Часть 1. Неуклонное продвижение

Часть 1. Неуклонное продвижение

В то время как благовестие и возникновение церквей стало основной заботой новозаветной церкви, в IV в. на фоне внезапно возникшей свободы проступили всевозможные теологические проблемы. Христианские лидеры были поглощены борьбой с ересями, посягавшими на чистоту веры извне, а внутри возникали самые разнообразные доктринальные противоречия. Теологи изобретали новые символы веры, а церковные советы спорили обо всем, начиная с божественности Христа и кончая вопросом о том, имеет ли женщина душу. Истинное значение спасения и необходимость распространения Благой вести практически игнорировались.

Вторжение варваров и последовавшее за этим падение Римской империи, однако, положили быстрый конец всем подобным перебранкам. Западная Европа была в полном хаосе, и потребовался талант и способности такого выдающегося человека, как Григорий Великий, римский епископ 590-604 гг., чтобы стабилизировать обстановку в церкви и вновь оживить миссионерскую деятельность. Он увидел необходимость политических союзов и установил такую модель церковно-государственного сотрудничества, которая просуществовала несколько столетий. Он понимал, что церковь не сможет существовать среди враждебно настроенных народов без военной помощи их светских правителей.

Карл Великий (742-814), могущественный король франков, выделяется среди других правителей своей военной поддержкой христианства. Ни один другой король ни до, ни после него не придавал такого значения объяснению и распространению Библии. Король Карл расширил круг действия номинального христианства на огромные территории Европы и оказался первым деятелем, который во времена Каролингского возрождения побудил народ к овладению грамотой и самой разнообразной христианской деятельности.

Христианское движение в союзе с такими правителями, казалось бы, внедрялось в области срединной Европы, заселенной варварами. Но в то же время оно быстро теряло почву под ногами под мощным натиском ислама, когда эта новая религия захлестнула мир с востока через Палестину и Африку и пришла в Испанию. Мусульмане были остановлены военной мощью в битве при Туре в 732 г., и в этих странах большая часть правителей рассматривала силу как единственно реальный ответ на столь всеобъемлющую угрозу. Началась эпоха крестовых походов (1095-1291), названная Ральфом Уин-тером "самым массовым и трагически неверным истолкованием христианской миссии во всей истории", направленных на возврат утраченных позиций. Накал крестовых походов постепенно ослабевал, освобождая огромные ресурсы миссионерских сил для выполнения их основной задачи.

Однако нет никаких оснований считать, что в Средние века не существовало истинно миссионерской деятельности. Кельты и ариане проводили замечательную евангелическую работу, приводя в церковь огромное количество варваров. Позже монахи Римской католической церкви сыграли значительную роль в проповеди Евангелия среди варваров. Особое влияние на развитие миссионерского движения оказали бенедиктинцы посредством организации своих миссий в отдаленных районах; но постепенное накопление больших богатств в этом ордене привело его к упадку - не только в плане отвлечения монахов от духовных проблем, но и потому, что их монастыри стали главной целью набегов викингов.

Нападения готов, визиготов (вестготов) и вандалов, приведшие Римскую империю к упадку, оказались чуть ли не кроткими по сравнению с более поздним наступлением викингов. Эти морские воины "стали бичом Англии и всего континента", по словам Герберта Кейна (Herbert Капе). "Их набеги на монастыри и церкви были настолько опустошительными, что какое-то время казалось, будто они грозят уничтожением миссионерства во всей английской церкви". "Ирландский вулкан, извергавший пылкий огонь благовестия в течение трех веков, - пишет Уинтер, - охладел почти до точки остывания". Разрушение монастырей, однако, не уничтожило евангельского свидетельства. "Феноменальную силу христианства", указывает Уинтер, невозможно уничтожить: "победители были побеждены верой своих пленников. Именно монахов обычно продавали в рабство, либо девушек-христианок заставляли выходить за поработителей замуж или становиться их наложницами, что в конце концов оказало свое влияние на северных дикарей". Тем не менее наступление викингов нанесло сокрушительный удар по прочности как кельтских, так и римских традиций на Британских островах и в Центральной Европе.

Уничтожение библейских рукописей в монастырях и церквах отрицательно сказалось на миссионерском движении, но были и другие факторы, которые, несомненно, стали еще большим препятствием благовествованию в Средние века. Церковное руководство на протяжении большей части средневековой истории пребывало в печальном положении. Власть папства еще задолго до этого вызывала нарекания, а в X в. моральное состояние этой власти достигло самой низшей точки. Иногда папы являлись самыми большими негодяями в обществе. Папа Стефан IV (умер в 772 г.) судился со своим усопшим предшественником, посадив труп его в кресло лицом к синоду. Сам же он был посажен в тюрьму, где менее чем через год был убит по приказу своего соперника-католика. Подчас папы, занимая эту должность, открыто совершали аморальные и противозаконные действия. Великая схизма XIV и XV вв., приведшая к избранию двух, а иногда и трех пап, не изменила качественно ни образ папства вообще, ни духовное состояние церковного руководства. [Схизма, или Великий Раскол, - в Западной Европе так называется период 1378-1417 гг., когда обострение конфликта папства с рядом стран (Францией, Германией, Англией) привело к одновременным выборам нескольких пап. - Примеч. пер.]

Но если эта политическая форма христианства была слишком занята другими проблемами, чтобы подумать о миссионерском движении, такой же далекой от благовестил оказалась и академическая традиция. Теоретическая, ориентированная на философию теология Средних веков, известная как схоластика, занимала лучшие умы церковных деятелей. Образование перестало ставить перед собой практические цели и сконцентрировалось на проблеме примирения догмы с рассудком. "С неустрашимой уверенностью, - пишет Филипп Шафф (Philip Schaff), - эти занятые умы размышляли о высоких материях, находили спорные вопросы и отвечали на них, пропускали через огонь критики все принятые догмы, чтобы выявить их несгибаемый характер. Это были рыцари теологии... Философия... была их служанкой... диалектика - их мечом и копьем".

Положительным моментом явилось то, что начался процесс очищения церкви. Было предпринято несколько попыток реформировать папство - где-то более, а где-то менее успешно. Произошли значительные реформы в монашестве, что в результате привело к более активному движению в области евангелизации. Реформа Клюни, начавшаяся в 910 г. в аббатстве Клюни в центральной Франции, явилась основой духовного обновления в монашестве. За этими реформами последовало вдохновенное служение Бернарда Клервоского (1090-1153). Возникновение цистерцианцев усилило евангелизационную активность в Европе. Однако наибольшего развития римские католические ордена достигли благодаря работе проповедующих монахов, которые оказали значительное влияние на миссионерское движение в церквах к концу Средневековья. Францисканцы (члены ордена, основанного в 1209 г.), доминиканцы (1216), а позже и иезуиты (1534) насаждали церкви и монастыри в Европе и по всему миру.

Реформация XVI в. внесла свежую струю в развитие христианской жизни, к сожалению, мало сделав для благовестия ранее необращенным людям. Духовное возрождение в Европе привело значительную часть населения к осознанной вере, но необходимость нести ее другим народам не воспринималась верующими как обязанность и потребность. Протестанты вели борьбу за собственное выживание (к сожалению, друг с другом), и Великое поручение было предано полному забвению.

Протестантская Реформация, как и другие реформаторские движения в истории церкви, с трудом сохранила свою духовную жизнеспособность. Энтузиазм Лютера, Кальвина, Меланхтона и Цвингли во многих случаях не шел дальше мертвого формализма римских традиций, и протестантские церкви во многих регионах стали лишь переименованными придатками государства. Но, независимо от того, насколько низко пала церковь, всегда оставались те, кто искал в своей жизни более глубокое духовное предназначение. Анабаптистское движение, охватившее братские и меннонитские церкви, привнесло тепло в религиозную атмосферу Европы и вылилось впоследствии в еще более значительное евангелическое пробуждение, повлиявшее в XVII и XVIII вв. на все западные церкви. Пиетизм на континенте и евангелические движения в Британии и Америке привели к возрождению христианства, на основе которого возникло усиление стремления к миссионерской деятельности. Пиетисты и их моравские последователи разошлись по всему миру, а христиане в Британии и Америке начали действовать, исходя из духовного долга по отношению к коренным жителям Америки.

Такая преданность делу миссионерского движения стала вдохновляющим фактором. Появился новый импульс, побуждающий людей к исполнению Великого поручения. Близился рассвет современного протестантского миссионерского движения, который произошел лишь после столетий неопределенности. Развитие шло неуклонным, пусть медленным и неровным, курсом, со взлетами и падениями. Тогда еще трудно было предположить, что христианство когда-нибудь станет самой многочисленной и самой многоликой общемировой религией.

Глава 1. Ранние века: благовестие в Римской империи

Христианство и миссионерство. Эти два понятия неразрывно связаны между собой. Интересно задуматься над тем, что было бы с христианством сегодня без развития миссионерского движения, возникшего после Пятидесятницы и продолжавшегося в течение нескольких последующих веков. Может быть, как и зороастризм, оно стало бы загадочной религией древних, малоизвестной за пределами страны возникновения, предметом исследования ученых мужей. Однако с самого момента возникновения христианство отличалось от всех других религий. Сердцевиной этой веры явилось повеление нести Благую весть до самого края земли.

Поколение после Пятидесятницы перевернуло мир вверх дном - распространяя христианство за пределами Палестины до Рима и далее, практически до каждого крупного города во всей Восточной империи. "То, что началось как иудейская секта в 30 г. н. э., - пишет Дж. Герберт Кейн, - к 60 г. выросло в мировую религию". Вдохновленные руководством таких великих христиан, как Петр и Павел, гонимые за пределы страны преследованиями (и разрушением Иерусалимского храма в 70 г. н. э.), многие одаренные и просто обыкновенные проповедники рассеялись по всему миру, неся с собой Христову весть. "Каждый христианин, - пишет Стефан Нейл (Stephen Neill), - стал свидетелем", и "самым значительным фактом является анонимность тех ранних миссионеров". Их имена не найти в миссионерских летописях и на надгробных плитах. И все же именно они добились наибольшего успеха среди миссионеров всех времен.

К счастью, для первых миссионеров условия были почти идеальными. По сравнению с последующими поколениями этих людей, часто встречавшими почти непреодолимые препятствия, ранние благовестники работали в условиях, которые буквально вымостили путь для их служения. В самой Римской империи в первые века нашей эры существовала великолепная возможность передвижения. Прекрасно обустроенные римские дороги служили открытым приглашением к путешествию, и относительный мир, воцарившийся в тот период, делал такое путешествие еще привлекательнее. Кроме того, в отличие от миссионеров более позднего периода, ранним благовестникам не нужно было долгие годы изучать чужой язык. Греческий язык считался универсальным языком общения во всей империи, и христиане легко могли говорить о Евангелии везде, где бы они ни находились.

Другим фактором, обеспечившим христианское свидетельство язычникам, явилась доступность проповеди в синагогах. Книга Деяний снова и снова упоминает о проповеди благовестия в иудейских синагогах во время общественных собраний. Это позволило христианским идеям посеять семена на территории всей империи за время жизни чуть больше одного поколения после смерти Христа. Хотя преследования были повседневной трагичной реальностью, все же существовали условия для публичного обсуждения любых вопросов в римском обществе. Возможность воспринимать новые идеи позволяла людям стремиться к чему-то большему, чем безличная и бессильная мистическая религия языческих богов.

Христианство проникло в римский мир пятью основными путями: работа проповедников; личное свидетельство верующих; деяния праведности и милосердия; вера, проявленная в гонениях и смерти; интеллектуальные размышления и споры ранних апологетов.

Судя по рассказам современников, христиане первых веков повсюду делились своей верой с другими. Когда двери синагог оказались для них закрытыми, учение и проповедь были продолжены в частных домах, обычно странствующими проповедниками. Евсевий Кесарийский, историк ранней церкви, рассказывает о самоотверженности некоторых странствующих евангелистов в начале II в.:

"В то время многие христиане чувствовали, что их души вдохновлены святым Словом, и ими владело страстное желание совершенства. Их первым действием, направленным на исполнение назиданий Спасителя, было продать свое имущество и раздать его бедным. Затем, покинув родные дома, они отправлялись исполнить свой долг свидетелей, проповедуя Слово веры тем, кто ничего о нем не слышал, вверяя им книгу божественных Евангелий. Они довольствовались тем, что закладывали основание веры среди иноземцев. Затем они назначали других братьев пасторами и возлагали на них ответственность за духовный рост тех, кого они привели к вере. Потом они уходили к другим народам и нациям с благодатью и помощью Бога".

Возможно, еще более значимым, чем проповедь странствующих проповедников, был поток свидетельств, проистекавший из повседневной жизни верующих. "В то время каждый христианин был миссионером, - писал Джон Фоке (John Foxe) в своей классической работе "Книга мучеников" ("Book of Martyrs"). - Солдат старался завербовать новобранцев для воинства небесного; стражник старался привести своего узника к Христу; рабыня нашептывала Евангелие в уши своей госпоже; молодая жена умоляла своего мужа принять крещение, чтобы их души пребывали вместе и после смерти; каждый, кто испытал радость пребывания в вере, старался привести к ней и других". Самые строгие критики христианства признавали их страстное проповедническое рвение. Одним из таких критиков был Цельс, с пера которого в те времена сорвалась не одна злобная и обличительная речь. Подобных речей, направленных против христианства, в те времена существовало много. Его рассказы о христианах, хотя и не всегда точные, утверждают: "Они ставят целью убедить в своей правоте лишь ничтожных и презренных людей, идиотов, рабов, бедных женщин и детей. Они ведут себя как шарлатаны или попрошайки; они не осмеливаются обратиться к аудитории интеллигентных людей... но если увидят группу молодежи, рабов или оборванных нищих, они подходят к ним и стараются привлечь внимание этой толпы. То же происходит в частных домах. Там можно увидеть чесальщиков шерсти, сапожников, прачек, людей безграмотных и невежественных".

Несмотря на то что такое свидетельство было очень важным, молчаливое свидетельство христианского милосердия имело еще большее значение в деле распространения Благой вести. Христиане проявляли удивительную любовь к людям. Наиболее яркие свидетельства об этом представлены опять же не самими христианами, а критиками христианства. Император Юлиан, эллинист, был озабочен тем, как бы приверженцев его религии не затмили христиане, к которым он обращается, как к "атеистам": "Атеизм в значительной степени преуспел благодаря тому служению с любовью, которое они оказывают посторонним людям, и через их заботу о погребении мертвых. Безобразие, что нет ни одного нищего еврея и что безбожные галилеяне заботятся не только о собственных бедных, но также и о наших; в то время как те, кто принадлежит к нам, безуспешно ждут помощи, которую должны были бы оказать мы".

Свидетельство, которое христиане являли в своей жизни, становилось очевидным и в смерти. До IV в., когда император Константин публично выбрал своей религией христианство, преследования были совершенно реальной угрозой для тех христиан, что открыто признавали свою веру. Хотя количество мучеников не было так велико, как утверждают некоторые историки, а вспышки гонений происходили время от времени и даже тогда имели достаточно локальный характер, все же ни один христианин не мог чувствовать себя в полной безопасности от возмездия официальных властей. После мученической смерти Стефана они поняли, что таким может оказаться и их конец - отрезвляющая мысль, исключавшая из их числа номинальных христиан. Огонь преследований очистил церковь, а смелость, проявленная невинными жертвами, стала тем зрелищным свидетельством, которого не могли не заметить неверующие зрители. Существует множество "достоверных случаев обращения язычников, - пишет Нейл, - что происходили в самый момент свидетельства приговоренных к смерти христиан". Этот фактор подтверждает убеждение апологета II в., Тертуллиана, говорившего о том, что "кровь мучеников является семенем церкви".

Гонения и мученичество привели многих неверующих к Христу, действуя на их эмоции. Других, напротив, привлекали своим воздействием на их интеллект рассуждения и хорошо продуманные аргументы ранних апологетов. Христианство, в отличие от других религий римского мира, родилось не из мифов и магии. Оно основывалось на реальных исторических фактах. Многие из первых христиан, начиная с апостола Павла в Афинах, осознавали, что один этот фактор может быть козырной картой в их свидетельстве образованным языческим философам. Такие защитники веры, как Ориген, Тертуллиан и Иустин Мученик, оказали огромное влияние на процесс более логического и разумного подхода к христианству, что помогло некоторой части интеллигенции также прийти к вере.

Но животворящая евангельская проповедь первых двух веков истории церкви стала тускнеть к началу IV в., времени правления императора Константина. Христианство стало государственной религией, и опять церкви заполнились номинальными христианами, которых мало интересовали духовные вопросы, а больше - политика и общественный престиж. Христианство стало модным. Простые домашние церкви сменились сложными сооружениями, а символы веры заменили спонтанные свидетельства и молитвы. Казалось, возникла необходимость в наступательном благовестии - по крайней мере, в цивилизованном римском мире.

На задворках империи невежественные варвары угрожали стабильности римского государства. Поэтому перспектива обращения их в христианство стала первостепенной задачей государственных чиновников, рьяно поддерживавших политику наступательного благовестия, проводимую такими проповедниками, как Мартин, епископ Тура. Он был солдатом IV в., ушел в монастырь, а затем отправился распространять евангельскую весть по всей сельской Франции. Некоторые из ранних и наиболее выдающихся зарубежных миссионеров, однако, никак не были связаны с государством или церковью в Риме. Ульфила (сторонник арианства), Патрик и Колумба (оба кельты) не имели прямых связей с римской церковью или государством (хотя их евангельское служение сделало какую-то часть территории Европы более восприимчивой к римской системе). Их основной задачей была проповедь Евангелия, сопровождавшаяся духовным ростом. Такая цель в последующие века чаще становилась второстепенной.

Исходным моментом христианских миссий явилась, конечно же, новозаветная церковь. Испуганные и колеблющиеся ученики, разбежавшиеся в часы агонии своего Учителя на кресте, получили силу Святого Духа в день Пятидесятницы. В этот самый момент и зародилось миссионерское движение. Самый подробный и точный отчет о новом миссионерском движении содержится в Книге Деяний, где апостол Павел стоит особняком от других, в то время как Петр, Варнава, Сила, Иоанн Марк, Филипп, Аполлос и другие играют очень важную роль. Кроме Писаний, нет других источников информации о первых христианах, за исключением того, что передавалось из поколения в поколение через предания, и в некоторых из них утверждается, что ученики Христовы сами понесли евангельскую весть другим народам. По преданию, Матфей отправился в Эфиопию, Андрей - в Скифию, Варфоломей - в Аравию и Индию, в Индию же отправился и Фома.

Наиболее достоверные из этих ранних преданий, по-видимому, касаются истории Фомы. Из истории следует, что Фома ослушался призыва Господа идти благовествовать на Восток. За такое открытое неповиновение его увезли в Индию, где он наблюдал за строительством дворца царя Гун-добара. Далее предание сообщает о том, что, пребывая в услужении у царя, Фома все свои усилия направил на распространение Благой вести, а не на строительство дворца - преступление, за которое он попал в тюрьму. В конце концов Фоме удалось убедить самого царя, и тот уверовал и крестился. Хотя многие подробности этого рассказа кажутся выдуманными, основной смысл повествования вполне может содержать зерно истины. Группа "христиан святого Фомы" на юго-западе Индии до сих пор проводит свои богослужения в древней церкви, которая, по преданию, была основана Фомой. И теперь археологические раскопки установили факт реального существования царя Гундобара, который правил в Индии в I в.

Апостол Павел, несомненно, стоит в ряду величайших миссионеров ранней церкви. Он, по словам Кеннета Скотта Латуретта (Kenneth Scott Latourette), "сразу стал героем, образцом для подражания и источником вдохновения для тысяч своих последователей". Многие считают его величайшим миссионером всех времен, человеком, исполнившим выдающееся служение, заложившее основы христианства. Это учение пустило такие глубокие корни, что они обеспечили его развитие и стабильную прочность на многие последующие поколения. С чисто человеческой точки зрения, однако, Павел является фигурой, в меньшей степени вызывающей благоговение, чем может вообразить какой-нибудь его восторженный поклонник. Во многом он был самым обыкновенным человеком, сталкивавшимся с самыми обыкновенными проблемами, которые одолевают любого миссионера.

Библейская история жизни и служения Павла всем хорошо известна. Рожденный в семье иудеев в Тарсе, он вырос и превратился в строгого фарисея, отчаянно сопротивлявшегося культу Иисуса, в котором видел угрозу иудаизму. Он был очевидцем мученической кончины Стефана, и первосвященник наделил его полномочиями задерживать таких еретиков. Он следовал в Дамаск для выполнения этой миссии, когда неожиданно и чудесным образом обратился сам. И с этого момента Павел стал самым энергичным благовестником христианской церкви I в.

Миссионерские путешествия приводили его в города всего средиземноморского мира, где он самым успешным образом закладывал основание истинных церквей.

Выдающиеся достижения Павла в деле миссионерского продвижения привели к тому, что некоторые исследователи данного вопроса призывают основательно, если не точно, скопировать его методы сегодня. Роланд Ал-лен (Roland Alien) в своей книге "Миссионерские методы: Святого Павла или наши?" ("Missionary Methods: St. Paul's or Ours?") твердо настаивает на этом, поскольку методы Павла оказались продуктивными:

"Менее чем за десять лет святой Павел основал церкви в четырех провинциях империи - Галатии, Македонии, Ахаии и Азии. До 47 г. н. э. в этих провинциях церквей не было; в 57 г. н. э. святой Павел мог говорить о том, что его работа там завершена. Это воистину удивительный факт. То, что церкви основывались так быстро, так надежно, сегодня кажется нам, привычным к сложностям и трудностям, неопределенности и неудачам, катастрофическим повторениям одних и тех же ошибок, почти невероятным. Многие миссионеры более позднего времени обращали к вере большее количество людей, чем святой Павел; многие проповедовали Слово на территории большей, чем он; но никто не мог так основывать церкви. Мы давно забыли, что такое возможно... Сегодня, если человек осмелится предположить, что в методах святого Павла может быть что-то такое, что позволяло ему получать такие поразительные результаты, и что эти методы заслуживают нашего внимания, а может быть, и использования, он рискует быть обвиненным в революционных тенденциях".

Аллен указывает, что Павел, в отличие от множества миссионеров последующих времен, вел свою работу в больших и важных населенных пунктах - центрах торговли и политического влияния, откуда Евангелие быстро разносилось в более отдаленные районы. Он умел охватить вниманием людей, принадлежавших ко всем слоям общества, обеспечивая тем самым широкое основание для церкви. Кроме всего прочего, он основывал независимые церкви, а не миссионерские посты. Он "не собирал прихожан, он насаживал церковь", избегая "сложной", "зарубежной системы церковной организации". Сегодняшние исследователи видят возможность применения методов Павла и в других областях. Дж. Кристи Уилсон (J. Christy Wilson) в своей книге "Today's Tent-makers" утверждает, что миссионеры должны обдумать преимущества служения в других странах, иметь определенную профессию, обеспечивая себя всем необходимым и благовествуя, основывая церкви так, как это делал Павел.

Не только методология Павла, но и те испытания, через которые он прошел, могут являться примером для современных миссионеров. Павел испытал почти все виды страданий, преследований и трудностей, кроме тюремного заключения и наказания плетьми: "Три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе. Кроме посторонних приключений, у меня ежедневное стечение людей, забота о всех церквах" (2 Кор. 11:25-28). Картину страданий Павла дополняло то, что он был отвержен и учениками Христа, принявшими его только после того, как на его защиту встал Варнава, и иудейскими вождями, с которыми он раньше был тесно связан. И наверняка он страдал от одиночества, не имея жены, не имея семьи.

Павел старался противостоять межличностным конфликтам, подобным спору с Варнавой о допустимости использования Иоанна Марка в качестве спутника-миссионера. Разгорелся острый спор, Павел поссорился с Варнавой, и возникла другая миссионерская группа; Варнава отправился в путешествие со своим племянником Иоанном Марком, а Павел уехал с Силой. Столкновение с проблемой культурных и религиозных традиций также ставило Павла в затруднительное положение. Вопросы потребления в пищу идоложертвенного, необходимость обрезания, соответствующий день богослужения были теми острыми и животрепещущими темами, которые он открыто рассматривал. К разрешению всех конфликтов он подходил скорее с точки зрения терпимости и снисходительности, чем закона, что используется всеми последующими поколениями миссионеров. Апостол Павел предложил настолько эффективный образец проповеди заблудшим овцам, что успехи и неудачи миссионерской работы с тех пор объясняются либо строгим соблюдением, либо отклонением от его личного примера и общих указаний, оставленных им.

Как и многих смелых христианских проповедников, последовавших за ним, Павла ожидала жестокая кончина. Согласно преданию, он встретил мученическую смерть вместе с Петром и многими другими христианами во время жестоких преследований при императоре Нероне в 64 г. н. э. Даже смерть Павла явилась примером, воодушевляющим последующие поколения не дорожить своей жизнью, ибо если они пострадали ради Христа, то они и царствовать будут вместе с Христом.

Несгибаемая вера христиан первых веков существования церкви выступает как сияющий образец преданности на фоне языческого мира. Как можно было твердо стоять перед лицом смерти и утверждать, что распятый Иисус есть Бог, если это было мифом или мошенничеством? Такое абсолютное доверие невидимому Богу казалось феноменом, никогда ранее не виданным. В чем заключался источник такой силы и смелости? Многие люди начали свой путь к вере с ответа на подобные вопросы.

Одним из первых широко известных мучеников в годы, последовавшие за новозаветным периодом, был Поликарп, любимый епископ верующих в Смирне. "Он был почитаемым человеком, - пишет Ф. Ф. Брюс (F. F. Вшсе), - последним звеном, связывавшим тех, кто видел Христа во плоти, ибо он сидел у ног Иоанна, Его любимого ученика". Как и когда он стал христианином, неизвестно, но в начале 11 в. он исполнял успешное служение в Смирне. "Рабы, местные аристократы и... люди, служившие проконсулу", входили, по словам У. Фрейда (W. Н. С. Frend), в состав его "тесно сплоченного и хорошо организованного прихода".

Его служение против язычества поражало своей мощностью настолько, что он прослыл по всей Малой Азии "атеистом" - "азийским учителем, разрушителем их богов". По мнению язычников, он прославлял мертвого человека, и его волнующие службы об учении и чудесах, совершенных Иисусом, о которых он знал из первых рук от Иоанна, особенно выводили из себя язычников. Источником раздражения также являлись его писания. Единственным документом, написанным им и сохранившимся до наших дней, является Послание к Филиппинской церкви, в котором центральное место занимает учение о Христе. "О Христе он говорит в высоких выражениях, как о Господе, Который восседает одесную Бога и Которому все подчинено на небесах и на земле".

Около пятидесяти лет Поликарп, как епископ, оказывал сильнейшее влияние на окружающих людей. И все же, судя по словам Элиот Райт (Elliott Wright), "он был нежнейшим... из всех людей... прекрасный образец для научения смирению". Он не принадлежал к апостольскому веку и, кроме своих воспоминаний о связях с Иоанном, никогда не уравнивал себя с апостолами, что явствует из его же Послания: "Я пишу все это, братия, не в высокомерии, но потому, что вы просили меня об этом. Ибо ни я, ни кто другой подобный мне, не обладает мудростью благословенного и славного Павла, который бывал среди вас... и твердо учил вас слову истины".

В 156 г. н. э. Азию захлестнули антихристианские преследования. Об этом говорится в Послании из смирн-ской церкви. Гражданские власти по неизвестным нам причинам решили предать смерти нескольких христиан. Поликарп мог стать их желанной мишенью, и верующие настояли, чтобы он укрылся в потайном месте. Но он прятался недолго. Его слуга не выдержал пыток, солдаты узнали место убежища и нашли его прячущимся на сеновале.

Но казнь Поликарпа не получилась такой, какой ее хотели видеть власти. Поликарпу исполнилось восемьдесят шесть лет, и что было толку лишать его жизни? Власти хотели, чтобы он отрекся от веры. Его отречение стало бы победой язычества над христианством и нанесло бы сильный удар по "культу" Иисуса. "Что же дурного в том, что ты скажешь "Цезарь есть Господь" и воскуришь в его честь фимиам, и тем спасешь себя", - уговаривали его чиновники, когда он приведен был к ним под арестом. "Имей уважение к своему возрасту, - просил проконсул, - поклянись божественностью цезаря; покайся и скажи: "Долой атеистов"... Поклянись, и я тебя отпущу".

То, что за этим последовало, красочно описано историком ранней церкви Евсевием:

"Но Поликарп спокойно взглянул на собравшуюся толпу, махнул рукой в их сторону, вздохнул, поднял глаза к небу и громко сказал. "Долой безбожников!" Правитель продолжал настаивать и дальше: "Поклянись, и я освобожу тебя; отрекись от Христа". "Восемьдесят шесть лет, - сказал Поликарп, - я служил Ему, и Он не сделал мне ничего плохого: как я могу поносить моего Царя, Который спас меня" "У меня есть дикие звери, - продолжал проконсул... - Если ты не боишься диких зверей, я сожгу тебя на костре.. " Поликарп ответил: "Тот огонь, которым ты пугаешь, будет жечь короткое время и вскоре погаснет; но есть огонь, о котором ты ничего не знаешь - огонь предстоящего суда и вечного наказания, огонь, сохраняемый для безбожников. Но чего ты ждешь? Делай, что хотел". <...> Проконсул изумился и послал глашатая в центр арены провозгласить три раза: "Поликарп засвидетельствовал, что он есть христианин". <...> Тогда из всех глоток вырвался крик, что Поликарпа следует сжечь живьем... Остальное произошло быстрее, чем можно описать: толпа ринулась собирать топливо для костра из мастерских и общественных бань... Когда костер был готов... Поликарп помолился. . Когда закончил свою молитву, произнеся "Аминь", люди подожгли костер и огромное пламя взмыло вверх".

Хотя казнь Поликарпа была организована языческими властями, побуждаемыми антихристианской толпой, конечным результатом явилась победа христиан Верующие в Смирне, конечно, чувствовали себя осиротевшими, потеряв своего дорогого пастора, но, с другой стороны, многих неверующих объял ужас от происшедшего. Смерть Поликарпа завершила период гонений в Азии, проложив дорогу менее смелым, чем он, дав им возможность открыто провозгласить свою веру в Христа.

Прекращение преследований в Малой Азии после смерти Поликарпа не означало прекращения враждебного отношения к христианам по всей Римской империи. Гонения продолжались в других местах, и к началу III в. они усилились, став хорошо координированными, особенно в Северной Африке, где приняли мученическую смерть Перпетуя и ее служанка Фелицитата. Однако до этого периода массовых преследований имели место и отдельные случаи мученичества христианских верующих, известные в истории. Например, в Риме, лет через десять после гибели Поликарпа, обезглавили Иустина, которого с того времени стали называть Иустином Мучеником.

Воспитанный на философии Платона, Иустин был обращен в христианство молодым человеком и вскоре стал одним из способнейших защитников веры. Он был талантливым писателем, умно представлявшим христианство своим языческим читателям и открыто говорившим о преследовании братьев по вере. В Риме он нази-дал верующих и интересующихся, собиравшихся в частных домах, и именно эта вина, более чем другая, привела его к мученической смерти. После пыток судья вынес ему смертный приговор, и Иустин вместе с другими пятью мужчинами и одной женщиной был обезглавлен.

Первое массовое гонение на христиан произошло несколько десятилетий спустя, в правление Септимия Севера. В 202 г. император издал указ, запретивший обращение в христианство и иудаизм. Сам император поклонялся Серапису, египетскому богу мертвых, и боялся, что христианство станет угрозой его собственной религии. Хотя указ был направлен в основном на возможных верующих, последствия его не замедлили сказаться как на вновь уверовавших, так и на зрелых лидерах христианской церкви.

В Карфагене преследования императора оказались особенно ощутимыми. В этом крупном североафриканском римском городе рост христианства весьма тревожил чиновников, и императорский указ распространился на всех, кто "учил или обращал в веру". Среди карфагенских христиан был Сатир, диакон, проводивший занятия по катехизису в группе новообращенных. Вибия Перпетуя, двадцатидвухлетняя мать новорожденного сына, и ее рабыня, Фелицитата (которая была на восьмом месяце беременности), оказались среди тех, кого коснулся указ императора. Ничего не известно о муже Перпетуи, но историки считают, что он либо умер, либо оставил жену из-за ее новой веры. Среди остальных осужденных на смерть были Сатир, их учитель, и трое других мужчин.

История самой Перпетуи сохранилась в документе III в. "Страсти Перпетуи и Фелицитаты" ("Passions of Perpetua and Felicitas"), по-видимому, основаны на дневниках и записях Перпетуи и Сатира. "Некоторая часть истории, возможно, легендарного характера, - замечает Элиот Райт, - но в сравнении с большей частью биографий святых мучеников III в. рассказ насыщен убедительными человеческими чувствами". В этом рассказе Перпетуя говорит о неудачах и унижении своего отца, уважаемого и знатного человека, которые ему пришлось пережить, когда он узнал, что единственная дочь арестована и содержится под стражей, как обычная преступница. Он немедленно пришел к ней и молил ее отступиться от новой веры. Когда она отказалась, он пришел в ярость и грозился бить ее, но она осталась непоколебимой.

Стойкое поведение Перпетуи, однако, вскоре было сломлено. То, чего не мог добиться ее непреклонный отец, смогло сделать ее беззащитное дитя. Она была "истерзана беспокойством" почти до изнеможения, и лишь позже двое христиан сумели пронести в тюрьму ребенка. "Я покормила своего ребенка, истощенного от голода. В великом беспокойстве я говорила о сыне со своей матерью, я старалась утешить брата и отдала ребенка их заботам. Я мучилась, потому что видела, как они страдают, жалея меня. Эти пытки я должна была выносить в течение нескольких дней. Затем я получила разрешение оставить ребенка в тюрьме. Я сразу выздоровела, почувствовала облегчение и освободилась от чувства тревоги и беспокойства за свое дитя".

По мере приближения казни семейная драма становилась все более острой. Отец Перпетуи пришел в тюрьму и снова умолял поставить интересы семьи выше ее веры. "Не сокращай дни нашей жизни; ибо никто из нас больше никогда не оправится, если с тобой что-нибудь случится". Но молодая женщина выдержала все и была непреклонна: "Это свершится на виселице, которую возведут по Божьей воле; ибо я знаю, что мы не зависим от нашей воли, но только от Божьей". На следующий день, когда отец услышал, что его дочь бросят на арену к диким зверям, он решил спасти ее. Это был героический акт сострадания, однако власти решили предать пожилого человека наказанию плетьми. Зрелище было печальным. "Я плакала о судьбе своего отца, - писала Пер-петуя, - словно эти удары наносились мне".

Когда так называемые судебные разбирательства закончились, участь узников закрепили печатью. Оставшиеся до казни дни они провели в одиночестве и размышлениях, "более всего относившихся к вопросу достоинства и верности Христу", по словам Райта, "чем к тем страданиям, что их ждали впереди". Они встретились для молитвы, разделили совместный ужин - их агапе, вечерю любви - и свидетельствовали о своей вере толпе, стоявшей снаружи.

В день казни узников привели на арену, где, согласно римским обычаям, сначала отдали диким зверям на растерзание мужчин для развлечения толпы перед казнью. Сатир на минуту задержался у ворот для слова свидетельства Пуду, начальнику тюрьмы, который впоследствии обратился к Христу и сам стал мучеником. Затем мужчины были отосланы на арену, где находились медведь, леопард и дикий кабан. Сатир оказался настолько изуродован и залит кровью после этого, что зрители насмехались над ним-, крича: "Он хорошо окрестился!" Пер-петуя и Фелицитата (которая родила в тюрьме) были раздеты и вышли на арену встретиться с "бешеной телкой". Вскоре кровавые пытки стали невыносимым зрелищем даже для этой кровожадной толпы, и люди стали кричать: "Довольно!"

Когда первая часть представления закончилась, молодых женщин привели к палачу, в это самое время Перпе-туя выкрикнула друзьям-христианам, желая поддержать их в горе: "Передайте Божье Слово братьям и сестрам; крепко стойте в вере и любви друг к другу и не позволяйте нашим страданиям стать камнем преткновения для вас". Затем ее отвели к гладиатору и обезглавили. То ли от неуверенности, то ли от отсутствия практики первого удара гладиатора оказалось недостаточно. Перпетуя вскричала от боли, взяла дрожащую руку гладиатора, направила меч к своей шее - и все закончилось.

После волны преследований настал период относительного мира в пятьдесят лет. В это время церковь постоянно росла. Многие люди, которые сами не могли бы претерпеть такие испытания веры, какие выпали на долю Перпетуи и ее собратьев, тем не менее были привлечены их примером преданности, продемонстрировавшим такую чистую любовь и такую безграничную смелость.

Вслед за ставшим повсеместно известным обращением императора Константина в 312 г., Римская империя превратилась в номинально христианскую страну, и живое свидетельство христиан постепенно угасло. Они больше не страдали за свою веру, быть христианином стало модно, и это привело к ослаблению духовного рвения. Мученичество и преследования казались ужасом прошлого. Церковь и государство были тесно связаны между собой, и христианство все больше и больше использовалось в качестве оправдания имперских войн. Политики обратились к миссионерской силе в надежде, что успехи миссионеров помогут привести внешние земли под контроль Римской империи. Ульфила был одним из таких миссионеров. Хотя он объяснял свои действия желанием распространять Евангелие, его миссионерская деятельность в глазах римских властей хорошо согласовывалась с их политикой территориальной экспансии.

Ульфила являлся одним из величайших зарубежных миссионеров ранней христианской церкви. Он служил готам, варварскому племени, находившемуся вне пределов Римской империи, жившему на территории современной Румынии. Ульфила родился в 311 г. и вырос в окружении языческих готов. Считают, что его мать была гот-кой, а отец христианином из Каппадокии, захваченным в плен готскими воинами. Когда ему исполнилось чуть больше двадцати, его отправили в Константинополь на дипломатическую службу. Здесь он провел несколько лет и попал под влияние епископа Евсевия Никомидийского, который обучал его Писаниям на греческом и латинском языках. Под руководством Евсевия он стал чтецом, возможно, служа готским солдатам в римской армии.

Евсевий, как и многие византийские епископы того времени, был сторонником арианства, или, по Меньшей мере, полуарианства, и это еретическое учение коснулось и Ульфилы. Арий, современник Ульфилы, слыл популярным христианским проповедником с большим даром убеждения. Он запомнился более всего тем, что вел теологическую борьбу по вопросу божественности Христа. Из отрывков Писаний, где говорится о Христе как о "рожденном от Отца" и "Первенце всего творения", он сделал вывод, что, хотя Христос был безгрешен и неизменен и является Спасителем всего человечества, Он совершенно отличается от Отца, а потому не является Богом. Хотя на Никейском соборе эту доктрину отвергли, многие церковники, в частности, в восточной части империи, продолжали придерживаться этого взгляда, - а среди них и Ульфила. Но, согласно Латуретту, "то была мягкая форма арианства, которую он исповедовал".

В возрасте тридцати лет, проведя почти десять лет в Константинополе, Ульфила был посвящен в епископы для готов - тех, что жили к северу от Дуная за пределами Римской империи. Очевидно, там уже существовали христиане, иначе его не послали бы туда епископом. Тем не менее своей первоочередной задачей он видел благовествование. Его служение было обращено к людям, которые считались варварами, "дикими и некультурными", "грубыми и жестокими, с низким уровнем жизни, часто проживавшими в повозках, потому что они не имели постоянных жилищ". Для таких "простолюдинов", как предполагает Стефан Нейл, арианство "могло представлять привлекательное упрощение, поскольку оно было свободно от сложных противоречий, касающихся характера и личности Христа, чтобы последовать за Ним как за лидером и отдать все внимание достаточно трудной задаче научиться жить трезвой, праведной и богоугодной жизнью".

Сорок лет Упьфила вел проповедническую деятельность среди готов, деятельность, которая шла весьма успешно, но иногда подвергалась преследованиям. В 348 г. против него восстал военачальник готов Атанарик (Athanaric), считавший, что задача Ульфилы состоит в подчинении готов римлянам. Гонения были настолько жестокими, что привели к смерти огромного количества христиан. Потому Ульфила, с разрешения арианского правителя Константина, переместил готскую христианскую общину через Дунай на безопасную римскую территорию. Позже некоторые из его прихожан, вернувшись на территорию готов, сами стали миссионерами и служили своему народу.

Бессмертным трудом любви, который Ульфила совершил ради готов, стал его перевод Библии на их родной язык. Поскольку у готов отсутствовала письменность, ему пришлось изобрести алфавит. Это был, "возможно, первый или второй случай", по свидетельству Латуретта, "который впоследствии повторился со многими сотнями языков, - обретение ими письменности при помощи христианских миссионеров и перевод на их языки части или полного Писания". Ульфила оказался исключительно старательным и скрупулезным переводчиком и переводил с греческого на готский почти слово в слово, не теряя готских идиом, и готы, равно как и вандалы, носили с собой свою Библию, передвигаясь с места на место по всей Европе.

Хотя перевод Ульфилы в первые века явился монументальным вкладом в миссионерское дело, но даже эта область его деятельности попала под огонь критики. Он намеренно опустил Книги Царств в своем переводе Библии, потому что, по словам историка ранней христианской церкви, "это просто рассказ о военных подвигах, а готские племена были особенно преданы военному делу. Нужно было притушить их военный пыл, а не подстегивать их еще больше к военным действиям".

Ульфила умер в возрасте семидесяти лет во время пребывания в Константинополе с поручением от готского короля. Давнее военное противостояние готов и Римской империи продолжилось и после его смерти. Опустошительные набеги визиготов (вестготов) на империю не прекращались, и борьба длилась еще десятки лет, закончившись 24 августа 410 г., когда Аларих и его армия обрушились на Рим. Но, несмотря на военные кампании, благо-вествование в рядах готов продолжили верные последователи Ульфилы. Они сопровождали странствующие готские племена и на поля битвы, и повсюду, куда бы ни вели их готские караваны. Это послужило поводом к саркастическим комментариям Амвросия Медиоланского, резко настроенного против ариан: "Те, кто раньше пользовался повозками для жилищ, теперь используют эти повозки для церкви". Но, оставляя сарказм в стороне, это "едкое замечание, - пишет В. Реймонд Эдман (V. Raymond Ed-man), - стало комплиментом для тех людей веры, кто, как и Павел, сделались "всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых" (1 Кор. 9:22). Возможно, их доктрина была ошибочной; но их сердца оставались верными. Они искали служения, а не безопасности; братства во Христе, а не кафедры; ученичества, а не власти".

Патрик

Окутанный легендой и прославленный как святой, великий ирландский миссионер V в. является одной из фигур, которую в истории церкви часто представляют неверно. Несмотря на существующее мнение, Патрик не был ни римским католиком, ни ирландцем, а его канонизация произошла на соборе в Уитби (два века спустя после его смерти) с целью привести кельтскую церковь под владычество Римской католической церкви. И все же сегодня его имя стало почти синонимом ирландского католицизма, а история его истинного служения изменена до неузнаваемости.

Патрик родился в христианской семье в римской провинции Британии около 389 г. н. э. Его отец был диаконом, а дед - священником в кельтской церкви. В период до римского владычества большая часть священнослужителей обзаводилась семьями. О детстве Патрика известно мало. Когда он был подростком, его город на западном берегу Британии подвергся нападению ирландских грабителей, и многих молодых людей, включая Патрика, ирландцы увезли с собой, чтобы затем продать в рабство. Патрика продали земледельцу из Слемиша, где последующие шесть лет ему пришлось пасти свиней.

Несмотря на воспитание в христианской семье, Патрик не верил в Бога. Живя в плену, он начал размышлять о своем духовном состоянии, и тогда его жизнь изменилась: "Господь открыл мне понимание моего неверия и то, что, хоть и поздно, я могу вспомнить ошибки и повернуться к Господу Богу всем своим сердцем; Он видел мое падшее состояние и умилосердился над моей юностью и невежеством, Он хранил меня даже прежде, чем я познал Его, и прежде, чем я познал мудрость, чтобы отличать добро от зла; Он укрепил и утешил меня, как Отец Своего сына". С этого времени, пишет Ф. Ф. Брюс, "жизнь Патрика сопровождалась постоянными молитвами; время от времени он ощущал внутри себя предостережения и советы, в которых узнавал Божий ответ на свои молитвы. Один из таких советов в конце шестого года его рабства побудил Патрика бежать от хозяина и направиться к побережью в порт, где он нашел корабль, увезший его из Ирландии. Он нашел точно такой корабль, о котором ему говорил внутренний голос..."

Свободным человеком Патрик отправился на остров Святого Гонората (Гонория) невдалеке от побережья французской Ривьеры. На какое-то время он уединился в монастыре, а позже возвратился домой, где с радостью был принят родными, выжившими после того набега, когда его взяли в плен. Повествуя о возвращении в Британию, Патрик в своей "Исповеди" ("Confession") говорит о том, что Бог призвал его "во тьму ночи". Это был "македонский" призыв: "Я увидел человека по имени Викторий, словно бы шедшего из Ирландии с бесчисленным количеством писем; он дал мне одно из них и... в тот момент, когда я читал начало письма, мне показалось, что я услышал голоса тех, кто жил рядом с лесом Фоклута у Западного моря; и вот что они кричали: "Пожалуйста, святой человек, приди и опять живи среди нас". Их крик пронзил мое сердце, и я больше не мог читать; потом я проснулся".

Миссионерское служение Патрика в Ирландии началось не сразу после его призыва. Сначала он отправился учиться в церковь Оксера в Галлии. Но даже после обучения и рукоположения в диаконы его наставники не доверились его способности к такого рода миссии, и вместо него в Ирландию отправился Палладий. Однако Палладий умер менее чем через год после своего прибытия в Ирландию, и это открыло путь для Патрика. Ему уже перевалило за сорок, но он был определенно более энергичным, чем когда-либо, чтобы приступить к исполнению своего призыва.

Когда в 432 г. Патрик прибыл в Ирландию, там уже существовали изолированные островки христиан, и все же преобладающее большинство населения находилось в тисках язычества. Язычники поклонялись солнцу, луне, ветру, воде, огню и скалам, верили в самых различных добрых и злых духов, населяющих деревья и горы. Магия и жертвоприношения, включая человеческие жертвы, были неотъемлемой частью религиозных обрядов, проводимых друидами.

Неудивительно, что Патрик немедленно столкнулся с жестким противостоянием со стороны друидов. Однако, приняв их общественный и политический порядок, он сумел найти с ними общий язык, и постепенно некоторые из могущественных друидов-вождей обратились в христианство. Прошло немного времени, и друиды начали терять свою власть, но их магические верования не исчезли, благодаря явному компромиссу Патрика с язычеством. Он стремился преуменьшить их значимость, согласно Ф. Ф. Брюсу, "не силой христианского благовестия, но пытаясь показать себя более могущественным друидом, чем языческие друиды", - явление, которое современные миссионеры называют "схваткой сил" (power encounter). Этот тип суеверной магии сохранялся в кельтском христианстве в течение многих веков.

Вскоре после прибытия в Ирландию Патрик одержал важную для христианства победу, убедив короля Луге-ра (Loigaire) предоставить христианам возможность молиться открыто. Вскоре после этого брат короля стал христианином и предложил Патрику участок земли в своем поместье для строительства церкви. После основания церкви Патрик перешел в новый район, где прежде не было благовестия; к 447 г., после пятнадцати лет благове-ствования, множество ирландцев уверовали. К этому времени Патрика признали на всей территории Ирландии как великого человека Божьего, но его популярность и высокая оценка деятельности дались ему нелегко. В "Исповеди" он вспоминает всю свою трудную жизнь. Двенадцать раз он оказывался перед угрозой лишения жизни, включая мучительный захват в плен и двухнедельное томление в заключении. Тем не менее он продолжал свое миссионерское служение еще более тридцати лет, побуждаемый более страхом, чем другими чувствованиями. "Я боялся, как бы начатый мною труд не стал напрасным", чтобы Бог "не посчитал меня виновным".

Методы евангелизации Патрика во многом походили на методы других миссионеров и до, и после него. Придя на новую территорию, он первым делом старался привлечь политического лидера на свою сторону в надежде на то, что его подданные пойдут вслед за ним. С этой целью он не гнушался преподносить местным правителям щедрые подарки. В отличие от большинства католических миссионеров, однако, Патрик и последовавшие за ним кельтские миссионеры считали очень важным духовный рост вновь уверовавших. Новообращенные интенсивно изучали Писания и активно включались в служение. В кельтских церквах значительную роль играли женщины, хотя, как одинокий миссионер, Патрик был очень осторожен в общении с ними, "отказываясь от подарков преданных женщин, чтобы не вызвать даже намека на скандал".

Невероятный успех Патрика как миссионера-проповедника отчетливо проявился в организации около двухсот церквей и крещении почти ста тысяч новообращенных. Но он всегда осознавал собственные недостатки и свои успехи объяснял Божьей милостью. Бог щедро даровал этому человеку то, чего ему недоставало от природы, и он завершает свою "Исповедь" таким свидетельством: "Но я умоляю тех, кто верит и боится Бога, кто бы ни соблаговолил прочитать или принять этот документ, составленный в Ирландии Патриком грешником, совершенно невежественным человеком, чтобы никто никогда не сказал, что мое невежество исполнило хоть что-нибудь из того малого, что я сделал или проявил в согласии с Божьей волей; но судите сами и поверьте истинно, что то был дар Божий. И в этом я исповедуюсь, прежде чем умереть".

Колумба

благовестие в Ирландии Патрика и других миссионеров привело в результате к одному из наибольших достижений в эпоху Средних веков. Эта миссионерская работа проводилась в основном кельтской церковью, и в меньшей степени церковью западно-римской. "У ирландских верующих возникло страстное стремление к миссионерской деятельности, - пишет Эдман, - стремление не совсем обычное для тех дней. Горя любовью к Христу, не боясь препятствий, не боясь трудностей, они отправлялись во все стороны с проповедью Евангелия". И хотя они разошлись по всей Центральной Европе и далеко на север вплоть до Исландии, именно Британия, родина первого великого миссионера в Ирландии, стала их первым "зарубежным" полем деятельности. Хотя эта церковь впоследствии вольется в систему Римской католической церкви, именно эта земля в течение последующих веков будет служить примером для глобального евангелизма XIX в.

Кельтские монахи-миссионеры, по свидетельству Е. Бродбент (Е. Н. Broad-bent), проводили "более чистую форму миссионерской работы... чем то, что исходило от Рима".

"Обычно они выбирали подходящее место и основывали там миссионерскую деревню. В центре они строили простую деревянную церковь, рядом располагались помещения для занятий и хижины для монахов. Монахи были и строителями, и проповедниками, и учителями. Вне этого круга полагалось строить жилища для учеников и их семей, которые постепенно собирались вокруг них. Все это было обнесено стеной, но колония обычно выходила за пределы изначального круга. Группы по двенадцать монахов каждая под руководством аббата отправлялись открывать новые территории для проповеди Евангелия. Те, кто оставались, учились в школе, а когда они основательно знакомились с языком народа, среди которого им предстояло жить, переводили и делали записи частей Писания, а также гимнов, которые изучались их учениками. Они могли оставаться холостыми, но могли и жениться. Многие не обзаводились семьями, чтобы иметь больше свободы и времени для работы. Когда появлялись новые обращенные, миссионеры выбирали среди них способных молодых людей, объединяли их в маленькие группы и обучали какому-нибудь ремеслу и языкам, учили с ними Библию. Молодежь готовили к тому, чтобы они могли работать среди собственного народа. Монахи откладывали крещение до того момента, когда уверовавшие приобретали определенные навыки и являли признаки твердости в вере. Они избегали резких нападок на чужие религии, считая более разумным проповедовать истину, чем искать чужие ошибки. Они принимали Святое Писание как источник веры и жизни, и проповедовали оправдание верой. Они не принимали участия в политической жизни и не обращались за помощью к государству. Вся эта работа как вначале, так и в дальнейшем своем развитии, хотя и обретала определенные черты, чуждые учению Нового Завета и апостольского примера, проводилась независимо от Рима и в важных аспектах отличалась от принятой системы Римско-католической церкви".

Одним из наиболее известных кельтских аббатов был Колумба, родившийся в аристократической ирландской семье в 521 г. и воспитанный в христианской вере. Молодым человеком он ушел в монастырь, где был рукоположен в диаконы, а позже стал священником. Евангельское рвение в процессе его служения проявилось рано, и ему приписывают основание множества церквей и монастырей в Ирландии, включая известные монастыри в Дерри, Дерроу и Келле.

Переход Колумбы с внутренней на зарубежную миссионерскую деятельность в возрасте сорока двух лет, по словам его биографа VII в., объяснялся "его любовью ко Христу", но, очевидно, и не только этим. Его биограф приходит к выводу, что синод отлучил его от служения на родине, но утверждает, что решение приняли несправедливое и по пустяковому поводу. Уилл Дюран (Will Durant), однако, считает, что его отлучение и отъезд в Британию были продиктованы причинами, отнюдь не лишенными оригинальности: "он был равно борцом, как и святым, человеком мощного телосложения с мощным голосом"; его горячий темперамент послужил причиной множества ссор и, наконец, войны с королем Диармайдом; произошла битва, в которой, как рассказывают, было убито 5000 человек; Колумба, одержав победу, все же покинул Ирландию (563 г.), полный решимости обратить столько же душ, сколько пало на поле битвы при Кулдревне".

Какими бы ни были причины, побудившие Колумбу отправиться на чужбину, факт, что он отправился туда, остается фактом. За годы служения в Британии он успел сделать многое. Под его началом служили двенадцать священников, он нашел себе пристанище как раз на побережье Шотландии, на маленьком, блеклом и туманном островке Айона, о берег которого круглый год бились тяжелые морские волны. Там он основал монастырь, в котором протекала однообразная монастырская жизнь, состоявшая из молитв, постов, размышлений, изучения Библии и физического труда. Кроме того, и что важнее всего, монахи обеспечивали подготовку евангелистов, которых затем посылали проповедовать Евангелие, строить церкви и основывать новые монастыри.

Сам Колумба проявлял большую активность в миссионерской работе, и с Айоны он много раз отправлялся в Шотландию. Считается, что он проповедовал пиктам, которые жили на северо-западе Шотландии. Благодаря его свидетельству король Бруде, правивший северными пиктами, обратился в христианство. Сначала Бруде отказался открыть ворота города для Колумбы, но Колумба остался за воротами и молился до тех пор, пока король не сдался. Как и Патрик за столетие до него, Колумба встретил яростное сопротивление друидов, но, как и его предшественник, он вызвал их на соревнование, чтобы испытать колдовское могущество против силы Бога. Теология Колумбы, по словам Латуретта, "была также во многом как религией чудес, так и этики, и много больше, чем формальным вероучением..."

И хотя успехи миссионерской деятельности Колумбы представлялись очень важными, многие ученые сегодня не согласятся с его восторженным биографом VII в. в том, что только он и его ученики в Айоне несли благовестие в районы Англии и Шотландии. Существовали и другие миссионеры из Ирландии, из иных мест, проповедовавшие там и никак не связанные с Колумбой. Значимость работы Колумбы отчасти соотносится со значимостью миссионерской деятельности Римской католической церкви, и многие поздние историки пытались приписать католическим миссионерам больше заслуг, чем они того заслуживали. Среди римских католических и кельтских миссионеров существовало серьезное соперничество, в котором католики постепенно одерживали верх, но изначальная работа по евангелизации большей части Британии и Центральной Европы была завершена энергичными и верными своему делу кельтскими монахами.