С. М. Абрамзон Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи

Киргизское хозяйство не было развито односторонне. Скотоводство у киргизов сочеталось с земледелием, а отчасти и с охотой, оно имело по существу комплексный характер. Однако хозяйственная ориентация у различных групп киргизов не было одинаковой.

Земледельческая культура на территории расселения современных киргизов существует с давней поры. Значительного развития она достигла в античный период в Фергане³¹; во второй половине I тысячелетия н. э. она пережила пору расцвета в Чуйской долине под влиянием занимавшихся земледелением выходцев из Согда³². В послемонгольское время в пределах Северной Киргизии земледелие пришло в полный упадок.

В недавнем прошлом существовало мнение, что возрождение земледелия на территории Прииссыккулья, Чуйской долины и других районов Северной Киргизии было связано с переселением сюда русских и украинских крестьян, начало которому было положено в 60—70-х годах XIX в. В действительности земледельческая культура в этом крае возродилась гораздо раньше. Носителями ее были аборигены — киргизы, занявшиеся возделыванием земли тотчас же после возвращения на места своего прежнего жительства, временно захваченные ойратскими феодалами в XVII в.

Как показывают собранные автором полевые материалы, в соседней с Ферганой долине Тогуз-Тороо (Тянь-Шань) на рубеже XVII—XVIII вв. киргизы уже занимались поливным земледелием³³. Эти данные находят подтверждение в китайских источниках, относящихся к последней четверти XVIII в.³⁴, а также в работе капитана И. Г. Андреева (см. сноску 3 в гл. I), написанной в конце XVIII в. И. Г. Андреев сообщает, что киргизы «имеют довольно изобильное хлебопашество», в котором «в летнее время упражняются». На территории Ферганской котловины и окружающих ее предгорий земледелие у киргизов несомненно существовало еще раньше. Из материалов В.П.Наливкина следует, что в XVII в. киргизы занимались здесь сооружением больших ирригационных систем³⁵.

Более поздние источники согласно свидетельствуют о широком распространении земледелия у киргизов в Иссык-Кульской котловине, в долинах рек Чу и Таласа, а также в Ферганской долине, в котловине Кетмень-Тюбе и повсюду в горах, где позволяли климатические условия, иногда на значительной высоте (например, в высокогорной долине р. Ат-Баши). Одним из наиболее крупных центров земледелия еще до присоединения Киргизии к России было Прииссыккулье. Это убедительно доказывают Зибберштейн (1825 г.) и Чокан Валиханов (вторая половина 1850-х годов)³⁶.

В киргизской земледельческой культуре имеется много общих черт с древней земледельческой культурой соседних оседлых народов — узбеков и таджиков и оседлого уйгурского населения, живущего на территории Синьцзян-Уйгурского авт. р-на КНР. Таким образом, земледелие у киргизов развивалось в тесном взаимодействии с местным среднеазиатским земледелием³⁷. Вместе с тем киргизские земледельцы на севере страны (а частично и на юге) начиная с 60—70-х годов XIX в. испытывали благотворное влияние со стороны исконных земледельцев — русских и украинских переселенцев. Удельный вес земледелия издавна был более высоким в хозяйстве южных киргизов. В Северной Киргизии его значение стало увеличиваться после вхождения Киргизии в состав России. В 1913 г. уже около 93% киргизских хозяйств Пишпекского уезда занимались хлебопашеством³⁸. Переход значительной части киргизской бедноты к земледелию и оседлости был вызван прежде всего усиливавшимся классовым расслоением киргизского общества, проникновением в киргизское хозяйство капиталистических отношений. Большую роль при этом сыграла колонизаторская политика царизма: происходило изъятие больших массивов пахотной земли и сокращение пастбищ, особенно более ценных — зимних, приводившее к уменьшению поголовья скота в малообеспеченных хозяйствах. Некоторое влияние на развитие земледелия у киргизов оказал также положительный пример их соседей — русских крестьян.

Часть обедневших хозяйств, имевших небольшое количество скота, перейдя к земледелию, все же совершала неполный цикл кочевания. Для многих же бедняцких хозяйств, у которых вовсе не было скота, земледелие превратилось в единственный источник существования.

В годы, предшествовавшие Октябрьской революции, значительное распространение получило смешанное скотоводческо-земледельческое хозяйство полуоседлого типа; часть семьи в таком хозяйстве оставалась летом на месте зимней стоянки для обработки полей. Однако переход к занятию земледелием далеко не всегда совпадал с оседанием ранее кочевых хозяйств. Так, в том же Пишпекском уезде среди киргизских хозяйств насчитывалось всего 15,1% оседлых. Попытки перехода киргизской бедноты на положение крестьян встречали резкое сопротивление со стороны манапов, видевших в этом сужение возможностей для эксплуатации зависимого от них населения. Борьба за переход на оседлость достигла иногда очень большой остроты. После длительной борьбы в 1900 г. в Пишпекском уезде было основано первое киргизское оседлое селение Таш-Тюбе³⁹. Почти одновременно с ним возникло селение Боз-Учук в Пржевальском уезде. Незадолго до Октябрьской революции киргизы образовали несколько оседлых селений, в том числе смешанное киргизско-русское селение Дархан (1912 г)⁴⁰. Стали появляться целые оседлые киргизские волости⁴¹.

Несмотря на то, что в условиях аграрной политики царизма переход к земледелию и оседание бедняков-киргизов имели часто вынужденный характер и протекали далеко не безболезненно, все же эти явления безусловно имели прогрессивное значение, знаменуя переход к более высоким формам хозяйства и культуры.

В хозяйстве основной массы киргизов земледелие являлось подсобной отраслью и имело преимущественно потребительский характер. Посевы, особенно в бедняцких хозяйствах, были небольшие. Лишь у богатых скотоводов они достигали нередко значительных размеров. В Ферганской долине земледелие все более приобретало товарный характер, чему способствовало развитие там хлопководства. Помимо хлопка, на юге киргизы выращивали пшеницу, кукурузу, джугару, рис, бахчевые культуры, люцерну. На севере Киргизии основными культурами были пшеница, просо и ячмень, в небольшом количестве овес и люцерна. Ячмень получил особенно большое распространение в высокогорных районах. Посевы овса появились в крае под влиянием русского населения. Наиболее древним злаком у киргизов было, по-видимому, просо. Огородные культуры имели очень незначительное распространение. Так, в Пржевальском уезде в 1933 г. их возделывал лишь один процент киргизских хозяйств⁴².

Земледелие у киргизов имело главным образом поливной характер. Применялись искусно разработанные, вероятно, очень давно, приемы орошения, приспособленные к высокогорным условиям. Оросительные каналы (арык, өстөн) устраивали нередко на большой высоте, в скалистом грунте с каменным ложем.

Нам довелось встретиться с одним из известных на Тянь-Шане строителем ирригационных сооружений 79-летним Омюкё Атабековым⁴³. Юношей он уже принимал участие в строительстве арыка в местности Теке-Секирек. Всего Омюке построил семь крупных оросительных каналов. По его рассказам, он на глаз определял исходную точку арыка, который начинался от реки. Хотя он и неграмотен, он умеет составлять план прокладки арыка. По его плану был построен большой арык возле г.Нарына.

После того как намечена исходная точка арыка, прокладывалась его трасса. Через каждые 50—100 м делалась отметка (камень, кусок дерна или торфа). Строитель на глаз определял, где и какую нужно дать глубину арыку: 0,5—1 или 1,5—2 м. Там, где вода не могла пройти, стала бы задерживаться, арык следовало рыть глубже. Глубина арыка и длина его отрезков измерялись с помощью шеста длиной в один саржан (русск. сажень), однако считалось, что она равна 10 карыш⁴⁴.

В зависимости от структуры и особенностей почвы отмерялся тот или иной отрезок арыка, и с учетом его глубины на этом участке определялось задание по выемке земли. Для рытья арыков употреблялись кетмени и железные лопаты. При пробивке арыка в каменистом грунте применялась кирка чукулук. Рассказчик слышал, что когда-то один человек копал арык с помощью рога горного козла (текенин мюйюзю), но сам не видел, чтобы это орудие применялось.

При прокладке арыка в скалистом грунте устраивали деревянный желоб ноо. С помощью кирки выдалбливали в скале отверстия, в которые вколачивали большие железные прутья, на них устанавливали деревянный желоб. Его делали из четырех еловых досок (две в основании желоба), которые скрепляли гвоздями. Когда впервые пускали воду в арык, устраивали жертвоприношение, называемое жер суу тайы.

Существенные дополнения к сообщению тянь-шаньского информатора сделал опытный земледелец Сексен-бай Калыкулов, 77 лет⁴⁵. По его словам, крупные арыки строили еще при жизни его отца. Для строительства арыков объединялись местные жители. Они избирали одного из опытных аксакалов для руководства. Уровень расположения арыка определялся на глаз. Для обмеров употреблялся шест длиной в четыре карьии (местная мера длины, равная одному газ). При строительстве употреблялись следующие орудия: кетмени, чоку⁴⁶ — кайла, ломы, рога дикого козла — кийиктин мюйюзю (для выворачивания камней).

В том случае, если на пути арыка попадалась скала, для ее раскалывания применялись кайла, потом при помощи шестов калтек и ярма моюнтурук отворачивали глыбы камня. Для переброски воды через овраги сооружали акведуки (ноо) из целых выдолбленных стволов ели. Сердцевину стволов выдалбливали с помощью тесла керки, топора балта и большого плотничьего топора с длинной рукоятью, с лезвием, насаженным поперек топорища (байтеше)⁴⁷.

Когда воды было много, акведук делали из двух параллельно идущих стволов. При широком овраге соединяли стволы-желоба с помощью пазов, а снизу делали тюдпорки тюркюк. Подпорки скрепляли со стволами длинными железными гвоздями, а стволы между собой закрепляли с помощью железных скоб чаңгек.

Нередко в скалах выдалбливали для арыка каменное ложе, для чего употреблялось орудие под названием мети⁴⁸.

Перед строительством арыка совещались. Тогда устраивали и угощение, для чего закалывали какое-либо животное.

Арыки использовались только для полива проса. Распределение воды возлагалось на избираемое для этой цели лицо (кёк башы)⁴⁹.

Местами киргизы восстанавливали и древнюю, давно заброшенную ирригационную сеть, но они успели создать и свою традиционную оросительную систему. Применялось исключительно самотечное орошение. Система орошения позволяла кочевникам после посева укочевывать на пастбища и возвращаться к уборке урожая. Для проведения поливов в этот промежуток времени приезжали лишь отдельные члены семей скотоводов.

Кое-где поливное земледелие сочеталось с богарным, зависящим от атмосферных осадков. Но более широко богарные посевы распространились позднее, под влиянием окружающего русского населения.

Основным орудием для обработки почвы был деревянный буурсун (на юге — амач, омоч, ысфар; ср. тадж. сипор), аналогичный украинскому однозубому ралу. Обычно на его заостренный конец надевали чугунный наконечник тиш. Древность этого орудия на данной территории подтверждается тем, что во время раскопок будийского храма в Чуйской долине в 1953 г., было найдено точно такое же орудие, сделанное из арчи, которое датируется VIII в. н. э.⁵⁰

Из-за несовершенства этого орудия приходилось проводить перекрестную вспашку поля. Тип пахотного орудия у киргизов и связанная с ним терминология указывают на общие черты в технике земледелия киргизов и оседлого населения Средней Азии и Восточного Туркестана.

Накануне Октябрьской революции деревянный буурсун еще продолжал господствовать в сельскохозяйственной технике у киргизов. Но под влиянием русских крестьян начали получать распространение и русские железные плуги. В 1913 г. в киргизских хозяйствах Пишпекского уезда насчитывалось уже 3538 плугов, в то же время было 13 217 буурсунов⁵¹.

В киргизском земледелии господствовала залежная система, севооборот встречался очень редко, удобрение полей частично применялось в Южной Киргизии.

Засевали поля киргизы вручную, сеяли и по вспаханной почве и по невспаханной. В последнем случае почву потом пропахивали и бороновали. Зерно для сева брали горстью из шапки, полы халата, кожаного ведра, торбы. Позднее были заимствованы русские приемы сева: зерно брали из мешка. У киргизов местами сохранялись еще способы сева, характерные только для кочевников. Сидя верхом на лошади, сеятель бросал семена через ее голову⁵². Боронование производилось несколькими способами. Использовали связку ветвей и сучьев боярышника, арчи и т. д. (мала, так мала) или бревно с сучьями, нередко боронили буурсуном, положенным на бок, на который для тяжести становился человек. Позднее начали пользоваться бороной с деревянными или железными зубьями, конструкция которой была заимствована у русских.

Единственным орудием уборки урожая служил серп в двух его разновидностях: более старый, крючкообразной формы — кыргыз орок, кол орок и гладкий, без зазубрин — маңгел, распространенный и в других районах Средней Азии. По воспоминаниям стариков, когда-то использовали для жатвы овечью челюсть или конское ребро. При небольшой площади посева иногда просто срывали колосья руками, срезали обыкновенным ножом или вырывали растения с корнем. Позднее получила некоторое распространение русская коса⁵³. Снопы боо или складывали сначала на поле, или прямо перевозили к току кырман на волокуше чийне, реже — на русской телеге или украинской бричке.

Для обмолота урожая применялись различные способы. В более ранний период, когда площади посевов были очень небольшие, вымолачивали зерно ударами палки по куче колосьев. Для этой цели применяли и деревянную ступу соку, в которую набрасывали колосья. Однако наиболее распространенным был способ молотьбы (темин басуу, пайкан) с использованием животных (лошадей, быков, ослов), которых привязывали к врытому посередине тока шесту (момук, мамы) с надетым на него кольцом из прутьев (чамберек) и гоняли по разостланным снопам хлеба. В Южной Киргизии применяли заимствованное у узбеков и таджиков приспособление для молотьбы в виде прямоугольной деревянной рамы, переплетенной сучьями, хворостом, травой или в виде связки хвороста (увал; тадж. чапар). От переселенцев — русских и украинцев — и от дунган был заимствован способ молотьбы при помощи молотильных каменных катков моло таш.

Веять было принято в первый раз вилами бешилик, а затем, после вторичного обмолота,— лопатами. На юге еще пересеивали зерно через решето парак. По окончании обмолота, когда очищенное зерно было ссыпано в кучу, устраивалось обрядовое угощение (чеч). Для этого считалось желательным заколоть какое-либо мелкое животное. Под голову животного подстилали веник шыпыргы, а кровь стекала на лопату. Кровью животного обрызгивали зерно и шест. Это угощение посвящали покровителю земледелия (баба дыйкан). Данный обряд аналогичен таджикскому «чошбанди».

Для помола зерна наряду с водяными мельницами общего для Средней Азии типа часто употребляли ручные каменные жернова (жаргылчак). Киргизы применяли в хозяйстве и такое универсальное орудие, как мотыга кетмен с овальной лопастью, насаженной перпендикулярно к рукоятке. Это орудие, употреблявшееся для вскапывания земли, рытья арыков и т. п., было повсеместно распространено в Средней Азии.

В целом киргизское земледелие, сохраняя некоторые архаичные самобытные черты, было органически связано со всем среднеазиатским земледелием. Но на технике и приемах киргизского земледелия уже заметно сказывалось прогрессивное влияние общения с соседним русским и украинским населением, а также укрепление экономических связей с Россией.

Охота, бывшая в древние времена одним из основных занятий предков киргизов, еще и в XIX в. являлась значительным подспорьем в трудовых киргизских хозяйствах. В фольклоре и преданиях сохранились воспоминания о том, что в отдельных случаях охотники снабжали мясом свои бедные аилы или небольшие общины.

Охотились с ловчими птицами и при помощи ружей, ставили тарелочные капканы (железные) и силки, применяли ловушки. Значительное распространение до Октябрьской революции имели фитильные (милтелюу мылтык, кара мылтык) и кремневые (алтай таш мылтык) ружья с деревянными сошками, но появлялись также пистонные ружья и берданки. Объектами охоты были горные бараны, козлы, косули, медведи, волки, лисицы; в первой половине XIX в. имела распространение охота на маралов, рога которых, добытые в определенное время года, высоко ценились в Китае, их скупали у киргизов китайские купцы. Киргизы славились как искусные, исключительно меткие и неутомимые охотники.

Охотники, как и пастухи, для ходьбы в горах пользовались особыми приспособлениями из конских копыт (тай туяк), которые пристегивали к подошвам обуви. Они применяли также «ступающие», круглой или четырехугольной формы, лыжи для ходьбы по глубокому снегу (жапкак, чаңгы)⁵⁴, плетеные из прутьев и скрепленные ремешками, и железные приспособления типа «кошек» (темир чекой) для ходьбы по скалам.

С давних времен у киргизов была распространена охота с ловчими птицами. В качестве ловчих птиц, дрессировка которых была доведена до большого совершенства, служили орлы, соколы, ястребы. Промысловое значение имела главным образом охота с орлами-беркутами (бүркүт), с помощью которых добывали лисиц, иногда волков, косуль. Охота же с соколами и ястребами яа пернатую дичь была скорее любительской — спортивным занятием, чаще — развлечением феодальной знати. Искусно проводилась охота с борзыми⁵⁵. Киргизы издавна разводят особый, горный тип борзой собаки (тайган), которая хорошо идет на лисицу. Собаки использовались также во время облав на зверей. У киргизов существовал обряд посвящения в охотники. Применялись заговоры на различного вида зверя, на дичь.

Особый интерес представляют сохранявшиеся у киргизов в недавнем прошлом коллективные охоты на зверя, главным образом на диких парнокопытных животных. Впервые сведения о такого типа охоте были опубликованы в 1948 г.⁵⁶. Они были основаны на личном участии автора в коллективной охоте и на информации, полученной от известного знатока киргизской старины Абдыкалыка Чоробаева. Этнографическая экспедиция, снаряженная в 1946 г. Киргизским филиалом АН СССР и Институтом этнографии АН СССР, проводила свою работу в одном из районов Центрального Тянь-Шаня — Тогуз-Тороуском.

Задолго до рассвета группа участников охоты выехала из колхоза «Дюдюмёль» в юго-западном направлении к горному хребту, протянувшемуся на правом берегу р. Нарына, против хребта Ак-Шийрак. В группе, состоявшей из одиннадцати человек (среди них — три сотрудника экспедиции), было четверо опытных охотников: Абдуллабек Монгошев по прозвищу Ак кёз (Белый Глаз), Джаналы, Борбу и Аяс. Утомительный подъем по крутым склонам занял более двух часов. Поднявшись на высоту около 3000 м, охотники в 6 ч. 30 м. утра увидели первую группу горных козлов теке в 6 голов, которые неторопливо поднимались по скалистым уступам и вскоре скрылись. Отправившись дальше, охотники достигли вершины, с которой хорошо была видна зажатая горами, покрытая свежей зеленью небольшая лощина. В бинокль можно было хорошо рассмотреть живописную группу теке, состоявшую из 15—20 голов. Они мирно паслись, переходя с места на место, то и дело сливаясь с разбросанными кое-где зарослями кустарников. Двое участников охоты отправились в обход, остальные остались на месте. Через полчаса мы увидели, как один из охотников передвигался небольшими перебежками по закрытому тенью склону горы, а вскоре он показался ненадолго в непосредственной близости от козлов, обойдя их. Через некоторое время раздалось подряд несколько выстрелов, козлы моментально исчезли.

Мы начали быстро спускаться вниз и добрались до небольшого урочища. Вскоре сюда стали подтаскивать убитых неподалеку козлов. Как оказалось, распорядок коллективной охоты в данном случае был несколько нарушен, так как одному из «загонщиков», Ак-кёзу, удалось отбить группу из пяти козлов. Не сдержав своего охотничьего азарта, и воспользовавшись благоприятной обстановкой, Ак-кёз решил не гнать козлов дальше и тут же убил наповал трех козлов.

Ак-кёз пользуется в своем районе широкой известностью, как и брат его матери Каака Матыбаев и Медет Азаматов. Каждый из этих первоклассных охотников на крупного зверя имеет на своем счету до сотни и более убитых животных. Ак-кёз знает до мельчайших подробностей обширную территорию правобережья р. Нарына. Когда убитых животных притащили и развели большой костер, три охотника начали свежевать добычу. По охотничьему обычаю, прежде всего было приготовлено излюбленное блюдо — майлуу боор. Поджаренная слегка на огне печень была в полусыром виде разрезана на небольшие куски. Они были затем завернуты в нарезанные в виде плоских пластинок слои внутреннего жира и нанизаны на шомпол, а затем поджарены над огнем наподобие шашлыка (у тувинцев Л. П. Потапов описал аналогичный способ приготовления «согажа» — кушанья из печени, являющегося деликатесом). В старину, как рассказывали охотники, это блюдо, если его приготовляли из внутренностей убитого архара, можно было поджаривать только на деревянном шомполе, а на железном шомполе разрешалось готовить лишь из внутренностей других животных. Были поджарены на огне также почки, запечена часть грудинки. Тонкие кишки были начинены салом, и тут же была приготовлена и поджарена колбаса чучук.

Тем временем продолжалась разделка туш. Часть внутренностей (желудок, легкие, толстые кишки) была выброшена, остальные вместе с мясом были завернуты в снятые с животных шкуры. В таком виде туши животных были навьючены на лошадей. Любопытно, что Ак-кёз выпил сырую желчь теке, объяснив, что это делает его более сильным (кючтюу). Желчь теке считается также целебным средством от болей в пояснице.

В беседе с охотниками удалось узнать о старинном способе варки мяса при отсутствии металлической посуды. В качестве сосуда для варки мяса использовали желудок животного (карын). Туда клали куски мяса с костями и наливали воду. Затем его укрепляли на палках над землей. Раскаляли небольшого размера камни и опускали их по одному в сосуд. Остывший камень вынимали и вместо него опускали раскаленный. Таким образом вода закипала и мясо сваривалось. Этот способ варки мяса носит название таш боркок⁵⁷. Его описывает в своем словаре К. К. Юдахин, приводя и другие названия: таш казан и таш кордо⁵⁸. Согласно его описанию, так называют сосуд из конской кожи для варки пищи при помощи бросания в него раскаленных камней (он использовался во время военных походов), а также пищу, сваренную этим способом. Очевидно, это один из древнейших способов варки мяса, существовавших у охотников и скотоводов-кочевников.

Импровизированная охота, в которой мы приняли участие, только отчасти напоминали устраивавшуюся в обычных условиях облавную охоту. В такой охоте, возглавляемой наиболее опытным охотником, принимало участие до 30—40 человек. К участию в ней за несколько дней до охоты приглашались охотники не только из своего аила или кочевой общины, но и из других. Приглашали и хороших знакомых в качестве гостей. Никакого особого обряда перед отправлением на охоту не совершали, по при выезде охотников из аила старики и женщины произносили бага — благопожелание (пожелание удачной охоты): омийн алло акбар, жолуң болсун! (аминь, аллах велик! Счастливого пути!).

В намеченном для охоты районе, в удобном для засады месте полукругом располагалась цепь охотников. В противоположном от засады месте размещались полукругом же охотники с борзыми. Специально выделенные загонщики гнали зверя (архаров или козлов) в направлении основной цепи охотников, крича и бросая в животных камнями. Если зверя не удавалось загнать в место, окруженное цепью охотников-стрелков, спускали борзых, которые обязательно выгоняли зверей на охотников.

Тушу убитого зверя распределяли согласно издавна установленному порядку. Охотник, убивший зверя, получал голову, шею, грудинку (с ребрами) и шкуру. Все остальные части туши животного распределялись поровну между всеми участниками охоты. В тех случаях, когда животных было убито мало, поровну распределялись все части туши, охотник же, убивший данное животное, получал еще шкуру и первый позвонок.

Когда охотники возвращались с добычей, каждый встретившийся на пути и пожелавший получить мясо, должен был произнести слово шыралга (подарок охотника из добычи, доля охотничьей добычи)⁵⁹, и охотник обязан был намекнувшего на подарок наделить мясом. Бывали случаи, когда охотники раздавали таким образом все добытое на охоте мясо. Если к такому охотнику еще кто-нибудь обращался с просьбой о подарке, он отвечал болсун (пусть будет), тем самым как бы давая обещание в следующий раз дать мяса. В этой связи приведем сведения об аналогичном обычае у монголов, сообщаемые К. В. Вяткиной, «Если в момент, когда охотники, убив зверя, делили добычу или снимали с убитого животного шкуру, появлялся посторонний человек и произносил слово «шорлога», 'что значит дать кусочек мяса', то охотники отвечали «өгнө» 'дадим' и делились добычей. При этом если подъехавший человек был старше охотников, то ему давали мясо из лучшей части»⁶⁰.

Для того чтобы полнее представить себе особенности коллективной охоты у киргизов, приведем еще дополнительные данные, полученные от Бусурманкула Тупанова⁶¹. Ои сообщил, что нередко устраивались и коллективные охоты — уу. Говорили ууга барабыз (пойдем на коллективную охоту). Объединялись во временную артель 5—6 охотников. С ними отправлялись еще 2—3 загонщика (сюрёёнчю⁶² или карасанчы), обязанностью которых было гнать зверя на охотников, находящихся в засаде. Охотились на горных козлов (теке-эчки) и архаров, главным образом для добывания мяса.

Охотники размещались в засаде недалеко друг от друга таким образом, чтобы ветер был по направлению от загонщиков к охотникам. Загонщики, выгоняя зверя, громко кричали. Если зверь, вспугнутый загонщиками, уходил не по направлению к охотникам, спускали собаку-тайгана, которая преследовала зверя и загоняла его в такое место, откуда он не мог уйти и где охотники убивали его.

Убитых зверей подвозили к какой-нибудь речке, разделывали, поджаривали на огне куски печени боор с внутренним салом, насаживая их на шомпол или тонкую деревянную палочку. Это специфическая пища охотников,— кара кыйма (кый — резать, срезать, рубить, резать наискось; кыйма — срезанный наискось)⁶³. Печень считается очень полезной для охотника. Когда ее едят, говорят: жолуң болсун (счастливого пути тебе), что имеет значение пожелания удачи в дальнейшем. Тут же едят и почки бёйрёк, сердце жюрёк. Так же, как и на Тянь-Шане, убив горного козла и освежевав его, охотник выпивает желчь, что придает ему силы (кюч куват).

Бусурманкул сообщил еще о таком способе варки мяса охотниками: в очищенный желудок животного клали небольшие куски мяса и подвешивали его на деревянной стойке над горячими углями. Налитая в желудок вода через некоторое время закипала и мясо сваривалось.

Добыча между охотниками распределялась в зависимости от возраста: самому старшему давали задок с 8 ребрами (уча сыйрам), затем, по порядку, ляжки сан, передние ноги кол, остальные части туши (жиликтер). Охотник, убивший зверя, получал всегда голову кэлдэ, желудок, шкуру и грудинку тёш. Последняя считалась как бы вознаграждением за «работу» ружья (мынтык тын акы)⁶⁴. Внутренности животного (легкие опкё, кишки ичеги) отдавали охотничьей собаке.

Если попадался встречный и произносил: «э-э, мергенчи, шыралга!»⁶⁵, охотник обязан был дать одну из 12 частей (мючё) туши животного. Считалось позорным отказать просящему. Поэтому нередко охотник старался пройти домой тайком.

Возвратившись в аил, охотники варили мясо, которым угощали всех своих одноаильцев. Если охотник убил зверя в одиночку, он часть мяса раздавал соседям по аилу в сыром виде, остальное варил и всех угощал.

О коллективных охотах на Тянь-Шане рассказал еще Дюйшемби Касымов⁶⁶. В них принимали участие от 10 до 40 человек. Часть из них были охотники, а остальные — загонщики карасанчы. Нередко такие охоты были рассчитаны на продолжительный срок. Тогда участников охоты (не самих охотников) называли салбырынчы. Говорили салбырынга барабыз (поедем на салбырын). Наши осведомители называли участников охоты термином «салбырынчы». Если же в охоте участвует всего несколько человек, тогда они — карасанчы. Эти термины, в свете других данных, потребовали уточнения и более широкого толкования. Согласно записи от Токтогоджо Айтбаева, 60 лет⁶⁷, коллективная охота называлась салбаран, а термин «карасанчы» применялся к таким ее участникам, которые помогали охотникам, но не имели ружей или ловчих птиц (куш), хотя и обладали правом на долю добычи.

В словаре К. К. Юдахина салбырын (также салбырак, салбуурун) — дальняя охота. Однако слово «салбырынчы» означает молодого охотника, который ездит с опытными охотниками, обучаясь у них⁶⁸. Осталось неясным, как называли основных участников дальней охоты, опытных охотников⁶⁹.

Термин «карасанчы» (или жаңдоочу) применялся по отношению к помощникам в охоте, жестами указывающим охотнику местонахождение зверя, или к загонщикам⁷⁰. По К. К. Юдахину, санчы южн. помощник по охоте, выполняющий подсобную работу (например, носит продукты). Приводится поговорка: сынчыга — сан, т.е. помощнику, (на охоте) ляжка (обычай охотников)⁷¹. Наш информатор Бусурманкул Тупанов также указал, что карасанчы получает ляжку.

Для уяснения терминов «салбырын», К. К. Юдахин приводит несколько примеров: алты ай, жети ай жоголуп, салбуурун кетип калбасын фольк. как бы он не уехал на дальнюю охоту, исчезнув на 6—7 месяцев; мээлей алып, боо тагып, салбууруңдап жер чалып — бабабыздан калган иш фольк. надеть рукавицу, нацепить путлища (на ноги ловчей птицы,) ехать на охоту, обследуя места,— занятие, оставшееся нам от дедов; биз атайын салбырынга чыккан соң, кёпкё жюрюшюбюз-керек — раз мы специально выехали на дальнюю охоту, то нам нужно будет долго ездить; салбырынга келгендер, сюлёёсюн менен илбирстен атып келет мергендер стих. охотники, прибывшие на дальнюю охоту, возвращаются, настреляв рысей и барсов⁷². Из приведенных примеров можно сделать некоторые выводы. Во-первых, салбырын⁷³, очевидно, означало не просто дальнюю, но и весьма продолжительную охоту. Если это так, то такая охота непременно должна была иметь коллективный, групповой характер. Во-вторых, эта охота могла быть не только ружейной, но и охотой с ловчими птицами. В-третьих, весьма вероятно, что целью такой дальней охоты могла быть и охота на пушного зверя, а не только заготовка мяса.

Коллективные охоты у киргизов могут быть ближайшим образом сопоставлены с облавными охотами на горных козлов, которые до недавнего времени устраивались у горных таджиков. Имеются общие черты и в технике самой охоты и в распределении добычи⁷⁴. Любопытные сведения о коллективной охоте на диких коз у карлуков сообщает К. Шаниязов. Как и у тянь-шаньских киргизов, добычу разделяли поровну между участниками охоты⁷⁵.

Отдельные черты облавной охоты у киргизов напоминают подобного рода охоту у бурят. Она имела у них когда-то широкий общественный характер и была, по-видимому, тесно связана с их военным бытом. М. Хангалов пишет: «Каждую «зэгэтэ-аба» (так называли облавы на зверей, — С. А.) молено представлять не только артелью охотников, но и военным отрядом... Вероятно, подобные превращения звероловной облавы в военное действие совершались с большой легкостью, и часто облава превращалась в набег»⁷⁶. Подробное описание этой охоты у северных бурят представляет собой до известной степени реконструкцию древних способов охоты⁷⁷. Данными для реконструкции древней формы облавной охоты у киргизов мы не располагаем, если не считать отдельных упоминаний в эпосе «Манас», где повествуется о том, как Манас отправляет на охоту 600 стрелков, которые возвращаются с добычей из семисот горных баранов (аркар, кулжа).

Значительный интерес для понимания принципов организации коллективной охоты и способов распределения добычи у алтайцев и тувинцев имеет материал, сообщаемый по этому вопросу Л. П. Потаповым и С. И. Вайнштейном⁷⁸.

Ссылаясь на «Дневные записки» И. И. Лепехина (1770 г.) и на собственные материалы, С. И. Руденко и Р. Г. Кузеев приводят некоторые данные о коллективных охотах у башкир, отмечая, что убитое большое животное делилось на равные части между участниками охоты⁷⁹.

До недавнего времени было известно о том, что пять народных названий месяцев у киргизов носят имя диких животных, имевших, очевидно, промысловое значение в качестве объектов охоты. Благодаря сопоставлениям А. М. Щербака⁸¹ и К.К.Юдахина⁸² теперь уже не пять, а семь названий месяцев оказываются связанными с охотничьим бытом. Не поддававшиеся ранее истолкованию названия месяцев баш оона и аяк оона (соответствуют августу и сентябрю) теперь разъяснены в свете тувинского «оона» (староузб. хона) как самец косули, сайги (монг. ухна и огоно — степной козел; по Юдахину — монг. самец антилопы). Остальные названия пята месяцев следующие: жалган куран⁸³ (или абал куран, или жан куран)⁸⁴ — месяц ложного самца косули или джейрана (соответствует марту; по другим версиям — февралю и даже январю); чын куран — месяц истинного самца косули или джейрана (соответствует апрелю); бугу — месяц самца оленя (соответствует маю); кулжа — месяц горного барана, взрослого самца (соответствует июню); теке — месяц козерога, горного козла, самца (соответствует июлю). Месяцы баш оона, аяк оона, на основании данных охотоведов⁸⁵, можно толковать как месяцы начала и окончания гона у этих животных (он проходит у косуль раньше, чем у других парнокопытных, — в конце августа — начале сентября — и тянется около месяца).

Вообще киргизам хорошо известны сезоны, связанные с жизненным циклом промысловых животных. По нашим записям, месяцы бугу и теке — это периоды расплода: бугу тууйт, кийик тууйт. К.. К. Юдахин сообщает, что брачный период у горных козлов — текенин жюгюрюгю — падает на ноябрь⁸⁶, что соответствует и данным охотоведов⁸⁷.

У киргизов существует богатая номенклатура названий для различных возрастов промысловых животиня (обоего пола). Для оленей, например: марал — важенка; соёчор — бычок 2—3 лет; бышты чыгар — 3-летняя ланка; бугучар — молодой олень; музоо — теленок оленя в возрасте одного года⁸⁸; алты айры бугу — самец оленя с 6 отростками рогов (трехлетний); тогуз айры бугу — с 9 отростками рогов (четырехлетний); он эки айры бугу — с 12 отростками рогов (самый старый олень)⁸⁹.

Терминология, связанная с поло-возрастными особенностями оленей, своим обилием и разнообразием свидетельствует о важном промысловом значении охоты на оленей (маралов). Но по мнению проф. Б. М. Юнусалиева, высказанному им публично в мае 1968 г. и поддерживаемому мною, какая-то часть предков киргизов могла заниматься оленеводством, как это наблюдается у тувинцев-тоджинцев⁹⁰, в то время как другие группы тех же тувинцев являются типичными степными скотоводами.

Это мнение получило подтверждение в интересном этюде С. И. Вайнштейна, который установил прямую аналогию между типом детского седла у киргизов и типом детского седла, характерным для тувинцев-оленеводов, а также тофаларов и дархатов-оленеводов. Это седло носит у тувинцев сходное с киргизским названием «эримээш»⁹¹.

Не вдаваясь здесь в рассмотрение аргументов, выдвигаемых С. И. Вайнштейном в ряде его работ в пользу гипотезы о развитии верхового оленеводства под влиянием коневодства, могу лишь ответить, что связи верхового оленеводства саянских народов с коневодством могут быть истолкованы и в пользу заимствования коневодами верховой упряжки у оленеводов. Любопытная параллель, обнаруженная С. И. Вайнштейном у саянских оленеводов и исконных коневодов-киргизов, служит лишь свидетельством сложной этнической истории киргизов, пребывание части предков которых на Саяно-Алтае не может вызывать сомнений, чего никак нельзя сказать о киргизах в целом. Для любого киргизоведа более ясным и убедительным может быть допущение, что киргизское детское седло является важным отголоском тесных этнических связей древних киргизских коневодов, а отчасти, возможно, и оленеводов, с оленеводами-предками современных тувинцев.

Приведенные данные дают основание еще раз подтвердить сделанный более 20 лет тому назад вывод о том, что охота у киргизов издавна играла большую роль в их хозяйственной жизни⁹². Она обеспечивала их не только пушниной, но и мясом, что имело немаловажное значение в условиях частых джутов и эпизоотии. Это и нашло свое отражение в народном календаре. Сопоставление киргизского календаря с календарем других тюркоязычиых народов показывает, что в нем с наибольшей отчетливостью сохранились черты, связывающие его с охотничьим хозяйством. Близки к киргизам в этом отношении тувинцы-тоджинцы. У них апрель носил название «ыдалаар ай» (месяц охоты с собаками по насту), сентябрь — «хулбус айы» (месяц косули; в записях Л. И. Каралькина «кульбус ай» — август, месяц охоты на косулю-самца), октябрь — «алдылаар ай» (месяц охоты на соболя; по П. И. Каралькину имеется и другое название — «тииннер ай» — месяц охоты на белку)⁹³. У алтайцев также существуют названия месяцев: самца косули («куран ай»), марала («сыгын ай»)⁹⁴. У хакасов имеются названия «аiыг ай» (месяц охоты на медведей, февраль), месяцы охоты на хорьков (март, апрель)⁹⁵ у шорцев «корук ai»—месяц охоты на бурундуков; у карагасов — месяцы: охоты с собаками (март), оплодотворения оленей, изюбрей и лосей (сентябрь), охоты на оленей (октябрь)⁹⁶. Замечу, что у казымских остяков (хантов) и некоторых групп эвенков сентябрь также называется месяцем спаривания оленей⁹⁷.

В то же время в народном календаре у алтайцев, хакасов (сагайцы, бельтиры), шорцев, барабинских татар, тофаларов (карагасов) часть названий месяцев связана с производственными процессами в скотоводстве, земледелии, собирательстве (сбор кандыка, сараны, орехов) и др. Такие названия отсутствуют у киргизов, так же как и названия, отражающие те или иные сезонные явления в природе, которые, наоборот, широко представлены в народном календаре у южных алтайцев и тувинцев, встречаются у хакасов, шорцев, чулымских татар, казахов и др.

Остальные названия месяцев у киргизов относятся к разряду счетных, как, например, и у уйгуров. Однако у южных киргизов встречаются арабские названия некоторых месяцев, соответствующих 12 знакам Зодиака, отражающие их знакомство (через таджиков и узбеков) с солнечным календарем: ут (февраль), coop (апрель), саратан (июнь), асат (июль), мийзам (август) сумбула или сумбила (сентябрь), акырап или акрап (октябрь). Но в записанных нами комментариях к этим названиям отмечаются сезонные изменения в природе и их влияние на отдельные виды хозяйственной деятельности.

Поскольку речь идет о народном календаре, следует остановиться на представляющем особый интерес счете времени по Плеядам, впервые зафиксированном у киргизов М. С. Андреевым⁹⁸. Правда, по отношению к казахам об этом в общей форме сообщал еще раньше Ч. Валиханов: «По Плеядам киргизы узнают часы ночи и времена года»⁹⁹. М. С. Андреев не без оснований рассматривает счет по Плеядам как один из самых древних. Счет времени по положению Большой Медведицы и других созвездий отмечен у некоторых тунгусо-маньчжурских народов¹⁰⁰.

Знатоками этого календаря, основанного на наблюдениях за движением планет и созвездий, были в прошлом у киргизов (и у казахов) народные метеорологи и звездочеты эсепчи. Знаменитым эсепчи в Прииссыккулье был Манаке (из рода белек племени бугу). Когда его спрашивали, на чем он основывает свои прогнозы, он отвечал, что узнает по звездам, луне, солнцу, где будет хорошо для скота, когда будет большой снег и т. д.

Счет по Плеядам (тогоол) относится, по К. К. Юдахину, к времени, когда луна и Плеяды стоят в отдалении друг от друга и друг против друга¹⁰¹. Этот зимний счет, по М. С. Андрееву, включает часть осени и весны, охватывает полгода. Одновременное пребывание на небе луны и Плеяд происходит в течение этого времени семь раз. Много народных примет и поговорок связывается с периодом беш тогоол, который падает приблизительно на март. К. К. Юдахин приводит поговорку: беш тогоол болбой, бел чечпей — пока не наступит беш тогоол, не распоясываются (на легкую одежду не переходят)¹⁰². В наших записях: бештин тогоолунда токсон толуп, эшикте тоң калбайт, бешикте бала тоңбойт» — с наступлением беш тогоол кончается токсон (три зимних месяца), снаружи мерзлота не остается, в колыбели ребенок не мерзнет. В этот же период, т. е. в марте, отмечает М. С. Андреев, убирают у баранов войлочные переднички, которые до того не позволяли им оплодотворять овец, так как дальше нет опасности, что преждевременно появившиеся ягнята могли бы погибнуть от холода. Некоторые наблюдения и основанные на них предметы, относящиеся к погоде, тувинцы и алтайцы также связывают с движением созвездия Плеяд¹⁰³.

Таким образом, этнографические показания рисуют киргизский народный календарь как сложную систему представлений, сочетающих в себе: а) народный календарь, тесно связанный с древним охотничьим хозяйственным бытом; б) древний народный календарь, основанный на наблюдениях за движением планет и созвездий (счет по Плеядам); в) солнечный календарь; г) числительные названия месяцев. В целом этот календарь как бы документирует различные исторические эпохи, является их живым свидетельством. В определенной степени он несомненно генетически связан с подобными представленными у тюркоязычных народов Саяно-Алтая и в то же время служит доказательством давних культурных контактов киргизов с другими народами Средней Азии. Отложившийся в народном календаре киргизов, алтайцев, хакасов, шорцев, тафаларов и некоторых других народов «охотничий пласт» отражает важную роль охоты в их традиционном хозяйстве. Это позволяет с большей уверенностью утверждать, что в прошлом охота играла существенную роль, как одно из основных занятий киргизов и их предков.

Приведенные данные вполне согласуются с историческими свидетельствами, относящимися к древним тюркам. В них сообщается о том, что они «переходят с места на место, смотря по достатку в траве и воде: занимаются скотоводством и звериною ловлею, носят меховое и шерстяное одеяние»¹⁰⁴. О «звероловстве» и «звериной охоте» на сохатых и оленей у древних тюрков в источниках имеются неоднократные упоминания¹⁰⁵. О значении охоты как подсобного промысла в хозяйстве скотоводов-кочевников имеется множество показаний археологических памятников, относящихся и к территории современной Киргизии. Этнографические записи кже содержат немало данных относящихся к охоте. В генеалогических преданиях разных племен киргизов часты упоминания о том, что их родоначальники занимались охотой. Искусным стрелком из лука был один из родоначальников правого крыла Тагай, охотилась и его сестра Нааль-Эдже. Охотились и предки племени бугу (Асанмырза, Карамырза, Белек, Бирназар, Тёрёштюк и др.), охотником был Саалай-мерген (по прозвищу Кырк-Саадак) — один из предков племени кытай, и т. п. По рассказам атбашинских стариков-киргизов, около двухсот лет тому назад охота на маралов, горных баранов и козлов занимала немаловажное место в хозяйстве горцев-скотоводов¹⁰⁶.

В те времена, когда жил один из предков племени бугу — Арык, был страшный голод. Часть киргизов вместе с казахами ушли на юг, в Гиссар и Куляб. Те, которые не ушли, остались на Иссык-Куле, пережили голод благодаря тому, что занимались охотой¹⁰⁷.

Имея в виду аналогичную роль охоты в хозяйстве ряда других тюркоязычных народов (северные алтайцы, частично тувинцы, шорцы и др.), следует, очевидно, внести некоторые уточнения в распространенное представление о древних тюрках как исконных степных кочевников-скотоводах¹⁰⁸. Совокупность имеющихся источников позволяет говорить о том, что древние тюрки не представляли собой сплошной массы степняков-скотоводов, что часть их, обитавшая в горных и предгорных районах, богатых лесами и горными пастбищами, вела комплексное хозяйство, в котором наряду со скотоводством были представлены и охота, и земледелие¹⁰⁹.
ДОМАШНИЕ ПРОМЫСЛЫ И ДРУГИЕ ЗАНЯТИЯ

Значительное место в киргизском хозяйстве занимали различные домашние промыслы, большинство которых было связано с обработкой продуктов скотоводства. Из шерсти овец, которых мужчины стригли весной и осенью, женщины изготовляли пряжу при помощи ручного деревянного веретена ийик с пряслицем из дерева, свинца или камня. На примитивном ткацком стане өрмөк из этой пряжи изготовляли ткань для халатов, штанов, мешков, переметных сум, а также тесьму для обвязывания остова юрты. По своему устройству киргизский ткацкий стан в общих чертах совпадает с такими же станами у соседних, в прошлом кочевых народов Средней Азии.

Овечья шерсть шла также на выделку тканых ворсовых ковров (у южных групп киргизов) и войлоков, которыми покрывали юрты. Из нее изготовляли войлочные козры для подстилки, халаты, головные уборы, обувь, различные принадлежности к седлам и т. д. Верблюжью шерсть использовали для выделки тканей на одежду, из шерсти коз и яков вили веревки аркан. Из овечьих шкур шили тулупы, штаны, головные уборы, изготовляли подстилки для юрты. Шкуры обрабатывали кислым молоком с солью, а затем счищали мездру. Из козьих шкур изготовляли мешки для хранения и перевозки жидкостей. Основные приемы обработки шкур у киргизов и казахов имели много общего. Кожи крупного рогатого скота, лошадей и верблюдов шли на выделку обуви и различных типов посуды. Из кожи изготовлялись также многие виды домашней утвари, особенно широко применялась конская кожа. Кожаные сосуды и выкройки из кожн для сшивания саба (большой кожаный бурдюк для изготовления кумыса), а также кожаные меха чанач подвергались копчению в специально устроенных коптильных ыштык¹¹⁰.

В числе домашних промыслов, обслуживавших потребности каждой отдельной семьи и ложившихся почти целиком на плечи женщин, необходимо еще упомянуть изготовление циновок из стеблей степного растения — чия, переплетаемых шерстяными и хлопчатобумажными нитками.

В бедняцких и середняцких хозяйствах в домашних промыслах были заняты только члены семьи; богатые хозяйства привлекали для домашних работ зависимых от них бедных сородичей.

Деревообделочные работы заключались главным образом в изготовлении остовов юрт, ленчиков для седел, колыбелей и частично посуды и домашней утвари¹¹¹. Для изготовления точеной деревянной посуды деревообделочники жыгач уста применяли примитивный токарный станок кырма, дюкён. Технические приемы киргизских и казахских мастеров-деревообделочников очень близки друг другу. Некоторые мастера работали на заказ, используя часто материал заказчика. Оплата за работу производилась преимущественно натурой.

Обработка металлов известна киргизам уже давно¹¹². Из добывавшегося на оз. Иссык-Куль шлихового железного песка, путем плавки его в примитивных горнах, получали железо. Кузнецы темир уста изготовляли подковы, ножи, серпы, ножницы для стрижки овец, железные путы для лошадей, топоры, а более искусные — оружие. Серебряных дел мастера (кюмюш уста, зергер) делали из серебра женские украшения, украшения для мужских поясов, сбруи и т. п., часто отличавшиеся большим художественным вкусом. Киргизским ювелирам известны следующие приемы художественной отделки ювелирных изделий: гравировка, чернение, серебрение, золочение, техника зерни, чеканка, а также штамповка.

Некоторые виды ремесла у киргизов передавались по наследству; были потомственные кузнецы, ювелиры, мастера по изготовлению жерновов. Но все же ремесло у киргизов не получило развития. Мастера одновременно продолжали заниматься скотоводством и земледелием.

В отдельных местах из цветного камня изготовляли пулелейки, светильники, пуговицы. Памирские киргизы добывали хрусталь, яшму, самородное золото, сбывая все это на рынках Кашгара и Яркенда. Южные киргизы жгли уголь и продавали его в городах Ферганы.
***
После присоединения Киргизии к России, в связи с повышением спроса на некоторые виды сельскохозяйственной продукции, а также в результате усилившегося общения с. русскими переселенцами, в различных местах появились занятия и промыслы, отсутствовавшие раньше у киргизов или носившие случайный характер. К ним относятся рыболовство, пчеловодство¹¹³, шелководство. Раньше киргизы пользовались иногда для ловли рыбы в Иссык-Куле примитивной строгой дегээ, мешками, устраивали запруды на реках. В дальнейшем некоторые бедняки-киргизы, нанимавшиеся к русским промышленникам, освоили их приемы рыбной ловли, стали пользоваться рыболовными снастями. Однако сколько-нибудь значительного развития этот промысел не получил. Отдельные киргизские хозяйства на Иссык-Куле заимствовали у русских крестьян-переселенцев технику разведения пчел, но и пчеловодство в силу особенностей полукочевого киргизского хозяйства не играло в нем какой-либо заметной роли. Часть южных киргизов, наряду с земледелием, занималась шелководством, причем выкормка червей лежала на обязанности женщин.

С соседними странами киргизы издавна вели оживленный меновой торг. К ним приезжали торговцы из Ферганы и Кашгара со стегаными бумажными и полушелковыми халатами, одеялами, тюбетейками, платками, бумажными и шелковыми тканями. Особенно большим спросом пользовались бязи и бумажная армячина. Оттуда же привозили оружие. Из Кульджи купцы доставляли чай, табак, рис, шелковые ткани. Проникали к киргизам также товары российского производства. Торговля с Россией установилась еще задолго до принятия киргизами русского подданства. Она была той формой экономических связей киргизского и русского народов, которой принадлежало большое будущее. Из России привозили ткани, выделанную кожу, преимущественно юфь, железные и чугунные изделия, украшения. Эти товары пользовались большим спросом у киргизского населения. В обмен на привозившиеся товары купцы получали от киргизов скот, шкуры, войлоки, кожи, шерсть, пушнину, волос. В качестве всеобщего эквивалента при обменных операциях служила овца. Более ценные из привозимых товаров (например, шелковые ткани, кожи, рис) приобретали богатые скотоводы.

Несмотря на некоторое развитие торговли и обмена с соседними оседлыми народами, товарное производство в киргизском обществе в XIX в. находилось в зачаточном состоянии. Вследствие крайне незначительного числа городов и рынков хозяйство подавляющего большинства скотоводов и земледельцев в основном было натуральным. Исключение составляли населенные киргизами районы, тяготевшие к таким экономическим центрам, как Ош и Андижан, Кашгар и Яркенд. Здесь известное значение имели товарные отношения.

В конце XIX — начале XX в. экономическая жизнь в Киргизии стала оживляться. Все более расширялась торговля скотом и продуктами животноводства, товарно-денежные отношения проникали в аил и постепенно расшатывали устои натурального киргизского хозяйства. Меновая торговля постепенно стала заменяться денежной. Основное место заняла торговля с Россией.

Киргизское хозяйство имело в общем комплексный характер. Второе место после скотоводства занимало почти повсеместно распространенное земледелие. Для многих горных районов оно было характерно своеобразными чертами «кочевого» земледелия. Имеются основания полагать, что в киргизском земледелии синтезировались некоторые элементы древнего центральноазиатского земледелия и богатые традиции оседлого земледельческого хозяйства Средней Азии. Относительного развития достигло ирригационное хозяйство, в котором были в той или иной мере представлены древние приемы поливного земледелия. Наконец, наряду с домашними промыслами и ремеслами в хозяйственном укладе киргизов играла известную роль и охота, в которой отчетливо выступают древние черты (коллективные облавные охоты, охота с ловчими птицами).

Изучение хозяйственного уклада киргизов до последнего времени мало продвинулось вперед, некоторые важные стороны истории киргизского хозяйства, в особенности скотоводства и земледелия, остались по существу недостаточно или крайне слабо исследованными. Описание техники скотоводства и земледелия в работах М. Т. Айтбаева¹¹⁵ страдает серьезными недостатками, изобилует многочисленными неточностями. В наши дни этнографы Киргизии предприняли широкие исследования истории киргизского скотоводства и земледелия.