Так же, впрочем, как и краеведы к очередной легенде ЮБК. Озвучил я ее лет 20 назад. Наш ялтинский поэт и исследователь, В. П. Авинда даже привел ее в своей книге «Магия Крыма. Лирический путеводитель» в 1997 году. Внимательно слежу за творчеством местных литераторов, но тщетно. Тема развития не получила. А зря. Лохнесское чудовище известно всему миру. Наш Аждага – только местным жителям. Видели его многие. Вплоть до деятелей искусств. Максимилиан Волошин подробно описал впечатления от встречи с неизвестным творением, но результатов не получил. Вполне в духе того времени в горы была послана рота красногвардейцев, но следов загадочного существа найдено не было. Можно было сделать проще. Обратиться к местным жителям, и они показали бы убежища чудовища. Показали бы и скорлупу, в которой вызревали детеныши морского дьявола. Сейчас следы Аждаги действительно исчезли. Послевоенный курортный бум на ЮБК уничтожил среду его естественного обитания. Где в мировом океане нашел он безлюдное убежище, никто не знает. Но легенда осталась. Вот она.
АЖДАГА
Ни один из жителей старого Гурзуфа не построил бы себе дом на берегах артековской бухты. В народной памяти остались воспоминания о двух катастрофах, случившихся в наших краях. Во время первой, произошедшей в 63 году до н. э. в воду ушел первый из известных наших городов, таврский Артек. Античную столицу ЮБК в считанные минуты поглотили волны Черного моря. Гигантский оползень накрыл поля, сады и огороды, Только кладбище осталось от цветущего города. Оно находится на холме за новой деревней и сейчас интенсивно застраивается. Сняты крышки с гробниц, вытащены плоские камни – домовины. По времени землетрясение совпало с восстанием местного населения против понтийского царя Митридата VI Евпатора. Поэтому зафиксировано многими греческими и римскими источниками. Весь полуостров опустился на несколько метров. Было разрушено свыше 70 городов. В том числе и наш Артек.
Вторая катастрофа произошла в 1435 году. Это был период ожесточенной войны между Венецией и Генуей за господство в Крыму. Поэтому достаточно освещено в исторической литературе. Исчезли под водой остатки Пантикапея и Херсонеса, нижняя часть Сугдеи, наш византийский Гурзуф, подарок Юстиниана. От него тоже осталось кладбище в урочище Суук – Су. Интересный момент. Толщина сползающего склона оказалась столь большой, что более древние захоронения перекрыли пласт могил с позднесредневековыми. Археологов этот факт до сих пор в тупик ставит. Почему же кладбища остались, а городов с жителями нет? По обычаям наших предков могилы должны были располагаться выше поселений. Чтобы каждый тавр, совершая клятву, мог бы сказать: «Клянусь могилами предков!», и показать их из любой точки города. Генуэзцы, собственно, и смогли овладеть побережьем после того, как укрепления Феодоро оказались разрушенными. Остатки их крепости, Дженевез – Кале, сохранились уже на третьем месте. Там же, наученные горьким опытом, строились и местные жители. На старые городища никто не ходил. Непогребенные души бродили между скал и завалов, искали успокоения. Разве что пастухи гоняли туда домашнюю скотину. Крупный рогатый скот, быки и буйволы, выпасались летом на яйле. Там травы больше. Там же нагуливали жир овцы. А без козы ни одна семья прожить не могла. Корма ей много не надо, молоко дает регулярно. И пух. Знаменитый ангорский пух. Это из него местные мастерицы вязали платки и шали. Во время одной из очередных ссылок уроженцы Крыма завезли их на далекий Урал. Сейчас изделия их потомков известны всему миру под именем «оренбургских пуховых платков». Одна незадача: очень осторожным надо было быть. С давних времен поселилось в диких чащобах Яман- дере страшное чудовище – Аждага. Бесследно исчезают там отбившиеся от стада козлята, ягнята и даже собаки. Бывало, и на людей нападало хищное творение. Одно- единственное стадо беды обходили стороной. Заинтересовались люди. Следить стали. У этого пастуха пропали, у другого. А у Пандара, так звали мальчика, потерь не бывает. Секрет, как показалось жителям, был в его дудочке, хавал по – местному. Во всех хавалах дырочки сверху, а у него еще и сбоку. Забрались следователи на пригорок, наблюдают. Вначале – обычная музыка. Песни, танцевальные мелодии. Потом, когда козы насытились, опять заиграл, но ничего не слышно, Скотина, между тем, все понимала. Во время выпаса рогатые разбредались по всему ущелью. Теперь все собирались вокруг Пандара, укладывались, внимательно слушали. Откуда им было знать, что человеческое ухо воспринимает лишь часть звуков. Остальные, ультра – и инфразвучание доступны только животным. Как только услышат они призыв, им одним понятный, как тут же собираются вокруг пастушонка. Не надо бегать по кручам, собирать стадо. «Догадливый малый», - подумали соседи, но для уверенности решили продолжать слежку и после обеда. Отогнал мальчишка стадо на дойку, под вечер опять повел коз в Яман – дере. Все повторилось, но не все. Уже в сумерках, как только заиграл Пандар на боковых дырочках, откуда- то из зарослей появилось невиданное тело. По форме похоже на змею, но в десятки раз крупнее. Голова не приплюснута, как у гадов, а крупная, побольше собачьей, да еще и с гривой, как у лошади. Ни одна былинка не шелохнулась, пока она ползла, ни одна веточка не хрустнула. Свернулось чудище в клубок, голову на детские плечи положило, слушает. Вздыхает. Козы – вокруг них улеглись. Видали вы, чтобы бок о бок мирно почивали лиса и заяц, волк и кабан, тигр и косуля? Вот и следопыты не видали. А тут - как перемирие наступило между хищниками и жертвами. Заиграл пастушонок уже слышную песню. Козы вскочили, домой кинулись. Недовольный Аждага зевнул и вновь бесшумно в расщелину удалился. Вот так и поняли жители, что Аждага не миф, а реальность, И то, что с этой реальностью вполне мириться можно. Не смогло животное одного пережить. Динамита, бульдозеров, экскаваторов. Ушло от нас навеки. Секрет волшебного хавала утерян. Не смогли повторить его старые мастера, а новые и подавно. Они об Аждаге и не слышали.
Некоторых пояснений рассказ требует. Во- первых, перевод имени. Велик соблазн сделать кальку с тюркского. Аш – еда, даги – горы. Питающаяся скалами. Можно представить, что чудовище настолько огромное, что целые скалы пожирает, булыжниками закусывает. Но это даже для Несси преувеличение. На поверку – явная бессмыслица. Если бы не было словаря фарси, ни за что не догадался бы. А вот на иранских языках Аждахор и звучит, как чудовище. Змей Горынич русских сказок. Только в них змей летает, а в наших крымских реалиях он плавает. Море иногда выбрасывает на берег тела изуродованных его зубами дельфинов. Приходилось и мне такие видеть. Но как живет Аждага, где странствует и размножается, не знаю. Его видели в морях и океанах, в реках и озерах. Но ничего конкретного наука о нем сказать не может. Осколок эры динозавров носит секрет выживания с собой.
Во – вторых, привязка к артековскому Яман – дере чисто условная. Его здесь тоже видели, но главное гнездовище Аждаги – в Кучук - ламбадском хаосе. Там, среди нагромождений диких скал, в зарослях чащоб и корневищ, видели люди окаменевшие осколки скорлупы. Значит, туда выползала крымская Неси для кладки яиц. Там появлялось ее потомство. Сейчас, со строительством пляжей на Утесе путь ей к лежбищу перерезан. Может быть, нашла себе другое?
Последнее. Ялыбойлю, жители побережья, всегда экономили на согласных. Отсюда Ахмет – Амет, Мехмет – Мемет, Ибрагим – Ибраим. Поэтому не удивляйтесь. На фарси – Аждахор, у нас - Аждага.
КИЗИЛ - ТАШ
Наряду с Аю – Дагом, Айдаларами и Шаляп – ташем украшением гурзуфского амфитеатра является знаменитый Кизил – таш. Он же дал свое имя поселку у его подножия. До начала разработки каменного карьера по соседству он один выделялся красноватым цветом на фоне темно – зеленого соснового леса. Крымские горы на 95 процентов состоят из известняков. Кизил – таш не является исключением. Только цвет у него необычный. За что и имя получил. Но у коренного населения он известен и под другим названием. Звучит оно - Гелин – кая. А это – простор для фантазии и вереница легенд. Первая версия – деталь головного убора крымской татарки. До революции непременным атрибутом одежды любого из мужчин была феска. Носили ее в праздники, в торжественные дни. Была она признаком мудрости и почтения. Обладателя награждали титулом Ходжа. Безразлично, совершил ли он паломничество в Мекку. Так называемый хадж. Мужская феска была круглой, обширной, как – никак всю голову покрывала, как правило, красного цвета. Женская фесочка – совершенно другого качества. Она была миниатюрнее, изящнее, не имела прикладного значения. Не для тепла, иными словами. Это было украшением для девушки. Замужние женщины носили платки и шали. Последнее слово, кстати, в русский язык перешло из татарского. Каждая из девушек изощрялась в желании сделать головной убор предметом искусства. Как они умудрялись закрепить фес среди локонов прически, одному богу известно. Золотое и серебряное шитье, монисты, воздушная «марама». Из тончайшего шелка ткалась легкая вуаль, прикрывающая лицо до середины. В общем, глаз оторвать было невозможно. По форме Гелинь – кая очень напоминал известное украшение. Особенно издали, с моря. Может быть, и назвали его так именно из- за сходства.
Второй вариант, само слово «гелинь». Невеста, невестка. Разные стадии семейного положения девушки. Побыв некоторое время невестой, становишься, в конце – концов, невесткой. А это предполагает наличие свекрови. Не счесть инсинуаций по поводу взаимоотношений тещи и зятя. Эта тема – непременный стимул для остряков с анекдотами. Но это, скорее, показная сторона дела. Случаев, когда теща сживала со свету зятя, не так уж и много. Тогда как ни одна из невесток не обошлась без конфликта с матерью мужа. Не верите? Спросите у любой из жен. Просто они стараются не афишировать противоречий. Одна действительно борщ варить не умела, другая за детьми плохо ухаживала, третья мужа не блюдет. На этом фоне легкая перебранка со свекрухой – сущий пустяк. Но бывают конфликты куда более серьезнее. Вплоть до несчастных случаев. Не обошлось без такого и в нашем Кизил – таше. На его макушке в средние века высилась сигнальная башня. Или дозорная, как хотите. По утвердившемуся обычаю ее называют Гелин – кале. Башней невестки. Действительно, в каком из древних городов нет девичьей башни? Истории разнятся только сюжетами. Неразделенная любовь, затянувшееся ожидание, непреклонные родители и т. д. Но главным условием должна была быть гибель несчастной. По накатанной колее пошли в Кизил – таше. С одним нюансом: с башни сиганула не невеста, а невестка. Довела ее безвестная свекруха. Как ни соблазнительно по этому поводу пройтись незлым тихим словом, но этим вариантом пренебрегаем в пользу следующего, более правдоподобного и не изъезженного.
Итак, третий вариант. Слово может звучать и как Келин – кая. «Кель» в крымско – татарском языке - идти. Дословный перевод – пришедшая скала. Это похоже на правду. Тело горы действительно является отторженцем. В недавнюю геологическую эпоху от массива яйлы откололся скальный обломок. Под собственным, в несколько миллионов тонн, весом, он устремился к морю. Скользкий пласт глины позволил двигаться ему как на салазках. Двигается скала и сейчас. По несколько миллиметров в год. Но во время землетрясений скорость скольжения возрастает. Не в таком уж необозримом будущем Келин – кая может охладить свой пыл в волнах Черного моря. По пути, естественно, снесет половину Краснокаменки и Артека. А может и рассыпаться. Тогда у нас появится что – то подобное первозданному нагромождению скал в Кючук – Лампаде. Напугались? Не волнуйтесь, пару миллионов лет в запасе у нас есть. Текст легенды, однако, гласит:
КЕЛИНЬ – КАЯ
Очередное землетрясение потревожило сон горы. Проснулась скала, вспомнила, зачем она покинула яйлу. Двинулась вниз, к морю. А под ним – поля, сады, жилища. Ничего не замечает скала. Торопится. Целые леса рушит, пашни сметает. Вот – вот на поселок обрушится. В пыль дома сотрет. Взмолились люди. Боже! Спаси и сохрани! Избавь нас от напасти. Горячо просили люди. Сжалился господь. Явил свои грозные очи. А перед ними - гроза страшная. С шумом и грохотом катится вниз Келинь – кая. Все живое уничтожает. Прямо под ним – мезарлык, кладбище. Мечеть в память об усопших стоит. В ней стонут несчастные родственники. Чем перед богом провинились они? Как спасти души покойников? Насупил брови господь. Приказывает скале остановиться. Но у той каменное сердце. Не слышит она плача людского, нипочем ей слово господнее. Ударил тогда аллах посохом в основание скалы и остановил ее стремительный бег. Стал как вкопанный Келинь – кая. Задумался. Мхом и лесом обрастает. Расхотелось купаться. Успокоились и люди. Принялись за свои повседневные дела. Детей растить, дома строить. Аллаха славить за помощь неоценимую. Стараются люди не трогать скалу. Пусть себе стоит, не тревожит людей. А в том месте, где посох ударил, озеро образовалось. Сейчас там люди отдыхают, рыбу ловят. Скалолазы каждое лето приезжают, палатки ставят. Песни у костров поют. Не слышат, а вдруг загудит опять Келинь – кая? Рассказывал я им легенды, слушали. Но им больше вариант с феской понравился. Кому не хочется наряд невесты примерить?...
ОБЕЛИСКИ В УРОЧИЩЕ ВИЛЬГА
Восточную часть гурзуфского амфитеатра замыкает хребет Караул – кая. Гряда холмов круто вздымается вверх, доходя до крайней яйлинской сопки. Зейтин – Кош. По высотам тянется тропа Виглянын – Йол. Понятно, что переводы уже напрашиваются. Караул – Кая - караульная гора. Вигла – стража, византийское, йол – дорога, тюркское. Судя по названиям, дорога имела важное значение. Иначе, зачем ее надо было охранять? Дело в том, что главным богатством жителей побережья был скот. Охотхозяйства для императоров и генсеков тогда не было. Яйла давала обильный корм для бесчисленных стад. Климат наверху значительно суровее, чем на берегу. Зимой снег покрывает пастбища. Поэтому овцы и козы, коровы и буйволы дважды в год совершали миграции. Весной на яйлу, осенью - вниз. Чтобы у завистливых соседей не было соблазна поживиться чужим добром, скотопрогонные тропы хорошо охранялись. Менялись языки и веры, это отображается в названиях Вигла – Караул, но назначение охраны оставалось неизменным. Потому и остались на холмах Токата – Хыр остатки сторожевой башни и небольших укреплений. Чуть выше них, в глухом ущелье Вильга стояли менгиры. Вильга в переводе с готского дикое место, пустырь. Действительно, долина речки Тамис (видимо, Потамис) с обеих сторон стиснута горными отрогами. Склоны густо заросли диким лесом. Без топора не прорубишься. Менгиры – чисто наше мегалитическое сооружение. С какой целью возводились вертикально поставленные каменные глыбы, остается только гадать. Культовое значение? Памятники? Неизвестно. Но легенда о них осталась.
Небольшой срок в тысячу лет, а все- таки, давно это было. Гурзуфская долина в то время заселена была трудолюбивым народом. Зеленели нивы, ломились от фруктов ветви деревьев, богатые дары приносило море. Издалека, из- за волжских степей, хлынули в Причерноморье орды завоевателей. Никто не мог устоять перед многочисленным кровожадным племенем. В один миг рушились города, уничтожались посевы, стоном и плачем наполнялась земля.
Весть о нашествии принесли в долину северные соседи. Уцелевшие от погрома пастухи и хлебопашцы поведали людям о неслыханной беде. На Агоре, в крепости, собрался народ. Долго решали, как противостоять пришельцам. Много было споров и предложений. Не было одного – сдаться на милость победителей. Завоеватели требовали унизительной дани продуктами, скотом и людьми. Решение было принято одно: все способные держать оружие в руках, выступают на защиту Родины. Женщин и детей нужно завтра же отправить на яйлу. Там, на горе Кермен – кая, можно укрыться в старом городище. Тяжело было расставаться жене с мужем, матери с сыном, любимой с суженым. Но делать было нечего. В окруженной крепости могло не хватить воды и продовольствия в случае долгой осады.
На рассвете вереницы людей двинулись по горной дороге. Не дремали и захватчики. Их передовые отряды сбили охрану с перевалов и ринулись в долины ЮБК. Богатая им могла достаться добыча. Беззащитные женщины, старики, дети. Нагруженные добром повозки, стада коров, отары овец…
Самые смелые и опытные воины бросились из крепости наперерез грабителям. На холме Токата – Хыр, где не развернуться орде, встали плечом к плечу двенадцать побратимов. На полном скаку попытались степняки прорваться через заслон. Не тут- то было! Острые копья вонзились в тела их коней. Схватились те за мечи, но и тут незадача! Не подпускают витязи никого на расстояние вытянутой руки. На дороге образовалась свалка. Из – за убитых людей и лошадей задние не могут стрелять из луков. Тогда как для героев каждый камень, брошенный сверху, находит свою жертву. Отхлынули пришельцы. Понесли весть о поражении главному кагану.
Разгневался каган. Приказал отобрать в своих отрядах лучших из лучших. –Живыми доставьте гяуров! На лихих конях рванули джигиты. Побратимы к тому времени отошли в то самое ущелье Вильга. Там и разгорелся последний бой. Десять на одного, на десятерых – тысяча. От звона сабель и криков сражавшихся ничего не было слышно. Пали богатыри, но свой долг исполнили. Время, выигранное ценой их жизней, спасло женщин и детей. Успели они укрыться за яйлой. Там переждали опасность. Каган, подсчитав потери, не решился штурмовать крепости. Уцелели наши Горзувиты. Простояв неделю в алуштинской долине, ушел, несолоно хлебавши.
А там, где сражались богатыри, выросли менгиры. Идут люди по дороге, кланяются:
- Спасибо вам, братья…
ГУРЗУФСКИЕ ДРЕВНОСТИ
В сторону Гурзуфа Бабуган – яйла обрывается скалами Сахала – кая и Самбул – кая. Что ни слово, то пояснение. Бабуган переводится в двух значениях. Бабуган – сорт травы, белладонны, якобы застилающей яйлу. Бывал там много раз, белладонну находил, но сказать, что она является там доминирующей, не могу. Скорее, это опять синтез из двух языков, тюркского и фарси. Отцовская (старшая, высшая) гора. Учитывая, что по абсолютным отметкам она действительно превосходит любую из 7 крымских плоскогорий, это подтверждает вторую версию. На ней находится самая высшая из крымских гор, Роман – кош. Сказать, что она вздымается над уровнем моря на 1545 метров, не могу. Не из – за того, что сделан неверный подсчет метров, а потому, что величия эта сопка не имеет. А то, что это один из нескольких почти равных холмов на яйле, можете убедиться сами. Подняться на нее можете по одному из пологих подъемов, йол, их любой точки ЮБК. Досужие краеведы взялись за толкование имени Роман – кош. Самые рьяные добрались до санскрита. Там ароман – отдых, упокоение. Смею вас заверить, поднимался туда по Гебит – богазу, Гурбет – богазу и прочим богаз – перевалам, удовольствия не много. Полторы тысячи метров это не Монблан, Казбек или Джомолунгма, но усилий требует изрядных. Когда в девятнадцатом веке в охотугодия царской семьи провели дорогу из Массандровского имения, придворные льстецы сразу же пристегнули Роман – кош к фамилии российских самодержцев. Получилось Романовская ставка. Красиво, но исторически не верно. Имени этому лет значительно больше, чем даже первым Романовым. Насчет отдыха не отрекаюсь. Есть на яйле целых 5 озер. На них можно отдохнуть после затяжного подъема. Но сопка здесь ни при чем.
Самое достоверное толкование – кош (кошара) безвестного ныне Романа. Для того, чтобы сделать этот важный вывод, надо окунуться в быт южнобережного населения многих веков назад. Каждый населенный пункт ЮБК имел на яйле свой участок выпаса. Каждая семья имела скотину. Но выпасать 5 – 20 овец, 2 – 3 теленка в одиночку не резон. Поэтому кой, село, содержало одного адамана, головщика, которому поручалось все сельское стадо. В помощники ему давались юноши - подпаски. Еще не семейные. Опытные собаки – волкодавы сопровождали стадо. Кошара каждого из таких адаманов называлась по его имени. Отсюда Роман, Мартын, Зейтин и прочие коши. Судя по тому, что все имена христианские, раздел пастбищ произошел задолго до турецкого завоевания. Мусульманизация края произошла в конце семнадцатого века.
С Бабуган – яйлой разобрались, теперь Сахалы – кая. Бородатая скала. Роль растительности играет сосна крымская. Она гривою спускается с вершины, покрывает предгорье. Самбул – кая с более сложным значением. Она перекликается с никитскими Сикитой (письмена), Грамотой. Какие символы запечатлены на ней или в ней, неизвестно. Может быть, таврские рунические пиктограммы выбивались не ее отвесных скалах? А может, и сама она служила знаком (символом) в каком – то смысле. Очень уж красивая издали.
Ущелье между ними замыкается одним из отрогов Самбул – Каи, утесом Хуван – Кыр. Где хыр – горб. Но вот чего, это уже вопрос. Сам по себе высотой в 1406 метров он величественно выделяется даже на фоне яйлы. Снизу кажется, что он довлеет надо всей гурзуфской долиной. Вариантов толкования несколько. Хавалых, тюркское, воздушный. Снизу кажется, что он парит в поднебесной. Похоже на правду. Второе значение – хава, хаба – толстый. Отсюда местное название хабах, тыква. С нею связана целая гирлянда из поговорок. Хабах баш – голова пустая (как у тыквы), хабах пишти – тыква созрела, в значении тугодум, заторможенный. Хабах аш – объелся, пузо как барабан. И несколько других, менее звучных. Действительно. Гора кажется огромной, толстой. Но есть и третье толкование. Хоба – пещера. А там действительно есть ниша. Может быть, и не одна. С тайником связывают легенду. Вот она.
ГУРЗУФСКИЕ ДРЕВНОСТИ
Нет, Надие не была ветреницей. Просто ярко светило солнце, просто белыми были облака, просто синее было море, И, кроме того, мужчины были такими доверчивыми. Около банки, на которой сидел ее отец-меняла, всегда толпился народ. Высокие и статные руссы, сладкоголосые греки, горячие кавказцы, гордые генуэзцы. Не только нужда заставляла их простаивать около xpoмoгo Ильи. Главное - поглядеть на его красавицу-дочь. Благонравной девушке, конечно же, не разрешалось глазеть на посторонних, но Надие удавалось найти себе занятие неподалеку от отца. С недавнего времени против их дома все чаше стал появляться
нескладный юноша. Кажется из духовных, судя по его хламиде. То, что он
появлялся не случайно, было видно по тому, как он искал предлоги, чтобы
побыть здесь подольше. Указывал дорогу тем, кто не нуждался в советах,
влезал под колеса проезжавшей повозки, выслушивая потом упреки арабаджи,
пытался служить переводчиком армянину-сапожнику, который и без него
знаю все языки мира.
Скоро Надие узнала, что зовут его Петр, что он сирота, послушник
Ай-Никитского монастыря, Единственным достоинством, отличавшим его
от остальных ухажеров, были крупные печальные глаза, затененные
густыми ресницами. А в остальном жених он был совсем никудышный.
Стать попадьей? Нет. Надие мечтала о красивой жизни. Она держала его
про запас. Несколько раз бросала на него томные взгляды, позволяла
заговорить с собой, а однажды разрешила ему выстоять рядом с собой
обедню в храме Святой Софии.
А вскоре появился этот красавчик - офицер из крепостного гарнизона. У
него были тоненькие усики, пламенный взгляд и ухватки заядлого сердцееда.
Словом все, что как раз и кружит головы юный девам. Когда генуэзец пошел в
прямую атаку на ее сердце, Надие вспомнила о Петре. А вспомнив, решила
позабавиться. С мальчишкой-рассыльным она отправила записку, назначив
свидание на дальней окраине города. Там, на горном источннке,
женщины со всего города брали воду для стирки и мытъя волос. Дальний путь оправдывал себя,
так как вода там была действительно чистой. На ней
ворожили, ею лечили. Поэтому место свидания не вызвало удивления у парня.
Но время... Полночь - не лучшая пора для прогулок с кумганом. Но любовь
объясняет все. Как часовой провел он всю ночь около источника. Хрустнула
ветка - не она ли идет? Вскрикнула птичка - не от ее ли шагов? Может быть ее
задержала стража? Напали разбойники?
С первыми лучами солнца заснул измученный юноша. Разбудили его
женские голоса, обсуждавшие последние новости. Среди них была самая
невероятная: православная Надие, дочь хромого Ильи, выходит замуж за
какого-то генуэзца-католика. Венчаться будут в гарнизонной католической
церкви. Вот к чему приводит современное воспитание!
С трудом уяснил себе парень, что речь идет о его возлюбленной. Руку
прокусил, чтобы не застонать. Лишь к вечеру утихла буря в его сердце. А еще
через день оформилась и мысль: он никогда не увидит торжествующей
ухмылки на лице врага, он никогда не услышит от Надие издевки, он вообще
пе увидит людей. В глухом урочище под Хобан - Кыр нашел себе Петр пещеру и
поселился там навсегда. Днем прятался в глубокой нише, ночью выходил к недалекому водопаду. Там он грустил в одиночестве, перебирал пальцами бегущие струи.
Внимательные пастухи обнаружили его следы. Но увидать его никому не удавалось, Он успевал вовремя спрятаться. Сердобольные женщины оставляли еду около пещеры. Иногда он брал ее, иногда нет. О том, что его не стало, узнали по тому, что хлеб остался нетронутым слишком долго.
Так появились в Гурзуфе водопад Верности и скит Неразделенной любви...
БЫЛЬ ДОРОЖНАЯ
У Роман – коша есть и тюркское толкование. Слово «урман» известно от Волги до Байкала. Означает оно – чащоба, дикий лес. При всей привлекательности вынужден отказаться от этой версии. Побывал несколько раз на самой высокой горе Крыма и признаков глухого леса не обнаружил. Есть остатки чахлых насаждений советской поры. Любителями лесных угодий между мировыми войнами был выдвинут тезис о нерациональном использовании просторов яйлы. Вроде бы лесники умные, а природа дурная. Не могла за время с последнего оледенения Европы занять степные пространства мачтовым лесом! Ветра там зимой такие, что устоять и человеку, и скотине невозможно. Бывали случаи, когда у зазевавшихся пастухов целые стада в тысячи голов уносило в пропасти. Причем недавно, уже в двадцатом веке. Чего было больше в стремлениях лесничих, дури или желания угодить начальству, не знаю. Дело в том, что охотхозяйство на яйле было создано чуть ли не в момент присоединения Крыма к России. Причем угодия принадлежали лично царской фамилии. Мирные буренки и овечки нарушали идиллию царственных особ. Началась эпоха тотальных запретов на выпасы, сенокосы, заготовки дров. Каким это было ударом для местных жителей, представить не могу. За тысячелетия хозяйственной деятельности у них сложился определенный хозяйственный уклад. Теперь он ломался напрочь. Правдами и неправдами, уплачивая неимоверные штрафы, пытались татары сберечь поголовье. Свирепело и начальство. Не счесть запретительных постановлений. Коза объедает молодую поросль! Долой козу! Уничтожили. Знаменитую крымскую пуховую козу выбили, как класс. Овцы уничтожают травяной покров! Выбили и ее. Тонкорунную, курдючную… Расправились с лошадью. Уникальной горной, неказистой, но очень выносливой. Исчезли буйволы, волы, коровы… Окончательно победу над народной привычкой трудиться одержал И. В. Сталин. На всех дорогах и тропинках выставлены кордоны. Народ, препятствовавший получению полноценного отдыха с зарядом адреналина, выселен в тартарары. Опустела яйла. Теперь уже придворные егеря - лесничие развернулись вовсю. Началась массовая высадка лесов на яйле. Сосна, осина, береза миллионами саженцев зарывались в скальник яйлы. Но ведь это не Ярославщина или Вологодщина! Не хочет береза изменять свою природу. Не растет она на камне и под ветром. Пропали все эти миллионы. Не помогли пионерские тяпки с прополками. Чудом уцелели несколько кривых сосенок. Их – то я и увидел на Бабуган – яйле. Назвать из урманом, чащобой, язык не поворачивается. Охотничий домик Романовых находится значительно ниже. Там и дубравы с боровиками. Еще ниже – Козьмо – Демьяновский монастырь. При Александре Третьем охотхозяйство решили окольцевать мощеной дорогой. Чтобы из Массандровского дворца можно было без приключений добраться до просторных вольеров с привязанными оленями, полудомашними свиньями и полудикими кроликами (зайцами). Прокладку дороги начали с двух концов одновременно. От монастыря из Алушты и из Массандры. В определенный день отряды должны были завершить работы. Встреча их назначалась на Гурзуфском седле, в районе Серебряной беседки. На нее, специально сооруженную к знаменательному событию, должна была прибыть царская чета для приема рапортов от начальников строителей. Подошел назначенный день. Уже Романовы в Массандре, а работы не завершены. Осталось около 50 саженей (около 100 метров) неуложенного полотна дороги. Велик находчивый русский народ. Из всех лавок от Алушты до Ялты свезли десятки восточных ковров. Ими недостроенный участок и застелили. Мимо временной трибуны под звуки бравурных маршей бодро промаршировали военные дорожники. Это по коврам- то персидской работы! Государь остался доволен, Начальство получило награды и чины, а немцы- меннониты – освобождение от армейской службы. Но церемонии закончились, ковры увезли, и на этом месте долго еще набивали шишки Николай Второй, Иосиф Виссарионович, Никита Сергеевич. Каждый из них, думаю, незлым тихим словом поминал загадочную русскую душу и находчивость казнокрадов. Только Леонид Ильич, залив дорогу асфальтом, решил обе проблемы разом. И с дорогами, и с дураками. Вот кто здесь дурак, непонятно. Не те ли, которые премии платили за незавершенку?
ИДЯ В БОЙ, СЖИГАЕМ ЗА СОБОЙ МОСТЫ
Серебряная беседка сооружена на так называемом «Гурзуфском седле». Высота его над уровнем моря равняется 1457, 2 м. Ранее она называлась Балан – кая. Большая скала. Наши ялтинские краеведы обнаружили недалеко от нее руины позднеантичного сооружения и сразу окрестили их храмом. Выяснить, в честь какого из олимпийских богов он воздвигнут, им не удалось. Не помогли и археологи. Те исследовали все окрестности «святилища», но ничего конкретного не обнаружили. Куда более тщательно поработали черные археологи. Те изрыли ямами все седло, надо думать, нашли много предметов старины, но идентифицировать их не смогли. Миноискатель в анализе не помощник. Возражений у меня несколько. Первое. Ближайший источник находится в одном км от сооружения. Согласитесь, для святилища обстоятельство очень неудобное. Там регулярно должны были производиться ритуальные омовения, а сделать их без воды крайне сложно. Второе. Кто должен был посещать этот храм? Ближайший населенный пункт, Кизил – Таш, в трех километрах пути нелегкого подъема. Гурзуф в семи. Ладно, взрослые мужчины. Но как туда могли забраться женщины, старики и дети? При всем при том, что в каждом селении наверняка были свои приходы. Мало того. Отдельные часовни были и вне поселений. У источников, у дорог, при кладбищах и т. д. Нужды для жителей тащиться в гору не было. Третье. Башня, судя по развалинам, была великолепным наблюдательным пунктом. Все три долины, гурзуфская, кизилташская и партенитская просматривались до самой Кастель – горы. Весь Алуштинский залив до Меганома - как на ладони. В эпоху войн с Боспором это было неоценимым фактором. Подойти к Гурзуфу незамеченным просто невозможно. Последнее. Мне кажется, главное. Мы уже говорили, что основным богатством жителей ЮБК являлся скот. Для охраны стад в сезон выпаса на яйле содержался гарнизон. К его помощи прибегали пастухи в случае посягательств со стороны грабителей. Такие сторожи имели все общины ЮБК. Почему же все – таки храм? Потому что там найдено множество ритуальных вещей. Амулеты, монеты, статуэтки и т. д. Кто их оставил на яйле? Конечно же, пастухи. Они тоже люди. Выходя наверх, они молили богов об удачной летовке. Конечно же, охотники. Дичи в лесах было много. Устраивались облавы. На них получали мясо и шкуры. Не помолишься, ничего не получишь. Конечно же, караванщики. Римской дороги между главной и второй грядами еще не было. Основным маршрутом сообщений ЮБК была яйла. Морем верблюдов и ишаков не доставишь. Разбойников, харцызов по- нашему, во все времена хватало. Не принесешь жертву, останешься без прибыли. А то и без головы. А значит, находок будет много.
Одна из них не дает мне покоя много лет. Это щит римского легионера. Единственный, сохранившийся с тех лет во всем мире. На первый взгляд, ничего необычного. Защитное снаряжение воина периода империи. Но на внутренней стороне его - маршрут походов бывалого триария. Малая Азия, Междуречье, Кавказ. Повоевал на своем веку воин. Повидал свет. Был грамотен. А значит, имел звание и должность. На легата не тянет, у него писари служили. Значит, центурион. Каким образом попал сюда его щит? На это есть своя история.
Как известно, римлян в Крым пригласили сами тавры. Господство векового кровного врага, ионийцев, возмущало аборигенов. Понтийское царство вело непрерывные войны за расширение своих границ. Отражало агрессию со стороны еще республиканского Рима. А, значит, постоянно усиливало налоговое бремя. Мало того. Пытаясь ассимилировать тавров, греки навязывали им чуждую религию. В Партените найдена стела с восхвалениями в честь ионийской богини плодородия, Деметре. Это в цитадели культа Артемиды – Таврополы, покровительницы тавров! И, в- третьих, ограничили таврам выход в море. Погромы боспорских караванов стали невозможными. А это лишило приморских жителей важной статьи доходов. Приход римлян стал панацеей от всех бед. Поначалу так оно и было. Тавры участвовали во всех походах Рима против Боспора и Понта. Их Артемида под именем Дианы вошла в пантеон Лация. Генеалогически и римляне, и тавры были родственниками. Потомки легендарного царя Приама - Эней и Юл, глава рода Юлиев. Тавры свое происхождение вели от Тура (Тавра), основателя Трои, а, значит, предка Приама.
Затем, однако, отношения стали портиться. Боспор на правах федерата вошел в состав Римской империи. Понт был попросту поглощен без прав на автономию. Надобность в походах против них отпала сама собой. Мало того, они стали частью хозяйственной системы государства, и Рим стал заинтересован в безопасном перемещении грузов, финансов и пассажиров. Традиционному пиратскому промыслу был нанесен решительный удар. На ЮБК появились крепости чужеземцев. На Ай- Тодоре возникла крепость Харакс. На языке тавров - плетень, деревянное строение. Выход эскадр в море стал невозможен. Кроме того, Рим развернул здесь обширные строительные работы. Одновременно восстанавливались цитадели в Херсонесе и Пантикапее. Для связи двух центров своего господства прокладывалась каменная дорога с многочисленными опорными пунктами. Фрагменты этой дороги можно видеть до сих пор за главной Крымской грядой. По ней в 1941 году отступала на Севастополь Приморская армия. Расходы на монументальные сооружения легли на крымчан. Понтийское иго показалось теперь детской забавой. В 63 году н. э. в Крыму началось всеобщее восстание против владычества римлян. Гарнизон Харакса был уничтожен, Пантикапей и Херсонес взяты в осаду. На помощь таврам пришли скифы, сарматы и, позднее, аланы. В этот момент обескураженные римляне и отметили интересную особенность поведения тавров. Идя в бой, они сжигали за собой мосты. Иными словами, пути назад они не признавали. С тех пор поговорка прочно вошла в лексикон всех народов мира. Римляне вынуждены были перебросить сюда части первого италийского и одиннадцатого клавдиевого легионов. Подошла сюда и целая эскадра боевых трирем из Лигурийского моря. Война шла с переменным успехом вплоть до окончательного изгнания римлян из Крыма, т. е., это был едва ли не единственный случай успешного исхода освободительной борьбы одного из покоренных народов против Рима. Чем заканчивались другие попытки на судьбе Карфагена и Иерусалима история хорошо знает. Так вот. В один из периодов этой войны в Артековской бухте бурей был уничтожен отряд кораблей с десантом легионеров на борту. Этот факт зафиксирован многими римскими и греческими источниками. Закованные в латы десантники пошли на дно, а деревянный щит остался на поверхности. Его – то потом и достали из воды крымчане и долго использовали в стычках на яйле. Потом за ненадобностью он был выброшен и достался по наследству археологам. Такая вот интересная история произошла со щитом.
ФЕНЕРДЖИ
Если уж мы оказались наверху, то пройдемся по ближайшим окрестностям Гурзуфа. Слева от нас виднеется высшая вершина ялтинской яйлы, гора Кемал – Эгерек. Кемал – это не имя собственное безвестного Кемала, а тот самый «кемел», верблюд с одноименного сорта сигарет. Эгер - седло. Вместе – верблюжье седло, которое издали и напоминает абрис вершины. От него, перпендикулярно направлению главной гряды, отходит небольшой хребет из холмов Басман (возможно, татаро – готское, мужская главная голова или вершина, или, вариант, ступенька по – гречески) и Кермен – кая. Кермен из иранских языков - крепость. Отсюда Кромы, Кремль, Корум, Крым. Кая – скала. Крепостная гора. Развалины до сих пор просматриваются не ее вершине. Что это за постройки, ответят археологи. Хребет делит северные предгорья на долины двух речек. Кача – влево, Альма – вправо. Кача, индоарийское, черная река. Чувствуется родное, карачай, ручей, Почайна. Альма - тоже индоарийское, диалектное, река. В них впадают притоки. Стиля, готский, тихая. Потому - штиль. Манаготра, индоарийское, разумная семья. Видимо, от поселения, которое некогда располагалось на его берегу. Сейчас там водохранилище, откуда подают пресную воду на ЮБК. Одно из них, Стилинское, затопила предмет наших изысканий, село Биюк – Озень – баш. Буквальный перевод с тюркского - исток большой реки. В отличие от Кючук – Озень – баша, исток малой реки. До революции это были самые заселенные села в Крыму. Родственные и хозяйственные связи с ЮБК были самыми тесными. Это не спасало татов и ялубоев от розыгрышей и подколок. Впрочем, вполне дружеских. Так, например, горцы шутили над гурзуфскими жителями следующим образом.
- Совсем вы, прибрежные, из ума выжили. Дома – на крутизне, сады – на обвалах. Единственное ровное место, и то водой залили.
Им, раскинувшим угодия в живописнейших альпийского типа долинах, наша теснота казалась признаком скаредности. Они же, озеньбашцы, и кличку нам придумали. Не то, чтобы очень уж обидную, но очень прилипчивую. О происхождении прозвища стоит рассказать подробнее. Наученные горьким опытом землетрясений и оползней, гурзуфцы старались строиться на крепостной скале. Поэтому их дома лепились друг над другом как соты в улье. Ни о каких улицах – проспектах и речи быть не могло. Узенькие тропинки, каменные ступеньки, извилистые проулки. Клубов и телевизоров не было. Единственным местом общений была базарная, ныне фонтанная, площадь. После того, как рынок закрывался, убеленные сединами аксакалы рассаживались на отполированные десятками поколений штанов бревна и вели неторопливые беседы. О погоде, о рыбалке, о видах на урожай. Греки располагались по нижней стороне, татары – по верхней. Соответственно расселению в городе. Приморская сторона населялась дангалахами, греками, нагорная – татарами. От нынешней Ленинградской улицы вверх. Беседы были неторопливые, затягивались порой допоздна, надо было домой возвращаться, а темень – хоть глаз коли. Хорошо, придумали люди к тому времени фонари «летучая мышь». Электрических еще не было. Когда ночью старики преодолевали бесчисленные ступеньки и дорожки, это было понятным. Но, когда задержавшиеся на рынке озеньбашцы видели эти фонари средь белого дня, удивлению их не было предела. Откуда им, бедным, догадаться, что предусмотрительные старики заранее с фонарями идут, памятуя о том, что возвращаться уже ночью придется… Так и повелось: раз из Гурзуфа, значит, «фенерджи», фонарщик. Без различия пола, возраста и вероисповедания.
Сверхосторожные жители Гурзуфа отомстили той же монетой. Приехали как – то озеньбашцы на базар. Привезли синап – яблоки, охлоп – груши, грецкие орехи, фундук, кизил и прочие дары садов. Смотрят, удивляются. Не до них ялубоям. Целыми торбами и тарпи – корзинами носят мелкую рыбешку, хамсу.
- Что носите?
- Рыбу.
- Дайте попробовать.
- Берите.
Попробовали, вкусно.
- Где берете?
- Урожай собираем. Весной высаживаем, осенью собираем.
- А в озимую сажать можно?
- Не померзнет?
- Под снегом нет.
Сами спрашивают, а сельским разумом своим ответы взвешивают. Сейчас осень. Все нормальные люди урожай собирают. Рыба – тоже еда. Значит, и ей уход нужен. Вспахать, посеять, прополоть, скосить, обмолотить, в амбар уложить. Купили большой чувал хамсы, повезли, довольные, в Узень – баш. Все сделали по земледельческим своим канонам. Вспахали, заборонили, посеяли. Земля – как пух. Снег посевы укрыл. Довольны селяне. Урожай пудов на 90 потянет. Глядь весной, нет всходов. Спускаются в Гурзуф, ругаются.
- Вы нам семена отбракованные дали!
Смеются гурзуфцы. Случился в ту пору и Ходжа Насреддин. Не дал конфликту разгореться.
- Вы как хамсу сажали?
- Как обычно, посеяли…
- Дурьи ваши головы! Засыпали несчастную рыбешку! Откуда она теперь узнает, куда ей расти надо? Ложить ее в землю надо так, чтобы глаза вверх смотрели, хвостом вниз. Да ладно уж, сейте в яровую, может быть, к осени с добычей будете.
Купили уже озеньбашцы не один, а два чувала рыбы. Торопятся. Как бы посевную не пропустить. Все сделали, как Ходжа научил. Грядки вскопали, борозды провели. Согнулись, бедные рыбу укладывают. Головой вверх, хвостом вниз. Хвостом вниз, головой вверх. И землицей присыпают……
Едут люди по дороге удивляются.
- А что вы любезные делаете?
- Хамсу сажаем. Осенью и вам семена дадим.
- А кто вас научил?
- Ходжа Насреддин.
- Понятно……
С тех пор нет для озеньбашца горшей обиды. А вдруг кто-нибудь да и попросит рассказать, как хамса растет?
ГУРБЕТ – ДЕРЕ – БОГАЗ
Спуститься (или подняться) с яйлы в Гурзуфскую котловину можно только с Гурбет-дере-богаз. Обычный перевод с крымско-татарского звучит: гурбет – чужбина, дере – долина, богаз – горло, перевал. Перевал чужой долины. Сразу же возникают вопросы. Какой это чужой? Как известно, вся яйла делилась по количеству селений на определенные участки. Они строго соблюдались жителями, границы охранялись. Здесь у нас два поселка: Гурзуф и Кизил-таш. Никитские и партенитские стада имели свои проходы наверх, их стада здесь приходить не могли. Неужели в веках затерялся конфликт между братскими селениями, из-за которого единственный путь на яйлу оказался для кого-нибудь чужим? Маловероятно. Большинство гурзуфских селений имеют родственников в Кизил-таше и наоборот. Представить, чтобы двоюродные братья могли бы набросится на земляков просто невозможно. Скорее всего, это изъян перевода. Забывают наши лингвисты и этнографы, что с последней четверти семнадцатого столетия жители ЮБК были вынуждены принять мусульманство. Во время чигиринских войн 1674-1681 годов османские правители вдруг убедились, что православное население Крыма не просто симпатизирует единоверцам, но и напрямую помогает России. Уничтожить их всех невозможно, кто будет налоги платить? А вот перекрестить можно. Даже необходимо. На всем побережье высадились янычары, и за неделю порядок был водворен. Селения окружались, жители сгонялись на площадь, а там чауши провозглашали волю султана. Жить хочешь – уверуешь в аллаха, нет – голову на плаху, семьи угонялись в рабство. У кого были деньги – откупились. У кого не хватило на выкуп, стали мусульманами. С возведенных минаретов закричали муэдзины, с амвонов возвещали имамы. Возникла проблема. Языка-то ислама люди не знают! Не доходят слова намаза до душ правоверных. Для преодоления преграды при мечетях были созданы мектебы (школы), где мужчин обучали таинствам отправления культа. В Больших городах основаны медресе. Распространенная ошибка. Принято считать, что татары, веками угнетавшие святую Русь были диким, невежественным народом. Отнюдь. В семнадцатом веке крымское население было сплошь грамотным. СССР этого добилось только в двадцатом веке. В Крыму было четыре высших учебных заведения. В России и Украине – ни одного. Действительно, пятьсот лет собирали дань, учет надо было как-то вести? Таким образом, с принятием мусульманства и на ЮБК распространилась грамотность, а с ней и турецкий и арабский языки. Кстати говоря, прибрежные стали последними из анклавов Крыма, сменивших язык и веру. Возвращаясь к теме разговора отметим, что множество топонимов именно с этого времени стало приобретать тюрко-арабское звучание. Как и в данном случае. На урумо-мусульманском симбиозе языков слово «гюрбет» означает «милостивый», «милый». А вот это уже ближе к теме. Действительно, долина перед подъемом необычайно живописна. Ни одна Швейцария с ней не сравнится. Прекрасны рощи реликтовых деревьев, изумрудны сенокосные луга. Именно сюда сверху, после испепеляющей жары яйлы сгоняли на водопой и ночевку матерые одаманы и их молодые подпаски. Каждое стадо имело свой источник и свой кош. Милостивый отдых.
Но есть и еще одно значение у слова «милый», «милая». Это синоним слова «любимая», «любовь». И этому тоже есть объяснение. Истомленные длительной разлукой, сюда под вечер поднимались жены и подруги пастухов. Предлогов для визита при желании можно найти множество: домашней едой побаловать избранника, одежду на нем сменить, забрать домой пахучий пенир. Это сыр, который пастухи готовили из овечьего и козьего молока. Пенир был необходимым продуктом для любого застолья. С воодушевлением спускались вниз и пастухи. В милую долину. Долину любви. Разливалось тогда у каждого коша веселье. Скрипки (кемане), хавалы (флейты), даре (бубны), тулуб – зурна (волынка) придавали мелодичности веселью. До поздней ночи не утихали песни и танцы. Лишь под утро расставались влюбленные. Уносили с собой радость встреч, горесть разлук, а кое – кто и зародившуюся в долине жизнь.
Хочется представить, что именно наши пастухи и пастушки и их наполненная жизнь стали сюжетами для картин великих фламандцев, голландцев, итальянцев. Как бы они создали свои шедевры, не побывав в Гурбет – дере, милой или счастливой долине? Долине любви…
КУМБАСАН
Из милой долины начинаем спуск вниз, в Гурзуфскую котловину. Путь наш пролегает через ущелье Кабоплу, где камб – горб, пуло – уменьшительный суффикс. Все из греческого. Буквальный перевод – горбик. Иными словами, неровный спуск, с горбинками. Далее лежит местность Кумбасан. Термин требует расшифровки. На местных диалектах кумб (комб) - горб, сан - горы, холмы. Горбатые горы. На первый взгляд, бессмыслица. Какими могут быть горы? Только горбатые. Ан нет. Вершина крымской яйлы снизу - ровная полоса. Только наверху видно, что она всхолмленная. Из Гурзуфа отдельных вершин не видно, Получается, что весь массив - гладкий, а здесь целая гряда из пиков: Караул – кая (Сторожевая скала), Чамны – бурун (сосновый мыс), Калфрак – кая (халфа – ковыль). Иными словами, горбатые горы. Тем более, что внизу из долины пролегает между скалами Яныш – кош и Осман – кош. Видимо, где- то здесь располагались кошары безвестных Януша и Османа. К ним мы еще вернемся, а пока обратимся к Кумбасану. Он сам является верховьем сразу двух долин Койпан – чаир и Ковалан - чаир. Наличие слов чаир говорит о том, что здесь в не такие уж древние времена были сады, чаиры. А вот названия урочищ чрезвычайно интересны. Местные краеведы окрестили местность «Сказочным ущельем» и вовсю фантазируют перед бедными экскурсантами. Обилие сюжетов зависит только от таланта рассказчика. Версий множество. Было бы еще больше, если бы ведущие знали перевод топонимов. А они чрезвычайно интересны, и, даже, поэтичны. Слово «ковалан» содержит две составляющих. Ков – говорить, фарси и алан – поляна, тюрки. Говорящая поляна. С чего бы ей разговориться? Попробовал сам и понял. Все дело в скалах, обрамляющих долину. А они дают эхо. Каждое слово, обращенное к тверди, дает отзвук. Можно вволю поболтать с собой на досуге. Койпан – не менее занимательное понятие. Видовое, красивое место. По живописности она действительно не уступает ни одному из известных пейзажей. Имеет она и второе имя: Кирез – алан. Черешневый сад. Могу себе представить, как долина выглядела весной во время цветения садов. Не зря, видимо, название получила.
Меня же во всей этой истории привлекает следующее обстоятельство. Наш род оставил в топонимической карте Крыма свой след. Такую честь заслужили далеко не все жители Гурзуфа и Кизил – таша. Расскажу по порядку. Имен собственных насчитывается на полуострове сотни. Ай – Петри, Ай – Васил, Ай – Тодор, Фока, Фома, Илья и т. д. Но в честь какого конкретно человека присвоено имя, неизвестно. В данном случае приводится и фамилия людей. Редкий казус, уникальный. В долине Кумбасан находятся целых три источника, принадлежащих представителям моего рода. Осман – Ахай – Чешме, Ахаин - Чаир – лар - Чокрак, Бекир – Ахаин - Чокрак. Тюркское чокрак, переводится - источник. Чешме – выход воды на поверхность. Воду в него проводили из источников по керамическим трубам. Фонтан облицовывался камнем с нишей для воды. Несколько таких чешме осталось в окрестностях Гурзуфа. Остальные пришли без ухода в ветхость и разрушены. Имена собственные Осман и Бекир ничего мне не говорят. Видимо, их носили задолго до того, как появился первый из известных мне предков в седьмом поколении, Ибраим. Разве что Осман – кош, о котором есть глухие упоминания в родословной. Было урочище, видимо, со строениями, в которых на лето уходила вся семья. И, наконец, сама фамилия, которая звучит во всех трех пунктах. Ахаин, что переводится с тюркского так же, как и моя родная, Ахаев. В книге В. Мухина «Крымские горы» приводится другая транскрипция. Хаин – Чокрак. Сущая бессмыслица. С турецкого Хаин - изменник, предатель. Вряд ли стали бы называть источники бесценной воды именем проклятым. На самом деле Ахай – уважительная приставка к личности взрослого мужчины. Суффикс -ин, как в русском -ов, притягательный. Чей источник? Бекир-Ахаин. В середине девятнадцатого века в Крыму проводилась паспортизация населения. Волостные писаря, не зная наречий, изголялись над жителями, как могли. Фамилий – то на берегу никогда не носили. Чужаков называли по их родным городам, своих - по соседским кличкам, лагапам. Поэтому Косе – безбородый, Тумба – тучный, Гугу от родоначальника и т. д. У писарей эта система не вытанцовывалась. Фамилии давались по личным впечатлениям. Поэтому среди южнобережных появились Матросовы, Солдатовы, Казаковы и, даже, Толстые. В моем случае произошло следующее:
- Адын недир? Как звать, - спрашивают.
- Ибраим – ахай.
- Отлично. И имя есть, и фамилию придумывать не надо. Ибраим Ахаев.
Так и ходим уже третью сотню лет.
Вернемся к источникам в долине Кумбасан. Тем более, что и легенда есть.
Тяжел труд землероба. В садах деревья надо обрезать, обкопать их, арыки поправить, воду пустить. В ясный весенний полдень садится уставшее семейство обедать. Соленый сыр – пенир, хлеб, иногда йогурт. Воду с собой не брали. А зачем ее нести, когда источники есть? Посылают молодежь с кумганом – кувшином. Парня или девушку. С соседней поляны тоже отправляют ходока за водой. Девушку или парня. Да еще наказывают. Не с золотого или серебряного неси, а с хрустального. Там вода прозрачнее. По старому поверью под одним источником золото спрятали, под вторым – серебро, под третьим - алмазы чистой воды. Поэтому, пьющие из первого о богатстве мечтают, из второго - о достатке, из третьего - о святой доле. А им, молодым, того и надо. Место встречи определено. Ярче макового цвета пылают щечки у девушки, огненные стрелы метают глаза юноши. Забыли про кувшины, к часовне отправились. Яныш – кош в ее честь названа. Ай – Ян с древнеримских времен покровителем домашнего очага считался. Вот там – то и звучали самые верные клятвы, там и определялись судьбы.
Смотрят оба семейства, идут молодые парой. Что уж там скрывать, когда и так все видно, Так примета и появилась. Раз влюбленные от источника без воды идут, значит, готовьте, сваты, худалых. Это подарки, которыми обмениваются породнившиеся семьи. Жалко, что пришли освободители Крыма от татар, сады порубили, леса посадили. Воду в трубы забрали, в город отвели. Некуда теперь молодым с кувшинами ходить. Не видать старикам худалых, подарков.
ЭВЛИ
Есть в гурзуфских предгорьях два поселка: Гурзуфская Лаванда и Алуштинская Лаванда. Откуда такие поэтические названия взялись? Дело в том, что в советские времена был в Крыму совхоз (трест) эфиромасличных культур. Занимался он промышленными посадками и переработкой розовых кустов и лаванды. Любая модница знает, что масло из этих растений используется для создания парфюмерной продукции. Поставлялось оно, главным образом, во Францию и, непосредственно, в Париж. Стоимость его на мировых рынках превышает вес золота. Солидная была прибавка к всесоюзному бюджету. Украине валюта не нужна, совхоз мирно почил в бозе. Реализовывать продукцию ему не дают, государственное финансирование отсутствует. Одичали розовые кусты, заросли по меткому выражению времен Смуты лесом «в кол, в жердь, в бревно». Жители остались без работы, разбрелись по базарам Артека, Ялты и Алушты. Благо, плодородная земля при надлежащем уходе дает любую огородину. Коровы и козы – отличное молоко, а пчелы – крымский мед. По территориальной принадлежности подчиняются пгт горсоветам Ялты и Алушты. Сейчас речь пойдет об Алуштинском.
В старые добрые времена на месте поселка существовало небольшое горное сельцо под названием Эйпнин – Ерлери – кой. Дословно: село полей Эюпа. Кто же это такой, неизвестный Эюп, в честь которого целое село назвали? Есть на этот счет и своя история.
Вплоть до 1944 года ни один юноша-татарин не мог жениться, не построив дом. Даже сам процесс женитьбы произносился евленмек. Обзавестись домом, где ев – дом. Конечно, в городах этот обычай не свято соблюдался. Но в деревнях, где свободных площадей было побольше, его чтили. Дело происходило следующим порядком. В Кизил – Таше (Краснокаменке) жила себе прелестная девушка Хатидже (Катя). Работящая, прилежная, и, как водится, красоты неописуемой. Пока была подростком, это обстоятельство ее не сильно беспокоило. Но как только формы округлились, а щеки запылали, в дом зачастили соседки. Институт свах в наше время незаслуженно унижен, а тогда именно они несли на себе груз предварительных осмотров и переговоров. Сам по себе приход пожилой тетки многого не значил. Визитерша вроде бы выпила фильджан кофе, поговорила о пустяках и отправилась восвояси. Но пытливые глаза выдавали явный интерес. Как девушка марама (вуаль) вышивает, как пахлаву приготовила, приветлива ли, не плаксива? Понятное дело, и женская половина разведки не дремала. Кто приходил, откуда, есть ли в ее окружении неженатый юноша. Наносились ответные визиты. Здоров ли? Работящ? Какое хозяйство имеет? Процесс этот при отсутствии телекоммуникаций происходил медленно. Многое зависело и от мнения молодых. Не хочется из села уезжать, не понравилась родня, не пьющий ли. Вроде бы и не полагалось молодым видеть друг друга до свадьбы, но вот это правило чаще всего и нарушалось. Чье родительское сердце не расстанет при виде страданий дитяти? Устраивались смотрины. Делалось это тонко. Чтобы мужики не узнали. Заподозрят неладное, беда будет. И женам, и свахам достанется. Они – то как раз и узнавали о переговорах последними. Чтобы не испортили чего. Подобное случилось с моим дедом.
Старшая, замужняя сестра пригласила холостяка в гости в Кючук – кой. Пока ужин готовила, попросила брата встретить своего мужа с работы. В это же время по взаимной договоренности моя прабабушка должна была послать дочь за водой. Прадед ее опередил. Вышел во двор, смотрит, в темноте парень прохаживается, папироской посвечивает. «Хочет сарай поджечь»,- мелькнуло в голове у старика. Подобрал кол с земли, подкрался, и через забор как хряснет проходимца. Удар как раз пришелся по хребту моего тогда еще не деда. Ничего не подозревавший юноша вскрикнул и пустился бежать. А что бы вы сделали не его месте? В темноте, без вины, без объяснений, и вдруг колом между плеч? 10 километров от Кипарисного до Гурзуфа он пробежал за полчаса. Молчит, не признается, отдышаться не может. Тем временем прадед, довольный собой, похвастался жене, как он нахала прогнал. Вот тут- то настоящий переполох и начался. Посвященная в тайну невеста рухнула в обморок. Сестры ее на полу водой отливают. Мать бросилась к соседке. Благо улочки узкие, не далеко. Скандал разгорался нешуточный. Расстроенная свадьба позор не только на сосватанную практически невесту, но и на ее сестер. А их у бабушки аж трое. Кто их теперь замуж возьмет? Пятно ложится и на всех кучук – койцев. Как это так? Пригласить в гости и избить до полусмерти! Особа гостя сама по себе неприкосновенна. А у него еще и оскорбленная родня… В общем, мировые конфликты того времени – это было ничто по сравнению с надвигающимся противостоянием Гурзуфа и Кучук – коя. Начались дипломатические визиты в обе стороны. Старики, женщины, молодежь. В конце – концов, свели соседи двух моих прадедов в Гурзуфском джами, помирили, тут и нишан – молитву прочитали молодым. Обвенчали. Вот такие могли вспыхивать войны, если бы за тонкое дело сватовства взялись неумелые руки.
За процесс проведения смотрин для Хатидже взялись кумушки двух селений. Кизил – таша и Дерменкоя. Дело в том, что лучшие мельницы, дермень по – татарски, были как раз в Дерменкое. А там и проживал предполагаемый жених. Стала жена невесты уговаривать мужа: отвези зерно на помол. Тот резонно отвечает: у нас и свой долап есть. Да разве это мельница? Мука крупная, ни на что не годится. А там - хараджа, с крупными жерновами. Мука как пылинка… Кто с женой спорит? Загрузил старик арбу, в путь собрался. А жена дочку наверх подсаживает, помощницу. Удивился отец. Что она, чувалы таскать сможет ? Ладно, лошадь с арбой постережет. С тем и отправился. Около мельницы уже и тетушки в рядок выстроились. Подхватили племянницу, на кофе повели. Мимо дома жениха специально провели, его издали показали. Мужик видный, ладный, но в годах, кажется. Главное выяснилось в разговоре. Он уже под старость, вдовец, да еще и с кучей детей от недавно умершей жены. Расплакалась Хатидже. А тетушки настаивают: дом свой, хозяйство, поле красного лука, овцы, козы, корова. Все при нем. Один недостаток. Не лежит у девушки сердце к нему.
Вне себя от горя вернулась Хатидже в родной Кизил – таш. Утешать несчастную подругу сбежались все девчата села. Напрасно. Рыдает бедняга. Смерти себе желает. Все дело в том, что давно полюбила она местного парня, Эюпа. А у того ни кола, ни двора. Да младших братьев и сестер - мал мала куча. Самое главное – дома своего нет. А без него кто его в расчет принимает. План у девушек созрел быстро. Многим из них докучливые свахи жизнь испортили. Многие с нелюбимыми мужьями слезами обливаются. Отомстим тетушкам! Если дома нет, его надо построить. Но не здесь, чтобы о них по берегу слава не пошла, а где- нибудь в другом месте. Лучше всего, на полдороге между селами. Чтобы никому обидно не было. Параллельно, через других тетушек уговорить дерменкойских в отказе от сватовства. А лучше – найти ему невесту постарше. Хорошо бы вдовушку. Оба раненных сердца успокоятся. На какой день сватовство назначено? На хадырлез? Вот до него и надо управиться. Отправили за Эюпом, поставили перед ним задачу. Тот и сам рад – радехонек. Давно на Хатидже глаз положил. Но что удастся выполнить задуманное, сомневался. Дело в том, что каждый из отцов при рождении сына начинал заготавливать стройматериалы для будущего дома. Свозил с полей камень, возил из леса бревна, копал глину, заготавливал известь. Был такой склад и в семье Эюпа. Но был он очень мал. Не то что на дом, и на хороший сарай не хватит. Успокоили его девчата. Ты начинай, остальное – наша забота.
Необходимое отступление. Что такое хадырлез? Праздник в честь святых Георгия (Хадыр) и Ильи (Ильяс) появился в Крыму около 2 тысяч лет назад. С принятием христианства крымчане выяснили, что один святой - покровитель воинов, а значит, всех пастухов, моряков и охотников, а другой заведует небесными делами. А значит, дождями, снегами, бурями и грозами. Все, что необходимо для земледелия, животноводства, а равно, для путешественников и рыбаков. Так два культа слились воедино. Праздновался он дважды в году. С весенного начиналось мореходство, заканчивались посевные работы, выгонялся скот на яйлу. Осенний завершал собой урожайный цикл, заканчивал навигацию, скот разводился по дворам.
В данном случае речь шла, видимо, об осеннем празднике. Потому, ято дальнейшие события могли происходить только летом. Эюп с отцом первым делом выбрали место. В километре от Кизил- таша, на свободном месте, с источником ключевой воды. Заложили фундамент. А дальше начались неожиданности. Выложат к вечеру кучу камня, а утром она на месте. Даже большей стала. Вымажут за день весь запас глины, утром он опять полнехонек. В бочку (варель по- местному) и заглядывать не надо. Каждый день полная стоит. Не понять было строителям, что каждую ночь девчата в фартуках материалы носят. Спохватились их женихи. Что за посиделки без подруг? Какие танцы без красоток? Что за песни без их звонких голосов. Те таскали камень целыми глыбами. Каждый свою силу показывал. Так парами и ходили. Она с известью, он с булыжником. Заинтересовались взрослые. Чем это молодежь ночи напролет занимается? На работу не поднимешь. Скоро выяснили. Не глупости у них в голове, хорошее дело делают. Организовали хашар. Толока по – украински, что -то вроде субботника у русских. Кто- то припасенную дверь принес, кто- то жердей притащил, кто-то плитняка на крышу целую арбу поставил. Взрослые женщины тем временем дерменкойских кумушек обрабатывали. Тоже добились результата. Нашли- таки вдовцу другую невесту. Тоже с детьми, но очень разумную. В день Хадырлеза в дверь родителей невесты сваты постучали. А за ними и жених счастливый. Ладони в мозолях, под утро только крышу закончили. Но гордый. Он тоже евли. Со своим домом. Можно и свадьбу играть.
Так и зажили они счастливо. На своем, Эюповом поле. Детей развели, что галчат на ветках. А в памяти сельчан дом так и остался: невестами построенный. В 1778 году из Гурзуфа все население в Приазовье выгнали. Жители Эйпнын - ерлери - коя вниз перебрались. С ними легенда о невестином доме и к нам попала.
ЖАР – ПТИЦА
Следующая легенда тоже связана с женской тематикой. Речь пойдет о селении Куркулет, ныне Лавровое. В 1944 году, при переименовании «татарских» топонимов органы НКВД, видимо, не нашли достаточного количества грамотных людей. На полуострове в каждом районе по Богатому, Урожайному, Счастливому и т. д. Не счесть Гвардейских, Танковых и Тыловых. Так получилось и в данном случае. По всему ЮБК миллионы кипарисов и лавров. Почему честь носить имя благоухающего растения досталась именно Куркулету, одному Лаврентию Павловичу известно. А, между тем, названию несколько тысяч лет. Намного больше, чем самому российскому государству. Торжище Куросаитов известно с византийских времен. Перевел бы так: курио – община, округа (таврское, дорийское, римское); салы, сай – река (индоарийское), суффикс греческого происхождения. Сравните - Горзувиты, Партениты и т. д. Получается торжище приречных сел. Предполагаю, что там действительно собирались жители близлежащих населенных пунктов для обмена своих продуктов на заморские товары. Для того внизу и был построен порт при восточно – ромейских императорах. Есть и другие варианты толкований. Тюркское - кёр куш, сова. Место гнездовий сов. Маловероятно. Греческое - корку - индейка, фазан. Готское – кор, зерно. Зерновой склад? Натянуто. Сам бы расшифровал следующим образом. Курио, округа, село, это правильно, кум, кале – крепость, индоарийское. Укрепленное село или населенная крепость. В отличие от исаров, которые использовались только в случае опасности. Раз уж торжище попало в анналы истории, значит, там и ярмарки проводились. Причем не простые. Помимо обычных товаров там выбирали еще и невест. Предание сохранилось до наших дней в виде поверья, что продавали рабынь. Хотелось бы написать легенду на эту тему, но не могу. Потому, что от своих стариков знаю иную версию. Не за рабынями сюда ходили, кому их здесь можно было бы продать? Земледельцам, рыбакам, пастухам? Конечно же нет. Ходили сюда невест выбирать. Это уже ближе к истине. Деды и прадеды не знали древней истории. Я же с высоты университетского образования продолжил бы эту мысль. Надо думать, поверье распространилось на ЮБК с основания на Аю – Даге храма Девы Артемиды. Партенос по – древнегречески. Возраст обычая, таким образом, продлевается до трех тысяч лет. Хочется пофантазировать на тему: маленькая девочка отдана на воспитание в храм, прослужила там несколько лет жрицей, получила образование, и, достигнув совершеннолетия, выдана замуж. Причем кастинг среди женихов проводился открыто, и, действительно, напоминал ярмарку. Невеста выбирала самого достойного к вящей славе всего селения. О таких конкурсах в народе и правда могли остаться воспоминания, перешедшие в поверье.
Но тут у меня возникла другая идея. А не податься ли мне в соавторы «Конька – горбунка»? Н. Ершов создал прекрасный образ сказочной птицы. Не с пустого же места он его вылепил? В диком виде ни индейки, ни фазаны в России не водятся. У нас же во время перелетов фазаны на каждом кусте гроздьями висят. С незапамятных времен слово в языке закрепилось. «Куркос» - фазан или дикая индейка. Где они гнездятся, не знаю, но видели их мои предки регулярно. Во время развитых контактов с Россией образ жар – птицы мог быть перевезен на север. Магический вид оперения проник в фольклор, оттуда – на страницы литературы. Мы, таким образом, стали бы полноправными авторами чудесной сказки. Однако, до классиков нам далеко, поэтому закрепим поверье в его крымском варианте: хочешь поймать жар – птицу (найти чудо – невесту), отправляйся в Куркулет.
ХАСТА. АБУХИ
Под Краснокаменкой, над Артеком, возвышается пологий холм Хаста. С ударением на первом слоге. Поясню, почему это обстоятельство очень важно. Дело в том, что краеведы ломают свои головы над этимологией этого топонима. Делаются попытки как- то расшифровать его, но безуспешно. Если ударение поставить на втором слоге, то получится болезнь, с тюркского. При чем тут болезнь, спросите вы? А при том, что в Крыму есть несколько источников с названием Хаста – баш. Переводится обычно - больная голова. Самый известный среди них находится под Ай- Петри с известной легендой о молодящей воде. Бессмыслица полная. Причем тут головные боли? Ребята пошли далее. В связи с тем, что все источники назывались по имени обладателя его воды, придумали следующее: Хаста – Асан – баш. Голова (исток) ручья больного Асана. По аналогии с Карасаном. Черным Асаном. Где же тогда босые, хромые, кривые Асаны, Меметы, Решаты и прочие? Нет. Тут что- то не так. Нашли другое слово, опять- таки из тюркского. Косе – безбородый, безлесый холм в данном случае. С моря он действительности лишен растительности. Пустырь голый. Опять что- то не вяжется. Татары, не мудрствуя лукаво, просто так бы его и назвали, Косе. Как героя казахского фольклора, Алдара Косе. А холм этот – именно Хаста, а не косе. Тогда обратились к латино – урумо – итальянским языкам. Мол, осталось от времени владычества в Крыму Рима - Константинополя - Генуи. Кастель, крепость. Опять неувязка. На холме ни единого остатка каких – либо сооружений той поры не обнаружено. Мало того, не стали бы жители южнобережья настолько переиначивать знакомое им с детства слово. Совсем рядом Кастель – гора, господствующая над Алуштой. Вот там действительно есть остатки средневековых укреплений генуэзской поры и еще более ранних. Итак, все предложенные версии оказываются несостоятельными. В чем же дело? Должна же быть разгадка? Она, конечно же, есть. Надо было бы просто вспомнить, что среди предков южнобережцев были скифы, сарматы, аланы и их ответвления: яксаматы, роксаланы, языги, костобоки и многие другие. Все они были ираноязычными. А там, в диалектах, есть искомое слово. Хаста, с ударением на первом слоге, означает жерло, провал, пролом. В сочетании с еще одним словом, оттуда же, аян – источник, получаем необходимое. Источник из пролома. А вот теперь все становится на свои места. Все Хаста – баши выбиваются не из – под камня или скалы, а прямо из земли. Т. е., из пролома.
Становится ясным, что когда- то на холме, или под ним существовал источник. О его качествах можно судить по сохранившемуся эпитету. Забыты старые наречия, уже тюркоязычные крымчане превратили его в существительное, Абухи. Созвучное тюркскому названию папоротника, абага. Так оно и вошло во все справочники. Не спорю. Папоротник и правда растет в сырых местах. Но не на солнцепеке, а в тени, в укромных местах. Очередной нонсенс? Конечно. Опять – таки, «аб» во всех иранских языках означает воду. В диалектных, абухи – кипящая вода. Ларчик- то просто открывается. Хаста –Аян -Абухи переводится как Источник кипящей воды из пролома. Наконец – то! Кто побывал хоть на одном из Хаста – башей, в частности, под Ай – Петри, может подтвердить правдивость моих слов.
Далее переходим в новые времена. Конкретнее, в девятнадцатый век. В его конце П. И. Губонин, русский предприниматель, решил создать в Гурзуфе элитный санаторий. Но брать даже техническую воду из мутной Авунды было невозможно. О питьевой я уже не говорю. А господам нужны были ванны, души, процедуры. Их белье надо было стирать. Короче, остро стал вопрос о водоснабжении. Обратились к старикам. Из верхних источников тянуть водопроводы долго и накладно. Нет ли поблизости надежного источника с достаточным дебитом? Старики подумали и ответили: да, на холме Хаста, в урочище Абухи действительно был источник. Обратите внимание, слова не только разделились, но и приобрели иное значение. Пролом стал холмом, а кипящий - урочищем. Т. е. о том, что вода там была, люди помнили, но, сменив язык, а заодно и веру, забыли смысловую нагрузку терминов. Значит, источник иссяк достаточно давно. Петр Ионович послушал депутатов и выехал на место. Нашел ли он там папоротники, чтобы увязать с тюркской абагой, не знаю, но признаки близкой воды оказались налицо. Камыши, осот, небольшое болотце. Приказал хозяин вручную выкопать водохранилище. Экскаваторов – то еще не было! Так над Артеком появилось озеро Абухи. Случилось это в 1890 году. Напор воды из – под земли оказался столь велик, что ее хватило не только для здравницы, но и для города. Ветку в кварталы (мале) проложили в 1905 году. За оказанную помощь Петр Ионович распорядился отпустить сэкономленные средства для строительства мечети в Гурзуфе. Что и осуществил наш великий ялтинский архитектор Н. А. Краснов. На дореволюционных открытках с видами Гурзуфа вы можете увидеть, как парит над городом это прекрасное здание. В 1929 году, в эпоху тотальной борьбы с религией – опиумом ля народа, его разобрали. Чтобы восстановить его, Россия или Украина должны родить еще одного Губонина. И покаяться в мечети за совершенные злодеяния.
Что же случилось с самим источником? Почему к концу девятнадцатого века о нем только помнили старики?
На этот счет существует если не легенда, то притча. В Крыму отношение к источникам всегда было самым уважительным. Почтительность к родникам выражалась в том, что каждый из них имел собственное имя. Их посвящали одному из святых угодников, ставили небольшие часовенки. Любой из крымчан, дойдя до источника, обязан был произвести определенный ритуал. Во – первых, воздать хвалу Создателю за то, что ниспослал свою благодать жителям земли. Во – вторых, тщательно очистить исток от камешков, веточек и глины. Чтобы вода могла свободно изливаться наружу. В – третьих, совершить обряд омовения, и только потом утолить жажду. Этому обряду обучали с детства. Это становилось отличительной чертой воспитанного человека.
Случилось так, что на полуострове появились пришельцы. Они не знали обычаев завоеванного народа, не почитали его святынь. Не творили молитвы над родниками. Не чистили его истока и русла. Мало того, они поили своих лошадей прямо из источника. Не из текне (корыта), специально поставленного рядом, а из жерла. Кони копытами обвалили стенки чешме, забили булыжниками исток. Вода всегда найдет себе русло. Нашла она и в этот раз. Изливается где – нибудь в другом месте. А на Абухи источник иссяк. Не стало его на долгие сотни лет. Одна память о нем осталась. Если бы не достали вод строители, о нем бы сейчас не помнили.
Вывод. Хочешь испить родниковую воду, прояви почтительность, терпение и труд. Не будь невоспитанным. А родник тебя отблагодарит.
ДЕНИЗЬ ФУРТУНЕ!
Далеко не всегда местные топонимы звучали в привычном сейчас варианте. Так случилось со скалами Пушкинской и Шаляпинской. Любой экскурсовод приведет вас к ним и расскажет, как тут отдыхали гении русской поэзии и сцены. Покажут знаменитый морской грот, в котором побывал А. С. Пушкин. Поведают историю создания живописных полотен «Прощание Пушкина с морем». Авторами одной из них стали И. К. Айвазовский и И. Е. Репин. Первый был великолепным маринистом, но посредственным портретистом. Поэтому море и скалы писал один, поэта – другой. Картина стала шедевром мировой живописи. Во втором варианте Айвазовский попытался решить обе задачи самостоятельно, но Пушкин там оказался сфинксом. Литературоведы нашли и этому обстоятельству символическую окраску. Прозорливый художник предопределил значение поэта, как сфинкса, который в глубине веков начертал развитие русской литературы. Мне понравились оба полотна. С небольшим уточнением. Айвазовский никогда не писал с натуры. Не могу признать привычных мне очертаний берегов ни в одном из полотен. Между тем, обе скалы соседствуют в Артеке. При всем моем уважении к классикам должен заметить, что существовали они задолго до памятных визитов. И имена имели другие. Корни происхождения их уходят в такую толщу веков, что промежуток в одну – другую сотню лет для них ничего не значит.
Скала Шаляпина называлась Футя. В переводе с греческого - огонь, пламя, костер. Значит, возраст может быть исчислен в 2 – 3 тысячи лет. Надо думать, в древние времена там был маяк. Зажигался он в ненастную погоду, чтобы мореходы знали о безопасности гурзуфских бухт. Здесь триеры и пентеры отстаивались во время штормов. Сколько жизней спасли безвестные лоцманы, исчислить просто невозможно. Среди них вполне могли оказаться и великие люди древней Эллады, Рима и Константинополя.
Другое название носила и вторая скала, Пушкинская. Звучало оно – Ява. Прозвище значительно старше, чем одноименные сигареты и мотоциклы. В переводе с тюркского это горло. В географическом смысле – отверстие, теснина. Отсюда и названия рек Яузлар, теснины. Московская Яуза, надо полагать, протекала в эпоху ордынской власти в крутых берегах. В нашем случае это буквальная калька с еще более древнего греческого слова, которое, к сожалению, не сохранилось. Имя свое скала получила из- за морского грота, пробитого волнами Черного моря в незапамятные времена. В нем действительно побывал А. С. Пушкин в 1820 году. Теперь о старом названии мало кто помнит. Грот Пушкина, скала Пушкина.
А в Гурзуфе с этим местом связывают следующую легенду: Денизь фуртуне. Море взыграло, с тюркского. Происхождение ее значительно старше, чем завоевание Крыма татарами или турками. Тут явно ощущается влияние латыни. Там Фортуна – богиня удачи. А значит, изменчивости судьбы. Полная аналогия с поведением моря. Значит, возраст легенды – около 2 тысяч лет. Естественно, что в ней нет никаких упоминаний о визитах поэтов, певцов и художников.
Круты и обрывисты берега за скалой Ява в Артеке. Гулко бьется о камни седая волна. Мыс Футя, словно выброшенный на берег дельфин, удивленно смотрит в морскую даль. Редкий гость продерется сюда по каменный осыпям сквозь заросли карагача и можжевельника. Завороженно станет на круче, среди первозданной красоты, и залюбуется морем, соснами, небом, чайками.
А где-то рядом, за Аю-Дагом, живет непостоянная Фортуна. К ее пещере никому не добраться: отвесная скала, обрывающаяся в море, и каменные глыбы вокруг. Но, если подойти поближе, можно услышать, как дышит красавица. Опасно ее пробуждение. Не оставайтесь над бездной, отойдите подальше, спрячьтесь за деревьями - проснувшись, Фортуна любит порезвиться среди трех стихий: воды, камней и неба.
Подождем немного. Тихо - вот оно! Повеял легкий ветерок, засеребрился пеной прибой, низкие облака заволокли небо. Вскоре волны вырастают в огромные валы, тучи опрокидывают на нас потоки дождя, рванул первый шквал. Самая погодка для нее!
С первым ударом грома скользнула Фортуна вниз. Легкая, как дым, стремительная, как молния, неуловимая, как тень. Носится она по вспененным просторам. Среди брызг и соленой пыли, между сосен и мокрых скал, по гребням волн и каскадам водопадов. Порхает, дикие песни поет. В них все: воля и радость, угроза и торжество, желание и исполнение его.
Волнуется море. Возмутилось оно во всю свою глубину. Вот-вот, кажется, остановит оно бег Фортуны, увлечет в свои объятия судьбу. Но нет, вновь и вновь ускользает Непостоянная. Рухнула скала, подсеченная ударом, а Удача - на гребне волны. Скрутило гребень в страшный смерч, а та раскачивается на верхушке сосны. Вспыхнула сосна гигантским факелом, а Фортуна плещется в струях водопада. Опасною стала игра. Много бед она может принести. И остановить ее невозможно: денизь фортунэ!
— Денизь фортуна! Взыграло море- хватают матери рвущуюся детвору, - куда вам гоняться за Удачей? Подрастите еще, наберитесь сил.
— Денизь фортунэ! Беснуется море, - качают головами старые рыбаки. - Разорвет сети, искалечит суда, раскидает снасти. Мы уже наигрались с судьбой, подождем xopoшeй погоды,
Денизь фортунэ! Удача в море! - рвутся, как в бой, самые крепкие и отважные. В кипении волн и зарядах дождя мелькает тень Фортуны. - Смелее, вперед! Поймавшему ее - счастье!
Бьется прибой, штормует море. Кажется, схватил смельчак Удачу за край одежды, другой будто сжал ее в своих объятиях. Но нет. Она только опалила смельчаков своим дыханием. Падают вхолостую взнесенные руки, крутит парней водоворот, оскалились перед ними острые камни. Безмерно уставшие, выбираются храбрецы на берег, долго потом вспоминают моменты схватки со стихией.
Устала и Фортуна. Вдоволь наигравшись, ушла в свое убежище. Свернулась в уголочке, затихла. Успокоилось и море. Тишина. Надолго ли? Кто знает...
СЛЕЗЫ ПАЛВАН – ТАША
Вот постепенно подобрались мы к главной достопримечательности Гурзуфа, городской или крепостной горе, Дженевез – кая. Правильнее было бы Дженевез – кале – кая. Скала генуэзской крепости. И тут наблюдается анахронизм. Генуя оставила в Крыму прочную, хотя и негативную память. Как щупальцами республика Лигурии опутала наше побережье своими крепостями и гарнизонами. Балаклава, Симеиз, Алушта. Все генуэзцы стремились поставить под свой контроль. А очень ли он помог им в 1475 году? Во время турецкого завоевания Кафа не оказала сопротивления, жители и гарнизоны Судака, Хапсихора и многих других укреплений сбежали в горы. Они оставили мощный пласт средневековой латыни на топографической карте Крыма. Да и лингвистика отмечает влияние итальянского языка в наречиях ЮБК. До прихода генуэзцев скала называлась Палван – таш. С иранского пехлеван силач, боец. Действительно, с моря скала имеет внушительный вид. Что – то о слезах Палван – таша я слышал от стариков. Далее проще. Временную привязку сделал к периоду диафантовых войн. Завоевание ЮБК Понтийским царством. Но фабула могла появиться и раньше. В период борьбы тавров за независимость с Боспором и Афинским морским союзом.
В поселке у самого синего моря, среди мужественного народа, жили дружно муж и жена, рыбак и рыбачка. Звали их Улькер и Улькера. По крутому подъему в расщелине Палван-Таша поднимался Улькер с корзиной, полной ставриды и скумбрии, а на пороге дома встречала его счастливая мать Улькера. На ее руках спокойно спал их единственный ребенок, сын. Не чаяли души родители в своем наследнике, защитнике под старость. Быстро рос малыш, скоро он уже бегал среди сверстников, купался в море, вместе с матерью выглядывал отцовский челн.
Отгуда, с моря и пришла беда. Диофант, полководец Митридата Евпатора, грозой шел по побережью, наказывая тавров за союз со скифами. Во время его похода на Неаполь Скифский горцы, верные дружбе с соседями, сожгли флот понтийцев в бухте Символов (нынешней Балаклавской). За это Диофант и мстил гордым таврам. Его наемники уничтожали прибрежные селения, угоняли людей в неволю, жгли корабли и лодки. Население бросало свои дома и уходило в горы. Туда не достанут жадные руки завоевателей. Ушли и Улькер с Улькерой. Не ушел их малыш. Он заплыл далеко и не расслышал голоса матери. Когда он вылез на мокрые скалы, было поздно. По берегу в поисках добычи бродили убийцы Диофанта. Крепко скрутили они мальчика, приковали его цепью к скамье триеры.
За этого крепыша дорого дадут на рынках Родоса, - говорили между собой насильники.
Только к вечеру спохватились рыбак и рыбачка; в стайке малышей не было их сыночка. Быстрее молнии метнулись они назад. Может быть, удастся еще спасти своего маленького? Может быть, он отстал и заблудился? К утру добрались они до поселка. Долго бродили среди развалин и пепелищ. Ни одной живой души не встретили они на земле своих предков. Некому было рассказать о судьбе ребенка. Лишь только тогда, когда закат окрасил горы в бархатные тона, поняли супруги, что поиски напрасны. В отчаянии взбежала Улькера на вершину Палван-Таша,
Море, - вскрикнула она, - море бескрайнее! Ты игралось с маленьким, ты укачивало его на своих волнах. Неужели не могло ты остановить
Достарыңызбен бөлісу: |