ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. О том, как Самак с Атешаком отправились в Мачин, а Мехран‑везир задумал изменить, Хоршид‑шаха погубить, да сам в плен попался
И вот Самак‑айяр с Атешаком возвратились в воинский стан. Вечер наступил. Самак‑айяр прямо с дороги в шахский шатер отправился. Видит, Хоршид‑шах с богатырями за вином сидит. А он давно уже не пил вина. Вошел Самак, поклонился царевичу. А тот, как увидел Самака, на ноги вскочил, все другие тоже встали. Обрадовался царевич, обнял Самака, обласкал. А Самак ему говорит:
– Царевич, ведь было договорено – вина не пить!
– Да я только сегодня выпил малость, – отвечает Хоршид‑шах. – Ну, богатырь, рассказывай, что ты совершил.
– О шах, благодаря твоему счастью проник я в крепость Шахак, Магугара‑кутваля убил, а с ним и всех мужчин крепости, женщин и детей прочь из крепости выгнал и поставил там кутва‑лем Лала‑Салеха.
Рассказал он Хоршид‑шаху все, что там приключилось, от начала до конца, а потом преподнес ему те два халата, что они с собой привезли. Выпили они немного вина, поговорили о том о сем, а затем богатыри кто куда разбрелись, спать улеглись. Царевич с Фаррох‑рузом, Самаком и Атешаком в царском шатре спали, а Шогаль в другой шатер ушел, с айярами устроился.
А когда наступил день, Хоршид‑шах воссел на тахт и надел на себя тот халат. Богатыри служить ему собрались, вельможи государства вином занялись. Самак снова рассказал свои приключения, как они с Атешаком договаривались насчет того вечера у Магугара, как он Атешаку разные дела поручал да уговаривал, а тот ему отвечал: не моя, мол, забота. Посмеялись богатыри вдосталь.
Вдруг послышался в лагере шум и гром, как будто сто тысяч военных барабанов враз ударили.
– Что случилось? – спросил Хоршид‑шах.
– О шах, это к неприятелю помощь пришла, – ответили ему.
Тогда он сказал:
– Вот почему они от войны уклонялись – помощи дожидались. А я‑то и не думал… Теперь, когда они на битву выйдут, буду знать, как с ними сражаться!
Сказал он эти слова, как вдруг появился в шатре человек, дин из тех слуг, которые с Хоршид‑шахом из Халеба прибыли.' Звали его Суре Халаби. В ту ночь, когда они на Каменной улице засели, он с ними был. Славился он хитростью и изворотливостью, много по свету бродил, знал обычаи каждой страны и языки разные, умел всякое обличье принимать, все разведать и разнюхать. Он мог пятьдесят фарсангов в сутки прошагать и так тайное послание передать, будто это его собственные речи! Все это время Суре неотлучно был в лагере Газаль‑малека и, когда войско из Мачина пришло, все видел. Вызнал он, что к чему, разобрался во всем и явился к Хоршид‑шаху.
Царевич на троне сидел, Суре Халаби вошел, поклонился до земли и сказал:
– О царевич, на помощь Газаль‑малеку прибыли Сейлем, брат Катрана, с Гиль‑Саваром и Шемраном, а с ними двадцать тысяч войска.
Потом он наклонился и на ухо царевичу прошептал:
– А еще приехали с этим войском двое: Канун, он исфахсалар города Мачин, наподобие того как Шогаль – исфахсалар Чина, и ученик Кануна – Кафур. Они Армен‑шаху обещали, что доставят ему головы Самак‑айяра и Шогаля‑силача, а еще дали слово, что тебя живым привезут, так как ты – шах. Вот с каким делом прибыли они тайно, чтобы никто ничего не знал. А я все это вызнал и тебе сообщаю.
Пригорюнился Хоршид‑шах, час целый так просидел, пока не наступила ночь. Богатыри разошлись, остались в шатре Фаррох‑руз да Самак с Атешаком. Самак поклонился и сказал:
– О шах, коли это не тайна, что тебе сказал на ухо Суре Халаби?
Хоршид‑шах ответил:
– О Самак, от тебя у меня тайн нет, мы ведь с тобой как одна душа.
Поклонился Самак, а царевич продолжал:
– О брат, Суре сказал, что прибыли два человека – исфахсалар города Мачин Канун и его ученик Кафур. Они Армен‑шаху слово дали, что меня живым к нему приведут, а еще твою и Шогаля головы доставят. Потому и прибыли тайно.
Выслушал это Самак и сказал:
– Жаль, что я их не знаю, да и о другом сейчас помышляю. Мне надо ехать в Чин, чтобы исполнить желание Атешака, я ведь обещал, когда закончу дела в крепости Шахак, этим заняться, а свое слово нарушать нельзя. А то бы я взял с собой Суре, чтобы он Мне их показал, и устроил бы им такое, что об этом до конца света говорили бы. Ну, раз так, я не я буду, коли не притащу к тебе самого Армен‑шаха! Но ты берегись, будь осторожен и благоразумен, осмотрителен и бдителен – ведь если бы у них ничего за душой не было, они бы таких обещаний не давали и сюда бы не приехали.
Потом Самак сказал Атешаку:
– Братец, сходи‑ка позови моего учителя Шогаля, скажи, что шах с ним поговорить желает.
Атешак пошел и привел Шогаля. Самак все ему пересказал, а потом говорит:
– Учитель, я взялся за одно дело, отложить не могу – оно душу Атешака гнетет. Я хочу его душу облегчить. Смотри, не допускай тут беспечности, ведь Хоршид‑шах, хоть и умен и учен, отрок еще, к тому же в этом войске он чужой. Конечно, все ему служат, однако про осторожность забывать нельзя. Так ты все исполняй как положено, а что тебе не понравится, того не разрешай. А если он разгневается или браниться станет, ты к сердцу не принимай – он ведь падишах и ребенок. Ясное дело, как ни крути, на все воля божья… Все же поостерегись, а я съезжу в Мачин, устрою дела Атешака и тот же час назад ворочусь.
Молвил он так, обнял царевича Хоршид‑шаха, Фаррох‑руза и Шогаля‑силача, взял за руку Атешака, вышел из шатра и отправился в путь.
Когда они ушли, Хоршид‑шах с прочими преклонили головы и заснули до наступления дня. Воссел Хоршид‑шах на тахт, богатыри и вельможи собрались, стал шах с ними советоваться, говорит:
– К вражескому войску помощь подошла, а нам и невдомек! Разумнее всего нам теперь послать письмо Фагфур‑шаху и описать все события – что‑то он прикажет. Если скажет воевать – исполним, если мир заключать – тоже исполним. Как прикажет, так и поступим.
Все сказали:
– Мы согласны со всем, что шах решит. Что царевич ни молвит, что ни сделает, что ни замыслит – все правильно.
Тогда Хоршид‑шах к Фаррох‑рузу обратился:
– Брат, напиши письмо шаху Фагфуру, изложи ему все, что у нас случилось. Пусть он распорядится.
Фаррох‑руз взял бумагу, перо, чернила и написал: «Во имя бога, владыки мира! Слава благим, и чистым, и избранным!» А после такого начала продолжил: «Письмо это от Хоршид‑шаха ибн Марзбан‑шаха к Фагфуру, шаху Чина. Государь‑отец знает и ведает, что изволил он пожаловать Хоршид‑шаха своим зятем и избранником и послал его на борьбу с врагами, дабы дать им отпор. А царевну Махпари велел отправить в крепость Шахак, хотя нам тогда неизвестно было, что кутвалем крепости сидит Магугар, сын колдуньи‑няньки Шерванэ, которая и начала всю эту смуту. Мы отправили Махпари в крепость и вступили в сражение с неприятелем; так что два дня сражались, а под конец захватили в плен Катран‑пахлавана, заточили его, а богатырь Самак отправился в крепость Шахак и убил Магугара и всех, кто там был, потому что они подняли мятеж из‑за
Махпари. Крепость он поручил Лала‑Салеху. После того как мы захватили Катран‑пахлавана, сражение прекратилось, а Газаль‑малек послал письмо своему отцу с просьбой о помощи, и они прислали несметное войско. Вот и мы сообщаем обо всем шаху, чтобы если он положит нам сражаться, то прислал бы нам пополнение, а если надумает мир заключать, то тоже пускай распорядится. Ожидаем указаний шаха, хотя с этими бродягами безродными только и можно воевать, кроме войны, ничего другого они не понимают.
А еще слыхал я, что Армен‑шах по разным странам письма разослал, ополчение созывает и сам намеревается сыну на помощь выступить со всем своим войском. Если государь‑отец, шах Фагфур, сочтет благоразумным, пусть отправит грамоты по всем областям Чина и в соседние страны, соберет войска побольше и пришлет к нам, потому как мне тут без казны и без войска сражаться невозможно. Все как есть, я шаху описал, остаюсь здесь, в урочище Гуран, лицом к лицу с неприятелем, в ожидании гонца с вашим ответом. Мир вам!»
Дописал Фаррох‑руз письмо, вслух прочел, запечатал, только хотели гонца призвать, как поднялся среди войска шум и волнение, все разом переполошились.
– Пойдите поглядите, что случилось, кто там народ баламутит? – приказал Хоршид‑шах.
Тут вошел какой‑то старик, поклонился царевичу и сказал:
– Беда‑то у нас какая! Дикий волк с гор спустился, на наш стан напал и такое натворил, что и описать невозможно. Целых восемьдесят человек на куски разорвал, а Рази, козьему пастуху, другу Самака, голову откусил, в зубы схватил и так по всему стану бегает.
Взял Хоршид‑шах железную палицу, что возле трона лежала, – а было в ней сто десять манов весу – и вышел наружу. Волк хотел было на него наброситься, но царевич размахнулся, воззвал к богу, метнул палицу и попал волку прямо в голову, так что проломил ему башку. А после того пять человек эту палицу еле подняли.
Потом царевич позвал Суре Халаби, отдал ему письмо и сказал:
– Отвези это послание к шаху Фагфуру.
Суре взял письмо и отправился в путь и ехал, пока не прибыл в Чин. Прямо с дороги понес письмо во дворец, подошел к шахскому трону, поклонился, достал письмо, поцеловал его и положил на край тахта. Шах отдал письмо прочесть Мехран‑везиру, а тот, уяснив, о чем речь, пересказал все Фагфуру: о том, как в крепости был убит Магугар, как захватили Катрана. Шах обрадовался. Когда же дело дошло до помощи и до того, что надо делать – воевать или мир заключать, Фагфур сказал:
– Мехран, мириться с ними негоже. Нам надо военачальника найти, опытного и смелого, который возглавит войско и поведет его на помощь Хоршид‑шаху.
Расстроился Мехран‑везир, что Катрана захватили, а Магугара убили, подумал про себя: «Неразумно мне дольше здесь оставаться. Как я ни изловчусь, они все мои хитрости на нет сводят! Пришло время действовать, надо мне туда ехать и на месте против них что‑нибудь предпринять, коли здесь не ладится. Старался я, старался – ничего не вышло. Я узелок завяжу – они развяжут. Пока не стало тайное явным, нужно мне отсюда убраться да попробовать связать то, что порвалось». Вот как он размышлял. А вслух сказал:
– О шах, раб твой поедет, в их делах разберется – может, все легко и разрешится. Если сражаться надо будет – битву начну, если на мировую идти – помиримся.
Шах Фагфур воскликнул:
– Прекрасно! Ты с этим справишься. Снаряжайся как следует.
В тот же час приказал везир казну открыть и не скупясь отобрал все, что нужно в дорогу, в оружейных и коверных кладовых, в винных погребах и в поварнях, в хранилищах шатров и палаток и выступил с десятью тысячами всадников, а сам в ту же ночь написал письмо Газаль‑малеку и изложил все, о чем сообщал им Хоршид‑шах: и про Катрана, и про убийство Магугара, и про то, что он сам походом идет с десятью тысячами всадников. «Когда мы доберемся до такого‑то места, то пойдем медленно, а то и вовсе остановимся, а тебе, Газаль‑малек, надо будет послать все свое войско, чтобы оно нас окружило, перебило, а меня пусть в плен захватят вместе со всем богатством, которое при нас имеется. А коли противник будет просить меня выдать, пусть не соглашаются, ведь они люди злонравные, на все способные. А когда я пред твои очи явлюсь, объясню, что делать дальше».
Запечатал он письмо, позвал одного воина по имени Раму, которому он доверял, и вручил ему письмо, наказав:
– Спеши скорей к Газаль‑малеку!
Раму взял письмо и отправился.
Поехал и Мехран‑везир тихохонько. А в это время Сиях‑Гиль с небольшим отрядом возвращался из ущелья Бограи, вез в лагерь несколько харваров корма для скота и остановился на привал возле источника. Вдруг видит, пыль в степи поднялась. Поглядел он, а это серна на тот лужок около источника бежит, летит, как молния. Сиях‑Гиль сказал:
– Вы тут меня обождите, пока я эту серну подстрелю.
С этими словами он прыгнул в седло и поскакал.
Скачет Сиях‑Гиль за серной, а на пути у него горка. Серна на эту горку взбежала, за гребень перевалила и скрылась. Сиях‑Гиль тоже коня в гору погнал. На вершине поглядел по
сторонам, серны не увидел, а увидел человека, который мчался как ветер, – этот человек был Раму, посланный Мехран‑везира к Газаль‑малеку. Подождал Сиях‑Гиль, пока тот приблизился, окликнул его:
– Откуда и куда ты спешишь по бездорожью?
Раму себе сказал: «Если он узнает, откуда я и куда, убьет меня! Лучше мне так поступить: поехать с ними к их стану, а уж оттуда уйти нетрудно будет». Он приблизился к Сиях‑Гилю, поклонился и сказал:
– Из Чина я, от самого шаха Фагфура. Мехран‑везир с двенадцатитысячным войском за мной следом идет, а я спешу к Хоршид‑шаху – известить его об этом, чтобы он навстречу войско выслал. Этим путем я шел, так как здесь быстрее.
Сиях‑Гиль поверил ему, подумал: «Видно, этот человек устал!» и посадил его сзади себя на круп лошади, а потом отвез в свой лагерь.
Привел Сиях‑Гиль Раму к Хоршид‑шаху, поклонился, рассказал, что случилось. Хоршид‑шах Сиях‑Гилю говорит:
– Вот ты и поезжай им навстречу да возьми с собой четыре тысячи воинов.
Сиях‑Гиль собрался и выехал.
А Раму удрал и прибежал и лагерь Газаль‑малека. Отдал письмо Шакар‑дабиру, а тот прочел и смысл его разъяснил. Там присутствовали оба брата Катрана – Сейлем и Катур. Газаль‑малек сказал:
– Выступайте с двенадцатью тысячами всадников и постарайтесь захватить Мехран‑везира.
Сейлем и Катур с войском отправились в поход. Раму сказал:
– По этой дороге ехать нельзя, здесь отряды неприятеля попадаются, неизвестно, что получится. Я вам другую дорогу покажу.
С этими словами он встал впереди войска и повел их. Так они двигались, пока не достигли какого‑то пригорка. Огляделись вокруг, видят, а лагерь Мехран‑везира вот он!
У Мехран‑везира было с собой много вина. Как только они останавливались на привал, он поил воинов вином, так что, когда войско Газаль‑малека подошло, они все мертвецки пьяными были и спали. Сейлем и Катур успокоились. А Мехран‑везир приказал, чтобы войско окольным путем подошло, их лагерь окружило и предало всех мечу. Стали они всякого, кто им под руку попадал, либо убивать, либо в плен забирать. Мехран‑везира тоже забрали, заковали, потом захватили все, что Мехран с собою вез, повернули уже назад, как вдруг подоспел Сиях‑Гиль со своими воинами.
Предстало перед ними огромное войско, а посреди полков горстку пленных ведут. Послал Сиях‑Гиль всадника выяснить, кто это. Подъехал воин поближе, видит, это войско Газаль‑малека, а Мехран‑везир в цепях и других пленников много. Вернулся он, рассказал Сиях‑Гилю, что видел. Сиях‑Гиль думает: «Откуда же они взялись? И что теперь сделать можно – их вон как много, а нас мало. Но придется все же сплотиться потеснее, спина к спине, чтобы нас порознь не перебили, да послать кого‑нибудь к Хоршид‑шаху, известить его, что случилось, пусть нам помощь вышлет».
Потом эти четыре тысячи воинов двинулись наперерез войску Газаль‑малека, грозный клич боевой испустили, к сражению приступили. Те, как увидели, что супротивников мало, обрадовались, обратили против них мечи.
Пока они бились, гонец прискакал в лагерь Хоршид‑шаха и все ему доложил. Стал царевич размышлять: «Как же это получилось? Откуда они узнали?», а потом обратился к Саму:
– Скорей собирайся, бери восемь тысяч всадников и отправляйся!
Сам поклонился и двинулся в путь. Когда Сам выступил, царевич приказал Шируйе, сыну Шир‑афкана, выходить следом с восьмитысячным войском, а когда те отбыли, обратился к Фаррох‑рузу:
– Не знаю, как велико вражеское войско? Надо мне на помощь идти или нет?
– Давайте я пойду, – сказал Фаррох‑руз и тоже выступил с четырьмя тысячами воинов. Так и шли войска друг за другом.
А Сиях‑Гиль со своими воинами тем временем дорогу войску Газаль‑малека заступил, в битву вступил. Воины Газаль‑малека стараются их разъединить, друг от друга отделить – не могут. Так ночь пролетела, и день миновал, почти одолели они воинов Хоршид‑шаха, но тут подоспел Сам‑пахлаван, а с ним восемь тысяч всадников. Испустили они боевой клич и бросились на врагов, били их, наземь валили, а там и Шируйе, сын Шир‑афкана, подошел. Темная ночь настала, бойцы один другого разглядеть не могут. Тогда забили барабаны отбой, и войска разошлись.
Шируйе приказал, чтобы десять тысяч всадников дозором ходили. В полночь Фаррох‑руз прибыл, стал богатырей спрашивать, как дела. Они ему все рассказали и стали следующего дня дожидаться.
А когда наступило утро, Фаррох‑руз приказал ударить в военные барабаны и обе стороны приготовились к бою. Фаррох‑руз сказал:
– Не время сейчас по всем правилам сражение вести! По его приказу вышли вперед лучники и все разом начали врагов обстреливать. Выпустил каждый по три стрелы – ив рядах неприятеля шесть тысяч людей и коней полегли. Потом оставшихся окружили и предали мечу, многих побили, а тех, кто бежать пытался, перехватили, назад воротили. Получилась тут неразбериха, ряды смешались, пока Сиях‑Гиль не подоспел и Сейлема не захватил. Вообще‑то Сейлем посильнее его был, но в этот раз растерялся и оплошал. Связал его Сиях‑Гиль, они еще три тысячи пленных взяли, а часть людей по степи разбежалась.
Фаррох‑руз приказал развязать Мехран‑везира и подсчитать всю военную добычу. Потом сразу составил донесение Хоршид‑шаху, описал, как они победили, как все вышло, помянул, сколько тысяч пленных взяли вместе с Катуром и Сейле‑мом, и послал это письмо вперед, а сами они с войском следом двинулись.
Хоршид‑шах письмо получил, обрадовался, написал ответ: «Никаких пленных ко мне не приводите, казните их, как сумеете».
Когда Фаррох‑руз получил этот ответ, стал он вместе с Сиях‑Гилем, Самом и Шируйе пленных крушить, пока не пришел черед Катура и Сейлема. Привели Катур‑пахлавана, чтобы казни предать, а он говорит:
– Повремените малость, слово молвить желаю. А потом уж делайте со мной, что хотите.
– Говори, – разрешили ему.
Катур сказал:
– Мехран‑везира казните, а то глядеть тошно, что он живой, а мы все убитые. Не кто другой, как он, мерзавец, всю эту смуту затеял, нас из Мачина сюда вызвал, эту злобу и вражду посеял. Ведь все, что с Хоршид‑шахом случилось: и убийство айяров, и то, что подкрепление прислали, и то, что Хоршид‑шаха с нами сражаться отправили, и то, что столько народу с обеих сторон полегло, – все это Мехран проклятый подстроил. А теперь он Фагфура оставил и нас известил, что выступает, чтобы мы всех перебили, а его связали да заковали – и вот что получилось!
Фаррох‑руз сказал:
– О богатырь, что это ты говоришь? Такие речи подтверждения требуют.
– А ты сунь руку мне за голенище, – ответил Катур, – и достань письмо, которое прислано было.
Фаррох‑руз приказал, чтобы письмо вытащили из сапога Катура и подали ему. То письмо было, где говорилось: «Я веду отряд, в таком‑то месте я их задержу, ты присылай свое войско, всех перебей, а меня вели в плен взять, и добро все пускай забирают. А если Хоршид‑шах будет меня требовать, не отдавайте им меня, я сам все устрою». А еще там было про крепость Шахак, и убийство Магугара, пленение Катрана, и прочее. Прочел Фаррох‑руз то письмо, закричал на Мехран‑везира:
– Эй, подлец злокозненный, ты что наделал?
А Мехран‑везир в ответ:
– О богатырь, это все ложь. Ничего я об этом не знаю.
– Ах ты пес шелудивый, – вмешался Катур, – ты столько тысяч народу погубил, а теперь ничего не знаешь?! Не ты ли это письмо писал? Не ты ли свою жену и дочерей к нам заложниками послал?
Как услышал Фаррох‑руз, что Мехран‑везир послал заложниками жену и детей, приказал тотчас Мехрана заковать, Катура и Сейлема – тоже и доставить всех троих к Хоршид‑шаху вместе с богатой военной добычей.
Рассказал Фаррох‑руз царевичу все происшествия и то письмо отдал. Хоршид‑шах обратился к Мехран‑везиру:
– Собачий ублюдок, что я тебе сделал, зачем ты все эти злодейства вершил и вершить продолжаешь? Чего достичь желаешь?
Мехран‑везир потупился и ни слова ему не ответил. Аргун Сарчупан сказал:
– Надо на них колодки надеть да отправить в ущелье Бограи, а как с войной покончим, я с ними разделаюсь.
Тогда всех троих заковали в цепи, назначили охрану из двухсот воинов и отослали их в ущелье Бограи.
Некоторые из спасшихся бегством добрались до лагеря Газаль‑малека, принесли ему весть о поражении. Огорчился он, а тут лазутчики подоспели, говорят:
– О царевич, Сейлема, Катура и Мехран‑везира всех вместе сковали и отослали в ущелье Бограи.
Еще больше приуныл Газаль‑малек, созвал своих приближенных и военачальников, стал им рассказывать: так, мол, и так, двенадцать тысяч воинов разом погибли, а два таких богатыря, как Сейлем и Катур, в плен попали. Мехран‑везира тоже захватили.
– Может, это он нас предал? – говорит царевич. – Что нам делать?
На том совете присутствовали Канун и Кафур. Поклонились они и говорят:
– О царевич, похоже, что это для нас дело. Мы, правда, о Другом помышляли, но сначала, видно, надобно этот узелок распутать. Нужно ехать вслед за богатырями, может, удастся их вызволить.
Газаль‑малек благословил их ехать. Тогда занялись они этим Делом, стали расспрашивать:
– Чего в ущелье Бограи не хватает, что у них редкость и что они часто покупают?
Нашлись люди, которые там бывали, говорят им:
– Все там свое, вот только вино из других мест привозят.
Выслушал это Канун, пораскинул умом и придумал, как освободить Сейлема, Катура и Мехран‑везира.
А тем временем Самак и Атешак, покинув лагерь Хоршид‑шаха, прибыли в Мачин. Самака как чужестранца никто не знал, а Атешака, хоть он и тамошний был, никто не узнавал. Они пришли в караван‑сарай, наняли комнату, остановились там и два дня отдыхали, а на третий день в город вышли, всюду побывали, все повидали. Пока они до дома Атешака шли, Самак все кругом замечал да так крепко запоминал, что казалось, будто он тысячу лет в этом городе живет.
На другой день отправились они в баню, помылись, искупались. Встретился им в той бане один старик. Самак пустился с ним в разговоры, словно родич неотвязный, и в конце концов спросил:
– А кто в этом городе исфахсалар?
– Исфахсаларом у нас Канун, – ответил старик, – только его сейчас здесь нету. Должно быть, по делам уехал.
– Что за дела такие? – пристает к нему Самак. – А у этого Кануна есть в городе родня?
– А то как же, – отвечает старик, – у него жена есть и дети, а дом его – на базаре торговцев зерном. Есть у него два сына – Бехзад и Размьяр, богатыри известные.
Так Самак обо всем у того старика выспросил, а потом они ушли из бани.
Самак спросил Атешака:
– Где дом Кануна?
Привел его Атешак к тому дому, видят, перед домом слуги стоят. Поздоровались они, а Самак сказал:
– Нам нужен исфахсалар города Канун.
– Исфахсалара дома нет, – говорят слуги, – он на охоту поехал.
– А надолго ли уехал? – спрашивает Самак.
– Да, верно, через месяц‑другой вернется.
– А дома‑то есть кто? – все допытывается Самак.
– У него сыновей двое, они за домом присматривают. Коли у вас дело какое – скажите.
– Тогда доложите, что пришли, мол, двое, желают почтение засвидетельствовать.
Один из слуг в дом вошел, сказал Бехзаду:
– Пришли два человека, просят их принять. Бехзад и Размьяр велели:
– Приведите их!
Впустили тех в дом, вошли они, поклонились. Бехзад и Размьяр их встретили как положено. Потом Самак такую речь повел:
– Мы чужестранцы, постоянно на службу к благородным людям нанимаемся. Едем мы из Бухары, прослышав о славных людях в ваших краях. Один из них – Шогаль‑силач, он из города Чин, а другой – Канун из вашего города. Стали мы их разыскивать, а нам сказали, что Шогаль ушел на войну, не удалось нам его повидать. Тогда мы прибыли сю к Кануну, и его тоже нет! Хоть нам и не повезло, однако раз сыновья исфахсалара тут, мы зашли почтение выказать.
Бехзад и Размьяр сказали:
– Отец на охоту уехал, обождите, пока он вернется. Наш отец отважных людеей любит, особенно чужестранцев.
Самак и Атешак поблагодарили, посидели с ними немного. Стали Бехзад и Размьяр их привечать. Приказали еду подать, накормили, потом вином принялись потчевать, пока не наступил вечер. Самак поднялся, поблагодарил и сказал:
– Мы ведь люди пришлые, нам надо в мору пить, чтобы пьяными не быть, а то и до дому не доберешься.
– Коли вы к нам на службу прибыли, оставайтесь у нас, – говорят Бехзад и Размьяр.– Дом у нас большой, в самой середине города стоит, горниц много, прямо в сад выходят. Выбирайте любую и живите.
Поблагодарили Самак и Атешак, им комнату приготовили, отвели туда, и они легли отдыхать. А утром вновь пришли хозяев приветствовать – и так провели три дня. Атешак обратился к Самаку и сказал:
– Богатырь, мы зачем сюда приехали – кормиться или Дельарам искать? Время идет, нам надо в воинский стан возвращаться, ведь Канун‑то там. Нельзя допустить, чтобы из‑за него всем неприятности вышли.
– Братец, – отвечает ему Самак, – дела нужно делать осмотрительно, а попусту суетиться ни к чему, только жалеть потом будешь, а ведь мужчине не пристало сожалеть о своих поступках. Поэтому молодец, прежде чем в дело соваться, должен выяснить, как назад выбираться, а уж потом ввязываться. А кроме того, я ведь не знаю твою Дельарам и, где она есть, не ведаю, как же я могу этим заниматься?
– Зато я ее знаю, – говорит Атешак, – и местопребывание ее мче известно.
– Ну, ладно, нынче ночью попробуем, – сказал Самак‑айяр. – с божьей помощью что‑нибудь сотворим.
И они стали ждать, пока наступит ночь.
Встал Самак‑айяр, надел оружие, Атешак тоже снарядился, взяли они ножи, веревки и все, что положено, и через садовую калитку вышли из дома. А случилось так, что Бехзад и Размьяр с того времени, как Самак и Атешак у них появились, каждую ночь их подстерегали, из дома выходили и вокруг бродили. А в ту ночь вышли они и видят: показались из садовой калитки Самак и Атешак, оба вооруженные. Бехзад сказал Размьяру:
– Надо нам пойти посмотреть, что они собираются делать. И они отправились выслеживать тех двоих и шли за ними,
Пока не пришли к шахскому дворцу. Самак спросил Атешака:
– Где тут помещается Дельарам?
– Ее место – в шахских винных погребах, это с той стороны дворца, – ответил Атешак. Обошли они кругом, а стражник кричит: «Ясно вижу!»
– Ты подумай, как врет, – шепнул Самак Атешаку, – сам ведь спит, да только сны и видит!
Потом он сказал:
– Ну, бросай аркан.
Бросил Атешак аркан на стену – не попал.
– Эх ты, да разве айяры так бросают?! – говорит Самак. – Давай сюда.
Отобрал у него аркан, а Атешак оправдывается:
– Богатырь Самак, да я для того и пошел к тебе на службу, чтобы научиться!
А Бехзад с Размьяром начеку были. Услыхали имя Самака и сразу поняли, кто перед ними. Говорят друг другу:
– Не зря мы следом пошли! Теперь знаем, что этот – Атешак, он здешний, слуга Катрана, хоть мы его прежде и не встречали. А тот – Самак‑айяр, из‑за которого столько всякого приключилось. Ведь отец‑то наш его поехал искать! А он исхитрился сюда проникнуть, видно, затеял здесь что‑то. Пускай его лезет в шахский дворец, зато мы потом их обоих возьмем – славное будет дело! Надо только подождать тут.
С этими словами они спрятались, а Самак‑айяр взял в руки веревку, сделал петлю, в воздух подбросил, точнехонько на зубец дворцовой стены угодил, закрепил, ухватился за веревку и влез наверх. Огляделся, видит, стражник‑то спит!
Подскочил Самак, схватил его за горло, а стражник спрашивает:
– Ты кто?
– Самак‑айяр.
А стражник и не слыхал никогда про Самака, он глаза вытаращил:
– Что за Самак такой, чего тебе надобно?!
Самак говорит:
– Ангел смерти я. Отвечай, где укрывается Дельарам‑ключница, тогда я тебя пощажу.
– Самак, какой же ты ангел смерти, коли не знаешь, как к Дельарам пройти? – возразил стражник. – Ну, ладно, коли я тебе нужен и ты обещаешь жизнь мне сохранить, я тебе покажу.
Самаку остроумные слова стражника понравились, и он сказал:
– О воин, жизнь твою я сберегу, если ты поклянешься, что сбережешь нашу тайну и никому не укажешь на нас.
Стражник поклялся, что не выдаст их и будет с ними заодно, и Самак его отпустил со словами:
– Ну, так где же находится Дельарам?
– Прямо против того купола есть домишко, это винный погреб, – объяснил стражник, – там и найдешь Дельарам.
Самак с Атешаком отправились к тому дому и заглянули в отдушину. Видят, все приготовлено для пира, свечи зажжены, а Дельарам спит. Атешак, как увидел ее, воскликнул:
– О богатырь, вот моя Дельарам, сердце мое, жизнь моя! Это из‑за нее я столько претерпел. Тащи ее быстрее!
Самак достал нож, ту отдушину, куда они заглядывали, расширил, да так, что ни одна соринка вниз не упала, а потом сказал:
– Ну, Атешак, спускайся, бери ее.
– Ах, богатырь, боюсь у меня руки‑ноги ослабеют и ничего не получится, – возразил Атешак.
– Ну, ладно, пусть твоя Дельарам будет мне сестрой перед богом, чтобы ты дурного не подумал, коли моя рука ее тела коснется.
С этими словами он передал веревку Атешаку, ухватился за нее и спустился вниз. Говорит он себе: «Клянусь господом, подателем благ, надо мне кое‑что отсюда взять для праздников у Хоршид‑шаха, эта пиршественная утварь того достойна». Он собрал золотую и серебряную посуду, сложил в сундук, а потом подошел, в замочную скважину поглядел, никого поблизости не увидел и голоса не услышал. Вернулся он к изголовью Дельарам и растолкал ее.
Очнулась Дельарам от сна, видит, вооруженный человек стоит. Она говорит:
– Ты кто?
– О Дельарам, это я, Самак‑айяр, с поручением к тебе пришел. Хочу тебя переправить к Атешаку.
Когда Дельарам услыхала имя Атешака, она успокоилась – знала, что Атешак ее любит, он ведь много раз приходил к ней на поклон. Она его близко не подпускала, ну а тут видит, как все обернулось, уж спорить не стала. Самак начал ей руки и ноги связывать, а она говорит:
– Ты меня не вяжи, я и так за тобой пойду. Ты какой дорогой пришел?
– Верхней, что у тебя над головой. Глянь, там Атешак стоит и на тебя любуется. Так что хорошо бы тебя не связывать, да придется!
Потом он вытащил тряпку и заткнул Дельарам рот. Атешак посмотрел сверху, говорит:
– Ради бога, богатырь, не делай этого, она задохнуться может!
Засмеялся Самак и сказал:
– Не бойся, ничего с ней не случится: «семенной баклажан и жучок не точит»!
Потом он привязал к веревке сундук и велел:
– Тяни, Атешак!
Поднатужился Атешак – ничего не получается, сил не хватает. Самак говорит:
– На что же ты годишься? Ничего‑то ты не можешь. Подтянулся он наверх по веревке, вытащил сундук и сказал:
– А теперь, Атешак, полезай вниз, обвяжи веревкой Дельарам, я ее наверх подниму.
Спустился Атешак вниз, упал к ногам Дельарам, стал ей руки‑ноги целовать, пока Самак на него не прикрикнул:
– Это что за неприличие такое?! Привязывай ее сейчас же, время идет!
Привязал он Дельарам, Самак ее вытащил и говорит:
– Ну, Атешак, а ты оставайся вместо Дельарам, будешь ее работу исполнять, это дело нехитрое, а другого ты все равно не умеешь.
Атешак крик поднял:
– О богатырь, что ты говоришь‑то?! Какой из меня виночерпий? Да ведь они меня увидят – убьют на месте. Вызволи меня отсюда и пошли ко мне Дельарам!
Самак возразил:
– Нет, Атешак, нельзя тебе доверить близкую к падишаху особу, ведь ты еще ничем не доказал, что сможешь ее сберечь. Если я отдам ее тебе, неизвестно, как дело обернется. Не сделаю я этого. Оставайся здесь, а я пойду.
– О богатырь, не бросай меня! – завопил Атешак. – Ведь я же все исполнял, что ты приказывал!
Самака аж смех разобрал над недотепой этим. Спустил он ему веревку, Атешак вскарабкался наверх и говорит:
– Нечего сказать, славно придумал – на погибель меня обречь!
– Братец, уж очень ты за свою шкуру боишься! – ответил Самак. – Это я тебя поучил немного. Разве я тебя когда‑нибудь брошу?
Поблагодарил его Атешак и сказал:
– Да, богатырь, что греха таить, я за жизнь свою страсть как боюсь. – А потом добавил: – Ну пошли!
– Какой дорогой пойдем? – спрашивает Самак‑айяр.
– Той же, что сюда пришли.
– Той дорогой нельзя, – говорит Самак, – там нас Бехзад с Размьяром схватят.
– Да о чем ты говоришь? Откуда им здесь взяться?
– Эх, Атешак, да мы еще только из сада вышли, как они за нами увязались, выслеживать нас стали. Я их тогда же и приметил, да не стал тебе говорить, чтобы не пугать тебя. Они вон где прячутся!
– Тогда поспеши, богатырь, – говорит Атешак, – выводи нас отсюда. Нельзя ведь, чтобы они шум подняли и нас схватили в шахских покоях – все старания наши зазря пропадут.
Самак ответил:
– Они там ждут, пока мы все закончим и назад возвращаться станем, вот тогда они крикнут, чтобы нас схватили. Значит, надо нам в другом месте выйти.
Атешак с ним согласился, пошли они в другую сторону. Видят – никого нет. Сбросили они с дворцовой стены веревку, Атешак спустился, принял сундук и Дельарам, а затем и Самак вниз слез и веревку отцепил. Атешак спросил:
– Куда же мы понесем сундук и Дельарам?
Поглядел на него Самак.
– О братец, – говорит, – я‑то думал, что ты хоть что‑нибудь знаешь и делать умеешь. Теперь понял я: ни на что ты не годишься. Я сначала приют нашел, а потом на дело пошел! Ну‑ка, забирай Дельарам и ступай за мной. Я‑то полагал, что раз ты из этого города, то все тебе здесь знакомо, а нынче вижу, ты тут больший чужестранец, чем я, и, за что ни возьмешься, ни к чему не способен!
С этими словами он поднял сундук и пошел вперед, а Атешак с Дельарам на плече – за ним. Пришли они в квартал виноторговцев. Самак сказал:
– На левой стороне этой улочки есть дом. Пойди постучи в дверь. Тебя спросят, кто. Скажи: «Атешак. Меня Самак послал». Тут и я подойду.
– О богатырь, а чей это дом? – спросил Атешак.
– Одного благородного человека – Хаммара, – ответил Самак‑айяр.
– Кто такой этот Хаммар? – спрашивает Атешак. – И откуда ты его знаешь? Ведь ты недавно в город прибыл и еще на эту улицу не ходил, ни с кем не разговаривал, а прежде ты никогда в этой стране не бывал. Я сам тут родился, а на эту улицу и дороги не знаю!
Самак отвечал ему:
– Хаммар – тот человек из бани. Мы с ним тогда побеседовали, он сказал, чтобы я ему открылся, поклялся мне в дружбе и заключил со мной союз, а потом рассказал, как пройти к его Дому.
Похвалил его Атешак, и они вдвоем подошли к дому Хаммара. Атешак постучал в дверь, из‑за двери спросили: «Кто там?» Атешак ответил: «Свои». Сверху спустился старик и открыл Дверь. Увидел Атешака и говорит:
– Ты кто такой?
– Я слуга Самака, – ответил тот.
Хаммар спросил:
– Где же Самак? А это что такое?
Тут Самак выступил вперед и поздоровался. Хаммар при виде его обрадовался, обнял его и повел их в дом. Освободил он для них комнатку, устроил их, а сундук прибрал и Дельарам отвел, чтоб отдохнула. Они все Хаммару рассказали и остались там.
Достарыңызбен бөлісу: |