«слово о полку игореве» в свете подлинного историзма

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Слово о полку Игореве» — гениальное произведение древнерусской словесности. Уже первое издание «Слова…» приковало к себе внимание не только широких кругов читающей публики, но и многих учёных. «Слову…» посвящено огромное количество исследований, однако есть все основания считать его не только мировым шедевром, но и мировой загадкой. Гибель единственного попавшего в распоряжение исследователей списка и поразительное литературное совершенство памятника насторожили многих исследователей. По словам одного из авторитетнейших знатоков древнеславянской и древнерусской письменности и литературы П. Ф. Калайдовича, скептики «не могли уверить себя, что поэма сия принадлежит XII веку, когда сравнивали тогдашнее варварство и невежество с теми высокими мыслями, с теми возвышенными чувствами и красноречивыми выражениями, которые отличают её от русских летописей, простых и неокрашенных». Необъяснимое для XII века смешение языческого и христианского мировоззрений в «Слове…» стало рассматриваться в качестве весьма серьёзного свидетельства того, что оно было сфабриковано любителем или любителями старины в XVII или XVIII веках. Споры сторонников и противников подлинности «Слова…» породили целое направление в «слововедении». В острых спорах многие поколения защитников подлинности «Слова…» исчерпали великое множество аргументов, но не смогли убедительно объяснить природу рецидива языческого мировоззрения у автора, призвавшего к единству в борьбе с язычниками («погаными»).

Загадочна и личность самого автора «Слова…». Отсутсвие прямых светельств побуждает исследователей высказывать самые противоречивые взгляды, догадки, суждения о его личности. Так, например, некоторые исследователи полагают, что он был участником похода Игоря против половцев и вместе с Игорем попал в плен; другие исследователи доказывают, что автор «Слова…» черпал свои сведения о походе, пленении и побеге Игоря из рассказов очевидцев.

Н. М. Карамзин утверждал, что «Слово…» написано «без сомнения мирянином, ибо монах не дозволил бы себе говорить о богах языческих и приписывать им действия естественные». О. И. Сенкевич, напротив, полагал, что «Слово…» есть плод творчества «питомца Львовской академии из русских, или питомца Киевской академии из галичан на тему, заданную по части риторики и пиитики», на что указывает обилие в произведении «червлёно-русских идиотизмов и польских слов».

Загадочен и жанр «Слова…». М. М. Херасков, Н. М. Карамзин, В. Т. Нарежный, А. Х. Востоков, М. П. Погодин видели в «Слове…» песнь, которая имела стихотворный размер и пелась под аккомпонемент гуслей. А. Х. Востоков предпринял попытку обнаружить в «Слове…» стихи и пришёл к выводу, что «в Слове о плъку Игореве не слыхать никакого … размера: в нём с начала и до конца, как кажется, голая проза». В. А. Чивилихин полагал, что «Слово…» «не имеет жанровых, стилистических, художественных аналогов в мировой письменной культуре…». Список гипотез по поводу жанра «Слова…» можно существенно расширить, однако авторы известных ранее гипотез не смогли привести полных аналогий жанру «Слова…».

Множество загадок связано и с датировкой «Слова…». Поскольку нет прямых свидетельств о времени его создания, единственным объективным критерием при датировке является сам текст произведения. Анализ текста с целью конкретизации времени написания «Слова…» породил множество противоречивых гипотез. Осведомлённость автора «Слова…» в политической обстановке описываемого времени, документальный характер отображения множества реалий, а также сам характер авторского отношения к описываемым событиям говорят о том, что «Слово…» было написано непосредственно после побега Игоря из половецкого плена. Ещё С. П. Шевырёв отметил, что само обращение автора «Слова…» к князьям, чтобы они отомстили «за обиду сего времени, за раны Игоревы, буего Святославича», является свидетельством современности памятника событиям, связанным с походом Игоря. Эту точку зрения разделяют многие исследователи, однако Д. Н. Альшиц полагает, что точное отражение событий эпохи не может служить основанием при датировке памятника. Он считает, что оборот «старыми словесы» в «Слове…» следует трактовать как «старыми рассказами», поэтому для автора «Слова…» описываемые события являются не современными, а историческими.

Множество загадок таит и сам текст «Слова…». Уже первые его издатели столкнулись с огромными сложностями при истолковании многих его фрагментов. «Тёмные места» в «Слове…» стали объектом пристального изучения целой армии исследователей, однако до сих пор «Слово…» содержит множество загадочных фрагментов, осмысление которых порождает острые дискуссии трактователей. В настоящее время простой обзор взаимоисключающих трактовок множества «тёмных мест» в «Слове…» представляет серьёзную проблему. При обзоре этих трактовок исследователи подчас вынуждены использовать сложные классификационные системы.

Наличие явных тюркизмов в «Слове…» породило тюркологическую традицию изучения «Слова…». У истоков этой традиции стояли казанские исследователи: профессора Казанского университета Ф. И. Эрдман и И. Н. Березин. Следует заметить, что в поле зрения тюркологов до сих пор попал самый поверхностный слой тюркской лексики в «Слове…». Результаты их исследований не дают оснований говорить о фундаментальной роли тюркских языков в создании «Слова…», в проблематике, связанной с его осмыслением.

Энергичную попытку поднять статус тюркологии в изучении «Слова…» предпринял казахский поэт и писатель О. О. Сулейменов. В своей книге «Аз и Я» он призвал покончить с предрассудками, искажающими роль степных народов в мировой культуре, в написании «Слова…». Этот призыв был с пониманием воспринят широкими кругами читающей публики и прогрессивно мыслящими историками, литературоведами, литераторами. Вместе с тем, мысль о тюркском субстрате «Слова…», высказанная О. О. Сулейменовым, в решающей степени обусловлена его интуицией. Попытки выявить этот субстрат, обосновать его природу, предпринятые О. О. Сулейменовым, не могут считаться удачными.

Исследования В. А. Воронцова вскрыли целый пласт тюркской лексики в «Слове...», а также выявили тюркизмы, на которых базируется образная архитектоника «Слова...» (см. Воронцов В. А. Скрытые и явные тюркизмы в «Слове о полку Игореве». Казань: Изд-во Института истории АН РТ, 2006). Именно тюркский фундамент и являлся главным камнем преткновения для многих поколений исследователей «Слова…»: литературоведов, лингвистов, историков. Наличие этого фундамента придаёт тюркологическим исследованиям «Слова…» принципиально иной статус.

Историзм и национализм — антиподы. Это предельно выпукло демонстрирует книга В. А. Воронцова «"Слово о полку Игореве" в свете подлинного историзма», в которой комплексно решается широкий спектр проблем, связанных с изучением выдающегося памятника. Обращение к глубинным истокам «Слова…» позволило ему увидеть в «Слове…» многое из того, что было скрыто от глаз славистов и тюркологов.

Исторический подход к изучению свидетельств, которые легли в основу «Слова...», позволил В. А. Воронцову предположить, что тюрки являются первыми информаторами о главных событиях, нашедших отражение в «Слове». В рамках исторического подхода В. Воронцов уделяет большое внимание, как макро, так и микроистории процесса насыщения «Слова...» тюркизмами. Обратив внимание на длительные влияние тюркской государственности на русскую, он внимательно изучает традиционную тюркскую титулатуру, а также ведет ее осмысленный и систематический поиск в «Слове...». Этот поиск оказался весьма и весьма продуктивным. Он позволил убедительно доказать, что языческие персонажи Велес, Даждьбог, Див, как и мифический певец Ходына, появились в «Слове...» исключительно по воле его трактователей.

Исключение наиболее одиозных языческих божеств из текста решает проблему эклектизма «Слова…»: произвольного смешения в нём христианского и языческого мировоззрений. Надуманность данной проблемы становится очевидной даже для самых закоренелых скептиков.

Освобождение «Слова…» от одиозных языческих божеств способствует и преодолению заблуждений во взглядах на личность автора «Слова…». Аргументы исследователей, которые полагают что автором «Слова» не мог быть священнослужитель, отпадают.

Пристальное внимание к микроистории процесса насыщения «Слова…» тюркизмами позволяет объяснить не только появление многих тюркских лексем в «Слове…», но и объяснить, например, каким образом русские слова «крина», «зелье» могли трансформироваться в «Карну» и «Жлю», которые уже на протяжении двух веков мистифицируют исследователей «Слова…». Реконструкция этих загадочных персонажей позволила В. А. Воронцову получить весьма серьёзные доказательства того, что «дикие» половцы располагали не просто оружием огненного боя, а пороховыми зарядами, которые появились в Западной Европе много позже. Это ещё раз подтверждает правоту исследователей, которые видят в степях Евразии не зону застоя, а важнейший канал связи, благодаря которому достижения восточных народов становились достоянием европейцев.

Историзм помог В. А. Воронцову дать принципиально новое толкование образа Бояна. В его трактовке получает объяснение странное раздвоение этого образа в «Слове…». Целый ряд фактов свидетельствует в пользу того, что Боян вещий был сокольничим, который осуществлял судейство во время княжеских соколиных ристалищ. Профессионалам свойственно подшучивать над дилетантами. По всей видимости, свои оценки Боян сопровождал полными сарказма присказками, которые пользовались популярностью в народе. В. Воронцовым достаточно убедительно объяснено происхождение имени Бояна. Объяснены и причины, побудившие современников автора «Слова…» видеть в Бояне легендарного песнотворца.

Учёт тюркской лексики позволил В. А. Воронцову пролить свет на множество «тёмных мест» в «Слове…». В загадочных галках, клюках, кликах ему удалось рассмотреть былинных калик перехожих, которые сыграли столь важную роль в истории Руси. Следует отметить, что целый ряд весьма авторитетных лингвистов уже давно отождествил былинных калик перехожих со степными народами. В книге В. А. Воронцова весьма убедительно показано, что, игнорируя этот факт, исследователи «Слова…» регулярно сталкиваются с проблемами. Пытаясь решить эти надуманные проблемы, они плодят массу разного рода предрассудков.

Весьма убедительно объяснена В. А. Воронцовым и природа загадочных «стрикусов». Эти таинственные «стрикусы» оказались вовсе не оружием, не снарядами, а войском. Дело в том, что в древнетюркском языке «šerig sü» — «войско».

Перестал быть загадочным в трактовке В. А. Воронцова и Дунай, которому Осмомысел затворил ворота, и по которому Ярославна хотела полететь к Игорю. Отбросив предрассудки, которые побуждают исследователей видеть в Дунае известную европейскую реку, В. А. Воронцов попытался опереться при реконструкции этого загадочного топонима на тюркскую лексику. В древнетюркском языке «dünja» — «мир», «свет» и т. д. Отождествив Дунай с тюркским миром, В. А. Воронцов пролил свет на природу загадочного Дуная в «Слове…».

Убедительна и трактовка «Бусова времени», данная В. А. Воронцовым. Поющие на Дунае богачки-красные девы породили множество заблуждений не только у толкователей, но и у самого автора «Слова…». Этническая принадлежность этих дев, содержание их песен, да и сам Дунай (тюркский мир) были хорошо знакомы тюркам, оповестившим русских о торжествах в стане половцев по случаю победы над воинством Игоря, однако эти свидетели наверняка не были многоопытными толмачами, и их повествования могли содержать массу тюркских слов. Следует также учесть, что в их рассказах было мало утешительного, поэтому русскоязычная публика не настаивала на адекватной передаче подробностей, связанных с победными торжествами половцев. В тюркских языках «boš» или «bos» — «свободный», «вольготный», «холостой», «незамужняя» и т. д. Таким образом, красные девы воспевали вольготное, свободное, незамужнее время, а не серое, тёмное время и не время антского вождя Буса.

Весьма убедительную трактовку в книге В. А. Воронцова получили «тёмные места» «Слова…», в которых фигурируют «вечи Трояни», «тропа Трояня», «земля Трояня». С полным основанием он связал загадочного «Трояня» с окружающими Русь тюркскими странами. Дело в том, что в тюркских языках tirə — «окрестность», jan — «сторона». Попутно В. А. Воронцов пролил свет и на происхождение названия Трояновых валов. Попытки объяснить это название породили множество догадок, гипотез, однако только В. А. Воронцову удалось увидеть в нём традиционный топоним.

В тюркских языках шаян, саян ´шаловливый´, ´игривый´ и т. д.´. Это позволило В. Воронцову дать новую трактовку «синему вину», которое фигурирует в «Слове…». В его трактовке «синее вино» становится игристым и теряет всякую загадочность.

Следует заметить, что В. А. Воронцов в своих исследованиях опирается на углублённый анализ многих древних и современных языков, поэтому ему глубоко чужды попытки искать тюркизмы там, где их нет. Целый ряд загадок «Слова…» ему удалось разгадать исключительно за счёт вдумчивого отношения к русской речи: «пардуже гнездо», «птиц подобие», «шереширы» и т.д.

Книга В. А. Воронцова «"Слово о полку Игореве" в свете подлинного историзма», предлагающая принципиально новые пути решения широкого круга фундаментальных проблем «Слова…», безусловно, является серьёзным вкладом в «слововедение». Она должна привлечь внимание не только специалистов, но и каждого, кто хочет больше узнать о гениальном памятнике древнерусской литературы — «Слове о полку Игореве».

Доктор филологических наук,

профессор, академик АН РТ

М. З. Закиев

Своим родителям и внукам посвящаю