В апреле 1811 г. группа офицеров-креолов, участвовавших в боях против англичан и армии Бельграно, начала подготовку вооруженного восстания с целью отстранения испанской администрации и установления дружественных отношений с Буэнос-Айресом. Согласно разработанному плану первым — в середине мая — должен был выступить гарнизон Итапуа под командованием Ф. Йегроса. Вслед за тем предполагалось поднять крестьян в Кордильерах (эта задача возлагалась на Кабаньяса, владевшего поместьями в том районе) и вести их на соединение с войсками Йегроса, после чего двигаться к Асунсьону. В столице восстание готовили капитан Педро Хуан Кавальеро, прапорщик Висенте Игнасио Итурбе, капитан Хуан Баутиста Риварола и другие молодые офицеры. Они установили связь с рядом сторонников революции из числа гражданских лиц и духовенства, среди которых видную роль играл францисканский монах Фернандо Кавальеро, являвшийся очевидцем майских событий 1810 г. в Буэнос-Айресе. Видимо, через него капитан Кавальеро завязал отношения с Франсией, принимавшим, судя по всему, активное участие в подготовке выступления. Занятие столицы восставшими намечалось на конец мая. После победы революции власть должна была перейти к хунте под председательством Кабаньяса, куда имелось в виду включить Ф. Йегроса, П. X. Кавальеро, Франсию и др. 1 [108]
Желая заручиться поддержкой всех антииспанских сил, заговорщики стремились привлечь на свою сторону приверженцев Буэнос-Айреса — porteñistas. С этой целью они поддерживали контакт с их тайным руководителем, советником губернатора Сомельерой 2 и другими. В начале апреля Итурбе вел переговоры с уроженцем Буэнос-Айреса Марселино Родригесом, который заявил, что успеху восстания способствовало бы освобождение военнопленных. 5 апреля Родригес и два его товарища (один из них — писарь Сомельеры) были арестованы по обвинению в заговоре с целью освободить пленных, содержавшихся на барже. Итурбе и Кавальеро ухитрялись ежедневно передавать им в тюрьму различные сведения 3. Однако раскрытие замыслов Родригеса и его друзей побудило Веласко отправить пленных в Монтевидео. Эта миссия была возложена на капитана Хеновеса, которому губернатор поручил также просить от его имени у вице-короля Элио оружия, денег и согласовать с ним план совместных операций против Буэнос-Айреса 4.
Подготовка к вооруженному выступлению была в разгаре, когда непредвиденные обстоятельства заставили изменить первоначальные планы и действовать раньше намеченного срока. В середине апреля 1811 г. в Итапуа прибыл лейтенант Жозе де Абреу с письмом генерал-капитана Риу-Гранди-ду-Сул Сузы (находившегося во главе полуторатысячной регулярной армии и отрядов ополчения в Сан-Борже), адресованным Веласко. Будучи крайне встревожен его появлением, Йегрос поспешил информировать своих единомышленников в Асунсьоне и, чтобы выиграть время, в течение двух недель, ссылаясь на отсутствие инструкций, задерживал португальского эмиссара в Итапуа. Лишь 9 мая Абреу добрался, наконец, до парагвайской столицы и на следующий день вручил губернатору письмо Сузы от 10 апреля с предложением предоставить в его распоряжение 1500 солдат для совместных действий Парагвая, Банда Ориенталь и [109] португальских войск против Буэнос-Айреса. На заседании кабильдо он разъяснил, что в качестве компенсации за столь «щедрую» военную помощь Парагвай должен признать законность притязаний португальской инфанты Марии-Карлоты-Жоакины на испанскую корону и ее владения в Америке (в частности, на Рио-де-ла-Плате) 5.
После бурных дебатов кабильдо 13 мая постановил принять предложение португальцев 6. Такое решение в корне противоречило инструкции Регентского совета (16 января 1811 г.), предписывавшей ни в коем случае не допускать вступления португальских войск в пределы американских колоний Испании, чем бы оно ни мотивировалось. Однако копия этого документа, отправленная 8 апреля испанским послом в Рио-де-Жанейро губернатору Веласко 7, не дошла по назначению своевременно: она была получена в Асунсьоне почти через три месяца — 1 июля.
Приезд Абреу вызвал сильное волнение среди парагвайцев. Стали распространяться слухи о сговоре Веласко с Португалией и о его готовности признать ее власть над Парагваем. Хотя переговоры с посланцем генерал-капитана Риу-Гранди-ду-Сул велись в глубокой тайне, заговорщики, благодаря Сомельере, имели возможность внимательно следить за их ходом. Узнав о решении кабильдо и о предстоящем 14 мая отъезде Абреу из Асунсьона (отложенном позднее на один день), они поняли, что действовать надо немедленно, пока Суза не получил положительного ответа парагвайских властей 8 и не ввел [110] в страну свои хорошо обученные и снаряженные войска, находившиеся на левом берегу Уругвая — совсем близко от парагвайской границы. К тому же утром 14 мая стало известно, что власти уже знают о существовании заговора. Тогда, чтобы предупредить их и задержать выезд Абреу, было решено выступить в ночь с 14 на 15-е. Поскольку Кавальеро, Итурбе и другие молодые офицеры, находившиеся в столице, не имели необходимого политического опыта, они обратились за помощью и советом к Франсии. По их просьбе он согласился возглавить движение и разработал конкретный план действий 9.
Поздно вечером 14 мая Кавальеро приказал ударить в колокол, и по этому сигналу небольшой отряд под его командованием, почти не встретив сопротивления, занял казармы, находившиеся на расстоянии сотни метров от губернаторской резиденции. Восставшие освободили и вооружили политических заключенных, захватили всю артиллерию и много боеприпасов. Тем временем в штаб-квартире Веласко собрались члены кабильдо, верные правительству офицеры и другие роялисты. Для выяснения обстановки губернатор трижды посылал в казармы надежных офицеров, но Кавальеро отказывался вступать в переговоры. Лишь четвертому посланцу — священнику Каньете — капитан велел передать Веласко, что «утром он все узнает». На рассвете 15 мая Итурбе вручил Веласко письмо за подписью Кавальеро. В нем указывалось, что восставшие, желая предупредить намерение признать власть Португалии над Парагваем, требуют передать им командование асунсьонским гарнизоном и все оружие, находящееся за пределами казарм. Для установления формы правления, которая обеспечила бы безопасность провинции, в столице будет созвано совещание высших должностных лиц. До того времени губернатору предлагалось осуществлять свои функции совместно с [111] двумя соправителями (consocios), назначенными руководителями восстания. Кроме того, Кавальеро требовал немедленно сместить членов кабильдо и ближайших приспешников Веласко и держать их под стражей до решения указанного совещания, а также запретить выезд португальцев из Асунсьона и не выпускать суда из парагвайских портов 10.
Губернатор уклонился от определенного ответа, хотя и не предпринимал решительных действий. Тогда Кавальеро вывел своих людей на улицу и приказал выкатить орудия, которые были направлены на правительственную резиденцию. Часть городского населения присоединилась к восставшим 11. Но они не спешили открывать огонь. Итурбе вторично отправился к Веласко с ультиматумом, содержавшим угрозу начать штурм, если предъявленные требования не будут приняты. Не ответив и на этот раз, губернатор попытался добиться соглашения с Кавальеро и его товарищами при помощи епископа и других духовных лиц. Но те, побывав в казармах, убедились лишь в твердой решимости восставших не идти на уступки. Поэтому, когда Итурбе вновь явился к Веласко и в устной форме потребовал в течение 15 минут согласиться на условия, выдвинутые Кавальеро, угрожая в противном случае началом штурма, губернатор был вынужден капитулировать. Под нажимом Кавальеро он в тот же день издал распоряжения о сдаче оружия населением, введении комендантского часа и запрещении собираться на улицах группами более двух лиц 12.
Вечером 15 мая офицеры, возглавившие восстание, встретились для обсуждения состава нового правительства. После продолжительной и бурной дискуссии они избрали своими представителями, призванными править [112] вместе с Веласко, доктора Франсию 13 и капитана Хуана Валерьяно де Севальоса (испанца по происхождению), которые на следующий день принесли присягу и приступили к исполнению своих обязанностей 14.
Таким образом, в итоге событий 14—15 мая колониальная администрация в лице губернатора-интенданта была, по существу, упразднена и власть перешла к триумвирату, что фактически означало свержение испанского владычества в Парагвае, Хотя это произошло в результате вооруженного восстания, «майская революция» 1811 г. в Асунсьоне обошлась без кровопролития. Ее сравнительно мирный, бескровный характер объяснялся тем, что вследствие широкого распространения патриотических настроений колониальные власти, вызвавшие глубокое недовольство населения и дискредитировавшие себя своей политикой, оказались не в состоянии организовать серьезное сопротивление. Известную роль сыграло и то обстоятельство, что восставшие, маскируя свою подлинную цель, по тактическим соображениям не поставили сразу вопрос о смещении Веласко, а ограничились сперва требованием, чтобы он разделил власть с двумя соправителями. Это позволило на какое-то время дезориентировать и частично нейтрализовать даже происпанские силы или во всяком случае ослабить их противодействие. Однако уже вскоре подлинный смысл происшедших событий стал ясен и политическая обстановка крайне осложнилась. Прежде всего выявились острые разногласия в стане победителей. [113]
Вечером 15 мая признанный лидер местных унитариев (сторонников объединения всех провинций Рио-де-ла-Платы в рамках бывшего вице-королевства под эгидой Буэнос-Айреса) Сомельера, до этого момента в силу своего официального положения советника губернатора державшийся в тени 15, явился в штаб Кавальеро и стал настойчиво советовать находившимся там военным лидерам восстания срочно отправить в Буэнос-Айрес донесение о событиях 14—15 мая. При этом он руководствовался не только заботой о том, чтобы информировать Временную правительственную хунту, но и мыслью, что самый факт посылки такого документа означал бы ее молчаливое признание новым правительством Парагвая. Однако политически неопытные молодые офицеры, неискушенные в дипломатических тонкостях, вероятно, не отдавали себе отчета в возможных последствиях подобного шага. Поэтому они согласились с предложением Сомельеры, составили донесение и поручили Хосе де Марии, не раз выполнявшему функции связного между Парагваем и Буэнос-Айресом, доставить его через Корриентес по месту назначения.
Тем временем в казармах появился Франсиа, за которым сразу же по утверждении его кандидатуры послали на чакру Ибирай. Он категорически высказался против отправки депеши в Буэнос-Айрес, а вместо этого предложил послать туда специального представителя с сообщением о парагвайской революции 16. Смысл его инициативы заключался в том, что идея доклада нижестоящего [114] вышестоящему заменялась миссией от одной равной стороны к другой 17. Доводы Франсии были столь убедительны, что ему удалось добиться принятия своего предложения. В этой первой акции нового правительства нашли отражение тенденции, получившие развитие в ближайшее время.
Кандидатура Франсии в состав триумвирата встретила 15 мая почти единодушную поддержку. Патриоты видели в нем (особенно в отсутствие Кабаньяса и Ф. Йегроса) наиболее авторитетного, опытного в политическом отношении и решительного человека. Сторонники Буэнос-Айреса — унитарии, несомненно, не испытывали симпатий и доверия к Франсии, но, поскольку Веласко формально еще не был устранен с политической арены, считали необходимым противопоставить ему сильную личность, чтобы добиться принятия мер, призванных предотвратить угрозу восстановления колониального режима, а затем совсем удалить бывшего губернатора. Исходя из этих соображений, Сомельера выдвинул 18, а Фернандо Кавальеро энергично поддержал кандидатуру Франсии. В сложившейся обстановке, когда восстание в Асунсьоне пришлось начать ранее намеченного срока и не дожидаясь революционных выступлений на юге и в других районах, открытое выставление лозунга свержения испанского господства привело бы к сплочению роялистов (españolistas) и вызвало бы с их стороны ожесточенное сопротивление. Поэтому политическая комбинация Веласко — Севальос — Франсиа, внешне создававшая иллюзию преобладания испанцев (два против одного) и наличия противовеса влиянию Франсии, в тот момент устраивала всех.
Однако Франсиа сразу же занял в триумвирате доминирующее положение: пассивный и недалекий Севальос во всем с ним соглашался, а перепуганный Веласко послушно подписывал передававшиеся ему бумаги 19. Такая ситуация отнюдь не являлась случайной. Она была обусловлена выдающимися способностями, обширными [115] познаниями, богатым политическим опытом Франсии (многие современники считали его наиболее подготовленным к правительственной деятельности парагвайцем 20), а также той ролью, которую он сыграл в подготовке и ходе «майской революции» 1811 г., 21 Поэтому неудивительно, что политика триумвирата и обнародованные им документы носили ясный отпечаток его взглядов и были подчинены тем задачам, которые Франсиа считал первоочередными.
Положение в Парагвае после событий 14—15 мая оставалось неустойчивым. Хотя реальной властью обладали патриотически настроенные военные, считавшие своими лидерами Кабаньяса и Ф. Йегроса, и примыкавшая к ним группа революционной молодежи (Фернандо де ла Мора, Мариано Антонио Молас и др.), они испытывали постоянное давление со стороны портеньистас и роялистской группировки. Что касается последней, то силы ее были уже в основном сломлены, унитарии же представляли серьезную опасность. Поэтому Франсиа, знавший об их намерениях, став членом триумвирата, в первый же день без обиняков заявил Сомельере, что тот был бы гораздо полезнее у себя на родине, в Буэнос-Айресе 22, т. е. весьма недвусмысленно предложил ему покинуть Парагвай. [116]
17 мая был обнародован составленный Франсией или во всяком случае под его влиянием манифест, формулировавший платформу нового правительства. Оно объявило о своей решимости обеспечить полное благополучие, отстоять свободу, права, достоинство Парагвая и заверило, что не намерено признавать власть Буэнос-Айреса, а тем более какой-либо иностранной державы. Вместе с тем в манифесте выражалась готовность «объединиться и вступить в конфедерацию с Буэнос-Айресом для совместной обороны и обеспечения блага обеих провинций и других стран континента на основе союза, дружбы и согласия, базой которых является равноправие». Гарантируя всем лояльным гражданам защиту закона, правительство призвало к возобновлению торговли. В заключение всему населению (включая ополченцев) предписывалось в течение 24 часов сдать оружие и боеприпасы и строго запрещалось ввозить их в страну извне 23. Этот документ имел чрезвычайно большое значение. Несмотря на обычную в то время оговорку о признании верховной власти Фердинанда VII (дань привычной легитимистской традиции), он, по существу, уже содержал в зародыше идею национальной независимости. Планам подчинения Парагвая и других провинций Рио-де-ла-Платы господству Буэнос-Айреса противопоставлялась мысль о создании конфедерации, все участники которой пользовались бы равными правами 24.
Между тем вслед за революцией в Асунсьоне движение охватило и другие центры, где заговорщики, еще не зная о событиях в столице, действовали в соответствии с ранее намеченным планом. 16 мая войска парагвайского гарнизона г. Корриентес разоружили и арестовали всех испанцев. На следующий день то же самое произошло в Итапуа, и Ф. Йегрос готовился идти на соединение с войсками Кабаньяса. Но утром 18 мая он получил [117] письмо от Кавальеро, после чего немедленно направился в Асунсьон, куда прибыл 21 мая 25.
К тому времени было как раз (опять-таки по инициативе Франсии) составлено послание триумвирата генерал-капитану Риу-Гранди-ду-Сул Сузе, датированное 20 мая. В нем указывалось, что, хотя Парагвай не может признать над собой власть ни Буэнос-Айреса, ни Португалии, его правительство полно желания поддерживать доброе согласие с ними 26. 23 мая этот документ был вручен злосчастному Абреу, и он отправился в путь 27.
Продолжая свой курс на урегулирование отношений с Буэнос-Айресом, триумвират по предложению Франсии 30 мая распорядился вывести парагвайские войска из Корриентеса. Приказ, в формулировках которого ясно ощущалось звучание идей и терминологии «Общественного договора» Руссо, мотивировал данный шаг стремлением убедить «просвещенный народ Буэнос-Айреса» и весь мир в «искренности наших намерений» и в том, что парагвайцы хотят лишь, чтобы уважали их свободу; сами же они не собираются посягать на «драгоценные и неизменные естественные права людей», равно как вмешиваться в дела других провинций, связанные с их внутренним устройством, формой правления и т. д. Вместе с тем, в развитие положений манифеста 17 мая, в приказе подчеркивалась решимость Парагвая не допустить подчинения иностранному владычеству и утраты подлинной гражданской свободы, чему нельзя найти оправдания, особенно если это делается не на основе «какого-либо [118] общественного договора». В документе вновь упоминался принцип «полного равноправия» провинций Рио-де-ла-Платы 28. 6 июня парагвайский гарнизон оставил Корриентес и передислоцировался в Пилар.
Деятельность триумвирата, определявшаяся Франсией, вызывала недовольство со стороны различных политических сил. Происпанская группировка фактически была отстранена от власти и понимала, что ее расчеты на создание контрреволюционного блока в бассейне Рио-де-ла-Платы и военную помощь португальцев провалились. Более того, в результате парагвайской революции выпало важное соединительное звено между двумя крупными очагами активности роялистов — Монтевидео и Верхним Перу. Портеньистас были разочарованы твердой, хотя и вполне дружественной позицией нового правительства по отношению к Буэнос-Айресу. Даже среди патриотов, добивавшихся полной независимости, которым, казалось, должен был импонировать решительный курс триумвирата в этом вопросе, возник разлад. В частности, Кабаньяс, намечавшийся ранее на пост главы революционной хунты, теперь, когда у власти оказался сугубо штатский человек, еще недавно позволивший себе резко критиковать заключенное им перемирие с Бельграно, отказался от всякого участия в государственных делах 29. А поскольку он имел репутацию национального героя и пользовался большой популярностью, особенно среди молодежи, поведение Кабаньяса, естественно, не могло не отразиться на настроениях многих парагвайцев, вследствие чего база нового режима значительно сузилась.
Все это побудило Франсию ускорить подготовку к созыву ассамблеи, которая должна была, по его мысли, официально объявить о смещении губернатора-интенданта, образовать правительство и принять другие меры, необходимые для стабилизации положения в стране. Он разослал повсюду, прежде всего в сельские районы, доверенных людей с поручением разъяснить населению сущность майских событий и вести пропаганду в пользу патриотов 30. [119]
В разгар этих приготовлений в Асунсьон было доставлено адресованное Веласко письмо капитана Карлоса Хеновеса, сопровождавшего пленных в Монтевидео. Отправленное еще 27 апреля из Бахады, оно в конце мая было перехвачено в Корриентесе. Письмо уличало губернатора в сговоре с роялистами Монтевидео и португальцами против надвигавшейся революции в Парагвае31. То был удобный повод для нанесения удара реакционным силам, и Франсиа не преминул им воспользоваться, хотя внешне все выглядело так, будто инициатива исходила вовсе не от него.
9 июня было опубликовано воззвание к парагвайскому народу, подписанное главнокомандующим П. X. Кавальеро, Ф. Йегросом и другими высшими офицерами. В нем указывалось, что упомянутое письмо устраняет последние сомнения относительно преступных намерений врагов Парагвая при поддержке иностранных войск добиться того, чтобы у власти находились Веласко и его «презренные приверженцы и сообщники, тираны свободы Родины». В этой связи авторы обращения, выражая желание мирным путем урегулировать разногласия с Буэнос-Айресом и сохранять дружественные отношения с португальцами, одновременно подчеркивали свою твердую решимость отразить любую попытку вторжения извне, от кого бы она ни исходила. Они обвиняли Веласко и членов кабильдо в действиях, направленных во вред интересам страны и благу ее населения, против союза Парагвая с другими провинциями Рио-де-ла-Платы, «основанного на справедливости и принципах естественного права, являющихся общими для всех». По их вине, отмечалось в воззвании, Парагваю грозят порабощение, гражданская война, упадок торговли и иные бедствия. Поэтому объявлялось о смещении и аресте Веласко и роспуске кабильдо, с оговоркой, что окончательное решение по данному вопросу примет предстоящая Генеральная хунта. До ее созыва функции управления временно возлагались на двух оставшихся триумвиров — Франсию и Севальоса 32.
Судя по содержанию, стилю и терминологии, этот документ, как и предыдущие, составил Франсиа 33. В тексте [120] его присутствовали, наряду с приведенными выше, и такие обычные для него в то время выражения, как «права человека», «общественное благо», «неприкосновенность прав граждан» и т. п.
Устранение роялистской верхушки укрепило позиции патриотов в преддверии ассамблеи. Но к ней готовились и сторонники Буэнос-Айреса, отнюдь не сложившие оружия. Об этом свидетельствовала, в частности, деятельность Сомельеры, который вел среди прибывавших в столицу представителей внутренних районов агитацию в пользу признания Парагваем гегемонии Буэнос-Айреса. Узнав об этом, Франсиа, несмотря на первоначальные возражения военных, все же добился 15 июня их согласия на арест Сомельеры, его брата Бенигно и ряда единомышленников 34, подорвав, таким образом, позиции и того течения, которое ориентировалось на буэнос-айресскую хунту. Благодаря этим «превентивным мерам» к началу работы ассамблеи на парагвайской политической арене практически не осталось организованных сил, противостоявших патриотам и программе, намеченной Франсией в указанных выше документах.
Утром 17 июня в помещении правительственной резиденции открылась Генеральная ассамблея, которую условно можно назвать «собранием нотаблей». То был довольно узкий круг специально приглашенных временным правительством именитых жителей столицы и ее окрестностей — землевладельцы, купцы, предприниматели, адвокаты, чиновники, офицеры, духовные лица,— а также представителей этих слоев общества (т. е. имущих классов), прибывших из различных районов страны 35. По существу ассамблея представляла собою нечто вроде традиционного кабильдо абьерто. Общее число присутствовавших составляло около 300 36. Председательствовали Франсиа, Севальос (как предусматривалось манифестом 9 июня) и П. X. Кавальеро37, секретарем являлся [121] Хасинто Руис, ранее ведавший канцелярией губернатора. Заседание началось с оглашения текстов документов от 17 и 30 мая, 9 июня и перехваченного письма капитана Хеновеса. Затем был зачитан доклад, представленный от имени Франсии и Севальоса, как членов временного правительства (его написал, несомненно, Франсиа). В нем обосновывалась правомерность революции 14—15 мая, характеризовались ее цели и задачи, стоявшие перед ассамблеей.
В результате революции, избавившей парагвайцев от угнетения, деспотизма, унижения, неминуемой деградации, указывалось в докладе, они обрели свободу и завоевали право самим распоряжаться своей судьбой. Но не следует забывать о прошлых бедствиях и невзгодах, чтобы избежать их в будущем и воздвигнуть непреодолимую преграду против злоупотреблений властью. Специальный раздел посвящался изложению принципов общественного договора, народного суверенитета, неотчуждаемых прав человека — в духе идей Руссо. В нем говорилось, что природа создала всех свободными и равноправными. Люди «поступились своей естественной независимостью, избрав начальников и должностных лиц и подчинившись им во имя собственного счастья и безопасности, однако, как только это потребуется для достижения указанной цели, власть следует считать возвращенной народу, или, вернее, она принадлежит ему постоянно». При помощи оружия и силы можно подавлять и душить человеческие права, но нельзя их уничтожить, «поскольку естественные права не могут ограничиваться, особенно средствами насилия и принуждения. Каждый человек рождается свободным, и история всех времен доказывает, что он терпит угнетение лишь, пока его слабость не позволяет воспользоваться правом на независимое существование, дарованным ему при сотворении Верховным Существом» 38.
Далее в докладе констатировалось, что в связи с отсутствием органа, который провинции Испанской Америки могли бы безоговорочно рассматривать, как
Достарыңызбен бөлісу: |
