левств Сицилии, Англии, Франции. Идея "belhim justum" ("спра-
ведливой войны") провозглашалась ради защиты родины и Свя-
той Земли. Крестоносец погибал в борьбе против неверных и сра-
зу отправлялся в небесный рай. Ив Шартрский в своих трудах
"Decretum" и "Paiiormia" собрал все отрывки, где небесное возна-
граждение было обещано тем, кто умирал "за истину веры, спасе-
ние родины II защиту христиан".
Но постепенно происходила секуляризация понятия "patria",
причем терминология заимствовалась из римского права, пере-
полненного патриотической лексикой. Так, в "Дигестах" разли-
чались 'patria propria" (свой город) и communis patrii ("общая
родина"). Легисты использовали символ Рима в качестве patria
coiiiimmis применительно к различным монархиям. TIK, средне-
вековый Париж - это Рим Франции. Франция стала постепенно
patria comiiiuilis для всех французов. Идея суверенитета Рима бы-
ла заимствована всеми национальными монархиями. Верность
новой родине, территориально ограниченной, заменила трансна-
циональные связи фиктивной всеобщей империи. Церковная
идея стала светской. Политики стали использовать силу религи-
озного чувства в откровенно политических целях нового мистиче-
ского тела территориальной национальной монархии.
Во Франции возник культ королевской династии. Француз-
ские "христианнейшие короли" были наследственными защитни-
ками церкви. Политико-моральные идеи смешивались с религи-
озными ценностями. Проповедник требовал от своих соотечест-
венников жертв во имя своего короля. Смерть на поле боя за по-
литический "corpus mysticlini" во главе с королем официально
приравнивалась к мученичеству. Понятие "мистического тела ро-
дины" перекрывало понятие "мистического тела церкви".
Итак, церковная идея "мистического тела" была перенесена на
политические общности. Милость и Юстиция оставались вечны-
ми ценностями, они сыграли свою роль в разработке идеи конти-
нуитета новых монархий, так как идея правителя милостью Бо-
жией обрела новую жизнь в династических идеологиях, а идея
Юстиниана о вечной и бессмертной власти сыграла важную роль
в формировании представлений о неизменном характере королев-
ской власти и короны и континуитете политических тститутов.
Об этом идет речь в следующей, шестой главе "О континуитете и
корпорациях".
За проблемой "дв\"'- тел короля", как полагает Канторович,
стоит проблема континуитета. Аристотелевская концепция "веч-
ности мира" и ее аверроистская интерпретация вопрос о печном
континуитете стала в XIII в. философской проблемой номер
один. С этого времени в западноевропейской политической мысли
начинается процесс, переосмысления доктрины о "вечности ми-
ра". Этот процесс совпадал с процессом формирования представ-
лений о "континуитете" в конституционной и юридикс-политиче-
ской! сфере.
XIII век в истории Западной Европы отмечен как "аристоте-
левский ренессанс". Изучение Аристотеля, по мнению Канторо-
вича, привнесло в культуру новое понимание времени и это ста-
ло одним из факторов активизации западноевропейской мысли.
До этой эпохи время имело, прежде всего благодаря авторитету
Блаженного Августина, плохую репутацию. Противопоставлялось
р^емя, как измерение жизни "земного царства", и вечность, как
категория "небесного царства". С XII в. схоласты пыт.ются пере-
смотреть дуалистическую концепцию времени Августина. Акцент
перемещается на понятие "aevniii" ("век"), которое сокращает
пропасть между вечностью и конечным временем, соединяет их
между собою. Царство земное, земные институты и реалии также
приобрели новое измерение, приобщились вечности, происходила
реабилитация земного мира.
Эти изменения в отношении ко времени привели к (формирова-
нию представления о почти бесконечном континуитете публич-
ных институтов. Максима о неотчуждаемости королевского доме-
на, как и идея бессмертного публичного фиска, стали вехами но-
вой концепции института континуитета, инспирированной рим-
ским и каноническим правом. Новое понимание земного времени
проникает в повседневную жизнь, публичные, финансэвые, юри-
дические и административные институты.
Тогда же формируется и представление о короле как главе
вечного и бессмертного "политического тела". Об ЭТО]У речь идет
в седьмой главе "Король никогда не умирает". Формирование
этой идеи зависело от нескольких факторов - представлений о
вечности династии, бессмертии короны и королевском достоинст-
ве ("dignitas").
Во времена господства литургического типа власти, как из-
вестно, король приступал к реализации своих прерогатив только
после освящения церкви - миропомазания, которое и сообщало
его господству сакральный характер. В эпоху секуляризации всех
сфер общественной жизни ^се западноевропейские монархи стре-
мились разъединить начало реального правления и его церковное
освящение. Так, после смерти Людовика IX Филипп III сразу
взял власть в свои руки и датировал свои указы с момента своего
воцарения, а не с момента церковного освящения. Эдуард 1 после
смерти Генриха III в 1272 г. сразу же стал править, хэтя его ко-
ронация имела место лишь в 1274 г. За церковью остается лишь
право объявления следующего правителя. Из публичного права
заимствуется мысль о том, что на королевском троне преемник и
предшественник есть одно лицо. По мысли ученых юристов, пе-
рерыва в наследовании не могло быть. Истинная легитимность
короля - династическая. Право на трон наследника определяется
Богом. В это время получает распространение представление о
том, что св. Дух уже присутствует в королевской крови, тогда
как ранее считали, что он явлен в выборе епископа, а дары св.
Духа передаются путем церковного помазания. Французские ле-
гисты доказывали, что королевская династия происходит от Кар-
ла Великого, ее представители были святыми королями, по при-
роде и по милости божьей наделенными мистическими способно-
стями. Так династия, "королевский дом" приобретал черты
сверхиндивидуального общества, сходного с "бессмертной корпо-
рацией" ("ulliversitas qui nuiiquam moritur").
Подобные изменения происходят и с представлениями о коро-
левской короне. Представление о "видимой и невидимой короне"
бь:л<.< характерно еще для античности: считалось, что император,
помимо "материальной и видимой короны" диадемы, имел "не-
видимую корону", которой его короновали боги. Об этой невиди-
мой короне можно было сказать, что она вечная ("corona quae
lion moritur"). Во времена классического Средневековья в запад-
ноевропейских монархиях термин "корона" вновь входит в упот-
ребление. Однако он применяется прежде всего для о^означсппя
фискального имущества, собственности королевства. В англий-
ских документах XII в. различают главных держателей, которые
владеют тем, что "принадлежит короне", и тех, кто держит от
короля рыцарский фьеф не по нраву короны, п по npaw баронст-
ва. В трактате английского юриста XIII в. Гланвиля термин "ко-
рона" относится к публичной сфере и общественной пользе. Это
то, что принадлежит королю, а значит является неотчуждаемым.
К концу XIV в. формула о неотчуждаемости имущества короны
была записана во все юридические акты. Король и корона стано-
вятся своеобразными вечными и безличными институтами.
В это же время формируется представление об особом "досто-
инстве" ("digilitas") короны, которое рассматривалось как выс-
шее воплощение суверенитета всего политического тела королев-
ства. Юристы проводили аналогию между королевским достоин-
ством и сказочной птицей Феникс, возрождающейся из пепла.
Эта метафора соответствовала максиме "бессмертное дсстоинство"
королевской власти. Английские юристы также доказывали, что
не сам король бессмертен, а бессмертна его "digilitas". Феникс не
случайно был эмблемой королевы Елизаветы. Король умер да
здравствует король! Король-индивид мог умереть, но король как
представитель суверенной Юстиции, воплощение "digilitas" - ни-
когда^.
К тому же времени относятся первые изображения суверенов.
Начиная с захоронения Эдуарда II в 1327 г. существует обычай
помещать на крышке гроба "изображение" или "королевский
лик" - из дерева или кожи. Демонстрация изображений монар-
хов была связана с новыми политическими идеями, например,
представлением о том, что королевская "dignitas" никогда не
умирает и что через изображение юрисдикция умершего короля
действует вплоть до дня его похорон, когда покойный король в
последний раз представляет персону "digilita.s". Наушная с Людо-
вика XII (умер в 1515 г.) надгробные памятники фраш.узских ко-
ролей начали представлять короля или королевскую пару таки-
ми, какими они выглядели в жизни, чаще всего склоненными в
молитве: или же надгробная скульптура изображала короля под
покрывалом, с закрытыми глазами. На закате Средпенековья за-
падная культура особенно остро осознала противореше между
бренным характером плоти и бессмертным великолепием
"dignitas", которую эта плоть представляла. Утверждая бессмер-
тие "digilita.s", юристы, тем самым, обнаружили и сделали более
уязвимой эфемерную природу смертного венценосца. Доктрина
"двух тел" достигла в эту эпоху высшей точки своего развития.
Последняя, восьмая глава труда Канторовича посвящена ана-
лизу представлений о власти в сочинениях Данте.
В эпилоге своей книги Канторович пытается найти какие-ни
будь намеки на существование понятия о "двух телах" короля
еще в античности. Такие сведения он обнаруживает, например, у
Плутарха, который различает "друзей Александра" и "друзей ца-
ря". Представление о том, что античный правитель является бо-
жественным существом и в своем поведении подражает Богу, от-
ражено в трактатах неопифагорейцев. Его отличие от взглядов
нормандских юристов XII в. заключается, по мнению Канторови-
ча, лишь в том, что в первом случае обожествление есгь "резуль-
тат мимесиса", а во втором - результат наделения монарха боже-
ственной милостью ("gratia").
Но все же, приходит к выводу Канторович, доктрина юристов
тюдоровской эпохи опирается на паулинскую концепцию. Не-
смотря на определенное сходство с языческими представлениями,
концепция "двух тел" короля является продуктом христианских
понятий и представляет собой определенный этап развития хри-
стианской политической теологии.
' CM., Buurcuu A. Histoircs (l'iiii Ilistorieii: K.iiit.orowicz. F., 1990; см.
также: Экслс О. "Император Фридрих II" Э. Кинторовпчп и по.чптпче-
скоИ полемике цремсн ВсПмарскоп республики. Док.чад на ю.члоквиуме
"Эрнст Канторович сегодня" (Франкфурт-нп-МпИне, дек. 1993 г.)
Одиссеи 1996 (в исчати).
^ Kantorou'fcz Е. The king's Uvo bodies. A study in iiiedii'val Dolitic.il
theology. Pi-iiicetoil, 1957.
'" По мнению А. Буро, теория "двух те.ч" короля, содержащаяся в
трактатах юристов елизаветинскоН эпохи, является всего лишь часчиым
случаем применения более ранней и распрос.траненнои формулы
"Digtiitas noiiquan] iiioritiii-" ("бессмертное достоинство"), и Канторович
неоправданно приписывает частному случаю характер "вс.-общей дог-
мы". К ч-ому же, отмечает Буро, сам текст Плаудсна акцептирует неде-
лимый характер личности короля, который есть и король милостью
оожьеН, и обычный человек. Речь идет, таким образом, об одном теле
коро.чя (см. Bourcau A. Le simple corps dii i-oi. L'iiiipossible sacralitc des
souveraiiis t'i-am-ais XV-XVIII. P.. 1988.
С.И.Луч 11 ц кия
14. СИМВОЛИКА КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ФРАНЦИИ.
ОБЗОР.
Проблема изменяя средневековой королевской власти имеет
применительно к Франции свою специфику. Э.Канторович убеди-
тельно показал, что средневековая монархия неоднократно пред-
принимала попытки разработать собственную "политическую тео-
логию", перенося религиозную символику в политическую севе-
ру*. Тринадцать веков существования монархии во Франции при-
вели к появлению "королевского мифа", соединившего христиан-
скую доктрину и национальную символику, утвердившего идею
избранности Франции и ее короля и обеспечившего преемствен-
ность политического и культурного развития страны. "Королев-
ский миф" во Франции стал фактором первостепенной важности,
"мобилизовавшим", по выражению П. Симона^, общес"во и поли-
тику Старого порядка.
Для формирования "королевского мифа" во Франции, как пи-
сал Канторович в своей книге, посвященной культу правителя в
Средние века^, решающим было царствование св. Людовика.
Именно тогда королевская власть усилиями спиритуалов XIII в.
была возведена до трансцендентного уровня, а королю удалось
стяжать сокровище "божественной благодати", которая затем
стала неотъемлемой принадлежностью французской монархии.
Мистическое восприятие королевской власти достигло своего апо-
гея в эпоху Карла V, когда была сформулирована теория о том,
что государство представляет собой "corpus mysticum" во главе с
королем. "Королевский миф" обеспечил французскому королю
ореол и престиж, не сравнимые с властью других епропейс.ких
монархов.
Долгое время королевская власть была предметом изучения
той политической истории, которая ограничивала свое внимание
описанием генезиса институтов власти, политических идей и со-
бытий. Возродившийся в 70-гг. интерес к политической истории
в рамках "новой исторической науки" сопровождался изменени-
ем самого ее предмета. Историки обращаются к политической ис-
тории, обогащенные опытом историко-антропологическпх иссле-
дований. Акцент перемещается с описания институтом власти ча
их функционирование в контексте данной историко-культурноп
системы. В работах, появившихся в 80-е-90-е гг., политика рас-
сматривается не просто как инструмент организации власти, но
как одна из форм социальной коммуникации, а новая политиче-
ская история включает, среди прочего, анализ языка политиче-
155
ских символов и мира представлений. Внимание современных ис-
следователей все более привлекают такие ранее не востребован-
ные темы, как семиотика политического ритуала, способы осуще-
ствления королевской пропаганды, различные формы репрезента-
ции королевской персоны.
В качестве примера можно указать на статью .Поу^енса Брай-
анта "Церемония королевского въезда в Париж в Средние века"'*.
Истоки ритуала восходят к поздней Античности (adventus импе-
раторов). В Париже церемонии этого рода существовали в XIV-
XVII вв., однако содержание их, как считает автор, значительно
менялось с гечением времени. Лишь постепенно въезд в Париж
нового короля 113 церемонии местного значения про тратился в
один из важнейших королевских ритуалов. Среднеиекопая цере-
мония королевского въезда в Париж символизировала единство
"политического тела" государства. Она являлась выражением об-
щественного права, молчаливее признаваемого как королем, так и
его подданными. Посредством этой церемонии, объектом почита-
ния в которой был король, представители различных сословий
Парижа как бы вступали с ним в символический диалог. Автор
показывает, как через жесты, символы, цвета одежд и т.д. выра-
жается идея взаимности прав и обязанностей социально-юридиче-
ских групп, участвующих г. церемонии.
В разные периоды акцентировались различные аспекты ритуала
королевского въезда в Париж. Например, при сохранении в ритуале
призыва к новому монарху подтвердить прежние вольности и приви-
легии сословий, в XV в. особо подчеркивалась роль парижского парла-
мента как важнейшего юридического института, занимаю дего второе
110 значению место после короля. В XVII в. ритуал королевского въез-
да был полностью переосмыслен в духе идеологии абсолюгизма, и его
юридический дискурс сменился льстивой риторикой восхваления ко-
ролевского величия. Королевский въезд в Париж, считагт Брайант,
стал рассматриваться как трансцендентный по своему характеру акт,
выражающий скорее некое универсальное содержание, "эсхатологиче-
скую миссию" короля, чем связь с конкретными обстоятельствами его
царствования.
Среди работ, демонстрирующих новые подходы к изучению
политической истории, обращает на себя внимание статья Ж..Tie
Гоффа "Реймс, город коронации", помещенная в известном, из-
данном Пьером Нора сборнике "Места памяти"''. В центре статьи
Ле Гоффа (как и всех работ, помещенных в книге "Места памя-
ти") - способ исторического самосознания нации, ее политиче-
ской самоидентификации и тех созидательных символов, посред-
ством которых это самосознание осуществлялось. Ве;,ь нация -
это не просто юридический термин или территориальная общ-
ность, это еще и коллективные предс.тавЬения люден о себе, их
историческая о себе память. Реймс - гЬрод, место коронацин
французских монархов - стал одним из узлов национачьного соз-
нания II национальной памяти первостепенной важности.
На протяжении Х11-ХП1 вв. три соперничавших центра - Па-
риж, Реймс, Сен-Дени - оспаривали право стать наплональным
символом Франции. Париж, оказавшись цантром светской вла-
сти, местом королевской резиденции и администрация, не стал,
тем не менее, средоточием власти сакральной. Именно Реймс,
сделавшись местом коронации французских королей, объединив
церковь и монархию вокруг "королевской религии", в XIII и. ста-
новится политическим символом Франции, а сам рит\ал корона-
ции - литургическим и символическим выражением равновесия
церкви и государства. Прослеживая генезис "мифа" Реймса
(включавшего в с"бя воспоминание о крещении Хлод1.ига, культ
св. Ремигия и т.д.), Ле Гофф стремится выявить как объектив-
ные, глубинные причины, позволившие городу занять в истории
столь исключительное место, так и субъективные, случайные об-
стоятельства. Он помещает историю города в глобальный истори-
ческий контекст, рассматривая географические, этнические фак-
торы, роль римского наследия и христианства, описывает исто-
рию "мифа" Реймса в "longue durce". Важным политическим по-
следствием интеграции французской монархии в национальную
память стало развитие в XIII в. идеи независимости и превосход-
ства (французской короны над всеми христианскими монархиями.
Специальных работ, посвященных "королевскому мифу" во
Франции, мало^. Авторы, как правило, исследуют отлельные ат-
р.юуты этого мифа и их эволюцию, не углубляясь в содержание и
причины, обеспечившие его необыкновенную жизненность. Па-
пример, Дж.Стрейер исследовал политические последствия "мо-
нархической религии" во Франции для складывания националь-
ного государства. Французской монархии, но мнении; С'трейера,
удалось примирить противоречия в сознании отдельного индиви-
да между ощущением себя частью единого христианского универ-
сума, главой которого был папа, с одной стороны, и подданным
национального монарха, с другой. Французский король, истори-
ко-культурным архетипом которого выступал сам Хр ici'oc, стал
символом единства Франции, которая, в свою очередь, восприни-
малась как символ небесной монархии.
Одна из первых попыток рассмотреть в целом феномен "коро-
левского мифа" была предпринята П.Симоном'. Отмечая, что
"миф" состоит из множества элементов, понять которые можно
лишь в их соответствии с теми представлениями, тем способом
мыслить, которые их породили, и логика которых значительно
отличается от нашей, Симон ставит перед собой .задачу объяснить
исчезновение "королевского мифа" в XIX в. изменением традици-
онного менталитета.
Несмотря на попытки десакрализовать персону короля и развен-
чать "королевский миф", предпринятые республиканцами в годы Ве-
ликой (французской революции, старая монархическая вера не была
полностью исчерпана. "Королевский миф", загнанный в глубины под-
сознания, вновь всплыл на поверхность при Наполеоне. Намерение
Наполеона основать новую династию, его желание быть похороненным
в крипте базилики Сен-Дени, т.е. в усыпальнице французских коро-
лей, свидетельствуют о его стремлении возродить традиционные фор-
мы монархии Старого порядка. Все это, по мнению авторл, говорит о
том, что он в полной мере осознавал живучесть "мифа" и его дейст-
венность. Акт коронации Наполеона 2 декабря 1804 г., споей симво-
ликой и мистическим содержанием копировавший коронационные
ритуалы Капетингов, диктовался, по-видимому, стремлением под-
крепить легитимадию на основании демократического права легити-
мадией на основании права божественного.
Поражением Наполеона и концом Первой империи Симон да-
тирует смерть "королевского мифа" во Франции. Но его мнению,
она стала следствием рационализма, порожденного веком Просве-
щения. Период веры в "чудеса" закончился, начиналась эра мате-
риализма. Однако то, что некоторым сегодняшним политическим
лидерам приписывают харизматические черты, заставляет усом-
ниться в том, что "королевский миф" исчез бесследно. Не являет-
ся ли его закат в XIX в., задается вопросом Симон, лдшь одним
из эпизодов бесконечно возобновляющейся истории? И не ожида-
ет ли "королевский миф" своего часа в глубинах коллективного
бессознательного, чтобы возродиться, как Феникс из пепла? Все
это вопросы, остающиеся пока без ответа.
Одной из форм воплощения "королевского мифа" ()ыли коро-
национные обряды. Ритуал как знаковая система и проблема его
интерпретации сравнительно недавно стали привлекать к себе
внимание историков. Историография XIX в. рассматривала сред-
невековые политические ритуалы лишь в качестве пс'ли'1'ико-ре-
лигиозного орнамента, не обладающего самостоятельной ценно-
стью. Впервые вклад ритуальной практики в разработку средне-
всконой политической теологии был осознан историками немец-
кой школы (прежде всего П.Э.Шраммом).
Изучению различных видов средневекового королевского ри-
туала во Франции посвящены работы Р.Джексона, ЖЛе Гоффа,
М.Валенсис, С.Хэнли, Л.Брайанта^. Доминирующее положение в
изучении семиотического поля средневекового piiTyn.'i.i занимает
сегодня американская школа (Р.Джексон. С.Хэнчи и др.). Рас-
смотрение ритуала в свете глобальной проблемы склады.ч.шия го-
сударства - специфика этой школы и бесспорное ее достижение.
Средневековая политическая церемония рассматривается как вы-
ражение определенных представлений о королевской Biac'i'H и да-
же как формирующее эти представления начало. Американские
исследователи выделяют три последовательно сменяющиеся моде-
ли королевской власти: религиозная модель (доминировавшая до
Достарыңызбен бөлісу: |