914-ом году, а также Константин Гладилин и Василий Шмелёв, с ними он сошёлся несколько позже, в 1916-ом году.

В октябре 1917-го года партия большевиков совершила государственный переворот и захватила власть в стране. В провинцию же эта власть пришла не сразу, а позднее, в начале 1918-го года, в частности, в Екатериненштадте это случилось в марте. Большевистская же организация была создана только во второй половине года, когда с фронтов явились солдаты, часть из которых оказались большевиками. Несколько позже, чем в других местах России, оформилась и молодёжная коммунистическая организация – комсомол. Первые разобщённые комсомольские ячейки в Екатериненштадте были созданы в середине 1919-го года, но объединились они в областную организацию только в сентябре.

Первыми руководителями областного комсомола были Альфред Шютц и Александр Лоос, а в числе первых городских комсомольцев были Ольга и Иван Ридели, старшие брат и сестра моей матери. В том же 1919-ом году отец, которому было неполных 15 лет, вместе со своими друзьями Вильгельми, Гладилиным и Шмелёвым тоже вступили в комсомол.

Шютц Альфред Эдуардович (1900-1920 годы), сын саратовского аптекаря, уроженца Екатериненштадта, убеждённого социалиста, студент медицинского факультета Саратовского университета. В 1918-ом году пошёл служить в ЧК, вместе со своим отцом принимал участие в подавлении Варенбургского крестьянского восстания («кулацкого», по тогдашней терминологии). Участник 1-го съезда комсомола в Москве, организатор комсомольской организации Немецкой автономной области. В декабре 1919-го года добровольно ушёл на фронт, был зачислен политрабатником в немецкую кавалерийскую бригаду. Убит в бою в феврале 1920-го года.

Лоос Александр Александрович (1900- ?), организатор комсомольской ячейки на заводе Шеферов. После ухода на фронт Шютца и до 1926-го года– первый секретарь Немобкома комсомола. Затем заведующий отделом агитации и пропаганды Немобкома партии и одновременно главный редактор газеты «Nachrichten». В 1934-ом году написал историю создания большевистской организации в РНП, в которой в угоду официальной легенде умышленно исказил эту историю. На момент ареста в 1936-ом году из обкома был уже изгнан и работал директором Немгосиздата. Осуждён на 5 лет и отправлен в Ухтпечлаг. Дальнейшая судьба его мне неизвестна.
Чем они там занимались? Учились военному делу, чтобы по первому требованию советской власти уйти на фронт - и уходили, и погибали там: Альфред Шютц и Иван Ридель, например. Помогали большевистской власти во всех её делах, и добрых, и дурных. Занимались политической агитацией, антирелигиозной пропагандой, а девушки - ещё и созданием женских союзов и детских садов. Разоблачали врагов новой власти – а врагами, то есть недовольными этой властью, было чуть ли не большинство населения. Несли культуру в массы, точнее – им казалось, что несут культуру, хотя сами не владели и её элементами. В деле отца прочитал я, что вместе с Гладилиным участвовал он в «Синей блузе». Это ещё что такое? Пришлось смотреть в энциклопедию. Читаю: «Синяя блуза» - в 20-ых годах в СССР – жанр агитационно-театрального представления, составленного из литературных монтажей, обозрений, сценок, хоровых и танцевальных номеров, основанных на газетном материале и острозлободневных фактах, отражающих производственную и общественную жизнь, международные события». Варлам Шаламов характеризует короче: «Куцый жанр газетных передовиц, пересказанный на театральном жаргоне». Первые коллективы «Синей блузы» организовал в Москве Борис Южанин (Б.С.Гуревич), двадцатилетний футурист. Через 3 года в стране было 400 таких коллективов; в синеблузном движении участвовали Маяковский, Третьяков, Кирсанов, Юткевич; начал выходить журнал «Синяя блуза».

Значит, один из таких коллективов был создан и в Марксштадте. Парень из себя видный, а там и девушки были, ещё и хорошенькие, отец не мог пройти мимо этого действа, к тому же и политически начинённого. А если учесть, что в силу своего характера испытывал он тягу к внешним эффектам, к трибуне, к ораторству, то миновать участия в синеблузных спектаклях он никак не мог.

В конце 1919-го года отец был принят курьером в местную Чека (областное управление Чрезвычайной комиссии РСФСР по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и т. д.), которую возглавлял А.Дотц.