Скотт Лилиенфельд Стивен Линн Джон Русио Барри Бейерстайн 50 великих мифов популярной психологии
жүктеу/скачать 2.25 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Экспертиза и интуиция — лучшие способы постановки клинических диагнозов
- Воздержание — единственная реалистичная цель лечения для алкоголиков
- Все эффективные виды психотерапии заставляют людей искать «корень»
- Электрошоковая («шоковая») терапия - физически опасный и жестокий метод лечения
НАВЫКИ И ПИЛЮЛИ
Мифы о психологическом леченииНАСТЬМИФ 47 Экспертиза и интуиция — лучшие способы постановки клинических диагнозовНазвание одной из статей в сатирической газете «Onion» (Лук) (Kuhtz, 2004) выглядело так: «Я хочу управлять вертолетом, а не смотреть на кучу сумасшедших дисков». Автор описал вызовы, с которыми он столкнулся: «Все вокруг вращается и движется на вас», как «телеграфные столбы, которые продолжают выскакивать прямо перед вами». Он хотел полагаться на свое суждение и интуицию, а не учиться использовать механические пособия, которые он отмел как «кучу дисков, кнопок, огней и рычагов». 449 Мифы о психологическом лечении Полет на вертолете — это почти экстремальная ситуация, когда пилот в короткое время должен обработать сложный комплекс информации. Сродни этому работа психотерапевтов и других профессионалов в этой области. Они должны принимать одинаково трудные суждения и решения фактически каждый день. Страдает ли этот клиент от большой депрессии? Должен ли я лечить эту клиентку или отослать ее к другому врачу? Склонна ли она к самоубийству? Поможет ли ей комбинация медпрепаратов и психотерапии? Не важно, диагностика ли это психических расстройств или выработка планов лечения, психиатры должны принимать во внимание огромное количество информации. Эта информация может включать данные, собранные через интервью и анкетные опросы, часть ее может быть получена от родителей, суп- ругов, учителей, работодателей, а также из целого ря- да других источников. Задача соединения всей этой информации для принятия решения не из легких. Насколько заслуживает доверия каждый аспект этой информации? Насколько каждый весом? Что мы должны делать, когда информация непоследовательна? В своей суперпопулярной книге «Мерцание: сила мышления без мышления» журналист Малколм Глэд- велл утверждал, что эксперты приходят к решени ям, сосредотачиваясь на самой нужной информации и вынося быстрые и точные оценки. Они могут распознать решающие детали, не отвлекаясь ни на что другое, и объединить эту информацию, используя профессиональную интуицию, отточенную годами обучения и опыта. Эта модель экспертизы является тем, что боль шинство людей ожидает от психиатров. Но есть ли другой способ принятия клинических решений? Более полувека назад, в 1954 году, блестящий клинический психолог Пол Михл сделал проницатель-
ныи анализ клинического принятия решении, обрисовав в общих чертах два подхода к этой задаче. Он назвал традиционный подход, который полагается на суждение и интуицию, клиническим методом. Михл противопоставил этот подход механическому методу, при использовании которого создается формальный алгоритм (набор правил решения), такой как статистическое уравнение или «страховая таблица», которые облегчают принятие решений в новых ситуациях. Страховые компании использовали страховые таблицы в течение многих десятилетий, чтобы оценить риск и установить размеры страховых взносов. Например, они могут использовать знание о чьем-то возрасте, поле, связанном со здоровьем поведении, истории болезни и т.п. для предсказания продолжительности жизни этого человека. Хотя страховые предсказания смертности не идеально точны для всех, они являются приличным основанием для установки размера взносов при страховании жизни. Михл предположил, что механический подход окажется полезным и при принятии клинических решений. Был ли он прав? Пол Михл рассмотрел 20 исследований, доступных в то время, чтобы сравнить точность клинических и механических предсказаний, когда исследователи снабжали одной и той же информацией врача и формулу. К удивлению многих читателей, он обнаружил, что механические предсказания были, по меньшей мере, столь же точны, как и клинические предсказания. Другие рецензенты с тех пор обновили и дополнили эту литературу (Dawes, Faust, & Meehl, 1989; Роща и др., 2000), которая теперь включает более 130 исследований, отвечающих строгим критериям справедливого сравнения между двумя методами предсказаний. Они обнаружили, что главный вывод Михла остается неизменным и бесспорным: механические предсказания или более точны, или так же точны, как клинические. Этот вердикт верен не только для экс-пертов-психиатров, ставящих психиатрические диагнозы, предсказывающие результат психотерапии или попытки самоубийства, но также и для экспертов, предсказывающих работоспособность в колледже, аспирантуре, во время военной подготовки, на рабочем месте, при тестировании на детекторе лжи, криминальное поведение, а также ставящих медицинские диагнозы или предсказывающих продолжительность госпитализации или смерть. В настоящее время нет никакого ясного исключения из правила о том, что механические методы по- зволяют экспертам предсказывать, по крайней мере, так же точно, как и клинические. Как это может быть? Давайте посмотрим на предшествующее знание, доступное для принятия решений в новых ситуациях. Для клинического метода это знание состоит из случаев, о которых эксперт узнал или с которыми работал лично. Для механического метода это знание состоит из случаев, взятых из науч- ной литературы, которые часто являются более круп-
нои и представительной выборкой, чем та, что доступна для любого клинициста. Даже эксперты склонны к пристрастности, когда они наблюдают, интерпретируют, анализируют, хранят и восстанавливают события и информацию (Мееhl, 1992). Психиатры, как и остальная часть нас, простых смертных, склонны придавать неподобающе большой вес своему личному опыту, а не опыту других профессионалов или результатам исследования (Ruscio, 2006). Как следствие, механические предсказания обычно придают больше веса новым данным, чем клиническим предсказаниям. Михл говорит об этом прямо: «Конечно, все мы знаем, что человеческий мозг слаб при оценке и вычислении. Когда вы подсчитываете стоимость покупок в супермаркете, вы не окидываете взором кучу покупок и не говорите кассиру: «Ну, похоже, что здесь товаров примерно на $17,00; а вы как думаете?» Кассир считает это за вас». Льюис Голдберг описал несколько других преимуществ механического предсказания перед клиническим. Если механические предсказания совершенно последовательны, то есть надежны, то клинические — нет. По многим причинам эксперты не всегда соглашаются друг с другом или даже сами с собой, когда они рассматривают один и тот же случай второй раз подряд. Даже когда клиницисты приобретают опыт, принимая во внимание недостатки человеческого суждения, можно объяснить, почему точность их предсказаний не сильно улучшается, если вообще улучшается (Dawes, 1994; Garb, 1999). Однако, несмотря на вердикт Михла, многие психологи стоят на своем. А другие недостаточно информированы. Результаты опроса членов отдела клинической психологии (Подразделение 12) Американской психологической ассоциации показали: 22% из них считают, что механические методы предсказания уступают клиническим. Еще 13% сказали, что они только слышали о механических методах, но не были хорошо с ними знакомы. Но самое удивительное, что 3% вообще никогда не слышали о механических методах принятия решения (Grove & Lloyd, в подготовке)! В дополнение к недостаточному образованию есть несколько причин, почему многие психологи отказываются использовать механические методы принятия решения в собственной клинической практике (Dawes et al., 1989). Уильям Гроув и Пол Михл рассмотрели возражения, выдвигаемые противниками этих методов, некоторые из которых помогают объяснить продолжительную популярность мифа об экспертной оценке. Есть один момент, вызывающий беспокойство, — это то, что предпочтение механического предсказания может привести к замене клиницистов компьютерами. Однако этот страх необоснован, потому что психиатры заняты не только тем, что обрабатывают информацию, чтобы принять определенные решения. Они разрабатывают надежные и действенные меры лечения, собирают нужную информацию и предоставляют услуги после того, как приходят к какому-то решению. Клиницисты не должны волноваться о том, что их отправят на пенсию, потому что при выполнении этих важных задач никакое статистическое уравнение или страховая таблица никогда их не заменят. Кого-то беспокоит то, что предпочтение механического предсказания может привести к замене врачей компьютерами. Некоторые авторы утверждают, что мы не должны сравнивать клинические и механические методы предсказания, потому что врачи должны использовать эти методы одновременно. Хотя этот аргумент может поначалу казаться привлекательным, при ближайшем рассмотрении он не выдерживает критики. Возьмите, к примеру, клинического психолога, который в течение нескольких лет проводил интенсивную терапию для жестокого сексуального преступника, и теперь комиссия по условно-досрочному освобождению спрашивает его о том, стоит ли досрочно освобождать этого человека. Если механические и клинические предсказания одинаковы, отлично! И неважно, какой метод мы используем. Но если один метод предполагает, что этот заключенный не представляет угрозы в будущем, а другой метод — что заключенный представляет серьезную угрозу? Ясно, что психолог не может рекомендовать и условное освобождение, и отказ в освобождении. Логический недостаток в возражении «используйте оба метода» состоит в том, что эти методы иногда находятся в противоречии. И когда это случается, вы не можете использовать их одновременно. Некоторые оппоненты возражают против использования механического предсказания, потому что «ве роятность неприменима к уникальному индивиду». В частности, они утверждают, что при принятии решения по новому пациенту знание показателей других людей бесполезно, потому что «каждый человек индивидуален». Например, исследование показывает, что вероятность успешного лечения фобии индивида увеличивается благодаря лечению, основанному на систематическом воздействии на страхи этого индивида (Barlow, 2002). Однако некоторые эксперты по психическому здоровью занимаются «противоиндуктивным обобщением» (Dawesi & Gambrill, 2003): они игнорируют это открытие и рекомендуют другое лечение на том основании, что групповое исследование не относится к этому уникальному человеку. Есть два варианта этого возражения, но оба они ошибочны. Во-первых, клиницист мог бы думать, что у этого пациента есть нечто столь необычное, из-за чего он или она является исключением из правила. Без сомнения, это иногда верно, но исследования показывают, что эксперты обычно идентифицируют слишком много контрпримеров (Grove et al., 2000). Они слишком много сосредотачиваются на уникальных аспектах каждого случая и слишком мало на том, чем он похож на другие случаи. В результате страдает точность. Во-вторых, клиницист может подумать, что любое утверждение вероятности не соответствует пониманию или предсказанию поведения человека. Простой мысленный эксперимент, придуманный Михлом, показывает фатальный — в буквальном смысле — недостаток этого рассуждения. Предположим, что вы должны сыграть один раз в русскую рулетку, то есть приставить к голове револьвер и нажать на курок. Что вы предпочтете: чтобы в револьвере была одна пуля и пять пустых патронников или пять пуль и один пустой патронник? Мы серьезно сомневаемся в том, что вы скажете: «Хорошо, умру ли я или нет, это всего лишь вероятности, поэтому это не важно». Вместо этого мы вполне безопасно предположим, что если вы не самоубийца, то предпочтете оружие, которое убьет вас в одном случае из шести, тому, которое убьет вас в пяти случаях из шести. Ясно, что большинство из нас признает, что вероятность имеет значение, когда дело доходит до нашего собственного выживания. И последнее, что беспокоит, — это предположительно «дегуманизационная» природа механических методов предсказания, в частности, аргумент о том, что мы не должны «рассматривать людей как простые числа». Это возражение одновременно ошибочно и неподходяще. Для начала стоит сказать, что нет никакой логической связи между тем, как мы взаимодействуем с клиентами и как мы комбинируем информацию, чтобы достичь каких-то клинических решений. Когда мы осторожно принимаем решения во время или между сеансами, клиент обычно даже не знает о том, какой метод мы использовали. Даже если клиенты чувствуют, что мы рассматриваем их как числа, ощущение комфортности в отношении процедуры принятия решения намного менее важно, чем правильный диагноз и получение наилучшего лечения. Как отмечал Михл: «Если я пытаюсь предсказать кое-что важное о студенте колледжа, или преступнике, или депрессивном пациенте неэффективными, а не эффективными средствами, при этом беря с этого человека в 10 раз больше денег, чем мне нужно для того, чтобы достичь большей точности прогноза, это не будет здравым этическим поступком. То, что это заставляет меня чувствовать себя лучше, теплее и приятнее как предсказателя, является действительно слабым оправданием».
Существуют достаточные доказательства в поддержку использования пособий по принятию механических решений, тем не менее психиатры редко их используют, когда они доступны. Это позор. Так же, как одного только суждения и интуиции недостаточно, чтобы кружить, пикировать и облетать высокие здания на вертолете, так и клиницистам недостаточно полагаться только на свои суждения и интуицию, если они хотят выносить лучшие решения. И так же, как пилоты вертолетов должны учиться использовать анемотахометр, искусственный горизонт и кучу «сумасшедших дисков», так и психиатры помогли бы своим пациентам лучше, если бы они развивали и использовали статистические уравнения и страховые таблицы для более эффективной обработки информации. МИФ 48 Воздержание — единственная реалистичная цель лечения для алкоголиковЕсли бы у вашей тети были серьезные проблемы с алкоголем, стали бы вы запрещать ей выпить всего одну рюмку на вечеринке? Представление о том, что людям, которые злоупотребляют спиртным, нужно полностью воздерживаться от него, глубоко укоренено в общественном сознании. Результаты одного опроса показали: только 29% населения полагают, что бывшим алкоголикам, которые успешно вылечились, можно позже умеренно выпивать (Cunningham, Blomqvist, & Сог-dingley, 2007). Книга «Анонимные алкоголики», вышедшая еще в 1976 году, также представила прямое и все же широко принятое описание возможности для алкоголика когда-либо спокойно выпить снова: «...Вот человек, который в 55 лет обнаружил, что он только что начал там, где он закончил в 30 (человек, сделал свой первый глоток через 25 лет). Мы видели правду, продемонстрированную снова и снова: «Однажды алкоголик, алкоголик навсегда». Если мы начнем пить после периода умеренности, нам через короткое время станет так плохо, как и всегда. Если мы планируем прекратить пить, не должно быть никаких оговорок, никаких тайных представлений о том, что когда-нибудь мы будем неуязвимы для алкоголя». Представление «Анонимных алкоголиков» (АА) о том, что «один раз выпил — уже пьяница» базируется на популярном представлении о том, что алкоголь — это болезнь. Согласно этому представлению, алкоголизм — это смертельно прогрессирующая болезнь, вызванная «аллергией» или другой генетической уязвимостью, которая вызывает потерю контроля над употреблением спиртного. Если придерживаться такого взгляда, надо будет признать, что даже единственного глотка ликера часто достаточно, чтобы спровоцировать неконтролируемый запой (Fingarette, 1988). Поэтому, продолжают они, пожизненное воздержание — это единственная приемлемая цель лечения для алкоголиков. Эта идея родилась в XIX веке из представлений того времени об алкоголизме, когда сам этот термин был синонимичен «дипсомании» — болезненной и непреодолимой тяги к алкоголю (Miller, 1983). К началу XX века очарование и разрушительная сила алкоголя вышли на первый план общественного внимания. На заре кинематографа кинофильмы уже эксплуатировали широко распространенное представление о том, что алкоголь может подавить силу воли людей и разрушить их жизни. В 1909 году Д. В. Гриффит снял два фильма, «Что сделал алкоголь» и «Преобразование алкоголика», в которых предостерег зрителей о пагубности ведения хмельной жизни. Фильм Чарли Чаплина «Ночь напролет» (1915) был одним из первых, где пьянство изображается с юмором, но его комичная напряженность подпитывалась потенциалом для трагедии. Явно мрачный фильм «Пропавший уикенд» (1945), снятый Билли Уайлдером и основанный на книге Чарльза Джэксона с одноименным названием, дал, возможно, самое отвратительное изображение деградации алкоголика, проследив мучительный путь хронического алкоголика-писателя во время пятидневного запоя. Такие фильмы, как оскароносные «Дни вина и роз» (1962) и «Покидая Лас-Вегас» (1995), выявили более темную сторону алкоголизма, показав разрушительное влияние алкоголя на человеческие отношения и душевное здоровье. И даже на перспективу самоубийства. Еще относительно недавно идея о том, что воздержание есть единственная цель лечения для алкого- ликов — людей с физической и психологической зависимостью от алкоголя и проблемами в жизни, происходящими от злоупотребления спиртным, — принималась не только широкой публикой, но и сообществом врачей, лечащих алкоголиков, как демонстрирует популярная программа АА. С тех пор как биржевой маклер Билл Уилсон и хирург Боб Смит (больше известные как «Билл и Боб») основали АА в Акроне (Огайо) в 1935 году, АА стала крупнейшей организацией, лечащей алкоголиков, которая насчитывает почти 2 миллиона участников во всем мире (Humphreys, 2003). Известная программа АА «12 шагов» побуждает участников признать, что они бессильны в борьбе с алкоголем. Согласно АА, чтобы победить всепоглощающую навязчивую тягу к выпивке, участники должны поверить в то, что Сила, более могущественная, чем они (которую часто, хотя и не обязательно, называют Богом), может восстановить их «здравомыслие» (Шаг 2), а затем вверить их желание и их жизнь заботе Высшей Силы, как они Ее понимают (Шаг 3). Только 29% населения полагают, что бывшим алкоголикам, которые успешно вылечились, можно позже умеренно выпивать. Программы лечения в больницах, клиниках и сообществе, основанные на «12 шагах», показывают уровень излечения в 85% (Madsen, 1989). Исследования демонстрируют, что пьющие, которые присоединяются к АА, с большей вероятностью возвращаются к нормальной жизни, чем те, кто не получает лечения (Kownacki & Shadish, 1999; Timko, Moos, Finney, & Lesar, 2000). Однако целых две трети пьющих выбывают из АА в течение трех месяцев после присоединения к ней (Emrick, 1987), и АА помогает полностью воздержаться от алкоголя лишь приблизительно 20% людей (Levy, 2007). Неудивительно, что люди, которые получают наибольшую пользу от АА, являются самыми активными в организации и наиболее привлеченными к ее духовному акценту. Какой бы полезной ни была организация АА для некоторых людей, она, как и другие программы, основанные на традиционном представлении об алкоголизме как о болезни, не может излечить широкие массы алкоголиков. Действительно, многие исследователи ставят под сомнение идею о том, что алкоголизм — прогрессирующая и неизлечимая болезнь и что воздержание есть необходимая цель лечения для всех алкоголиков. Опрос 43 093 взрослых, проведенный Национальным Известная программа «Анонимных алкоголиков» «12 шагов» побуждает участников признать, что они бессильны в борьбе с алкоголем. институтом изучения злоупотребления алкогольными напитками и алкоголизма (ИИЗАПА) (NIAAA, 2001-2002), показал, что почти 36% респондентов, которые были алкоголиками, «уже полностью излечились», по крайней мере, за год до опроса. Интересно, что 17,7% бывших алкоголиков могли пить умеренно, не злоупотребляя алкоголем, бросая вызов широко распространенному мнению о том, что «однажды алкоголик, алкоголик навсегда». Какими бы драматичными ни были эти результаты, не они первые предположили, что целью лечения может быть не только полное воздержание от алкоголя. Исследование Д. Л. Дэйви, показавшее, что 7% серьезных алкоголиков могут контролировать свое потребление спиртного в течение целых 11 лет, было одним из первых, которое пробило ощутимую брешь в броне традиционного представления об алкоголизме. Позже Отчет Рэнда (Armor, Polich & Stambul, 1976) о результатах лечения в 45 центрах ИИЗАПА показал, что через 4 года после лечения 18% пациентов пили умеренно без проблем или зависимости от алкоголя. Как и следовало ожидать, эти исследования вызвали шум среди многочисленных исследователей и психиатров, которые предположили, что постановка любой цели лечения, кроме воздержания, сродни медицинскому богохульству. Но споры на эту тему были еще цветочками по сравнению с лавиной критики, спровоцированной отчетами Марка и Линды Собелл об их успехах в обучении госпитализированных алкоголиков контролируемому употреблению спиртного. Они обнаружили, что через три года после лечения пациенты, обученные пить умеренно, потребляли меньше алкоголя и имели меньше проблем с адаптацией, чем те, кто полностью отказался от спиртного. Исследование Собеллов было основано на поведенческой точке зрения о том, что злоупотребление спиртным — это приобретенная привычка, поддержанная множеством социальных и физических закрепителей. Как и другое поведение, употребление алкоголя может быть изменено и в некоторых случаях поставлено под самоконтроль, не предусматривающий полного воздержания. Некоторые академики набросились на результаты Собеллов с критикой этических, моральных и научных принципов исследования (Pendry, Maltzman & West, 1982), а один ученый даже дошел до того, что обвинил их в фабриковании результатов (Maltzman, 1992). Споры на эту тему были такими ожесточенными, что в них включились и СМИ. В 1983 году один из эпизодов программы новостей Си-би-эс «60 минут» начинался с того, что репортер Гарри Ризонер подходил к надгробному камню могилы одного из пациентов Со-белла, которого научили контролировать употребление спиртного, но который умер от алкоголизма. Ризонер опросил пациентов, перенесших рецидив, когда они употребляли спиртное под контролем, но не опросил пациентов, которые воздерживались от употребления спиртного. И передача «60 минут» не рассказала о том, что за этот же период пациентов, придерживающихся воздержания, умерло больше, чем тех, кто пил под контролем (Sobell & Sobell, 1984). После показа программы у зрителей осталось впечатление, что контролируемое употребление спиртного может оказаться смертельным. Наряду с обвинением в мошенничестве эта программа вдохновила и ряд исследований научного поведения Собелла, которые и реабилитировали его.
С годами научные споры вокруг контролируемого употребления спиртного поутихли, однако не прекратились. Тем временем исследователи накопили значительное количество доказательств эффективности программ поведенческого обучения самообладанию (ПОСО), которые устанавливают целью лечения умеренное употребление алкоголя (Miller, Wilbourne & Hettema, 2003). В программах ПОСО (Miller 8с Hester, 1980) врачи учат людей, злоупотребляющих спиртным, контролировать свое пьянство, устанавливать соответствующие пределы для потребления алкоголя, контролировать количество выпиваемого и закреплять свой прогресс. Некоторые программы по контролю над собой делают упор на обучении навыкам совлада-ния с ситуациями, с которыми раньше человек справлялся, употребляя спиртное (Monti, Абрамс, Kadden & Rohsenow, 1989), и предотвращении рецидивов, обучая пьющих терпеть негативные эмоции (Marlatt & Gordon, 1985). Эти программы по крайней мере столь же эффективны, как и программа «12 шагов» (Project MATCH Research Group, 1998). Программы предотвращения рецидивов (ПР) идут вразрез с представлением о том, что «один раз выпил — уже пьяница» (Larimer, Palmer & Marlatt, 1999; Marlatt & Gordon, 1985). Кредо этих программ в том, что «ошибка» (случай употребления спиртного после лечения) не должна стать «рецидивом». Чтобы предотвратить рецидив, пациентам нужно научиться избегать ситуаций, в которых они могли бы испытать желание выпить. Пациенты учатся понимать: если они выпьют один бокал спиртного, это не будет означать, что они обречены на то, чтобы снова начать злоупотреблять спиртным (уйти в запой) (Marlatt & Gordon, 1985; Polivy & Herman, 2002). Программы ПР учат людей думать об ошибке как о возможности научиться справляться с желаниями более эффективно, а не как о фатальной закономерности. Огромное количество научных данных показывает, что программы ПР уменьшают количество алкогольных рецидивов (Irvin, Bowers, Dunn & Wang, 1999). Перчатки и ботинки одного размера, или в данном случае один вид лечения, не подходят всем. К счастью, алкоголикам доступен широкий спектр видов лечения, включая медикаментозное, психотерапию, группы поддержки. Но рекомендовать воздержание или контролируемое потребление спиртного нужно, исходя из индивидуальных особенностей пациентов. Если ваша тетя, которую мы описали, сильно зависит от алкоголя, имеет длинную историю злоупотребления алкогольными напитками или имеет физические и психологические проблемы от употребления алкоголя, у вас есть все основания беспокоиться по этому поводу на вечеринке. Исследования показывают, что ей,
возможно, будет лучше, если она пройдет программу лечения, цель которой — воздержание от спиртного (Rosenberg, 1993). И все же, даже если контролируемое употребление спиртного и не подходит для всех алкоголиков, оно все-таки, наверное, подходит для некоторых из них. Институт медицины и Девятый специальный отчет Конгрессу по алкоголю и здоровью (Министерство здравоохранения и социального обеспечения США, 1977) одобрили умеренное употребление спиртного в качестве цели лечения для некоторых людей, злоупотребляющих алкоголем (МасKillop, Lisman, Weinstein & Rosenbaum, 2003). Доступность методов лечения, цель которых контролируемое употребление алкоголя, может помочь алкоголикам обратиться за помощью раньше, чем в случае, если бы единственной альтернативой было воздержание от алкоголя. Контролируемое употребление спиртного стоит попробовать пациентам, которым многократно не удалось добиться воздержания в рамках программ, нацеленных на это. В конце концов, людям, которые пытаются сидеть на диете, тренироваться или использовать другие новые способы жить, часто нужно попробовать несколько различных подходов прежде, чем они найдут тот, который подходит им лучше всего. В последующее десятилетие ученые, наверное, разработают более конкретные критерии выбора для алкоголиков разнообразных видов лечения с одинаково разнообразными целями лечения. А пока же вывод один: воздержание — не единственная реалистичная цель лечения для алкоголиков.
своих проблем в детствеКогда люди думают о психотерапии, они обычно вызывают в воображении такой образ: клиент, удобно возлежащий на кушетке, предается воспоминаниям и анализирует неприятные события далекого прошлого. Билли Кристал в фильме «Анализируй это», Робин Уильямс в фильме «Умница Уилл Хантинг» или Лоррейн Бракко в сериале «Клан Сопрано»... Во всех этих кино- и телепостановках психотерапевты обычно побуждают своих клиентов оглянуться назад, часто на десятилетия назад. Действительно, один из самых популярных стереотипов по поводу психотерапии состоит в том, что она якобы заставляет пациентов воскрешать и переживать события из детства, которые вызывают проблемы во взрослой жизни. Многочисленные фильмы показывают формулу «внезапного излечения», обыч- 467 Мифы о психологическом лечении но вызванного эмоционально заряженным воспоминанием какого-то неприятного случая из детства, такого как сексуальное или физическое насилие (Wedding & Niemiec, 2003). Это неудивительно, поскольку внезапное излечение может стать сюжетом для эмоционально захватывающей истории. Мы можем благодарить — или обвинять — Зигмунда Фрейда и его последователей в большинстве, если не во всех этих широко распространенных представлениях. Одно из наиболее устойчивых убеждений Фрейда — это представление о том, что наши нынешние трудности восходят корнями к событиям нашего детства, особенно к тем, которые нанесли нам душевную травму. Согласно этому представлению, воспоминания о ранних событиях являются особенно разоблачающими и предоставляют окно в текущие проблемы, отправную точку для того, чтобы решить их. Леон Саул, Тобурн Снайдер и Эдит Шеппард также утверждали, что ранние воспоминания «показывают, вероятно, более ясно, чем какая-то другая психологическая характеристика, центральное ядро психодинамики каждого человека, его основную мотивацию». Гарри Олсон подтвердил убеждение, разделяемое многими врачами и широкой публикой: «При правильной интерпретации ранние воспоминания часто очень быстро показывают основное ядро личности...» Смежное широко распространенное представление — это представление о том, что понимание факторов, определяющих проблемы детства, не просто полезно, но необходимо для того, чтобы стали заметны результаты психотерапии. Несомненно, понимание истории проблемы может иногда помочь нам оценить происхождение нашего нынешнего неадекватного поведения. Помимо прочего, такое понимание может помочь врачам точно определить проблематичные образцы поведения, которые пустили свои корни из детства. Однако ранние воспоминания иногда приводят к искаженной картине прошлых событий (Loftus, 1993). И нет никаких убедительных данных о том, что все или даже большинство психологических проблем взрослых берут начало в тяжелом детстве (Paris, 2000). И как мы скоро узнаем, есть серьезные доказательства того, что понимание этих проблем не всегда нужно для достижения устойчивых личных изменений. По этим и другим причинам увеличение числа клиницистов, использующих более 500 подходов к психотерапии (Eisner, 2000), придает небольшое или вообще никакого значения перефразированию прошлого или воспоминаниям детства. Как заметил психолог Джон Норкросс: «Средние потребители, которые приходят на сеанс психотерапии, ожидают, что они будут обсуждать свое детство и обвинять своих родителей в своих нынешних проблемах. Только сейчас это уже не так» (Spiegel, 2006). Среди многочисленных современных школ психотерапии, которые сосредотачиваются исключительно на настоящем, а не на прошлом, мы рассмотрим такие группы самосовершенствования, как «Анонимные алкоголики», групповая терапия, семейная терапия и основные школы терапии.
помочь им Нет никаких убедительных данных о том, что все или даже большинство психологических проблем взрослых берут начало в детстве. понять, как эмоционально заряженные события, включая те, которые произошли недавно, способствуют возникновению нынешних психологических конфликтов). Врачи , использующие гуманистическо-экзистенциальный подход, включая Карла Роджерса, Виктора Франкла и Ирвина Ялома, подчеркивали важность стремления реализовать весь наш потенциал в настоя щем, а не упорно сканировать наши воспоминания, выискивая в них негативное. Например, Фредерик («Фритц») Перлc, основатель гештальттерапии, также настаивал на том, что самое главное в личном росте — это обнаружение и принятие наших чувств в настоящем (Peris, Hefferline & Goodman, 1994/1951). Гештальттерапия была первой из многих, основанных на опыте методов лечения, которые признают важность текущего понимания, принятия и выражения чувств. Для Перлса чрезмерная концентрация на прошлом может быть нездоровой, потому что это часто отражает нежелание противостоять нашим нынешним трудностям. Врачи-бихевиористы сосредотачиваются на опреде- ленных текущих характеристиках поведения, которые создают проблемы в жизни пациентов, и на переменных, которые поддерживают эти характеристики (Antony 8с Roemer, 2003). Методы лечения поведения основаны на принципах классического и оператного обучения, обучения через наблюдение, а также на твердых научных доказательствах, касающихся того, что работает, а что нет. Врачи-бихевиористы видят ключ к успеху лечения в том, что клиент должен научиться адаптивному поведению и стратегиям, которые он может перенести в реальный мир. В большинстве случаев они считают понимание первоначальных причин проблемы в значительной степени ненужным. Чрезмерная концентрация на прошлом может быть нездоровой, потому что это часто отражает нежелание противостоять нашим нынешним трудностям. Врачи-когнитивисты, включая Альберта Эллиса (Ellis, 1962) и Арона Бека (Beck, Rush, Shaw 8с Emery, 1979), делают ставку на идентификацию и изменение иррациональных представлений (убеждений), таких, например, как «Я никчемен». Когда люди освобождаются от тирании само-ограничивающих убеждений, считают эти врачи, они могут гораздо легче перейти к новому и более здоровому поведению. Например, поручение застенчивому пациенту завязать беседу с 10 незнакомцами в течение недели может стать сильным вызовом его иррациональной вере в то, что «если кто-то отвергнет меня, это будет катастрофа». Как мы упоминали ранее, исследования показывают, что достижение понимания событий детства и копание в них не являются необходимыми для достижения результата в психотерапии. В одном исследова- нии психоаналитического (фрейдистского) лечения (Bachrach, Galatzer-Levy, Skolnikoff & Waldron, 1991) половина из 42 пациентов улучшила свое состояние, но не стала лучше понимать свои «основные конфликты». И что характерно, эмоциональная поддержка врача была более тесно связана с улучшением, чем способность пациента понять свое прошлое. Широкомасштабные исследования демонстрируют, что одного понимания нашей эмоциональной истории, каким бы глубоким и приятным оно ни было, не нужно или недостаточно для избавления от психологического расстройства (Bloom, 1994; Weisz, Donenberg, Han & Weiss, 1995). На самом деле типы лечения, которые делают минимальный упор на восстановлении или рассмотрении нерешенных проблем, идущих из детства, обычно одинаково эффективны или более эффективны чем подходы, ориентированные на прошлое. Верно и то, что психоаналитические и другие ориентируемые на понимание методы могут помочь многим людям и что относительно краткие варианты психодинамического лечения более полезны, чем отсутствие лечения (Prochaska 8с Norcross, 2007). Однако обзоры контролируемых исследований показывают, что поведенческие и познавательно-поведенческие виды лечения: (а) эффективны для широкого диапазона психологических проблем, (б) более эффективны, чем психоаналитический и большинство других видов лечения, для лечения тревожных расстройств (Chamb-less 8с Ollendick, 2001; Hunsley 8с Di Giulio, 2002) и (в) более эффективны, чем другие виды лечения, для детей и подростков с проблемами поведения, такими как ложь, воровство, открытое неповиновение и физическая агрессия (Garske & Anderson, 2003; Weisz, Weiss, Han, Granger 8c Morton, 1995). Однако эти виды лечения обычно концентрируются на настоящем моменте. Эмоциональная поддержка врача более тесно связана с улучшением состояния пациента, чем способность пациента понять свое прошлое. Сегодня в психотерапии модно, чтобы врачи разрабатывали методы, подходящие для потребностей клиентов и основанные на эклектичном соединении подходов, заимствованных из самых разных традиций, включая подходы, ориентируемые на понимание, а также поведенческие и познавательно-поведенческие подходы (Strieker 8с Gold, 2003). Хорошие новости в том, что многие методы лечения, независимо от того, сосредоточены ли они на прошлом или настоящем, могут принести пользу многим людям, независимо от их социально-экономического статуса, пола, этнической принадлежности и возраста (Beutler, Machado, 8с Neufeldt, 1994; Petty, Tennen 8c Affleck, 2000; Rabino-witz 8c Renertf 1997; Schmidt 8c Hancey, 1979). Чтобы излечиться, нам не нужно смотреть назад; взгляд вперед — вот что скорее всего поможет нам. Электрошоковая («шоковая») терапия - физически опасный и жестокий метод лечения
Если вы когда-либо слышали об электрошоковой терапии (ЭШТ), чаще называемой просто «шоковой терапией», то на мгновение закройте глаза и попытайтесь вообразить обычный сеанс лечения. Каким вы его себе представляете? И что вы видите сразу же после сеанса? Если вы похожи на большинство американцев, то вы, вероятно, вообразите, как упрямого пациента тащат в палату, привязывают к узкой кровати или каталке, а затем бьют его электрошоком, от которого он корчится в конвульсиях, в то время как команда врачей и медсестер пытается удержать его. Когда пациент наконец «доходит», он ошарашен и рассеян и, возможно, теряет большую часть своих воспоминаний. Как мы вскоре увидим, все эти стереотипы ошибочны, по крайней мере, в Соединенных Штатах и в других странах Запада. На самом деле есть немного видов психиатрического лечения, которые бы являлись предметом столь многих недоразумений, как электрошок (Kradecki & Таг-kinow, 1992). Для большинства людей электрошок — это жестокий и даже варварский способ лечения. Во многих странах, включая Соединенные Штаты, Австралию и европейские государства, значительная часть населения считает ЭШТ физически опасным и психологически вредным способом лечения (Dowman, Patel & Rajput, 2005; Kerr, McGrath, O'Kearney 8c Price, 1982; Teh, Helmes 8c Drake, 2007). В одном исследовании двухсот американцев 59% заявили, что электрошок является болезненным, 53% — что он приводит к тошноте и рвоте, 42% — что он используется регулярно для наказания плохо ведущих себя пациентов, и 42% — что он разрушает большое количеств мозговых клеток. 16% опрошенных посчитали, что после электрошо- ка пациенты навсегда остаются в зомбиподобном состоянии (Santa Maria, Baumeister 8с Gouvier, 1998). Однако все эти представления неверны. Результаты еще одного исследования показали, что 57% из 1737 жителей Швейцарии считают электрошок вредным для психического здоровья пациента; и только 1% считает его полезным (Lauber, Nordt, Falcato 8с Ross-ler, 2005). Эти негативные представления имеют последствия в реальном мире. В 1972 году тогдашний американский сенатор Томас Иглтон под давлением общественности ушел с поста кандидата на пост вицепрезидента после того, как появились новости о том, что он подвергся лечению электрошоком и другим психиатрическим видам лечения для исцеления от серьезной депрессии. Десятилетие спустя в Беркли (Калифорния) были введены запрет электрошока и наказание в виде штрафа, тюремного заключения (или того и другого) за его применение, правда, позже суд отменил этот запрет. Люди, которые знают об электрошоке меньше всего, склонны относиться к нему наиболее неблагоприятно (Janicak, Mask, Trimakas 8с Gibbons, 1985), и это говорит о том, что информация об электрошоке может уменьшить стереотипы о нем. Даже многие медицинские работники имеют негативные представления об электрошоке (Gazdag, Kocsis-Ficzere 8с Tolna, 2005). Исследование второкурсников медицинского факультета университета Арканзаса показало, что 53% считают электрошок болезненным, 32% — опасным и потенциально смертельным и 20% — «варварским». 31% полагает, что больничный персонал часто использует
электрошок, чтобы наказать агрессивных или непослушных пациентов (Clothier, Freeman, & Snow, 2001). Едва ли удивительно, что электрошок долгое время несет на себе негативное клеймо в Соединенных Штатах и в других странах. Если в сознании укоренены такие представления, то хочется спросить, а что же электрошок представляет собой на самом деле? Сенатор Томас Иглтон был вынужден уйти в отставку после того, как стало известно, что он подвергся лечению электрошоком. Действительно, ранние формы электрошока часто приводили к сильным конвульсиям, а иногда и к сломанным костям, разрушенным зубам и даже смерти (Challiner & Griffiths, 2000). Но в последние пять десятилетий такого уже не происходит ни в Соединенных Штатах, ни в большинстве других стран Запада, где лечение электрошоком стало намного более безопасным и более гуманным. Также неверно, что сегодня врачи используют электрошок, чтобы смирить «непокорных» пациентов. В настоящее время пациенты, которые получают электрошок и которые обычно страдают от серьезной депрессии или, реже, мании или шизофрении, вначале получают общее анестезирующее средство (такое как метогекситал), миорелаксант (такой как сукцинилхо-лин) и иногда какое-нибудь вещество (тип атропина), чтобы заблокировать слюноотделение (Sackeim, 1989). Затем врач помещает электроды на голову пациента либо с одной стороны (односторонний электрошок), либо с обеих сторон (двусторонний электрошок) и включает ток. Этот шок вызывает судорогу, длящуюся 45—60 секунд, хотя анестезирующее средство, которое вводит пациента в бессознательное состояние, и миорелаксанты ограничивают движения пациента во время судороги. Однако в некоторых развивающихся странах (Andrade, Shah & Tharyan, 2003; Weiner, 1984), в некоторых областях России (Nelson, 2005) и в современном Ираке (Goode, 2008) врачи иногда делают электрошок без миорелаксантов или анестезии. В этих странах плохая репутация электрошока может быть частично заслужена, поскольку электрошок, который вводят без этих процедурных элементов, потенциально опасен. Даже сегодня нет никакого научного согласия по поводу того, как работает электрошок. Однако большинство контролируемых исследований показывают, что электрошок полезен как вид лечения серьезной депрессии (Pagnin, de Queiroz, Pini 8c Cassano, 2004), хотя обычно его рекомендуют как крайнее средство после того, как другие виды лечения, в том числе психотерапия и медикаменты, не дали нужных результатов. Это не значит, тем не менее, что электрошок не несет никаких рисков. Показатель смертности среди пациентов, которые получают электрошок, составляет приблизительно 2—10 на 100 000 сеансов лечения, хотя этот риск не выше, чем риск от одной только анестезии (Shiwach, Reid 8с Carmody, 2001). В целом риск смерти от электрошока приблизительно в 10 раз ниже, чем риск смерти матери при рождении ребенка (Abrams, 1997). Электрошок также ассоциируется с усиленным риском неприятных побочных эффектов типа головных или мышечных болей, тошноты и особенно потери памяти главным образом о событиях, которые происходят непосредственно перед каждым сеансом лечения (Sackeim, 1988). Однако есть также доказательства того, что у некоторых пациентов, подвергнутых электрошоку, после лечения наблюдается потеря памяти, продолжающаяся по крайней мере 6 месяцев (Sackeim et al., 2007). Электрошок, конечно, не безопасен, но он далеко не так психологически и физически опасен, как полагают многие люди. Интересно, что есть люди, которые, похоже, придерживаются заметно менее негативных взглядов на электрошок. Это пациенты, которые подверглись ему. Фактически большинство пациентов, которые получили электрошок, сообщают, что этот вид лечения пугает их меньше, чем поход к дантисту (Abrams, 1997; Pettinati, Tamburello, Ruetsch Sc Kaplan, 1994). В одном исследовании 98% пациентов, которые получили электрошок, сказали, что они подверглись бы этому снова, если бы их депрессия возвратилась (Pettinati et al., 1994); в другом исследовании 91% пациентов, которые получили электрошок, сказали, что они отнеслись к нему положительно (Goodman, Krahn, Smith, Rummans Sc Pileggi, 1999). Показательный пример — Кити Дукакис, жена бывшего американского кандидата в президенты Майкла Дукакиса. В книге «Шок: исцеляющая сила электрошоковой терапии» (Dukakis Sc Туе, 2006) она красноречиво рассказывает о своем опыте лечения электрошоком (ее серьезную депрессию не смогли излечить другие виды терапии). Дукакис пишет: «Не будет преувеличением сказать, что электрошоковая терапия открыла для меня новую реальность... Теперь я знаю, что есть нечто, что будет работать и работать быстро. Это убирает ожидание и страх... Это дало мне ощущение контроля, надежды» (Dukakis & Туе, 2006). Так каковы же источники основных заблуждений по поводу электрошока? Конечно, некоторые из этих заблуждений понятны, принимая во внимание неоднозначное прошлое этого метода и относительно жестокие методы его применения в прошлом. Некоторые обыватели, вероятно, обеспокоены перспективой прохождения электричества через мозг человека и предполагают, что эта процедура должна быть опасной (Kimball, 2007).
В этом случае они могут рассуждать, задействуя репрезентативность (см. Введение) и считая, что, поскольку электричество часто опасно, все, что содержит электричество, должно повредить мозг. Однако большая часть негативной репутации электрошока, конечно, происходит из неточного его описания в СМИ. С 1948 по 2001 год по крайней мере 22 американских фильма, включая два получивших Оскар в номинации «Лучший фильм» — «Полет над гнездом кукушки» (1975) и «Обычные люди» (1980), — содержали прямые ссылки на электрошок, большинство из которых были явно негативными (McDonald & Walter, 2001). В оскароносном фильме 2001 года «Игры разума» был показан математик Джон Нэш, страдаваший сильными конвульсиями после лечения, напоминающего электрошок (инсулинотерапии — ранней и устаревшей формы конвульсивной терапии), которое некоторые кинокритики (например, Singleton, 2001; Stickland, 2002; http://plus.maths.org/ issuel9/reviews/book4/index.html) спутали с электрошоком.
Во многих из этих 22 фильмов, показывающих электрошок, больничный персонал применял этот вид лечения не к депрессивным пациентам, а к пациентам, демонстрирующим серьезную антиобщественную или преступную деятельность, особенно к тем, кто был непослушен. В некоторых из этих фильмов пациенты изображались в полном сознании и даже реагирующими в ужасе на шок (Walter & McDonald, 2004). Самый частый побочный эффект от электрошока, изображаемый в этих фильмах, — это зомбивидное поведение человека или потеря им памяти или речи. В шести фильмах пациентам, которые получили электрошок, стало хуже или они даже умерли. Пожалуй, ни один фильм не трансформировал восприятие у американской общественности электрошока больше, чем фильм 1977 года «Полет над гнездом кукушки». В одной из незабываемых сцен этого фильма было показано, как главный герой Рэндалл Мерфи (блестяще сыгранный Джеком Николсоном) после неудачной попытки возглавить бунт пациентов в психиатрическом отделении получает электрошоковую терапию, которая заставляет его испытывать жестокие конвульсии и стонать (рис. 13). Данные говорят о том, что просмотр фильмов об электрошоке может изменить наши взгляды на него. В ходе одного исследования студенты-медики смотрели отрывки из фильмов «Полет над гнездом кукушки», «Обычные люди», «Деревенщина из Беверли-Хиллз», а также некоторых других, в которых была показана электрошоковая терапия или ссылки на нее. После просмотра они стали относиться к этому методу лечения менее благосклонно (Walter, McDonald, Rey 8с Ro-
тов, которые не получили коррективной информации (Andrews & Hasking, 2004). Неправильные представления общественности относительно электрошока напоминают нам о центральной теме этой книги: индустрия популярной психологии мощным образом формирует стереотипы убеждений среднего человека. В то же время исследование относительно влияния просвещения людей об электрошоке дает нам вполне достаточную причину для надежды. Оно напоминает нам о том, что лучший способ противостоять дезинформации о психологии — это предоставить людям точную информацию о ней. ИССЛЕДУЕМ ДРУГИЕ МИФЫ Вымысел Психически вызванное расстройство требует психотерапии; биологически вызванное расстройство требует медикаментозного лечения. Более опытные врачи обычно лечат намного успешнее менее опытных врачей.
Причина расстройства не имеет отношения к его лечению, и наоборот; например, головные боли не вызваны дефицитом аспирина в мозге. Большинство исследований показывает слабые ассоциации или даже их отсутствие между продолжительностью врачебной практики и терапевтической эффективностью. Психиатры и психологи, по сути, похожи. Психиатры имеют степень доктора медицинских наук, тогда как у большинства психологов есть степень доктора наук или доктора психологических наук. В случае большинства болезней характеристики врачей являются лучшим предсказателем их эффективности, чем их теоретическая ориентация. «Школа терапии» — лучший предсказатель эффективности лечения. У всех людей, которые называют себя «психотерапевтами», есть ученые степени по психиатрии. Большинство видов психотерапии подразумевает использование кушетки и исследование раннего прошлого. Большинство методов лечения базируется на учении Зигмунда Фрейда. Психотерапия не существовала до Фрейда. В большинстве американских штатов термин «психотерапевт» юридически не защищен, поэтому фактически любой человек может начать клиническую практику. Большинство современных врачей больше не используют кушетку, и большинство не сосредотачиваются чрезмерно на событиях детства. В недавних опросах было выяснено, что лишь приблизительно 15% психологов и 35% психиатров и социальных работников являются исключительно психоаналитиками или психодинамиками по своей врачебной ориентации. Психотерапия существовала в США уже к середине — концу XIX века. Психотерапия может только помочь, но не навредить. По крайней мере, некоторые методы лечения, такие как кризисный расспрос людей, ранее подвергшихся психологической травме, иногда дают негативные результаты. 483
Мифы о психологическом лечении Опросы показывают, что лишь Большинство психотерапевтов используют эмпирически обоснованные методы лечения. Программы «Устойчивость к наркотикам и образование» (ПНО) эффективны. Люди, которые перенесли травму, должны полностью «обработать» ее, чтобы восстановиться. Психотерапия, которая не обращается к «более глубоким причинам», приводит к замене симптомов. Немного людей могут бросить курить самостоятельно.
Контролируемые исследования показывают, что ПНО программы неэффективны в предотвращении злоупотребления наркотиками и, возможно, даже в какой-то степени вредны. Многие или большинство пациентов, которые перенесли травму, выздоравливают самостоятельно; некоторые методы лечения, которые требуют такой обработки, как кризисный расспрос, неэффективны или, возможно, вредны. Нет никаких доказательств того, что методы лечения поведения и другие «сосредоточенные на симптомах» виды лечения приводят к тому, что симптомы начинают проявляться в других заболеваниях. Исследования населения показывают, что многие люди бросают курить без формального психологического вмешательства. По оценкам многих исследователей, никотин вызывает большую зависимость, чем героин, кокаин или алкоголь. Никотин вызывает гораздо меньшую зависимость, чем другие наркотики. Недостаток внимания /гиперактивность вызваны лишним сахаром в питании. Антидепрессанты сильно увеличивают риск самоубийства. Антидепрессанты часто превращают людей в «зомби». Антидепрессанты намного более эффективны, чем психотерапия, при лечении депрессии. Большинство более новых антидепрессантов типа Prozac и Zoloft более эффективны, чем старые антидепрессанты. Нет никаких доказательств того, что сахар оказывает явное воздействие на детскую гиперактивность или похожее поведение. Антидепрессанты могут чуть увеличить риск самоубийства у некоторых уязвимых людей; однако они, вероятно, уменьшают риск самоубийства в целом. Антидепрессанты не делают лю-
Обе формы лечения одинаково эффективны, и когнитивно-поведенческая терапия зачастую лучше предотвращает рецидив, чем медикаменты. Большинство более новых антидепрессантов не более эффективны, чем предыдущие антидепрессанты, хотя более новые, как правило, производят меньше побочных эффектов и имеют меньший риск передозировки.
Плацебо оказывают воздействие на функционирование мозга, в том числе усиливают активность допамина и других медиаторов, связанных с вознаграждением. Плацебо влияют только на наше воображение, а не на наш мозг. Растительные лекарственные средства улучшают настроение лучше, чем антидепрессанты. Тот факт, что вещество является «натуральным», означает, что оно безопасно. Иглоукалывание работает, только если вставлять иглы в нужные точки тела. Электрошоковая терапия сегодня применяется редко. Нет никаких доказательств того, что растительные лекарственные средства, такие как зверобой, более эффективны, чем обычные антидепрессанты, хотя некоторые растительные лекарственные средства могут быть полезными при умеренной депрессии. Многие вещества, существующие в природе, такие как мышьяк, ртуть и яд змеи, чрезвычайно опасны. Исследователи обнаружили, что иглоукалывание одинаково эффективно, когда иглы вставляются и в «неправильные» точки. Более 50 000 американцев ежегодно лечат электрошоком серьезную депрессию, которую они не смогли вылечить другими методами лечения.
Чтобы исследовать эти и другие мифы о психологическом лечении, см.: Bickman (1999); Cautin (in press); Dawes (1994); Dowman, Patel and Rajput (2005); Gaudiano and Eps-tein-Lubow (2007); Lacasse and Leo (2005); Lilienfeld (2007); Lilienfeld, Lynn, and Lohr (2003); McNally, Bryant and Ehlers (2003); Perry and Heidrich (1981); Tryon (2008). жүктеу/скачать 2.25 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
