Смысл жизни и акме: 10 лет поиска материалы VIII x симпозиумов Под ред. А. А. Бодалева, Г. А. Вайзер, Н. А. Карповой, В. Э. Чуковского Часть 1 Москва Смысл 2004

Идея, согласно которой человек есть и макрокосм, и микрокосм ми-роздания, известна в философии с древних времен. Но если это так, то и описание внутреннего мира человека в ряде случаев не только допусти-мо, но и должно вести к заимствованию понятий, которые используются в науках далеко не сопредельных с психологией. Однако такое заимство-вание не должно идти по пути простого копирования смыслового содер-жания, а должно быть поставлено в соответствие с описываемой психо-логической реальностью. На наш взгляд, особенно удачно и иллюстративно ярко это выразил А.Г. Асмолов в своей методологической по стилю и содержанию работе «Психология личности»: «Личность, как бы она ни была мала по своим физическим размерам, вмещает в себя Вселенную; человек как элемент системы может вмещать в себя саму систему. Этот парадокс системного мышления пока остается неразрешимым... можно предположить, что в процессе развития личности происходит как бы свер-тывание пространства общественных отношений в пространстве личности, своеобразная упаковка с изменением размерности большого мира в малом мире. Подобное предположение не только открывает возможность для разрешения парадокса системного мышления, но и позволяет по-иному взглянуть на ряд эффектов, возникающих при приобщении личности к общественно-историческому опыту человечества (1990, с. 65-66).

Думается, что наличие Вселенной внутри человека должно выра-жаться не только в ее запечатленности в упакованном виде на когни-тивном уровне психической организации субъекта, но и в наличии тех

150

феноменов и состояний, которые могут быть отражены на его эмоци-ональном уровне.

Состояние внутренней невесомости и действия человека в его условиях можно описывать так, как это делается в космической психологии. Для того чтобы лучше понять, о чем идет речь, обратимся к исследованиям состояния стресса, которое возникает у испытуемых, когда они впервые попадают в условия невесомости (кратковременный гравитационный стресс). Исследования эмоционально-поведен-ческого субсиндрома стресса, проведенные Л.А. Китаевым-Смыком (1983), позволили выделить четыре группы испытуемых.

Первая группа испытуемых с исчезновением действия силы тяжести демонстрировала, особенно в самые первые секунды, возрастание эмоционально-двигательной активности. При этом по результатам са-моотчетов обнаружилось, что такое состояние сопровождалось чувством испуга и представлением о падении. В дальнейшем указанные пережи-вания переходили в фазу ярко выраженных эмоциональных экстати-ческих переживаний (радость и эйфория). Впоследствии эта группа испытуемых была обозначена как «активно реагирующая» (АР).

151

В третью группу были отнесены лица, у которых двигательная ак-тивность и представления о стабильности пространственной среды в невесомости не изменялись, особенно если эти люди были прикреп-лены к спинке кресла и выполняли свои профессиональные функции. Иногда они замечали исчезновение действия силы тяжести только по плавающим в воздухе предметам, по необычной легкости тела и т.п. Эмоциональное реагирование и поведение этих людей были адекват-ными необычной обстановке, возникающей в самолете при невесомо-сти. Эта группа испытуемых была отнесена к разряду промежуточной по сравнению с группами, отличавшимися повышением (первая группа) или снижением (вторая группа) двигательной активности.

В четвертую группу были отнесены испытуемые, у которых с на-ступлением невесомости возникало характерное для лиц, причислен-ных к первой группе, двигательное возбуждение и представление о падении, сопровождающееся чувством страха. Однако через непродол-жительный промежуток времени после исчезновения действия силы тяжести эти явления исчезали, сменяясь двигательной заторможенно-стью, ощущением тяги «вверх» и прочими ощущениями, характерны-ми для представителей второй группы. Другими словами, у людей, со-ставивших четвертую группу, признаки АР сменялись ПР.

Для объяснения указанных типов реагирования и тех ощущений, ко-торые испытывает человек в ситуации невесомости, Л.А. Китаев-Смык (1977, 1979) привлекает понятие «информационное воздействие». Согласно его точке зрения, следует рассматривать два типа психологического, «ин-формационного» воздействия невесомости. Первый связан с исчезнове-нием действия силы тяжести. Второй тип представлен воздействиями, возникающими при каждом движении субъекта в качественно новой (без действия силы тяжести) пространственной среде. Экстремальность «ин-формационного» воздействия первого типа при невесомости может возни-кать в основном вследствие: 1) сформированности в ходе биологической эво-люции значения невесомости как сигнала о падении «вниз», то есть об угрозе удара о землю; 2) беспрецедентного гравиторецепторного «противообраза»,

152

актуализирующегося как представление о тяге «вверх» при исчезновении дей-ствия силы тяжести; 3) «конфликта» (несоответствия) между афферент-ными сигналами, создающими представление о падении «вниз», и афферента-цией, связанной с указанным «противообразом», создающим представление о тяге «вверх»; 4) «конфликта» при невесомости, создаваемой в закрытой ка-бине, между, с одной стороны, гравиторецепторной информацией о движении (о падении «вниз» или о тяге «вверх>) и, с другой стороны, зрительной и слухо-вой информацией о стабильности окружающего пространства и т.п. Экст-ремальность «информационного» действия второго типа при невесомости возникает преимущественно вследствие, во-первых, многократной монотон-ной стимуляции центральной нервной системы. Причем стимулами здесь ста-новятся сложные комплексы «конфликтов» между прогнозируемой (в соот-ветствии с условиями, когда действует сила веса) и реально возникающей в невесомости обратной афферентацией зрительной, слуховой и гравиторе-цепторной модальности. Во-вторых, экстремальной становится накаплива-ющаяся с каждым указанным выше «стимулом» информация о неэффектив-ности комплексов адаптационного реагирования, вызванных этими стимула-ми. Отметим, что «конфликты», указанные выше, как элемент стрессогенной ситуации не осознаются и не воспринимаются как те или иные представле-ния об изменениях пространства (Китаев-Смык, 1983, с. 54-55).

Мы считаем, что не будет слишком большой натяжкой, если по-ставить в соответствие с указанными выше пунктами цитированной работы и некоторые паттерны психических состояний, которые ощу-щаются человеком, оказавшимся в ситуации кризиса.

153

Я прощаюсь с прежней жизнью, где не то чтобы легко,

Только тянет почему-то все оставить так, как есть,

Верить в то, что есть на свете совесть, честность, правда, честь.

Есть любовь, есть смысл в жизни, есть наивность, доброта,

Дружба есть, есть бескорыстность, святость есть и чистота,

Есть невинность, справедливость, понимание людей:

Нетелесные законы в мире нравственных идей.

Благодарность и прощенье за обиду, а не месть,

И отсутствие двусмыслья в фразе:

«Честь имею честь» (Калинин, 2002, с. 40).

154

Первая группа людей начинает активный поиск ценностной опоры. При этом сначала можно наблюдать либо полное отрицание «старых» ценностей с переходом к системе новых ценностей, зачастую прямо противоположной реализуемой ранее, либо заимствование каких-то иных, возможно даже экзотических ценностей, на которые раньше субъект не обращал внимания. Однако впоследствии, как правило, указанная группа людей либо стремится занять конструктивную пози-цию, тщательно взвесив реалии настоящего момента (он опирается только на действенные ценности), либо полностью преобразует цен-ностный строй, выйдя на новый уровень личностного роста.

Вторая группа людей реагирует пассивно, впадая в состояние своеобразной стагнации, не предпринимая каких-либо активных конст-руктивных действий в плане перестройки своей внутренней системы ценностей. Единственное проявление активности состоит для этих людей в том, чтобы не замечать противоречивых ценностных оснований, откладывая на потом решение насущных смысловых и ценностных проблем. На наш взгляд, именно эта группа людей реагирует различ-ными ипохондрическими и депрессивными состояниями, зачастую пы-таясь переложить ответственность за свое поведение на кого угодно, не беря ее на себя.

Третья группа людей, попавших в ситуацию внутренней невесомо-сти, занимает промежуточную позицию между первой и второй груп-пами. Здесь имеют место выжидание и надежда на то, что все наладит-ся само собой. Однако такую позицию мы не рискнули бы назвать пассивной. Здесь, как нам кажется, доминирует своеобразное философское отношение к сложившейся внутренней ситуации по типу: «Все течет, все изменяется, а значит нормально, что в одну реку нельзя войти дважды». Применимо тут и сравнение с реакцией импунитивного ха-рактера, развивающейся по конструктивному типу реагирования: «Все пройдет и разрешится само собой, стоит только дождаться подходя-щей ситуации».

Наконец, четвертая группа людей демонстрирует непоследователь-ность в стиле решения ценностных проблем, демонстрируя то сверх-активность, то сверхпассивность, выматывая таким стилем поведения в ответ на ситуацию внутренней невесомости и себя, и окружающих.

В заключение заметим, что предлагаемая интерпретации ценност-ного кризиса сквозь призму феномена внутренней невесомости нуж-дается в определенном эмпирическом подтверждении. В этом направлении сейчас ведется работа, и уже получен ряд доказательств в пользу

155

нашей точки зрения. Данный подход уже имеет своих сторонников, поскольку он не столько противоречит здравому смыслу, сколько является его наглядной иллюстрацией.

Акмеология изучает прежде всего те условия и факторы, которые обеспечивают высший уровень достижений человека в какой-либо об-ласти профессиональной деятельности как личности и как зрелого субъекта этой деятельности (Б.Г. Ананьев, А.А. Бодалев, А.А. Деркач,

156

И.А. Рыбников и др.). Поэтому в рамках акмеологии толерантность в межличностном общении понимается нами как неотъемлемая харак-теристика (показатель) профессионализма и зрелости личности, сферой деятельности которой является взаимодействие в рамках системы «человек - человек».

Какие же факторы могут способствовать формированию в обще-стве «культуры толерантности» в противоположность привычной кон-фронтации в межличностном общении? Прежде чем представить свой вариант ответа на данный вопрос, остановимся на трактовке толерант-ности в общественных дисциплинах, и, в частности, в психологии.

В современной научной литературе существуют разнообразные под-ходы к исследованию проблемы толерантности. Общефилософские аспекты толерантности представлены в работах Ю. Бромлея, P.P. Валитовой, В.А. Лекторского, И.Б. Гасанова, М.П. Капустина, М. Мчедлова, Л.В. Сквор-цова и во многих других публикациях. Психолого-педагогическому ракурсу этой темы посвящены работы К.Ф. Грауманова, Д.В. Зиновьева, П.Ф. Ко-могорова, К. Уэйна и других исследователей. В.А. Тишков подчеркивает необходимость создания нового направления - «педагогики толерантно-сти». Особое внимание в философии, социологии и социальной психоло-гии уделялось и уделяется социокультурным (Шалин В.В. и др.) и этни-ческим аспектам толерантности.

В психологических исследованиях толерантность, в частности, рассмат-ривалась как неподверженность внешним воздействиям, неблагоприят-ным факторам, то есть как устойчивость (Ф.Д. Горбов, В.И. Лебедев, Е.А. Милерян, В.В. Суворова, А.В. Петровский, М.Г. Ярошевский и др.). Изу-чались устойчивость к манипуляции и противостояние влиянию (Е.В. Си-доренко, А.Ю. Панасюк, И.Б. Шебураков и др.), психологическая устой-чивость в деструктивных и подавляющих ситуациях (Г.Ю. Платонов и др.), фрустрационная толерантность (Г.Ф. Заремба, Б.А. Вяткин, К.В. Судаков и др.), стресс-толерантность (А.А. Баранов и др.). В контексте социальной психологии толерантность может пониматься как терпимость к каким-либо отличиям (этническим, национальным, религиозным, расовым и др.) (Д. Бродский, А. Гербер, Е.Г. Луковицкая, Н.В. Мольденгауэр, В.Ф. Петренко и др.). Вместе с тем, по мнению А.Г. Асмолова (2000), наиболее

157

емким является понимание толерантности как устойчивости к конфлик-там, в отличие от суженной и вызывающей недоразумения интерпрета-ции ее как терпимости.

Кроме того, в психологии толерантность понимается как: «1. Уста-новка либерального принятия моделей поведения, убеждений и цен-ностей других. Этот термин используется некоторыми с очень поло-жительными коннотациями, в том смысле, что толерантность включа-ет энергичную защиту ценностей других и признание плюрализма, а также что истинно толерантный, терпимый человек будет противосто-ять любой попытке помешать их свободному выражению. Другие, од-нако, используют его в неопределенно отрицательном смысле, подра-зумевающем, что толерантность является своего рода неестественным воздержанием, видом скрежетания зубами при смирении с поведением, убеждениями и ценностями других. Этот последний способ упот-ребления происходит от 2. 2. Способность выносить стресс, напряже-ние, боль и т.д. без серьезного вреда» (Большой толковый психологи-ческий словарь, 2000, с. 363).

Разные авторы (в основном философы) подчеркивают различные аспекты специфики толерантности. Она связана с тем, что необходи-мыми условиями актуализации толерантности являются: антагонизм в межличностном взаимодействии (Балашова, 1996), отрицание, непринятие, негативные эмоции (Yovel, 1993 и др.), оценочность, которая понимается многими как необходимый признак толерантности (Лек-торский, 1997 и др.). По мнению П. Кинга, «быть толерантным» озна-

158

Вывод из подобных утверждений может быть сформулирован сле-дующим образом: толерантность необходима в определенных ситуациях, которые характеризуются угрозой социальной идентичности, столк-новением несовместимых интересов, потребностей, ценностей, то есть являются конфликтными по своей природе. Следовательно, толерант-ность по своей сути означает, что противоречие (антагонизм), оценоч-ность, непринятие, отрицание и негативные эмоции преобразуются в уважение, принятие, понимание. Формы проявления толерантности не являются самой толерантностью, ее ядром, фундаментальной основой. Именно содержание противоречия и момент трансформации «негатива» в «позитив», по нашему мнению, и представляют психоло-гическую специфику толерантности.

Схематично специфические особенности толерантности в межлич-ностном общении можно представить следующим образом: антагонизм в межличностном взаимодействии связан с внутренним противоречи-ем (рассогласованием), которое порождает оценочность и негативные эмоции. Далее активизируются интрапсихические формы преодоления противоречия (рассогласования) на основе трансценденции.

В качестве теоретического предположения о природе данного фено-мена мы предлагаем следующую интерпретацию, реализующую акси-ологический подход к проблеме толерантности: при формировании толерантного отношения к другому человеку происходит одномомент-ное восприятие его как целостности и как фрагмента целостности. При этом целостное восприятие базируется на устойчивой системе отно-шений (ценностно-смысловом ядре толерантности), которая выступа-ет в качестве «психологического фона» единой, уже автоматически проявляющейся установки, предопределяющей готовность к появле-нию толерантности. В систему отношений входят безоценочное отно-шение, признание, принятие, уважение, открытость. Именно благодаря базовой системе отношений как ценностно-смысловой основе толерантности «фрагментарное» восприятие другого человека (которое включает оценку, несогласие, отрицание, осуждение) будет транс-

159

формироваться в примирение, открытость, то есть в толерантное от-ношение. В этом случае формой проявления толерантности как раз и становится критический диалог.

Толерантное поведение возможно в результате актуализации, прежде всего, такого личностного ресурса, как ценностно-смысловые образования. В данном случае другой человек выступает как ценность, как данность.

В нашем понимании ценности представляют собой рационально-чувственные регуляторы жизнедеятельности общества и индивида. Они зафиксированы в структуре нормативов культуры, в культурных уни-версалиях, и, вместе с тем, у конкретного человека они появляются, развиваются и формируются в процессе прохождения жизненного пути, в осуществлении выбора, в непрерывном самоопределении на основе осознания и переживания собственного опыта. Ценности не принима-ются извне: они созидаются в процессе переживаний, кроме рацио-нальных компонентов включают иррациональную составляющую и, соответственно, имеют прочную эмоциональную основу. Несомнен-но, ценности как предельные основания в системе регуляции и само-регуляции жизнедеятельности и поведения человека коренятся в онтологии общественной и индивидуальной жизни, являясь неотъемлемой атрибутивной характеристикой нашего бытия. Именно поэтому очень важен анализ психологических механизмов взаимодействия, взаимо-влияния нормативных ценностей культуры (общества, социальной груп-пы) и индивидуальных ценностей и ценностных ориентации, которые созидаются, усваиваются и транслируются в активной деятельности человека. Таким образом, один из важнейших практических вопросов, связанных с целенаправленным формированием толерантности в меж-личностном общении, является вопрос о том, за счет каких условий эти ценности могут усваиваться, актуализироваться, занимать доминирующую позицию в иерархии ценностных ориентации личности, превращаться в «вершинные» ценности человека.

Отвечая на вопрос о необходимых условиях актуализации и укреп-ления толерантности в межличностных отношениях, мы опираемся

160

прежде всего на сделанное К. Роджерсом (Роджерс, Фрейберг, 2002) разграничение ценностной структуры и ценностного процесса. Ценно-стная структура представляет собой устоявшиеся, в каком-то смысле «застывшие» ценности. Ценностный процесс является живым, теку-чим, непрерывным становлением ценностей, их оформлением в пере-живаемом и осознаваемом жизненном опыте. В этом процессе личность избирательно относится и «абсорбирует» те ценности, которые в боль-шей степени соответствуют уже существующим у нее психологическим установкам, эмоциям, чувствам и т.п. Кроме того, ценности рассматриваются как основания для осуществления личностного выбора (Доброштан, 1999), следовательно, их иерархия и содержание непосредственно детерминируют процесс самоопределения, ядро которого и составляет акт выбора, что, в свою очередь, определяет специфику развития.

В качестве ответа на вопрос о необходимых условиях актуализации и укрепления толерантности как ценности и ценностной ориентации нами предложен системный блок программ социально-психологического тренинга. Содержание программ разработано на основе акмеоло-гического подхода. Поскольку к осознанной и целенаправленной толе-рантности способна зрелая личность (и зрелое общество), акмеологи-ческий подход, исследующий условия достижения высших результатов в той или иной деятельности зрелым субъектом, является вполне адек-ватным целям и задачам данного блока программ.

Обучение организовано таким образом, чтобы, с одной стороны, на уровне социально-группового сознания были ясно и четко пред-ставлены культурные универсалии в виде толерантности как культур-ной ценности и, с другой стороны, были созданы условия для оптимального протекания ценностного процесса.

161

Данная работа подтверждает, что содержание ценностно-смысловых и мотивационно-потребностных образований личности определяет спе-цифику толерантности/интолерантности в межличностном общении.

Литература

Большой толковый психологический словарь. М.: Пингвин, 2000. Т. 2.

Большой энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энцикло-педия; СПб.: Норинт, 1997.

Валитова P.P. Толерантность: порок или добродетель? // Вестник Моск. ун-та. Сер. 7, Философия. М., 1996. № 1. С. 33-37.

Доброштан В.М. Аксиологические основы мировоззрения личности. СПб., 1999.

Лекторский В.А. О толерантности, плюрализме и критицизме // Вопросы философии. 1997. № 11. С. 46-54.

На пути к толерантному сознанию / Отв. ред. А.Г. Асмолов. М.: Смысл, 2000.

Социологическая энциклопедия слов. М., 1997.

The Encyclopedia of Philosophy / Ed. by P. Edwards. London, 1967. Vol. 8. P. 143-146.

Страх человека перед смертью и смысл жизни

Человеческая мысль всегда пыталась проникнуть в неизведанное и таинственное, но все же самым непостижимым явлением была и оста-ется для человека смерть, которая пугает неопределенностью опыта и одновременно точностью знания о ее неизбежности. Отношение че-

162

Концепция смерти играет значительную роль в реализации челове-ком своих сил, способностей, ресурсов, поэтому этот феномен необ-ходимо учитывать в процессе обсуждения проблемы смысла жизни. Здесь обязательно должно быть определено отношение человека к смерти и принятие им того факта, что жизнь и смерть - это единое целое.

Проблема смерти, степень серьезности отношения к ней как лак-мусовая бумага высвечивают, по словам М.М. Федоровой (1998), на-сколько уважительно относятся к смерти и умершим в обществе, на-столько ценится человек как самоценная индивидуальность не только для своих близких, но и для государства в целом.

В настоящее время проблема жизни и смерти в психологии представ-лена довольно широко. Выделяют четыре направления исследований:

1) изучение психологии смертельно больных (больные с терми-нальной стадией рака, смертельно раненые, умирающие) и путей психологической помощи им (А.В. Гнездилов, К. и С. Гроф, С. Левин, Дж. Хэлифакс и др.); смерть для таких людей - либо враг, либо изба-витель от страданий и боли;

2) исследование причин суицида и суицидального поведения, состо-яний предшествующих им, а также возможных направлений профилактики суицидов (А.Г. Абрумова, А.В. Боенако, А.В. Маров, Ю.М. Лях и др);

3) изучение отношения и восприятия смерти, а также их измене-ния в разные возрастные периоды (Ф. Дольто, А.И. Захаров, Д.А. Иса-ев, И.С. Кон и др.);

4) исследование воспоминаний людей, получивших опыт умирания в результате клинической смерти (Б. Грейсон, А.П. Лаврин, Р. Моуди, А.Форд,Б.Харрисидр.).

Однако такое заинтересованное отношение к проблемам человеческо-го бытия и переживаниям личности преобладало в психологии не всегда. Отношение к двум величайшим основам существования всего живого -жизни и смерти - изменялось в психологической науке в соответствии с ее собственным ростом и развитием. Психология начала XX века подхва-тила из рук философии образ смерти, ставший к тому времени пугаю-щим, отвергаемым и полностью разделенным с жизнью. Такое отноше-ние выразилось в недостаточной разработанности темы смерти в первых психологических концепциях - бихевиоризме и психоанализе.

В американской психотерапевтической практике 70-е годы прошлого столетия ознаменовались тем, что проблема конечности бытия человека начала понемногу обсуждаться. По словам известного психотерапевта И. Ялома, когда в 1973 году он начинал вести терапевтические группы со смертельно больными людьми, широкое обсуждение работы с такими пациентами было немыслимо: «смерть подвергалась жестокой цензуре наравне с порнографией» (Ялом, 2002, с. 449). Подобное стыдливое замал-

163

чивание этой стороны жизни лишь символизировало экзистенциальный страх перед данным феноменом, а это, в свою очередь, порождало тради-цию умолчания об этом факте бытия человека. Такое замалчивание отече-ственный психолог НА. Фомин (2001) объясняет тем, что смерть в обще-стве часто носит санкционированный характер. Религия и государство наказывали человека за проступки, лишая его жизни, и тогда страх смер-ти становился социальной категорией.

По словам СБ. Ваисова, подросток, находясь в зависимости от сверх-заботливых родителей, существует в неразрывном единстве с их желани-ями и чувствами. Материнская и/или отцовская гиперопека не дают ин-дивиду возможности осознать и выявить свои наиболее актуальные по-требности для последующего их удовлетворения, и тогда он обращается к привычным паттернам поведения - возвращается к психоэмоциональной зависимости от матери. Человек не способен отграничить собственные переживания и дать оценку своим словам и поступкам, он внутренне растворяется в своих чувствах и желаниях. Внешне это может проявляться в том, что индивидуум идентифицирует себя с нарко- и алкоголезависи-

164

мым окружением. Подобные девиантные формы поведения - это еще и гневная реакция против подавляющих матери или отца, стремление под-нять бунт против их заботы, советов, неосознанное желание убежать и стать самим собой. Общеизвестно, что наибольшее число самоубийств носит демонстративный характер - за ними скрываются амбивалент-ное желание жить и детский страх перед неизвестностью конца жизни. И если физически уйти невозможно, человек обращается к подручным средствам - алкоголю и наркотикам. Специалисты, работающие с нар-козависимыми людьми, говорят, что наркомания - это растянутый во времени суицид (Вайсов, 2000).

Страх смерти человек способен вуалировать и разного рода проекция-ми, отражающимися в речи, поведении, стиле жизни. Например, взрос-лые, как правило, следуя нормам, выработанным обществом, стремятся скрыть смерть близких от детей. Люди стараются изолировать ее в стенах больницы, моргах. Здесь помимо соображений санитарно-эпидемиологи-ческого характера присутствует желание живущих дистанцироваться от столь скорбных мест. Но есть и противоположное отношение к оконча-нию жизни, когда человек испытывает желание десакрализировать смерть, всячески упоминая о ней в ироническом ключе. Примером тому может служить так называемый черный юмор, типичные шутки хирургов по поводу полостных операций, - тем самым ослабляется эмоциональное напряжение, вызванное осознанием хрупкости человеческой жизни.

Говоря о восприятии человеком конечности бытия, необходимо отметить важность активной проработки факта смерти с целью пре-одоления невротических реакций при ее упоминании. Это возможно путем рациональной проработки данной темы методами логотерапии, позитивной психотерапии, проведением бесед и философского осмысления данного феномена. Любая эмоциональная реакция, пусть даже негативная, может заключать в себе не только деструктивные, но конструктивные тенденции. Найти последние - задача зрелой, ответствен-ной за свою жизнь личности.