Революция и диктатура в парагвае


Глава 5. ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА ФРАНСИИ



бет8/27
Дата25.02.2016
өлшемі4.01 Mb.
#18570
түріУказатель
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   27

Глава 5.
ВНЕШНЯЯ И ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА ФРАНСИИ


Примерно с середины 1824 г. обстановка в Парагвае начала стабилизироваться. Волна репрессий пошла на убыль. Аресты стали гораздо более редким явлением, а смертные приговоры и казни — единичными. Прекратилась вакханалия доносов. Многие арестованные были освобождены 1. Диктатор сместил ряд должностных лиц, чинивших произвол по отношению к населению, а кое-кого даже наказал 2. В условиях некоторого смягчения режима Франсиа говорил своим приближенным, что в [183] недалеком будущем парагвайский народ получит известную свободу 3.

Переход к более умеренному курсу сопровождался усилиями покончить с вынужденной изоляцией. Франсиа довольно скоро понял, что полный разрыв экономических связей создает значительные трудности и, в частности, сопряжен с опасностью ослабления обороноспособности страны. Чтобы отразить возможное нападение врагов, требовались оружие, боеприпасы, снаряжение, а их в Парагвае не хватало. Страна нуждалась и в некоторых других товарах. Следовательно, сохраняя жесткий контроль над внешними сношениями республики, необходимо было найти какую-то отдушину, которая позволила бы на определенных условиях импортировать наиболее дефицитные товары, наладить хотя бы ограниченный товарообмен с соседями.

Первые признаки назревавших перемен обнаружились еще в 1822—1823 гг. во внешнеторговой области. С января 1822 г. возобновились эпизодические рейсы судов, доставлявших в Пилар оружие, боеприпасы, книги и журналы, кофе, масло, уксус, вино, соль, ткани, железо из Буэнос-Айреса и Санта-Фе. Обратным рейсом они везли йербу-мате, табак, кожи, хлопок. Франсиа строго регламентировал порядок речной торговли. Все корабли, следовавшие в Парагвай, возле Курупайти (севернее границы) встречал конвой, сопровождавший их до Пилара. Здесь производился таможенный досмотр и образцы привезенных товаров вместе с накладными и прейскурантами посылались в Асунсьон. Лично проверив качество изделий и продуктов, Франсиа утверждал, а иногда произвольно снижал оптовые и розничные цены. Время от времени парагвайским судам разрешалось плавать до Корриентеса и даже дальше на юг 4.

Однако неустойчивая политическая ситуация на Рио-де-ла-Плате, непрерывные междоусобные войны, характер отношений Парагвая с Буэнос-Айресом и прибрежными [184] провинциями, отсутствие регулярности торговых связей заставляли парагвайское правительство искать другие возможности. Пока Бразилия оставалась португальской колонией, она не могла стать экономическим партнером Парагвая. Но после того как в сентябре 1822 г. образовалось независимое бразильское государство5, появились более благоприятные перспективы.

11 февраля 1823 г. в Канделарию прибыли из Сан-Боржи купцы Антунес и Артаэта, вручившие субделегату округа Мисьонес Хосе Норберто Ортельядо письмо полковника Сесара — командующего войсками одноименной бразильской провинции, расположенной по левому берегу Уругвая. В этом послании, датированном 1 февраля, выражалось желание торговать с пограничными районами Парагвая 6. Ортельядо немедленно переслал письмо Франсии, который уже 17 февраля отправил субделегату ответный текст с тем, чтобы тот его подписал и передал по назначению. В ответе сообщалось, что парагвайское правительство, выступая за свободу судоходства по Паране и ведения торговли во всех портовых городах республики, открывает для коммерческих целей доступ в порт Итапуа на правом берегу Параны 7. Получив это письмо, Сесар поблагодарил Франсию, а 5 апреля по поручению диктатора государственный секретарь Парагвая Матео Флейтас в свою очередь выразил признательность бразильскому офицеру 8.

Обмен посланиями в феврале — апреле 1823 г. положил начало торговле в Итапуа9, не прекращавшейся до конца диктатуры. На протяжении многих лет эта торговля являлась основным каналом, соединявшим Парагвай [185] с внешним миром, а Итапуа, по выражению X. П. Бенитеса, играл роль «второй столицы» 10.

Парагвайское правительство установило чрезвычайно строгий режим, жестко регламентировавший торговые отношения с Бразилией, и детально разработало их процедуру. Бразильские коммерсанты со своими товарами обычно переправлялись через р. Уругвай в районе Сан-Боржи и затем сухопутным путем добирались до Параны. Транспортные средства они оставляли на южном берегу реки, в Канделарии, а груз при содействии парагвайских властей перевозили на северный берег, в Итапуа. Там он поступал на таможню, где производился тщательный досмотр и составлялась подробная опись товаров каждого купца. Эти реестры и образцы изделий отправлялись в Асунсьон. Франсиа лично знакомился с ними, устанавливал цены, размеры пошлин и условия продажи. Только после этого приехавшие в Итапуа бразильцы могли наконец начать торговлю.

На первых порах бразильцы предпочитали продавать привезенное (ткани, продукты питания, медикаменты, сельскохозяйственные орудия, металлы, изделия из стекла, фаянсовую посуду, оружие, боеприпасы, порох и т. д.) за наличные деньги, а сами почти ничего не покупали. Такой неэквивалентный обмен, сопровождавшийся утечкой из страны крупных денежных сумм 11, был, конечно, крайне невыгоден Парагваю, и правительство Франсии поспешило принять решительные меры. 4 ноября 1825 г. оно возобновило запрет на вывоз денег за границу 12, в связи с чем бразильские купцы вынуждены были в обмен на свои товары довольствоваться в основном местной продукцией и скотом. Только при мелких торговых сделках им позволялось получать наличными небольшие суммы в пределах, необходимых для уплаты экспортных пошлин и покрытия расходов по пребыванию в Итапуа. Главе администрации этого города предписывалось предупредить приезжих коммерсантов, что в случае [186] нарушения установленных правил торговля будет прекращена 13.

Парагвайцам разрешалась лишь продажа собственной продукции, причем только жители Итапуа и близлежащих округов Юти 14 и Боби имели право без особых ограничений продавать бразильцам крупный рогатый скот 15, кожи, продовольствие, спиртные напитки, сласти, сигары. Что же касается населения других районов, то торговать в Итапуа могли лишь те, кто получал специальные лицензии. Они требовались также для продажи йербы-мате (которая должна была составлять не менее трети привозимых в Итапуа товаров) и табака. Такая лицензия выдавалась по предъявлении удостоверения от местных властей о том, что данный человек — «добрый слуга отечества и предан святому делу свободы». Рыночная стоимость парагвайских продуктов тоже контролировалась государством, установившим минимум цен на йербу-мате и табак. Испанцам участие в этих коммерческих операциях запрещалось при любых обстоятельствах 16.
* * *

Франсиа хорошо понимал, что более или менее регулярная торговля с одной Бразилией 17 (объем которой был к тому же не слишком велик) недостаточна для удовлетворения даже минимальных потребностей Парагвая. В поисках выхода из создавшейся затруднительной ситуации он решил попытаться наладить торговые, а также дипломатические отношения с некоторыми европейскими державами, прежде всего с Англией — экономически наиболее развитым в то время государством. Эта идея впервые [187] пришла ему в голову значительно раньше, но тогда, в 1814 г., ее не удалось реализовать 18.

Спустя 10 лет Франсиа вновь предпринял попытку (на сей раз весьма настойчивую) «прорубить окно в Европу». Важнейшим шагом в этом направлении явилась отправка в первой половине (предположительно в апреле — мае) 1824 г. специальной миссии в Англию. Поскольку нам до сих пор не удалось обнаружить никаких упоминаний о столь существенном факте ни в источниках, введенных в научный оборот, ни в исторической литературе, считаем целесообразным проанализировать интересные материалы прессы, относящиеся к данному вопросу.

Революционные события в Латинской Америке весьма широко и подробно освещались в европейской печати первой половины 20-х годов XIX в. Особый интерес они вызывали в Англии, где в связи с обозначившимся перевесом сил в пользу испаноамериканских патриотов заметно усилилось стремление признать независимость молодых государств, образовавшихся в Западном полушарии. В конце 1823 — начале 1824 г. в Буэнос-Айрес, Монтевидео, Боготу, Мехико и другие города были направлены британские консулы, а в Колумбию и Мексику — дипломатические миссии. В Лондон стали один за другим прибывать латиноамериканские представители. На протяжении 1824 г. в Англии велась подготовка к официальному признанию Мексики, Колумбии и Буэнос-Айреса (которое последовало 31 декабря). В этих условиях английская пресса уделяла огромное внимание положению в Латинской Америке. Сообщения о последних новостях оттуда публиковались почти ежедневно всеми крупнейшими газетами. На их страницах регулярно помещались пространные корреспонденции из Буэнос-Айреса, Монтевидео, Рио-де-Жанейро, [188] Пернамбуку, Лимы, Кито, Каракаса, Боготы, Мехико, Гаваны и др.

На этом фоне особенно бросалось в глаза полное отсутствие в течение ряда лет какой-либо газетной информации о Парагвае, хотя интерес к этой далекой стране был в Европе достаточно велик и еще больше возрос, когда стало известно (правда, со значительным запозданием) об аресте Бонплана. Но внезапно столь длительное молчание было нарушено. 21 августа 1824 г. в «Морнинг кроникл» появилась краткая редакционная заметка, в которой сообщалось, что «г-н Бонплан, знаменитый ботаник и спутник Гумбольдта, все еще является пленником в Парагвае, где он был задержан более двух лет назад». В тот же день заметку перепечатала вечерняя «Сан», 23 августа — лондонские «Таймс» и «Морнинг пост», а затем ряд парижских и других газет 19.

23 августа «Морнинг кроникл» опубликовала большую анонимную статью «Парагвай» 20, автор которой безусловно был хорошо осведомлен о положении в стране (либо на основе собственных наблюдений, либо располагал свидетельствами очевидцев) и явно склонен к апологии режима Франсии. Ниже мы коснемся содержания статьи и вопроса о том, кто ее написал. Пока же обратим внимание на упоминание в тексте об отправке в Европу двух парагвайских судов с товарами и специальным эмиссаром 21. Статья сопровождалась примечанием, где, в частности, указывалось, что материалы, из которых почерпнуты содержащиеся в ней сведения, находятся в распоряжении редакции, вследствие чего последняя ручается за их достоверность. На следующий день лондонский корреспондент аугсбургской «Альгемайне цайтунг» сообщил о прибытии парагвайских судов и эмиссара, упомянутых [189] в вышеуказанной статье22. Правда, уже 27 августа он заявил, что эта информация не подтвердилась, так как никаких данных о приплывших из Парагвая судах не поступало и даже в известном Регистре Ллойда они не фигурируют23. Но не прошло и месяца, как парижская «Журналь де деба» напечатала корреспонденцию от 18 сентября из Лондона, в которой говорилось, что там бросили якорь два корабля с грузом товаров, отправленные непосредственно из парагвайской столицы Асунсьона. Неделю спустя это сообщение поместила и «Альгемайне цайтунг» 24.

Из сказанного следует, что в августе 1824 г. в Лондон прибыли парагвайские торговые суда и представитель правительства Франсии для ведения переговоров об установлении экономических и иных отношений с Англией. Появление статьи в «Морнинг кроникл» несомненно было как-то связано с приходом этих судов: видимо, некий пассажир либо привез уже готовый текст, либо дал интервью корреспонденту газеты. Последнее маловероятно, так как статья производит впечатление не экспромта, а тщательно подготовленного и заранее написанного материала.

Такой вывод обусловлен не только наличием цифр и других фактических данных, которые было бы трудно удержать в памяти, но и самим характером изложения, явно подчиненного вполне определенной цели: убедить читателей в том, что Парагвай является «чудесным садом» и «Аркадией Нового Света». Рассказывая о его природных богатствах, плодородии почвы, прекрасном климате, трудолюбии и честности населения, характеризуя порядки, установленные в Парагвайской республике под властью ее правителя, как образец справедливого и разумного устройства общества, обеспечивающего всеобщее равноправие и благополучие, политическую стабильность и экономическое процветание, автор подчеркивал, что торговля с этой страной сулит огромные барыши.

Кто же мог написать столь панегирическую статью? Судя по всему, это — человек, который в период диктатуры (по крайней мере, до конца 1823 — начала 1824 г.) [190] жил в Парагвае, либо во всяком случае был так или иначе связан с кем-то находившимся там.

В условиях изоляции парагвайского государства от внешнего мира люди, имевшие возможность передавать или получать информацию, были буквально наперечет. Число проживавших в стране иностранцев являлось незначительным 25, причем все они находились под бдительным надзором властей. К тому же с 1819 г., когда был выслан француз Сагье, до апреля 1825 г. Франсиа не выпустил из Парагвая ни одного иностранца. Можно, конечно, допустить, что кто-либо из них, оставаясь там, каким-то неизвестным нам способом тайно передал за границу сведения о положении в республике, но трудно себе представить, чтобы те, кого диктатор насильственно задерживал в Парагвае, симпатизировали ему и его режиму. Даже Ренггер и Лоншан, отмечавшие положительные моменты в деятельности Франсии, давали ей в целом достаточно критическую оценку.

Среди иностранных дипломатов, которые в те годы время от времени вступали в контакт с парагвайским правительством, прежде всего следует назвать британского генерального консула в Буэнос-Айресе Вудбайна Пэриша26.

Прибыв 31 марта 1824 г. в лаплатскую столицу, он 6 апреля получил экзекватуру 27 и сразу же развил бурную деятельность. По его инициативе был создан специальный комитет (куда вошли крупнейшие английские купцы Буэнос-Айреса), подготовивший в июле доклад о состоянии торговли на Рио-де-ла-Плате. Особый раздел этого документа посвящался Парагваю. В том же месяце Пэриш обратился к Франсии с просьбой разрешить выезд из страны находившимся там англичанам. Но отношение консула к парагвайскому диктатору было крайне враждебным. 30 июля 1824 г. он писал министру иностранных дел Англии Каннингу, что полностью солидаризуется с положениями упомянутого доклада, где говорилось о [191] деспотизме Франсии 28. Важным источником сведений о Парагвае являлась для Пэриша также тенденциозная информация одного из Робертсонов 29. В дальнейшем британский дипломат характеризовал Франсию как тирана, установившего царство жестокости и произвола, не имеющих равных в истории30, и т. д. Следовательно, статья, восхвалявшая «верховного диктатора», никак не могла исходить от Пэриша.

С декабря 1823 г. по март 1824 г. в пограничном городе Корриентесе находился эмиссар буэнос-айресского правительства Гарсия де Коссио, добивавшийся разрешения приехать в Асунсьон. Однако его неоднократные обращения к Франсии но этому поводу оказались, как уже отмечалось, безрезультатными. Кратковременное пребывание в Итапуа Ж.-Б.-Р. Грансира, направленного Институтом Франции с целью убедить диктатора освободить Бонплана 31, завершилось после опубликования статьи.

Пожалуй, единственным иностранным наблюдателем, который с точки зрения своей осведомленности и личного отношения к Франсии в принципе мог бы быть автором этой статьи, являлся… сам Бонплан. Став жертвой произвола «верховного диктатора», будучи по его воле на протяжении многих лет пленником, он, как ни странно, не испытывал ненависти к Франсии и впоследствии очень сдержанно отзывался о нем и о своей жизни в Парагвае. Вспоминая о встрече с ученым в мае 1832 г., через год с небольшим после отъезда Бонплана из Парагвая, У. П. Робертсон писал: «Г-н Бонплан покинул Парагвай без всякого чувства отвращения к Франсии, которое вполне естественно могли бы вызвать действия последнего, и говорил о нем с философским спокойствием, сожалея лишь снова и снова о том, что нет никаких шансов получить разрешение диктатора на возвращение в Парагвай» 32. Едва очутившись за пределами республики, [192] Бонплан сообщил одному из своих буэнос-айресских друзей, что там он «вел жизнь настолько счастливую, насколько это возможно, когда лишен всякой связи со своей страной, семьей и друзьями», а также отметил благожелательное отношение к себе со стороны Франсии и местных парагвайских властей 33. В письме ботанику Делилю, написанном под свежим впечатлением о пребывании в Парагвае, ученый заметил: «Я столь же доволен и бодр, каким Вы меня знали в Наварре и Мальмезоне. Хотя у меня нет столько денег, меня любят и уважают все, а это для меня подлинное богатство» 34. Он с удовлетворением писал Гумбольдту о том, что имел возможность в течение длительного времени непосредственно изучать великолепную флору Парагвая 35.

Вероятно, для человека его склада, поглощенного исключительно наукой и далекого от политики, даже вынужденное пребывание в стране, где он мог заниматься интересными научными изысканиями и пользовался всеобщим уважением окружающих, не являлось большим лишением. К тому же Бонплан не испытывал материальных трудностей. Вопреки утверждению одного из его первых биографов, А. Брюнеля, будто в Парагвае ему едва хватало на жизнь 36, по словам самого естествоиспытателя, одна только врачебная практика вполне обеспечивала его средствами к существованию. Что же касается разлуки с близкими, то нельзя забывать о том, что семейная жизнь Бонплана сложилась неудачно и он еще в 1820 г. разошелся с женой. Покинув Парагвай, ученый не захотел вернуться в Европу и до конца своих дней прожил в Южной Америке, ставшей для него второй родиной.

Тем не менее предположение, будто автором рассматриваемой статьи был Бонплан, вызывает серьезные возражения. Во-первых, в статье содержатся такие подробные детали и цифровые данные, которые при отсутствии газет и книг вряд ли могли быть известны человеку, жившему в глуши, вдали от городских центров и лишенному свободы передвижения. Во-вторых, как мог Бонплан передать эту информацию за границу, если [193] единственной «оказией» являлась, видимо, отправка кораблей в Европу, о которой ни он, ни другие иностранцы, находившиеся в Парагвае, скорее всего и не подозревали? Ведь даже Ренггер и Лопшан, пользовавшиеся гораздо большей свободой и имевшие личный доступ к «верховному диктатору», не упоминают в своей книге об этом факте. Последний вопрос выдвигается на первый план и в том случае, если речь идет о любом другом возможном авторе, коль скоро ясно, что статья написана очевидцем или на основе сведений, полученных непосредственно из Парагвая.

В свете указанных обстоятельств публикация в «Морнинг кроникл» могла бы принадлежать перу человека, выпустившего в Англии несколько позже (в ноябре 1826 г.) другое анонимное сочинение о Парагвае под властью Франсии 37, в котором утверждал, будто лично наблюдал многие описываемые события, а относительно остальных располагает достоверной информацией. Автором этой брошюры есть все основания считать видного деятеля южноамериканского освободительного движения, боливийского публициста и дипломата Висенте Пасоса Канки, с 1825 г. постоянно жившего в Лондоне38. Однако Пасос Канки обосновался в английской столице уже после появления газетной публикации. Главное же — сравнительный анализ обоих произведений убеждает, что они написаны разными лицами 39.

Анонимная статья в «Морнинг кроникл» была, по всей вероятности, подготовлена либо инспирирована кругами, близкими к парагвайскому правительству (может быть, к ее опубликованию причастен посланный в Англию [194] эмиссар, имя которого нам неизвестно). Кстати говоря, филадельфийская газета, печатая в сокращенном виде этот материал, отмечала, что «вышеизложенное сообщение исходит, без сомнения, от представителя Парагвая» 40. Учитывая же, что Франсиа не терпел никакой «самодеятельности» даже со стороны высших должностных лиц, вполне возможно, что он лично написал или продиктовал, либо по крайней мере просмотрел и отредактировал этот текст.

В пользу обоснованности такого допущения говорит многое: восторженное описание парагвайской природы, хозяйства, счастливой жизни населения, довольно точное изложение обстоятельств установления консулата и диктатуры, идеализация Франсии и его политики, тезис о полной гармонии между народом и правительством, заявление о желании парагвайцев завязать отношения со странами Европы 41 и в то же время подчеркивание их твердой решимости сохранить свою государственную самостоятельность. В статье встречаются столь типичные для Франсии мотивировки действий и планов правительства степенью подготовленности и политической зрелости граждан. Так, проведение реформ ставится в зависимость от осознания народом их необходимости. Запрет издания политических сочинений характеризуется как временная мера, которая будет отменена с повышением уровня народного образования и преодолением отсталости населения. Далеко не случайным представляется полное отсутствие в тексте каких-либо упоминаний о Бонплане, хотя его судьба крайне волновала общественность и прессу Европы и Америки. Трудно объяснить эту «фигуру умолчания» иначе, чем сознательным стремлением парагвайского правительства обойти неприятную и щекотливую тему.

Вместе с тем в статье имеются весьма важные сведения, которые не подтверждаются другими источниками или даже противоречат им, а в отдельных случаях явно не соответствуют действительности. Неправильно, например, утверждение об освобождении рабов, так как закон об отмене рабства и запрещении работорговли был [195] издан в Парагвае уже после смерти диктатора. При нем же многие состоятельные люди, как и раньше, имели по 10, 20, 30 рабов42. Более того, рабский труд стал применяться даже несколько шире: на некоторых «эстансиях родины», мануфактурах и других казенных предприятиях работали подчас «государственные рабы» (esclavos del Estado) 43. Характеристика Франсии как продолжателя политики иезуитов вряд ли согласуется с рассказом Робертсонов о его резких замечаниях по их адресу (по словам братьев, он называл иезуитов «хитрыми плутами», Игнатия Лойолу считал одним из самых наглых и хитрых людей, а изгнание ордена расценивал как величайшее благо для Парагвая) 44.

Вопреки известным свидетельствам очевидцев и прочим документам анонимный автор сообщает о наличии избираемого населением Государственного совета и порядке проведения выборов, о полном юридическом равенстве граждан, об издании Франсией временного свода законов, о выборности всех должностных лиц сверху донизу и отсутствии вознаграждения за их службу, о создании в провинциях государственных торговых компаний с целью стимулирования внешней торговли, о сдаче на откуп бывшего имущества иезуитов, о накоплении крупных денежных сумм в парагвайской казне и т. д.

Разумеется, другие авторы вполне могли, зная эти факты, по тем или иным причинам просто умолчать о них. Вместе с тем нельзя забывать, что Франсиа, направляя торговую миссию в Европу, был крайне заинтересован в создании за океаном наиболее благоприятного представления о Парагвае. Предпринятая в статье попытка обрисовать положение страны в самых радужных тонах, явно приукрашивая действительность, заставляет допустить и возможность прямых отклонений от истины, продиктованных намерением сыграть на вкусах и политических симпатиях европейской публики. С этой точки зрения уверения [196] автора об экономическом процветании Парагвая, поощрении правительством внешней торговли, гарантии политических свобод и гражданских прав, существовании представительной формы правления, освобождении рабов без ущерба для их владельцев 45 и т. п., видимо, адресовались определенным кругам британского общества. Не исключено, однако, что Франсиа и в самом деле собирался со временем осуществить то, о чем говорилось в статье, т. е. что этот документ содержал элементы своего рода программы действий, формулировал идеал, к достижению которого субъективно вполне искренне стремился в конечном счете «верховный диктатор».

Таким образом, если доставленные в Лондон товары должны были, по мысли Франсии, наглядно продемонстрировать возможный ассортимент парагвайского экспорта, то статья о положении в Парагвае имела, как можно предположить, в основном пропагандистское и рекламное назначение. В свете этого вопрос о степени достоверности приводимого в ней фактического материала остается пока открытым. Едва ли он может быть решен без привлечения дополнительных данных, которые в первую очередь следует искать в архивах и прессе.

Парагвайская миссия в Англию носила отнюдь не случайный или изолированный характер. Она была частью продуманной внешнеполитической кампании, о чем свидетельствуют и некоторые другие акции правительства Франсии, преследовавшие аналогичные цели и предпринятые в ответ на соответствующие шаги британской дипломатии.

Установление консульских отношений с Буэнос-Айресом 46 оживило интерес деловых кругов Англии к этому важному рынку сбыта и источнику сырья. Тамошняя



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет