Сборник статей участников IV международной научной конференции 25-26 апреля 2008 года Челябинск Том 3 Челябинск 2008
жүктеу/скачать 4.04 Mb.
|
Список литературы
Иллюстративный материал:
Ю.В. Звонарева Челябинск, Россия
Прежде чем приводить примеры метафор, необходимо объяснить значение лексем, получивших метафорическое значение. Мы говорим, прежде всего, про военную метафору, поэтому необходимо разобраться с понятием «войны». Итак, «война – это конфликт между политическими образованиями (государства, племена, политические группировки и т.д.), происходящий в форме военных действий между их вооружёнными силами. Основным средством достижения целей войны служит организованная вооружённая борьба как главное и решающее средство, а также экономические, дипломатические, идеологические и другие средства борьбы» [Ефремова 1989: 345]. Борьба, свою очередь, в прямом значении – «это рукопашная схватка двоих, в которой каждый старается осилить другого, свалив его с ног», а в переносном – «столкновение противоположных общественных групп, направлений, течений, в котором каждая сторона старается одержать победу» [Ефремова 1989: 231]. Данные определения свидетельствуют о том, что борьба, как и война, присуща не только живым существам, но и не живым, поэтому неудивительно, что природные катастрофы воспринимаются как война, а действие сил природы как военные действия. Наводнение, и, связанные с ним действия человека, часто воспринимается как военные действия, а средства, используемые для прекращения затопления, как виды вооружения. Обратимся к примерам: «Frankfurt wappnet sich. Höhepunkt der Oder-Flutwelle am Samstagabend erwartet» [SZ 18.7.1999:9]. «Франкфурт готовится к бою в ожидании кульминации наводнения на Одере в субботу вечером» [SZ 18.7.1999:9]. Глагол «wappnen» (готовиться, снаряжаться, вооружаться) указывает в преддверии ожидающегося наводнения на оборонительную подготовку, связанную с необходимостью защиты населения при разливе реки Одер. В соответствии с этимологией глагола, он определённо относится к лексико-семантическому полю понятия «войны». Благодаря своему значению «защита» глагол четко указывает на оборонительную тактику, возникающую в отношении наводнения.
bedrohlich dem höchsten Wert seit 1930, am Samstag soll er sogar darüber liegen» [SZ 18.7.1999:10]. «Бранденбург готовится (снаряжается) к наводнению. Уровень воды угрожающе поднимается до высшей отметки с 1930 года, в субботу же вода будет здесь» [SZ 18.7.1999:10]. Употребление военной метафоры указывает на приготовления для предотвращения катастрофы. В данном случае мы также можем наблюдать наличие метонимии. Наводнение является процессом, который во многих случаях выражается с помощью метафоры, особенно в публицистике.
Strom die Grenze zwischen Deutschland und Polen bildet» [SZ 19.7.1997: 12]. «В Польше между тем десять тысяч солдат и добровольцев борются с потоками воды, достигшими нижнего течения Одер, где река образует границу между Германией и Польшей» [SZ 19.7.1997: 12]. В основе метафоры борьбы лежит воображаемая ситуация физической человеческой силы и опыта столкновения. Но в тоже время существует культурный опыт войны, способствующий пониманию ситуации, и осознанию опасности, которую представляет вода. «Wassermassen» (водные потоки) указывают на большое количество воды, с которым стремятся справиться люди. Борьба в данном случае подразделяется, как и большая битва, на определённые временные отрезки и периоды, на которых метафорическое представление может привести к раскрытию самого различного военно-метафорического потенциала, и время в данном случае играет решающую роль. «Kampf gegen Sintflut» [SZ 18.7.1999:8] «Борьба против всемирного потопа» [SZ 18.7.1999:8] В данном случае понятно, что «Sintflut» (всемирный потоп)- это метафора. При употреблении подобного рода метафоры, автор статьи добивается более сильного воздействия информации на читателя, хотя речь идёт о наводнении 1997 года в Чехии, Польше и Германии. С другой стороны «Sintflut» (всемирный потоп) можно рассматривать как метафору человеческих грехов, и фраза в этом случае обладает совершенно иным воздействием. Нужно обратить внимание на исторический потенциал метафоры, т.к. тема борьбы всегда предполагала наличие двух действующих лиц, в данном случае речь идет о борьбе человека с природой. Если подробнее рассмотреть метафору «Sintflut» (всемирный потоп), то становится ясно, что употребление метафоры является конвенциональным, если речь идёт о больших массах воды, приводящих к потопу, в тоже время борьба подразумевает под собой распространение сил соперника. «Dennoch bemühen sich die Einsatzkräfte verzweifelt, das Loch zu stopfen. Der Kampf gegen die Wassermassen wurde zum Wettlauf gegen die Zeit» [SZ 24.7.1997:1]. «Тем не менее, брошенные на борьбу со стихией силы отчаянно стремятся залатать дыру. Борьба с водяными потоками превратилась в состязание в беге со временем» [SZ 24.7.1997:1]. Превосходящее положение воды особенно чётко представлено в данном примере, т.к. метафоризированное в виде борьбы сдерживание воды дамбой было с учётом всё время возрастающего уровня и угрожающего ослабления дамбы переметафоризированно с помощью спортивной метафоры в состязание между человеком и временем (абстрактным понятием). Онтологическая метафора превращает время в нечто совершенно конкретное. Метафора подчёркивает драматичность подобной ситуации, неблагоприятный исход которой, также как и проигрыш в состязании, повлечёт за собой негативные последствия. Время является важным фактором, ведь от быстроты совершаемых действий (например, эвакуации) зависит жизнь многих людей. «Erst bei großer Zeitnot und wenn Lebensgefahr besteht, sollen Menschen gegen ihren Willen aus den betroffenen Gebieten gebracht werden» [SZ 26.7.1997:2]. «Только при отсутствии времени и если существует опасность для жизни, люди должны быть эвакуированы против их воли из затапливаемых областей» [SZ 26.7.1997:2]. В общем и целом граничный интервал между двумя противниками в рамках военного столкновения обозначается в виде линии фронта. При этом нужно обратить внимания, что эта линия может быть обозначена в виде линии ожидания события так и в виде линии защиты или нападения. Недостаток времени или его отсутствие является часто решающим фактором при ведении военных действий. Schließlich wurde der Kampf aufgegeben. Der Sprecher des Potsdamer Innenministeriums, Manfred Fuger, sagte, alle Kräfte wurden nun auf die Verteidigung der noch intakten Deiche in den anderen Hochwassergebieten Gerichtet» [SZ 24.7.1997: 1]. «В конце концов, от борьбы отказались. Спикер Министерства Внутренних дел Потсдама Манфред Фугер заявил, что все силы были направлены на защиту ещё невредимых дамб (целых, в рабочем состоянии) в других областях подвергаемых затоплению» [SZ 24.7.1997:1]. Определённая тактика кажется необходимой, сдать слабые позиции, чтобы защитить более перспективные. В этом отношении «der Kampf mit dem Wasser» (борьба с водой) на линии обороны ведёт к соответствующим действиям и наличию команд по спасению людей, которые метафорически представлены как «Kräfte» (силы). Контекст острой опасности заставляет людей обращаться к метафоре для передачи полноты чувств, связанных с опасностью. «Die Helfer versuchten, die Schwachstellen mit einem Ringdeich zu stabilisieren. Aus der Luft wurden Sandsacke von Hubschraubern abgeworfen. Soldaten versuchten zudem, eine zweite Deich-Verteidigungslinie aufzubauen» [SZ 26.7.1997:1]. «Добровольцы пытались укрепить непрочные места с помощью кольцеобразной дамбы. С воздуха с вертолётов сбрасывались мешки с песком. Солдаты тем временем пытались построить вторую линию обороны (дамбу)» [SZ 26.7.1997:1]. Метафора вновь используется для демонстрации остроты ситуации. Создаётся впечатление, будто вода уже почти прорвала «первую линию обороны» и сооружение «zweite Deich-Verteidigungslinie» (вторая линия обороны) является необходимой мерой. Сооружение этой линии указывает на решительные действия людей, на их желание бороться со стихией изо всех сил. «Das stimmt wohl: Die Lage an der Oder in Ostbrandenburg hat sich so zugespitzt, dass die Offiziellen den Superlativ «Jahrhunderthochwasser» schon nicht mehr für ausreichend erachten» [SZ 24.7.1997: 3]. «Это действительно так: положение на Одере в Восточном Бранденбурге так обострилось, что официальные власти признают превосходную степень «наводнения столетия» уже недостаточной» [SZ 24.7.1997:3]. Материализации метафоры происходит в данном случае благодаря лексеме «Lage» (положение, обстановка, ситуация), она точно передаёт положение дел, но не даёт указания на исход происходящего. Хотя «Lage» (положение) определённо можно отнести к метафорике борьбы, ведь любой процесс опасный для жизни людей необходимо соотносить с борьбой как с основным принципом выживания. Когда дамбы прорывает, и уровень воды становится всё выше и выше, речь идёт уже о «Jahrhunderthochwasser» (наводнении столетия). «Nach dem Dammbruch auf breiter Front spitzt sich die Situation dort dramatisch zu. Wenn das Wasser schnell sieben Meter erreicht, die tiefer liegende Dörfer Niederung vollaufen werden» [SZ 26.7.1997:1]. «После прорыва дамбы на широком фронте ситуация там драматически обостряется. Если вода достигнет отметки в семь метров, находящиеся в низине деревушки будут затоплены» [SZ 26.7.1997:1]. Понятие «Front» (фронт) в данном предложении не полностью раскрывает своего значения, т.к. понятие колеблется в контексте наводнения на Одере между двумя значениями «Stirnseite» (фронта) и «Kampfgebiet» (района боя), последнее из которых допускает категоризацию в смысле военной метафорики и метафорики боя, которая основывается на имплицитной антропоморфизации. «Die Bundeswehr hat den Auftrag, jeden Platz, der zu halten ist, zu verteidigen», sagte der Bundeskanzler» [SZ 30.7.1997:10]. «Федеральный канцлер заявил, что Бундесверу приказано защищать каждый сантиметр земли» [SZ 30.7.1997:10]. Принимая во внимание действительно безнадёжное положение после прорыва дамб, заявление Федерального канцлера о поддержании позиций является важным. Но поддержание позиций в данном случае не связано, к счастью, с потерей человеческих жизней, скорее это внушает мысль о продвигающемся вперед противнике (воде). Метафорически это можно представить в виде защиты от нападающего. «Die Bundeswehr will die zweite Verteidigungslinie entlang der Alten Oder bis Donnerstag auf 8, 50 Meter erhöhen. Grundlage sind die alten Schlafdeiche von drei Metern Hohe» [SZ 30.7.1997:10]. «Бундесвер собирается до четверга увеличить вторую оборонительную линию вдоль Старого Одера на 8,5 метра. Фундаментом послужат спящие дамбы высотой 3 метра» [SZ 30.7.1997:10]. Креативная метафора «Schlafdeiche» (спящие дамбы) обозначает в данном случае дамбы, которые после мероприятий по обвалованию проведённых Фридрихом II перестали выполнять свои функции. Состояние этих сооружений представляется метафорически как спящее, т.е. неактивное. «Der beispiellose Kampf Tausender Helfer zur Rettung des Deichs konnte vergebens sein, auch wenn am Donnerstag ein besonders gefährlicher Risse durch den Einsatz von Drainagetechnik unter Kontrolle gebracht werden konnte. An mehreren Stellen des Deiches wurden neue Risse entdeckt. «Das ist ein Kampf um Meter und Sekunden», sagte der brandenburgische Innenminister Alwin Ziel» [SZ 1.8.1997:1]. «Неслыханная борьба тысяч добровольцев за спасение дамбы могла быть тщетной, если бы в четверг особенно опасные трещины не были бы взяты под контроль благодаря введению тренажной техники. Во многих местах образовались новые трещины. Министр внутренних дел Бранденбурга Алвин Циль заявил, что это борьба за метры и секунды» [SZ 1.8.1997:1]. Метафора подчёркивает драматичность ситуации и указывает на проведение мер по предотвращению дальнейшего разрушения. Метафора, тем не менее, в данном случае кажется неподходящей, т.к. необходимые меры защиты представлены как меры борьбы. «Im gesamten Oderbereich stehen die Deiche weiter unter großem Druck. «Die
«Министр Внутренних дел Циль заявил, что во всех областях вблизи реки Одер дамбы всё ещё находятся под большим давлением. Шансы в борьбе против сил природы очень малы. Точно одно: дамбу будут защищать до последней секунды. Но она уже почти разрушена» [SZ 1.8.1997:1]. Рассмотренные примеры обращают наше внимание на то, что отношение человека к природе является отношением защищающегося к нападающему. Наводнение выступает как живое существо, которое обладает эмоциями, чувствами и имеет определённый план. Подобное отношение людей к наводнению объясняется наличием у человека культурного опыта войны, а также связанных с этим опытом ассоциаций. Поэтому при переводе мы должны обращать особое внимание на метафоры и добиваться того же самого воздействия метафоры в переводном тексте, что и в оригинальном. Метафора является одним из самых распространённых средств в публицистике, а также служит языковым выражением сознательной оценки говорящих происходящей ситуации, а нашем случае оценки природной катастрофы - наводнения. С помощью метафоры также раскрывается бессознательное сопоставление человеком наводнения с войной, его ассоциации. Сопоставление с войной является не случайным, засилье военной метафоры свидетельствует о милитаризации общественного сознания. Концентрация «агрессивной» лексики в текстах современных СМИ служит подтверждением нарастания агрессивности в обществе, превращения ее в один из способов мышления о мире. Примером может служить использование в современных газетах военной лексики. Употребление военных терминов в неспециальных текстах имеет целью создать у людей определенный эмоциональный настрой. В современной газете военная лексика уже не имеет достаточно ярко выраженной положительной или отрицательной окраски, но, тем не менее, при помощи образных средств воссоздается ситуация вербальной агрессии и важнейшим стилистическим приёмом, который используется в немецкой журналистике, является метафора. Милитаризация определяет мировоззрение людей и их поведение, т.к. встав на точку зрения военной метафоры, мы начинаем искать такие пути разрешения конфликта, которые подсказываются реальными военными действиями. Военная метафора не оставляет нам никакого выбора - оппонент враг и нам следует его уничтожить морально и физически. Давление развернутого метафорического поля войны на общественное сознание приводит к его милитаризации, подготавливая социум к действиям, ведущим к материализации метафоры (уничтожить, разбить, ликвидировать, подавить сопротивление). Именно в описании окружающей среды всё «вымощено» метафорами: с одной стороны, с помощью метафор упорядочивается абстрактное понятие «природа», с другой стороны, метафоризация природных феноменов структурирует другие абстрактные понятия. Посредством связи абстрактного понятия с предметным понятием метафора делает абстрактное доступным познанию. Поэтому, выражая те или иные понятия, мы должны полностью отдавать себе отчёт в происходящем и адекватно оценивать ситуацию. Метафора в свою очередь поможет нам в этом осмыслении и сделает нашу жизнь более полной и яркой. Список литературы
4. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка [Текст] / С. И Ожегов, Н. Ю. Шведова; указ. соч. - М.: Азъ, 1992.- 678с. Список источников иллюстративного материала
Электронные источники
К.К. Калмыков Караганда, Казахстан ПРОБЛЕМАТИКА ПОИСКА ПЕРЕВОДЧЕСКИХ СООТВЕТСТВИЙ В ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКОМ МЕТАЯЗЫКЕ Вопрос передачи историко-политических терминов в различных языках ещё не был предметом специального исследования в науке. Многочисленные исследования посвящены в основном проблеме политического дискурса и общественно-политической лексике. Что касается историко-политического метаязыка, то в этом направлении практически ещё не было целенаправленных исследований. Для выявления особенностей историко-политического метаязыка и выделения его в особую профессиональную группу мы обратились к произведениям известного немецкого учёного в области истории Йоахима Феста. Как известно, для описания любого подъязыка следует обращаться к трудам ведущих специалистов-практиков в данной области. В трудах упомянутого известного историка, историко-политический метаязык представлен, на наш взгляд, наиболее системным образом. В процессе работы с этой терминосистемой нами были выделены следующие группы историко-политической терминолексики.
Большинство учёных придерживаются мнения, что термины не вызывают особых затруднений при переводе. Тем не менее, С.И. Влахов и С.П. Флорин [Влахов, Флорин 1986: 274] включают термины в категорию «непереводимого в переводе». Обосновывается это тем, что лишь в идеале термины однозначны, лишены образности и синонимов. Поскольку объекты переводческого исследования вычленяются на основе их релевантности для процесса перевода [Комиссаров 1980: 200], то мы считаем, что подъязык истории и политики представляет собой довольно интересный пласт лексики, поднимающий большое количество вопросов в плане адекватности. Естественно, что большая часть терминов переводится с помощью константных переводческих соответствий. В случае с метаязыком истории и политики речь идёт о таких терминах как Klassenkampf - class struggle - классовая борьба, Der Versailler Vertrag - The Treaty of Versailles - Версальский договор, Die “Los-von- Rom-Bewegung” - the Away-from-Rome Movement - движение «Прочь от Рима! Другими словами, калькированный перевод позволяет говорить о межъязыковой полной синонимии. Это ещё раз подтверждает вывод, сделанный В.С. Виноградовым [Виноградов 2001: 68], заключающийся в том, что сама материальная действительность, которая в целом одинакова для всего человечества и отражена в понятиях, закрепленных в лексических единицах, предопределяет существование межъязыковых лексических соответствий. Тем не менее, существуют термины, бросающие переводчику определённый вызов. Рассмотрим их в порядке нарастания сложности. Как правило, немецкие термины – сложные слова, переводящиеся на английский и русский языки терминологическими словосочетаниями, часто имеющими разъяснительный характер: Achsenmächte - Axis Powers - державы «оси», Affenwald - ape jungle - обезьяний лес, Antihitlerkoalition - anti-Hitlerite coalition - антигитлеровская коалиция, Flaggenbefehl - flag order - приказ о флагах. Однако, несмотря на разъяснительный характер при переводе, некоторые из этих терминов для непосвящённого реципиента нуждаются в дальнейшем более детальном пояснении. Так, к примеру, понятие приказ о флагах – это приказ под конец второй мировой войны, изданный в Германии о расстреле лиц мужского пола в тех домах, где будут вывешиваться белые флаги. Самым сложным делом представляется передача понятий, где от переводчика предполагается соответствующее и определённое знание истории. Рассмотрим, к примеру, такие понятия как Alldeutsche, “Ausgleich”, Doppelmonarchie, Anstreicher aus Braunau. Имея дело с такими понятиями, переводчик не обойдётся здесь просто калькированием (буквальным соответствием на языке перевода). Если поступать таким образом, то получится список слов, которые будут представлять для слушателя непонятную или неверно переданную смысловую нагрузку: все немцы, “уравнение”, двойная монархия, маляр из Браунау. Но, если переводчик идентифицирует данные термины как принадлежащие к историко-политическому подъязыку, опираясь при этом на знание истории, то получится совсем другая картина: понятие Alldeutsche будет передано соответствием пангерманисты, непонятное уравнение окажется уравнением прав, двойная монархия станет австро-венгерской монархией, а вот незнакомый никому маляр из Браунау предстанет перед реципиентами переводного языка никем иным как Адольфом Гитлером! И хотя в русском варианте данное выражение принято переводить как «мазила из Браунау», оно подразумевает именно Гитлера, так как это выражение является исторически-сложившимся перифразом. Если перевод делается для реципиентов, компетентных в области истории, то будет достаточно, опираясь на знание истории, прибегнуть к описательному переводу данной безэквивалентной лексики или же воспользоваться принятым соответствием в родном языке. Однако если перевод совершается для непрофессионалов и для широкого круга лиц, то переводчику при устном переводе следует сделать пояснительную вставку, а при письменном переводе – внести пояснение в виде примечания в самом тексте, либо в качестве сноски. В нашем случае пангерманисты – это приверженцы возникшего в конце 19-го столетия политического движения, требовавшего усиление немецкого национального сознания; “уравнение прав” – государственно-правовое преобразование Австрии в австро-венгерскую монархию на основе договора между императором Францем Иосифом I как королём Венгрии и представителями венгерской нации в венгерском парламенте в 1867 году; австро-венгерская монархия – название союза между двумя монархиями после известного «уравнения прав» в 1867 году. Последнее выражение нами уже было разъяснено, но здесь стоит отметить, что при его переводе нужно просто знать некоторые исторические факты, связанные с рождением Гитлера в городе Браунау на Инне и его несбывшейся надежде стать художником, откуда потом и вошёл в употребление перифраз “мазила из Браунау”. Список литературы 1. Влахов, С.И., Флорин С.П. Непереводимое в переводе [Текст] / С.И. Влахов, С.П.Флорин. – М., 1986. – 381с. 2. Комиссаров, В.Н. Слово о переводе [Текст] / В.Н. Комиссаров. – М., 1980. – 210с.
Л.В. Кушнина, Л.В. Енбаева Пермь, Россия
В основе нашего понимания диалога лежит лотмановское положение о принципиальном полиглотизме текста как семиотической системы, о гетерогенности и гетероструктурности естественного человеческого языка, для которого в роли другого языка выступает иконический, пространственный, мифологический языки. При этом «другим» при восприятии и понимании текста является также другой интеллект, другое сознание, другая личность. Согласно Лотману, сам по себе текст ничего генерировать не может, он должен вступать в контакт с другим текстом, другим сознанием, другим интеллектом: «Текст как генератор смысла, мыслящее устройство, для того чтобы быть приведенным в работу, нуждается в собеседнике. В этом сказывается глубоко диалогическая природа сознания. Чтобы активно работать, сознание нуждается в сознании, текст – в тексте, культура - в культуре» [Ким Су Кван 2003: 123]. Мысли Лотмана и его последователей о диалогической природе текста, сознания, культуры, о динамике и генерации смысла, возможного только в процессе диалогического обмена, приобретают особую актуальность, если другим текстом признается текст перевода в прямом смысле этого слова, а другим сознанием оказывается сознание переводчика - медиатора культур. Современная эпоха уже названа исследователями эпохой переводов, что связано с потребностью интеллектуалов разных стран усвоить наследие мировой науки: «Тесня друг друга, переводы обрушиваются на нас неудержимым потоком, несущимся вперед со скоростью, которая, кажется, опережает появление оригинальных работ» [Хапаева 2005: 8]. В связи с этим появляется необходимость углубления теоретических изысканий и расширения эмпирических исследований в области перевода, переосмысления существующих моделей перевода, их интеграции в новые парадигмы современного гуманитарного знания, включающего в себя, среди прочих, синергетическое мировидение. Как показали результаты наших исследований в области синергетики перевода, смысловой моделью которого является переводческое пространство, развитие межкультурного диалога в переводческом пространстве, подчиняется тем же общим принципам и закономерностям, что и внутрикультурный диалог. Напомним, что переводческое пространство представляет собой полевую структуру, ядром которой является содержание и генерируемый в нем фактуальный смысл, а периферией – поля субъектов переводческой коммуникации (автора, переводчика, реципиента) и текстовые поля (энергетическое и фатическое). Подчеркнем, что ядро обусловливает инвариант перевода текста, а периферия порождает вариативность смыслов. Как следует из описания полей переводческого пространства, наиболее ярко закономерности межкультурного диалога проявляются в фатическом поле, которое расценивается нами как смысловое пространство двух контактирующих культур: культуры автора и культуры реципиента. Переводчик как медиатор двух культур генерирует в своем сознании все возможные интертекстуальные связи, порождаемые родной культурой, что становится своего рода темой текста перевода и одновременно он постигает все потенциально существующие интертекстуальные связи иноязычной культуры, что можно сравнить с ремой текста перевода. Именно такая тема-рематическая цепочка приводит переводчика к порождению гармоничного текста перевода как качественного речевого продукта, в котором смыслы текста перевода соразмерны, гармоничны смыслам текстам оригинала. Образно говоря, такое тема-рематическое сцепление можно рассматривать как диалог, поскольку текст как «думающее устройство» (термин Лотмана) предполагает нечто «известное мне» - родную культуру, т.е. тему и «нечто неизвестное или малоизвестное мне» - иноязычную культуру, т.е. рему. Развивая далее идеи Лотмана, подчеркнем, что новый смысл порождается, среди многих других факторов, как результат контакта с культурным контекстом, с интертекстом, с фатическим (культурологическим) полем. Важнейшую роль в этом процессе играет поле переводчика, смысловое наполнение которого характеризуется индивидуально-образным восприятием текста и его глубинного смысла - подтекста, отражающего личностную переводческую картину мира, его когнитивный и эмоциональный опыт, включенный в процесс дешифровки иноязычного и инокультурного текста. В целом, каждая переводческая ситуация обусловливает порождение уникального текста перевода как результат синергии смыслов всех полей переводческого пространства. Процесс транспонирования смыслов текста из одного языка в другой, из одной культуры в другую в каждом конкретном случае сопровождается неповторимым «наращиванием» смыслов, т.к. диалог «своего» и «чужого», динамическое взаимодействие темы и ремы неизбежно порождают новые смыслы. Эта новизна обусловлена и личностью переводчика, и личностью реципиента, а также временем создания перевода, которое может либо совпадать с временем создания текста, либо следовать за ним. Что касается восприятия текста реципиентом, его временные рамки также могут совпадать с временем создания текста перевода или следовать за ним. Так в переводческое пространство включается переводческое время, что позволяет различать время автора, время переводчика, время реципиента, и что детерминирует порождение новых темпоральных смыслов в переводческом пространстве. Наблюдая процесс смысловой организации текста в переводческом пространстве с позиций синергетики, мы расцениваем его как открытую неравновесную систему в ходе ее становления в условиях новых управляющих параметров – языка, культуры, темпоральности. В этом случае система сама создает специфические структуры, что и называется самоорганизацией [Хакен]. Возникающие структуры или так называемые параметры порядка проходят своеобразную стадию конкуренции, называемую «перемешивающим слоем». В переводческом пространстве «перемешивающий слой» связан с вариативными смыслами и возможностями их перевода и введения в новую культурную среду, т.е. преимущественно с фатическим полем. Как показали результаты исследований лирики нонсенса на примере различных вариантов перевода сказки Л.Кэролла «Алиса в стране чудес» с английского языка на русский, синергетический эффект обусловлен следующим «параметрами порядка»: контекстуальный параметр, совпадение смысловых фокусов, фактуальный параметр, прецедентный параметр, корреляция между диффреренциальными смыслами и фактами культуры и др. Так, в сентенции Герцогини, вынесенной в качестве эпиграфа, действует прецедентный параметр: в подчиненном положении оказывается отсылка к видоизмененной пословице «Take care of the pence, and the pounds will take care themselves». Следовательно, распад произведения в переводческом пространстве оборачивается обнаружением ценности каждого инвариантного и вариативного смыслов, что приводит к их интеграции за счет выделения параметров порядка. Изучение этого процесса с позиций синергетики на материале лирики нонсенса, как некоем предельном случае, приведет к раскрытию некоторых закономерностей смыслопорождения и смыслоупорядочения при переводе, к уточнению существующей синергетической модели перевода в виде переводческого пространства. В раках уточнения данной модели был выполнен также лингвопереводческий анализ повести Л.Е.Улицкой «Искусство жить» и ее перевода на французский язык, выполненный С. Бенеш. Приведем фрагмент анализируемого текста. «Проклятые эти кабачки не выходили из головы несколько дней. Наконец купила пять бледных, глянцевитых, ровненьких…Поздно вечером пожарила, а утром наскоро приготовила соус и попросила Гришку завести продукты питания Лиле. Кроме кабачков образовался салат свекольный и творожная замазка. Зубов у Лильки практически не было. Мозгов тоже было немного. И красоты. Собственно, состояла она из большого жидкого тела и тихой доброты…» [Улицкая 2006: 193]. «Ces maudites courgettes lui avaient trotté dans la tete pendant plusieurs jours. Elle avait fini par en acheter cinq, un peu blafardes, lustrees et bien rondes... Elle les avait fait frire pendant la nuit, avait préparé une sauce en vitesse le lendemain matin, et avait demandé à Gricha d’aller porter ces produits alimentaires à Lilia. Aux courgettes étaient venues s’ajouter une salade de betterave et une pâte à tartiner au fromage blanc.Lilia n’avait pratiquement plus de dents. Et pas beaucoup de cervelle non plus. Ni de beauté. En fait, elle était constituée d’un gros corps flasque et de bonté tranquille.. [ulitskaia, 2007 : 128]. Прежде всего, подчеркнем, что перевод, выполненный профессиональным франкоязычным переводчиком, опубликован во Франции, что позволяет признать его в целом качественным продуктом, в нашей терминологии, гармоничным. Свою исследовательскую задачу мы видим в том, чтобы гипотетически выстроить ход размышлений переводчика в поисках гармонизации смыслов текстов оригинала и перевода в переводческом пространстве, в которое мы включаем и переводческое время. Начнем анализ с переводческого времени. Если в оригинале читаем «поздно вечером», то в переводе «pendant la nuit», что в буквальном переводе означает: « в течение ночи», «ночью», если автор оригинала пишет «несколько дней», то переводчик выбирает «pendant plusieurs jours», т.е. буквально «в течение многих дней». Объяснение этого явления лежит в феномене переводческого времени, которое, по нашим наблюдениям, обладает различной культурно обусловленной окрашенностью для автора и реципиента – русского писателя и французского читателя. Вероятно, для французского переводчика концепт «поздний вечер», подразумевающий приготовление блюда из кабачков, что занимает достаточно много времени, оказывается гораздо ближе к концепту «ночь», т.к. поздний вечер – это и вечер, и наступление ночи. Для французского переводчика при его «монохронности» более естественным представляется выбор концепта «ночь», что позволяет ему более точно локализовать временные рамки описываемого автором события. Таким образом, с позиций переводческого времени данный вариант перевода представляется гармоничным. Гармонизация смыслов в фатическом поле переводческого пространства подразумевает, что переводчик не ограничивается в своем поиске ни адекватными словарными соответствиями, ни эквивалентными межъязыковыми соответствиями, которые складываются из имеющихся в его индивидуальном переводческом багаже переводческих трансформаций. Источником гармонизации является, во-первых, образ-гештальт текста, который возникает в сознании переводчика как невербализованнный смысл, своего рода коррелят понимания текста. Во-вторых, последовательное выполнение переводчиком трех взаимосвязанных мыслительных операций (девербализация, понимание, ревербализация). В-третьих, постижение переводчиком смысла в каждом поле переводческого пространства при условии доминирования некоторых дифференцированных смыслов с последующей синергией смыслов. В свою очередь, интегральный смысл представляет собой не сумму смыслов, а некое новое качество с «приращенным» смыслом за счет переводческого времени и вариации отдельных смысловых полей переводческого пространства. Прокомментируем представленный выше перевод с позиций фатического поля. Начнем с перевода имен собственных. Если автор оригинала называет героев повести «Гришка» и «Лилька», подчеркивая обыденность, незатейливость их существования, то в переводе их имена нейтрализуются: «Gricha» и «Lilia», что, естественно, не приводит к гармонии. С другой стороны, переводчику чрезвычайно трудно понять и «девербализовать» такое сочетание как «творожная замазка», но ему удается использовать переводческую трансформацию: «une pate à tartiner au fromage blanc», что позволяет французскому читателю ясно представить, о каком творожном блюде идет речь. В данном случае в качестве параметра порядка выступает корреляция между дифференциальным смыслом, формируемым в фатическом поле и фактом культуры, а именно, рецептом приготовления «творожной замазки». С одной стороны, параметр порядка «упорядочивает» смысл текста перевода, пройдя стадию конкуренции с другими параметрами порядка. С другой стороны, он не исключает, что при возникновении новой конфигурации переводческого пространства, если, например, тот же текст переводится другим переводчиком, появляются новые перспективы разворачивания переводческого пространства, и соответственно, новые параметры порядка, что введет текст перевода в иной интертекст. Характеризуя текст перевода в целом, приходим к заключению, что переводчику удалось «уловить» тот неуловимый смысл, который создает уникальный образ текста и его персонажей. Та переводческая гармония, которой удалось добиться переводчику в результате синергии смыслов, вводит текст перевода в мир франкоязычной словесности, обеспечивая разворачивание тема-рематической прогрессии двух культур и подлинный межкультурный диалог. Французский читатель, также как и русский, почувствует и безобидную женскую ложь, и ту нежность, которую испытывает автор к своим героям. Атмосфера «женского романа» передана переводчиком таким образом, что позволяет признать перевод гармоничным, и его вхождение во французский язык и культуру состоявшимся. Итак, синергетический подход к проблемам перевода, его рассмотрение сквозь призму переводческого пространства, фокусирование внимания исследователей на межкультурном диалоге как сущностном свойстве процесса перевода, нацеленного на вхождение текста в иной язык и иную культуру, подводит нас к построению синергетической модели перевода, открывающей новые смысловые горизонты для всех субъектов переводческой коммуникации. Список литературы
Е.Н. Лапковская Гродно, Беларусь
Когда скульптор высекает скульптуру из камня, он руководствуется не только своим первоначальным замыслом, но и конкретными свойствами имеющегося у него материала. Ему приходится принимать во внимание то, как крошится камень под резцом, каковы его сопротивляемость, твёрдость, исходные недостатки. Иначе говоря, медиум (материал) играет в процессе творчества активную роль и, в известном смысле, определяет конечный результат. «The medium is the message (Медиум есть сообщение, послание)» — писал Маршал Мак Люан. Это значит, что при переводе один язык играет роль посредника, медиума, при помощи которого передаётся смысл изложенного ранее на другом языке. При этом, конечно, необходимо учитывать свойство, качество и возможности языка, на который делается перевод. Дословный перевод реально не существует. Даже при переводе с одного родственного языка на другой некоторые изменения неизбежны. Любое действие, как отмечает А.Н.Леонтьев, кроме своего интенционного аспекта, имеет и свой операционный аспект. Можно сказать, что операции — это способы осуществления определённых действий. В отношении к переводу операционные умения и навыки можно охаракктиризовать как умение пользоваться разнообразными приёмами перевода. Эти приёмы — готовые решения, которые можно применить на практике. Сравнительный анализ оригинальных и переводных текстов даёт возможность поделить все приёмы перевода на два вида: подстановки (основаны на максимально возможном структурно-смысловом пралелизме языка оригинала и языка перевода) и трансфармации (используют отход от возможного структурно-смыслового паралелизма текста оригинала и текста перевода). Другими словами, с подстановками мы имеем дело, когда переводим слово в слово, строку в строку, только подставляя вместо слов и словосочетаний одного языка слова и словосочетания другого языка, а при трансформациях текст перевода в определённой степени отличается от текста оригинала. Например: Наша учительница замечательный человек. Не правда ли? — Наша настаўніца цудоўны чалавек. Хіба не так? Разделение приёмов перевода на подстановки и трансформации основано на наличии (или отсутствии) в обоих языках так называемых языковых паралелей. Такие паралели существуют между любой парой языков, потому что когда бы их не было вообще, то перевод с одного языка на другой был бы невозможен. Общность происхождения восточнославянских языков, близость их историческгого развития и взаимодействие на современном этапе обусловили наличие в белорусском и русском языках одинаковых или близких слов, словосочетаний, обращений. Вместе с тем, в любом языке отражена единственная, самобытная и неповторимая картина видения мира, што приводит к существованию текх слов, словосочетаний и обращений, что отличают один язык от другого. При сравнении оригинальных и переводных текстов были выявлены следующие виды соответствий между русско-белорусскими взаимопереводами. 1. Языковые единицы в языке оригинала и перевода имеют постоянные равнозначные соответствия (эквиваленты), которые обычно не зависят от контекста. Эти соответствия могут целиком совпадать по своему строению и значению, иметь одинаковое написание и произношение (абсолютные эквиваленты), они взаимозаменяемые в любых контекстах: вид деятельности (руск.) — від дзейнасці (бел.), выбор — выбар, голова — галава, глухие дети — глухія дзеці, заикание — заіканне, запоминание — запамінанне, навык — навык, одарённость — адоранасць, память — памяць, паника — паніка, переживание — перажыванне, слепые дети — сляпыя дзеці, школа — школа и т.д. Такие термины имеют одинаковое или близкое звучание и написание, грамматическую форму, компоненты, стилистическую окраску, имеют одинаковое значение. Постоянные соответствия, которые совпадают по значении и функции, могут: иметь совсем другую звуковую оболочку (написание и произношение): движение — рух, возраст — узрост, игра — гульня, речь — маўленне, состояние — стан; совпадать по строению: психология научной организации труда — псіхалогія навуковай арганізацыі працы; отличаться падежом: благодарить ученика — дзякаваць вучню; отличаться падежом и предлогом: смеяться над поступком — смяяцца з учынку; иметь совсем другой образ (для фразеалогизмов): плестись в хвосте — казу пасвіць. Такие соответствия целиком охватывают значение всего слова или выражения и взаимозаменяемы в любых контекстах. Постоянные соответствия могут совпадать по значению, но иметь некоторое отличие в стилистической окраске: предоставить — даць, изложить — выкласці, изъявить — выказать, предвкушение — чаканне, предумышленный — наўмысны и т.д. Слова русского языка имеют выразительный оттенок книжности, в белорусском языке их соответствия стилистически нейтральны, избавлены книжности. 2. Языковые единицы в оригинале и в переводе имеют вариантные соответствия, это значит такие соответствия, которые устанавливаются между словами или выражениями, если в языке перевода для передачи того или иного значения существует несколько вариантов и необходимо выбрать один из них. Например, русскому слову любовь соответствуют в белорусском языке слова каханне и любоў. В зависимости от конкретной речевой ситуации мы выбираем соответствующее слово: или любоў да Радзімы, или каханне да дзяўчыны. Такой выбор может быть несложным, если каждыое из соответствующих слов целиком охватывает значение всего слова другого языка, совпадают и их лексические коннотации: затем — затым, потым; зря — дарэмна, дарма, марна; одарённость — адоранасць, таленавітасць, здольнасць; назваться — назвацца, назваць сябе; изображение — выява, відарыс; выражение — адлюстраванне, выяўленне и другие. Выбор в таком случае осуществляется путём обычной языковой подстановки, потому что каждое из предложенных соответствий подходит по смыслу. Другое дело, когда несколько из приведённых соответствий отличаются оттенком значения, частотностью употребления, стилистической окраской или другими эмоционально-образными оттенками. При выборе необходимого соответствия часто приходится учитывать частичное соответствие единиц оригинала и перевода, когда то, что в одеом языке одним словом (или полным словосочетанием), в другом языке называется несколькими словами (или словосочетании): слабослышащие (тугоухие) дети — дзеці, якія маюць слабы слых (тугавухія). Чаще всего при переводе с одного языка на другой переводчик стоит перед выбором одного варианта из нескольких предложенных. Это выбор определённой единицы из синонимического ряда, и выбор конкретного значения многозначной единицы, и разграничение омонимов и т.д. В двуязычных терминологических словарях к одному слову в левой части приводят другой раз несколько слов в правой части. 3. Языковые единицы оригинала не имеют соответствий в языке-переводчике. Это так называемая безэквивалентность, но её нам надо понимать как полное отсутствие в языке-переводчике средств передачи соответствующих языковых единиц оригинала. Под безэквивалентностью единиц обычно понимают только то, что они не имеют готовых соответствий (слов или выражений), которые можно взять и подставить вместо них в переводе. Например: Она благоговела перед своим учителем. — Яна ставілася з глыбокай пашанай да свайго настаўніка; отчество — імя па бацьку, превознести — вельмі ўзнесці, расхваліць и т.д. Белорусский язык имеет систему средств, которые употребляются для замены несвойственных ей причастий при переводе с русского. Самыми распространёнными являются сложные предложения (определительные, дополнительные, подлежащные). Например: Улица, ведущая к школе, проходила мимо библиотеки. — Вуліца, якая вяла да школы (у бок школы), праходзіла каля бібліятэкі. Уровень развития речи у слабослышащих детей определяется главным образом степенью нарушения слуха. — Узровень развіцця маўлення ў дзяцей, якія маюць слабы слых, вызначаецца галоўным чынам ступенню парушэння слыху. Некоторые причастные обороты передаются причастными и деепричастными словосочетаниями: «Что-то здесь не так», — сказал остановившийся учитель. — «Штосьці тут не так», — сказаў настаўнік, спыніўшыся. Причастия могут передаваться: а) прилагатильными: дрожащая речь — дрыготкае маўленне, взаимно погашающиеся платежи — узаемна пагашальныя плацяжы; б) существительными: расказывающий повысил голос — апавядальнік павысіў голас, председательствующий встал — старшыня ўстаў; в) глаголами: Дети, спешившие на урок, бежали быстро. — Дзеці спяшаліся на ўрок і беглі хутка; г) определениями-придатками: стимулирующие вещества — рэчывы-стымулятары. Переводчик, который работает не механически, заинтересован в определённом выборе языковых средств. Перевод — это не простое возобновление свей совокупности элементов оригинала, а сложный и сознательный поиск разнообразных вохможностей их передачи. Мастерство перевода предусматривает и умение использовать определённый тип трансформаций, от этого умения будет зависеть полноценность текста перевода.
жүктеу/скачать 4.04 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|