Сборник статей памяти академика Фщ И. Щербатского издательство «наука» Главная редакция восточной литературы Москва 1972



бет26/30
Дата11.06.2016
өлшемі2.08 Mb.
#128701
түріСборник статей
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30

(724—748). Царствование последнего ознаменовалось постройкой

известного буддийского храма Тодайдзи в Нара


ш установкой грандиозной позолоченной статуи Будды (Дайбуцу)

высотой около 16 м. Огромные средства, затраченные

на создание этой статуи, показывают, какое значение придавалось

тогда буддизму. Столица Нара становится религиозным

центром страны.
К этому времени в Японии было уже шесть буддийских

сект: Куся, Дзёдзицу, Санрон, Хоссо, Рицу и Кэгон5.

В 737 г. император Сёму вменяет в обязанность каждой

провинции строить буддийский храм. .


Указанный период характеризуется расцветом архитектуры,

скульптуры, живописи и прикладного искусства, поставленных

на службу буддизму. Высокого уровня достигают

техника литья, необходимого для изготовления храмовой

утвари, металлических украшений, бронзовых зеркал, колоколов,

скульптур буддийских божеств, а также резьба

по металлу и дереву. Среди сохранившихся памятников

архитектуры, искусства и предметов материальной культуры

VIII в.— буддийские храмы и пагоды, редкой выразительности

скульптурные портреты известных проповедников

этого учения, замечательное изображение Мироку

(Майтрея), настенная живопись большой художественной

ценности, свитки, содержащие буддийские тексты с иллю

страциями, курильницы, чаши, жаровни и т. д.6.


В условиях довольно широкого распространения буддизма

естественно, что и поэзия, интерес к которой в придворных,

и чиновничьих кругах был чрезвычайно велик (знание

стихов и умение сочинять их считалось признаком образованности),

не могла не быть затронута новыми веяниями,

лусть на первых порах и в незначительной степени. Памятник

японской поэзии «Манъёсю», охватывающий разные исторические

периоды (в нем помещены записи народных песен,

принадлежавших дофеодальной эпохе, произведения VI—VII

и преимущественно VIII в.), в основном отражает религиозномагическую

практику раннего синтоизма, однако в нем представлено

некоторое число песен, так или иначе связанных с

буддизмом. По мнению японских ученых, влияние последнего

начинает сказываться лишь в песнях позднего периода7. Во

вступительных статьях к комментированным изданиям памятника

исследователи (Сасаки Нобуцуна, Такэда Юкити,

Такаги Итиноскэ и др.) не уделяют особого внимания проблеме

воздействия буддизма8. В ряде работ она рассматривается

в общем плане иноземных влияний — даосизма и конфуцианства,—

отдельные элементы которых также встречаются в

«Манъёсю» 9.
В некоторых специальных работах, посвященных влиянию
15* 227

буддизма на японскую литературу, высказывается мнение,,

что «песни памятника рочти лишены буддийской окраски» 10.

И это верно, если брать его в целом. Достаточно сказать,,

что из 4516 песен примерно только в 300 видна связь с

новым вероучением, чтобы понять, как мало еще эта сфера

художественного сознания была затронута его представлениями.

Тем не менее указанные произведения разнообразны


и заслуживают внимания. Условно их можно разделить на
четыре категории: 1) песни, отражающие буддийские идеи
бренности земного существования (сёгё-мудзё) и другие;
2) свидетельствующие о проникновении буддизма в сферу
погребальной обрядности; 3) песни, в которых выражено его*
влияние на систему поэтической образности; 4) показываю

щие отношение народа и придворных к новой религии. При

чем часть этих песен была сложена буддийскими монахами.
Таким образом, данный материал представлен как бы на раз

ных уровнях: идеологическом, обрядово-бытовом, литератур

ном и социальном. Подобное деление, разумеется, нужно рас

сматривать только в качестве приема упрощения, позволяю

щего более наглядно обрисовать содержание песен, ибо все
они по сути внутренне тесно связаны и в конечном итоге
характеризуют одно и то же явление.
Значительное число песен первой категории относится к
плачам. Это в основном авторская поэзия, среди произведе

ний которой многие принадлежат известным поэтам VIII в.


То, что именно учение о бренности земного бытия получило

отклик в Японии, объясняется, на наш взгляд, в значительной

мере условиями жизни населения островов. Природные

бедствия — землетрясения, грандиозные штормы на

море, ураганы — и беспомощность народа в борьбе со стихиями

заронили мысли о непрочности, ненадежности существования.

Буддийское учение нашло здесь подготовленнуюпочву.

Поэтому, анализируя материал памятника, следует

различать песни, порожденные условиями жизни народа, независимо

от проникновения буддизма, и песни, отражающие1

восприятие мира, которое сложилось под влиянием буддийских

учений. Оно вызывает раздумья, но еще не становится;

глубоким осознанием бытия.
В «Манъёсю» подобные настроения выражены по-разному—

и в плане художественном и композиционном: подчас

мотив, бренности выступает главной темой всего поэтического

произведения, иногда только зачином или концовкой,,

иногда же воплощается в каком-либо образе.
В качестве особой темы данный мотив встречается, в

частности, в творчестве Яманоэ Окура и Отомо Якамоти

(VIII в.). Один из образованнейших людей своей эпохи,

Окура был воспитан на китайской литературе и поэзии. Он

жил одно время в Китае в составе японского посольства.

Естественно, новые веяния в области идеологии не могли

не коснуться его, как и других японских поэтов, принадлежавших

к придворной «интеллигенции».


Его произведение так и называется «Поэма сожаления о
быстротечности жизни» (V—804) и . Начинается она с общего

вступления:


Как непрочен этот мир, е-но нака-но

В нем надежды людям нет! субэнаки ,моно-ва

Так же, как плывут тосицуки-ва

Годы, месяцы и дни, Haraipypy готоси

Друг за другом вслед, торицудзуки

Все меняется кругом, оикуру моно-ва

Принимая разный вид... М'омокуса-ни...

Далее, говоря о поре расцвета в жизни человека, поэт

сокрушается по поводу бренности его существования:
Но тот расцвет ...токи-но сакари-о
Удержать нельзя. тодомиканз

Все пройдет: 'сугусиярадурэ

На прядь волос, мина-но вата

Черных раковин черней, кагуроки ками-ни

Скоро иней упадет. ицуномака симо-но фурикэму
И на свежесть курэнаи-но

Алых щек омотэ-но уэ-ни

Быстро ляжет идзуку но ка

Сеть морщин... сива-.га китариси


Той же теме посвящено лирическое произведение одного

из лучших поэтов «Манъёсю», Отомо Якамоти,— «Песня,

выражающая печаль о непрочности этого мира»

(XIX—4160), которую он создал не без влияния Окура.


С той поры, как в мире есть а'мэ цути-но
Небо и земля, токи хадзимз ё

Говорят, передают ёнонака-ва

С давних нор из века в век, цунэнаки IMOHO то

Что невечен этот .мир катаридути

Бренный и пустой. нагараэкитарэ

И когда .подымешь взор аманохара

И оглянешь даль небес, фурисака мираба

Видишь, как меняет лик тэру цуки мо

Даже светлая луна. митикакэ сикэр'И

И деревья среди гор асихики-но

Распростертых — неверны: яма-но конурэ мо

В день весны хару сарэба

Цветут на них ароматные цветы, ,хана сакиниои

А лишь осень настает, аки дзукэба

Ляжет белая роса... цуюсимо оитэ

И летит уже с ветвей кадзэ мадзири

В гроз HOLM вихре момидзи

Алый лист... тирикэри1

Так и люди на земле уцусэ.ми мо

(Краток их печальный век: каку номи нараси

Ярко-алый, свежий цвет курэна'И-но

Потеряет быстро блеск, кро мо уцурои

Ягод тутовых черней нубатама-но

Черный волос сменит цвет. курогами кавари .

..

И улыбка поутру, аса-но эми



Вечером уже не та... юбэ кавараи

Как летящий ветерок, фуку кадзэ-но

Что незрим для глаз людских, миэну-га готоку

Как текущая вода, юку мидзу-но

Что нельзя остановить, томарану готоку

Все невечно на земле... цунэ .мо наку

Все меняется вокруг... уцуроу..
Эти настроения Якамоти выражает в ряде песен антологии

(например, III—466).


Но в непрочном мире здесь уцусэлги-но
Жалок бренный человек, карэру м'И нарэба
Словно иней иль роса цую симо-но
Быстро исчезает он... кэнуру га готоку...
В одной из четырех книг своего лирического дневника

(XIX), в песне 4214 он опять возвращается к мысли о быстротечности

человеческой жизни:
Этот бренный жалкий мир Енонака-но
Полон скорби и тоски. укэку цуракэку
Ах, цветы, что в нем цветут, саку хана мо
Быстро свой меняют цвет, токи-ни уцуроу
Люди смертные земли — уцусэми мо
Жалок их недолгий век... цунэ наку арикэри
В несколько измененном варианте подобные мотивы звучат

в песнях XVII книги — 3963, 3969 и др.


Высказывания о непрочности земного существования

встречаются также в произведениях неизвестных авторов, в

частности в песне 2756 книги XI:
Ведь ты лишь человек цукигуса-но

С непрочною судьбою, карэру иноти-ни

Как лунная трава цукигуса. ару хито-о

О, что ты можешь знать, мне говоря: ика ни сиритэ ка

Мы после встретимся с тобою. ноти мо аваму то ю
Или в других песнях:
Ах, каждый год цветутЦветы на ветках сливы,

Но для тебя,

Живущего в бренном мире,

Весна не возвратится никогда

госи-но ха-ни

умэ-ва сакздохмо

уцусэми-но

ё-но хито кими си

хару накарикэрн

((X—1857)

Когда проходит зимняя пораИ дни весенние повсюду наступают,

фую сугитэ

хару си китарэба

230


Года и месяцы тосицуки-ва

Вновь круг свой начинают, арата нарэдомо

И только человек все к старости идет... хиго-ва фуриюку

(X—1884)

Среди гор Хацусэ, коморику-но

Скрытых ото всех, Хацусэ-но ям а-ни

Светлая луна, что в небесах сияет, тэру цуки-ва

Уменьшаясь, вырастает вновь. митикакэ сикэри

Человек же вечности не знает. хито-но цунэ наки

(VII — Г270)

Нет, не надеюсь я таки-но уэ-но

Жить вечно на земле, Мифунэ-но яма-ни

Как эти облака, что пребывают вечно иру кумо-но

Над водопадом, цунэ-ни араму то

Среди пиков Мифунэ... вага мованаку ни
(III —242) 12
В приведенных песнях для выражения идеи скоротечности

времени и непрочности бытия используется обычный в

народной поэзии прием — сравнение с природой. Причем

представления о ее вечности в разных песнях неодинаковы.

В одних символом неувядания служит образ сливы, которая

каждую весну расцветает снова и как бы не подвержена

смерти в отличие от человека. В других вечными кажутся

лишь моря и горы, растения же и цветы воспринимаются уже

как нечто непрочное, преходящее:
Вот высокая гора и моря — смотри, такаяма то уми косо ,ва

Вот гора — всегда горою будет здесь яманагар а каку мо уцусику

стоять,

Вот моря — всегда морями будут уминагара сика мо арамэ


так лежать,

Человек же, что цветы, — хито-ва хана моно дзо

Бренен в мире человек... уцусуми-но ёхито
(XXII —3332)
Любопытно привести еще одну песню, в которой меняется

прежнее представление о нетленности гор и морей.


Море! Разве знает смерть оно? ум'и я синуру

Горы! Разве знают смерть они? яма я синуру

Но придется умереть и им: синурэ косо

У морей с отливом убежит вода, уми-ва сиохитэ

На горах завянут листья и трава... яма-ва карэсурэ
Эти произведения позволяют судить, сколь неоднороден

материал памятника. Они показывают также, как со временем

под влиянием буддийских учений мотив бренности начинает

звучать сильнее.

Однако философской лирики в полном смысле слова в

«Манъёсю» нет. Обычно песни содержат лишь некоторые

раздумья философского плана. Интересны две песни, записанные

на кото (музыкальном инструменте типа цитры) в

буддийском храме Кавара:
Жизнь и :мерть— ики сини-но

Два моря на земле— футацу-но уми-о

Ненавистны были мне всегда. итавасимя

О горе, где схлынет их прилив, сиохи-но яма-о


Я мечтаю, чтоб уйти от них. синобицуру камо

(XVI— 3849)


Ах, во временной сторожке дел мирских, ёнонака-но

В этом мире бренном и пустом, сигэки кариио-ни

Все живу я и живу... суми сумитэ

До страны грядущей как смогу дойти? итараму куни-но

Неизвестны мне, увы, туда пути... тадзуки сирадзу мо

(XVI — 3850)

В первой песне образ моря комментаторы трактуют в

буддийском понимании, как могучую разрушительную силу,

внушающую страх. Здесь передано чисто буддийское стремление

к состоянию отрешенности. Во второй «грядущая страна

» толкуется как буддийский рай. Образ «временной сторожки

» символизирует временность жизни на земле. В памятнике

в данном значении он встречается в единственной

песне, но впоследствии в классической японской поэзии

XIII в. широко используется в качестве символа буддийского

восприятия жизни. Впрочем, автор этих песен неизвестен,

и можно допустить, что записи были сделаны буддийским

монахом и не обязательно японцем.


Такого же рода произведения, толкуемые комментариями

в свете влияния буддизма, есть у Отомо Якамоти, в книге

XX (4468, 4469). В них говорится о духовном поиске, о желании

найти «истинный путь»:


Люди смертные земли уцусэми-ва

Н'и в какой не входят счет... кадзунаки ми пари

Как хотел бы я, я'ма кава-но

Чистотой любуясь рек и гор, саякэки мицуцу


Истинный найти для сердца путь! мити-о тадзунэ на

(XX—4468)


С лучами солнца состязаясь, ватару хи-но

Которые обходят небеса, кагэ-ни киоитэ

Хотел бы в поиски отправиться и я, тадзунэтэ на

Чтоб BHOiBb вступить на путь киёш соно мити

Кристально чистый. мата мо аваму там'^

(XX—4469)


Путь интерпретируется здесь как путь Будды. Выражение

«вновь вступить на путь кристально чистый» означает следование

буддизму и в будущем рождении.
232

Однако песни подобного характера единичны, чаще в них

просто выражены грустные раздумья по поводу бренности

человеческой жизни.


В отдельных произведениях употребляются изречения

буддийского толка: «живущим на земле суждено покинуть

мир» («икэру моно цуи ни синуру моно» — «живущие в конце

концов умирают»). Это изречение можно встретить в пэснях

Отомо Табито и в песне поэтессы Отомо Саканоэ.
Некоторые произведения свидетельствуют о влиянии на их

авторов буддийского учения о переселении душ. Намек на это


можно усмотреть в пзсне Окура:

Как птицы, чю летают в небе, цубаса насу ар и

Быть может, он являлся здесь потом каёицуцу

И видел вес. мирамэдомо

Не знаю г только люди, хит о косо слранэ

А сосны, может, ведают про то. мацу-в:1 сиоураму

(II—145)
Речь идет о принце Оцу, который перед казнью в надежде

на помилование завязал узлом ветви сосны, чтобы согласно

древнему представлению испросить себе этим магическим

актом долголетие. Однако его не помиловали, и он

покончил жизнь самоубийством. Как полагается в таких

случаях, он обещал вернуться посмотреть на ветки. И Окура,

увидев их, сложил эту песню. Бесспорнее вера в будущие

рождения отразилась в одном из любовных посланий:


В непрочном бренном зто,м мире ко но ё-ми в а

Молва людская велика, хитогото сигэ'си

Что ж, в будущих мирах кому ё-ни мо

Мы встретимся, мой милый, аг.аму вага сэко


Пусть нынче счастье нам не суждено. има нарадзу томе
(IV—541)
Впрочем, мотив этот крайне редок; как уже говорилось,

произведения антологии, и авторские, и анонимные, содержат

главным образом раздумья о непрочности и краткости

земной жизни. Трудно сказать, чем навеяны эти мысли —

вызваны ли они причинами «местного характера» или влиянием

буддийских учений. Историческая протяженность самого

материала позволяет предположить, что он создавался

под воздействием разных факторов. Не исключено, что в

какой-то период обращение к новому вероучению в поэзии

было своего рода литературной модой, пришедшей из Китая.

Такой вывод подсказывают сами песни, которые передают

обычно только соответствующее настроение, порой даже в

одинаковых выражениях и образах, и лишены подлинной

философской глубины.


Уже отмечалось, что ощущение непрочности человеческого

существования, возникавшее как реакция на определен


ные местные условия, способствовало быстрому распространению

в Японии, в частности в ее поэзии, буддийской идеи

бренности всего земного. Но в то же время сходная духовная

настроенность, по нашему мнению, упрощала само понимание

этого учения: оно было воспринято как нечто знакомое,

близкое, и потому осваивалось только внешне, поверхностно.

Надобность проникновения в суть его отпадала из-за кажущегося

тождества восприятия.
Песни «Манъёсю» дают основание считать, что буддизм

в VIII в. еще не затронул духовных глубин народа. Это

подтверждается и в целом оптимистическим звучанием произведений

памятника, включая песни авторов, отдавших

дань увлечению буддизмом, но не сделавших его до конца

своим мировоззрением.


Перу того же Якамоти, например, в поздний период его

творчества принадлежит следующая песня:


Хотя знаю я, минава насу

Что временное тело, карэру ми дзо то ва

Подобно легкой пене на воде, сирзрэдомо

И все ж я опять прошу себе нао си нэгаицу

Жизнь долгую, чтоб длилась бесконечно! пгтосэ-но иноти-о

(XX—4470)

И Окура также в ряде своих произведений предстает

перед нами жизнелюбом:

Жемчуг иль простая ткань— сицу тамаки

Тело бренное мое кадзу ни мо арану

Ничего не стоит здесь, ми-ни аредо

Л ведь как мечтал бы я ти тосэ ни мог а то

Тысячу бы лет прожить. омохоюру камо

.(V—903)

Словно пена на воде— минава насу

Жизнь мгновенна и хрупка. мороки иноти мо

И живу я, лишь моля: гакунава-но

О, когда б она была гихиро-ни мога то

Долгой, крепкой, что канат! чэгаикурасицу

(V--902)


У современника Окура — Абэ Хиронива встречаются строки,

выражающие те же настроения:


Как хорошо бы каху сицуцу

Жить и жить на свете. араку-о ёми дзо

О жизнь короткая моя, тамакивару

Что жемчугом блеснешь — и нету, мадзякаки иноти-о

Хочу, чтоб вечно длилась ты! яагаку хори суру
(VI—975)
Ближайший друг и родственник Якамоти — поэт Отомо

Икэнуси тоже свободен от пессимизма и находит радость в

земном существовании:

Говорят из века в век, инисиэ ю иицуги кураси

Что непрочный и пустой ёнонака-ва

Этот жалкий бренный мир, кадзунаки моно дзо

Но однако есть и в нем нагусамуру

Утешеняе для нас... кото мо араму то


(XVII—3973)
Из всех поэтов настроение безнадежности, пожалуй,

сильнее всего выражено у Отомо Табито в известной

песне 793, в V книге:
Теперь, когда известно мне, ёнонака-ва

Чю мир наш суетный и бренный, мунасики моно то

Никчемный и пустой, спру токи си

Все больше, все сильней иёё масумасу

Я тяжкой скорби преисполнен. канасикарвкзри
Однако в данном случае такое настроение было вызвано

потерей любимой жены. Другими словами, основой его послужил

реальный жизненный факт, а не продуманное мировоззрение.

Глубоко в сферу словесного искусства Японии

буддизм проник позже, в XIII в. В классической поэзии того

периода уже не отметишь оптимистических нот, характерных

для «Манъёсю».
Рассмотрим теперь песни второй категории, связанные с

обрядовой стороной буддизма. Показательно, что последний

никогда не вытеснял полностью исконную японскую религию—

синто, а всегда в той или иной мере сосуществовал с

ней. И лишь в погребальном ритуале уже в VII—VIII вв. была

принята почти полностью буддийская обрядность.


В ряде песен, в разделе плачей, достаточно многочисленных,

указывается на обряд сожжения. Иногда об этом говорится

прямо, как, например, в отрывке из произведения

Хитомаро:


Па заброшенных полях, кагирои-но
Где, сверкая и горя, моюру
Пламя поднималось вверх, арану-ни
В белой ткани облаков сирогаэ-'но
Скрылась ты из наших глаз... амахирэ гакури
.(II—310)
Или в песне анонимного автора:
Улыбку милой моей девы, томосиби-но

Что в мире смертных рождена была, кагэ-ни кагаёу

Улыбку, озаренную огнями, уцусэмй-но

Пылающего, яркого костра, имо-га эмаи си

Все время вижу пред собою. омокдгэ-ни мию
(XI—2642)

Порой информация передана намеками, посредством введения

специальных образов — тумана, облака, встающих

над пеплом костра. Вот как об этом сказано в песне Якамоти,

в которой поэт вспоминает об ушедшей навсегда

возлюбленной:


О, каждый раз, когда там, вдалеке

Встает туман на склонах гор Сахо,

Ведь каждый раз

Я вспоминаю о тебе

И нету дня, чтобы не плакал я...
(III—473)
Сахояма-ни
танабику касуми
миругото-ни
им о-о омо идэ
накаиу хи-ва наси
Аналогичные образы встречаются и в других песнях Якамоти,

а также в произведениях анонимных авторов:


И когда услышал я:

Тот, кому желал счастливо жить,

Белым облаком

Поднялся и уплыл,

О, как тяжко стало на душе!

(XVII—3058)


О, ведь вчерашний день

Ты был еще здесь с нами,

И вот внезапно облаком плывешь

Над той прибрежного сосной

В небесной дали.
(III—444)
Когда исчезло уплывая

То облако, что поутру вставало

В полях Акицуну,

Как тосковать я стала и


нынче и вчера

О том, кого не стало...


•(VII—«1406)

И еще:
Любимая моя, что здесь молвою

Из-за меня была осуждена,

Туманом утренним

Средь пиков гор высоких

Исчезла ныне навсегда.


(XI—2455)
масакику то
иитэси моно-о
сирокумо-ни
татитанабику то
кикэба канаси мо
кино косо кими-ва

арисика


омов а ну ни

хамамацу-га уэ-ни

кумо-то танабику
Акицуну-ни
Аса иру кум о-но
Уеэкжэба
Кино мо кё мо
каки хито омою
варэ юэ-ни

иварэси имо-ва

такаяма-но

минэ-ни асагири

сугани кзму камо
В некоторых плачах те же и сходные образы упоминаются

в связи с Хацусэ, известным местом погребения.


В стране Хацусэ, коморику-но

Скрытой среди гор, Хацусэ-но яма-ни

Легкой дымкой подымается туман. касуми тацу

Облако, что уплывает вдаль, танабику кум о-в а

То не милая ль жена моя? имо-№и камо араму
(VII—1407)
В отдельных песнях получил отражение и обычай рассеивать



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет